распахнутую балконную дверь врывается шум накрывшего Москву тропического ливня, зачастую перекрывая даже льющуюся из колонок музыку.

Один из нас, должно быть, призрак!
А телефон молчит – по ком бы?

    Гроза... Жаркому, душному городу, предчувствующему лето, не хватает грозы. Короткий штормовой залп не поможет, тут нужно истинное обновление.
    Оно придёт?

Так на скамейке запасного
Жизнь преждевременно прекрасна!

    И беспокойный, бездарный житель этого города ищет своё собственное обновление. Иногда "никак" - гораздо хуже, нежели просто "плохо".
    Воздух. Отчаянно не хватает грозового воздуха, одинакового что в прокопчённом мегаполисе, что в девственном лесу.

Меня когда-то знали оптимистом,
Но те, кто знал, давно уже прозрел.

    Булгаковская тьма не спешит накрывать этот город, хотя в нём достаточно ненавидящих прокураторов. Лишь где-то вдалеке, на грани слышимости – гром.
    Зацепит? Не зацепит? Прогноз бессмыслен, великому Шутнику плевать на наши планы.

Мне худо, но не хуже, чем другим.

    Затишье. Перед бурей? Перед возвращением к исходному состоянию, невыносимому "здесь-и-сейчас"?
    Не хочу. Расписываясь в собственном бессилии, признаю: мне нужно застрять в этом мгновении, и пускай по эту дурную душу слетятся хоть все Мефистофели мира. Оно не прекрасно, но и не отвратно.
    Это мгновение - пограничье.

Кто не счастливый, тот везучий!

    Светлеет. Надоевший с самого утра птичий гвалт сплетается с шорохом расплескиваемой из-под шин воды.
    Чудеса случаются. Но - не с тобой. Иди выпей, в такую погоду это свято.

Отец, мне век свободы не видать,
А миг я не почту за счастье.
Отчасти каждый подвиг повторим,
Когда стоишь не твердо на ногах, –
Я б уничтожил каждый третий Рим,
Но правды нет в богах,
Победы – во врагах,
И слёз – внутри.

    Ваше здоровье! Я пью за тех, для кого гроза – просто явление природы.