Разве что... Пару месяцев назад я потратила один вечер и набросала хронологию одной из сюжетных линий, так что теперь перед каждым рассказом из этого мира, если есть такая возможность, проставлена дата. В том числе и старых, так что можно будет сориентироваться.
Да, я понимаю, что при желании тут вычитывать... и вычитывать... и вычитывать. Но я боюсь перестараться, потеряв атмосферу. Посмотрим, получится ли текст в таком виде.
Штрихи к портретам 2.0
Штрих шестой, отвлечённый:
По образу
Штрих шестой, отвлечённый:
По образу
Читать сказку
~1 а. л.
~1 а. л.
1844, Порт-Ноил
Потом Альберт Гийоме так и не сможет сказать, что именно привлекло его в этом парне. Холодное равнодушие по отношению к предполагаемым развлечениям? Непохожесть на местных завсегдатаев, да и вообще всех, кто любил пропустить пинту-другую пятничным вечером? Презрительная, равнодушная скука на хищном лице? Или всё это затмил насмешливый взгляд светлых глаз, остановившийся на Альберте ровно в тот момент, когда тридцатипятилетний инженер начал осторожно изучать незнакомца?
Это напоминало просветление, что случается после пятого или шестого стакана виски. И, хотя Альберт был абсолютно трезв, мысли его сбились с привычного круга. Он постарался отвлечься: завязать беседу или позволить втянуть себя в импровизированный покерный турнир… но взгляд его упорно возвращался к невысокой фигуре у стойки. Словно приворожённый, инженер вновь и вновь пытался исподтишка разглядеть странного посетителя.
Парень был весьма молод, лет двадцати трёх-двадцати пяти. Небольшой рост компенсировался хорошей фигурой: худощавый, но не тощий, с почти военной выправкой. Матово-чёрные волосы, немногим более длинные, нежели того требовала современная мода, на затылке были собраны в аккуратный хвостик. Добротная ткань идеально сидящего костюма выдавала в незнакомце человека небедного, так что Альберт логично определил его в «золотую молодёжь». Подобные «экспериментаторы» в бедных кварталах отнюдь не являлись редкостью, но ни один из них не вёл себя так странно. И ни у одного из них не было столь хищного, даже дикого лица, свидетельствовавшего если не о безумии, то о неординарности уж точно.
Терпение Альберта не выдержало довольно быстро: спустя четверть часа и три проигранных партии к ряду. Отложив карты, он рассчитался с остальными игроками и двинулся напрямик к стойке. Заметивший его движение брюнет не казался удивлённым или смущённым; вместо этого он с прежней насмешливой полуулыбкой смотрел прямо в глаза приближающемуся инженеру.
– Вы приносите мне неудачу, – вместо приветствия заявил Альберт. Остановившись рядом с молодым человеком, он облокотился на стойку и жестом потребовал себе новую пинту.
– Предлагает возместить ваш проигрыш? – Брюнет изумлённо вскинул брови, отчего его лицо приобрело совсем уж звериное выражение.
– Сойдёт и то, что вы просто выпьете со мной. Альберт Гийоме, к вашим услугам.
– Ричард Мун.
Парень проигнорировал протянутую ему руку, зато принял выпивку и даже улыбнулся вполне человечной улыбкой. Однако же, его проницательные серо-голубые глаза ни на миг не прекращали изучать Альберта.
– Вы впервые в этом месте, не так ли? – Проследив за тем, как сделавший пару глотков Ричард отставляет стакан в сторону, инженер с сомнением взглянул на кружку в своей руке. – Никогда прежде не встречал вас здесь.
– Ты просто не обращал внимание.
Гийоме не проигнорировал ни грубоватое «ты», ни откровенно-насмешливый тон:
– Не думаю, что на такого как ты можно просто «не обратить внимание».
– Извини, но я не девчонка, на меня комплименты не действуют.
Как ни старался Альберт сдержать вызванное этой репликой смущение, но всё же ему пришлось отвести глаза. На этого парня вообще трудно было смотреть дольше дюжины секунд, а когда он заговорил вслух о том, о чём его собеседник ещё даже подумать не успел… Вести светскую беседу с подобным человеком было не легче, чем танцевать на минном поле.
Некоторое время они молчали: инженер постепенно расправлялся с содержимым своей кружки, Ричард лениво разглядывал переполненный зал паба. Казалось, что он ищет кого-то конкретного; внимательно изучив одного из завсегдатаев, юноша переводил взгляд на другого, полностью забыв о первом. Перебрав добрую половину посетителей, он вновь сосредоточил своё внимание на стоявшем рядом мужчине. Но не произнёс ни слова.
– Ждёшь кого-нибудь? – возобновил беседу Альберт, не выдержавший этого издевательского молчания.
– Наблюдаю. Ищу.
– Ищешь?
Ричард кивнул, не отводя взгляда. От этой привычки смотреть собеседнику прямо в глаза Гийоме становилось немного не по себе, хотя в скользящем вдоль позвоночника холодке было нечто не только смущающее, но и приятное.
– Люди так забавны в своих маленьких грешках… признаться, смотря на них, я получаю удовольствие.
Доверительный шёпот, которым было сделано это заявление, изрядно польстил Альберту. И насторожил – подобные Муну исследователи человеческой натуры никогда не появлялись в столь злачных местах просто так. Они действительно искали кое-что… особенное.
– Ричи, так ты хочешь…
– Во-первых, «Дик», – оборвал инженера брюнет. – Если уж собираешься коверкать моё имя, то делай это так, чтобы мне было приятно. А во-вторых, ты сам признался что являешься завсегдатаем этого места. И, судя по твоему костюму и купюре, который ты расплатился, ходишь сюда отнюдь не за пинтой довольно паршивого эля. То есть, можешь стать моим проводником в те места, где занимаются более интересными вещами. Разве я не прав?
Гийоме ответил не сразу – ему потребовалось некоторое время, чтобы упорядочить взбудораженные чужими словами мысли. С одной стороны, он испытал облегчение от того, что непонятный интерес этого парня к его персоне объяснялся всего лишь желанием проникнуть в подпольный мир трущоб; с другой, чувствовал разочарование: он надеялся, что Ричард окажется более… самобытен. Со всей своей необычной внешностью и манерами – и всего лишь пресытившийся папенькин сынок, жаждущий запретных развлечений. Однако нечто в таком роде и искал Альберт: хорошую компанию на пару ближайших дней, в течение которых он планировал отметить своё увольнение. В этом отношении Мун выглядел весьма достойной кандидатурой. Тот же факт, что они едва познакомились, придавал запланированному приключению пряную нотку легкомыслия.
– И что же тебя интересует? – уже заметно увереннее спросил Гийоме.
– Твои предложения?
– Ничего такого, о чём бы ты не мог рассказать своему папочке, – не удержался он от небольшой подначки.
– Если тебя интересует дно моего кармана, то можешь успокоиться: все свои деньги я зарабатываю и трачу сам. Варианты, варианты!
– Серьёзные ставки. Кости. Покер. Баккара. Пари.
С каждым словом Альберта бледные, резко очерченные губы брюнета кривились всё сильнее, пока не сложились в едкую усмешку. Выслушав своего новоиспечённого проводника, Дик произнёс только одно слово:
– Скучно.
– Собачьи бои?
– Лучше, но не то.
– Человеческие?
Мун едва заметно прищурился, запрокинув голову.
– Со свободным участием.
В серо-голубом тумане широко распахнувшихся глаз читалось многое: интерес, азарт, обещание. И, самую малость, – благодарность.
О большем Альберт пока и не просил.
Дик не был игроком в привычном понимании этого слова. Он не делал крупных ставок, не подбадривал «своего» бойца и не проявлял никаких эмоций, потеряв или приобретя десятку-другую. Вместо этого он смотрел, но не на дерущихся, а на обступившую импровизированный ринг толпу. Гийоме обнаружил странную заинтересованность нового знакомого в окружающих их людях далеко не сразу, однако, обнаружив, уже не смог вернуть своё внимание к новым раундам. Наблюдать за молодым человеком, чуть ли не всем телом отзывающимся на разлитое в воздухе возбуждение, было ничуть не менее интересно, чем следить за мельтешением чужих кулаков. Альберт даже пропустил пару ставок, поскольку прекративший играть Мун выбрал местечко подальше от местного «букмекера».
Обычно бои заканчивались через пару часов после полуночи, но в этот раз участников не набралось и на полдюжины схваток. В таких случаях устроители приглашали бойца из толпы, только вот противник гипотетическому смельчаку предлагался уж слишком грозный. Со скучающим по центру просторного подвала верзилой никто не рискнул бы связываться, так что, когда Дик поманил его к верёвочному ограждению, Гийоме оставался спокоен.
– Последишь за моими вещами. – В этой фразе не было ни намёка на вопрос или просьбу. Просто констатация уже случившегося факта, прозвучавшая одновременно с передачей этих самых вещей. Альберт ещё не успел ответить, а уже обнаружил себя держащим аккуратно сложенные пиджак и жилет Муна. Помедлив мгновение, молодой человек принялся расстёгивать пуговицы светло-серой рубашки. – Здесь ничего нельзя оставлять без пригляда.
– Но…
Оскалившийся в неестественно-радушной улыбке Дик взмахнул рукой, обрывая своего спутника, и тут же полез под канат. Инженеру ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать за развитием событий наравне с остальной толпой, тоже немало удивлённой поведением совсем не грозного брюнета.
Мысль о том, что у Муна не всё в порядке с головой, уже посещала Альберта, но сейчас ей не нашлось логичных возражений. На фоне своего соперника парень выглядел абсолютно несерьёзно: чуть ли не на фут ниже и на сотню фунтов легче. Да, он казался довольно крепким юношей, но кем надо быть, чтобы перекрыть такую разницу в физических параметрах? Сущим мракобесом!
Или Ричардом Муном – невероятно ловкой черноволосой бестией, способной предугадывать ходы противника и превращать недостатки в преимущества.
Конечно же, раунд затянулся. И, конечно, пару раз верзила достал своего вёрткого соперника, под восторженные возгласы толпы чуть не вышвырнув того с ринга. Но желание победить во что бы то ни стало было написано на лице Дика такими крупными буквами, что терялись даже опытные игроки. Достаточно сказать, что добрая треть собравшихся рискнула поставить на его победу по паре мелких монет.
Гийоме был не из их числа. Не потому, что пожалел денег или не любил риск, просто… Когда он увидел Муна, стирающего тыльной стороной ладони сочившуюся из разбитой губы кровь, то понял: эта встреча – нечто большее, чем случайное знакомство в задрипанном пабе. Это обещание и демонстрация. Возможность немного пожить той жизнью, о которой он продолжал мечтать даже в столь зрелом возрасте.
Альберт всегда хотел быть хищником, тем, кто играет по своим правилам. В то же время, неплохо разбираясь в людях, он понимал, что ему никогда не хватит смелости встать выше традиций. Работа, неудачный брак, обязательства – всё это висело мёртвым грузом, избавиться от которого можно было лишь на пару дней. Но даже тогда оставалась последняя – непреодолимая – граница: он сам. То, что делало скромного, хоть и талантливого инженера Альберта Гийоме травоядным. Его трусость, его страхи, его неспособность принимать решения, помноженные на честолюбие, сдерживаемые страсти и неудовлетворённость жизнью. Гийоме понимал, что для яркого взрыва этому коктейлю не хватает катализатора.
И Дик мог стать таким: молодой, неприрученный зверь, уже считающий себя королём мира, но ещё готовый воспользоваться чужим жизненным опытом. Альберт не отказался бы держаться на полшага позади, чтобы учиться и учить и, чем Демиург ни шутит, однажды перенять эту манеру обращения с жизнью. Чтобы вот так улыбаться окружающим розовато-алой от крови улыбкой и чувствовать обнажённой кожей чужое восхищение и собственное всемогущество.
В небольшой комнатушке над главным залом кабака было тесно, пахло пролитым элем и чужими развлечениями. Ни Альберт, ни Дик никогда не были здесь, но если Гийоме разглядывал помещение со смесью настороженности и брезгливости, то Мун явно привык к чему-то подобному. Оставив нового друга обустраиваться, он нырнул за низенькую обшарпанную дверь; через пару мгновений оттуда послышался радостный плеск воды.
Пятью минутами позже возбуждённо-молчаливый брюнет вернулся в комнату. Не проронив ни слова, он забрал свои вещи у устроившегося на единственном целом стуле Альберта и, накинув рубашку на мокрые плечи, направился к низкой разломанной кровати. Рассохшееся дерево заскрипело под весом человеческого тела, но Дик не обратил на протестующий звук никакого внимания. Вместо этого он вынул из кармана брюк массивную серебряную монету, полученную в качестве платы за выигранный бой, и принялся вертеть её между пальцев.
Гийоме даже не подозревал, что это зрелище может оказаться настолько завораживающим…
Вдоволь наигравшись, Мун убрал свой приз и расслабленно вытянулся на лежанке. Серо-голубые глаза с плохо скрываемой скукой изучили убогую обстановку комнаты и остановились на Альберте, всё ещё смотревшем на молодого человека. Правда, мысленно инженер был довольно далеко от тесной клетушки, так что неожиданно прозвучавшие слова брюнета застали его врасплох:
– Мне понравилось. – Дик и не пытался скрыть самодовольную улыбку. – Но этого мало. Ты знаешь ещё какие-нибудь хорошие забавы?
– Карты?
Альберт устало прикрыл глаза. Он помнил, что в прошлый раз подобное предложение вызвало у юноши только презрительную усмешку, но ничего другого просто не приходило инженеру в голову. По правде говоря, в отличие от Муна, он не был таким уж любителем экзотики, особенно когда она требовала посещения заброшенных трущоб в самоё тёмное время суток.
– Если бы в этом городе умели играть, – почему-то снизошёл до объяснения Дик, – то да. Но они же не умеют!
– Я знаю хороших игроков.
– О, возможность ставить на кон тысячи ещё никого не делала профессионалом. Поверь, я бы узнал, если…
– Это небольшой частный клуб, – оборвал собеседника Гийоме, – и туда не попасть с улицы. Но там играют всерьёз.
– Меня не интересуют деньги, – с отвращением в голосе возразил Мун. – Это скучно, бессмысленно, опасно и убивает всё удовольствие от самой игры. К тому же…
– К тому же, а кто говорил о деньгах?
Первую ночь и последовавшее за ней утро Альберт запомнил очень хорошо. Во многом это объяснялось тем, что, невольно копируя привычки своего протеже, он почти не прикасался к алкоголю. Дик предпочитал играть на трезвую голову, и подобная тактика давала свои плоды.
Они просидели в клубе до самого рассвета. Мун ставил понемногу, никогда не играл больше дюжины партий за раз и часто меня соперников, успев за несколько часов сразиться со всеми постоянными членами клуба. Гийоме же по большей части оставался в стороне, предпочитая наблюдать за схватками без риска для своего кошелька. Пускай ставки были невелики, но мало кто из посторонних уходил отсюда с полным бумажником.
Тот же факт, что Дик на протяжении всей ночи умудрялся оставаться при своих, поражал Альберта ничуть не меньше выдающихся бойцовских качеств этого странного парня.
Потом было утро, небольшое кафе у набережной, сонная усталость во всём теле и устраивающее обоих лёгкое молчание. Назначенная на вечер новая встреча – инженер не понимал, что в нём нашёл юный хищник, но сам очень не хотел обрывать завязавшееся знакомство – и на прощание крепкое рукопожатие присущее скорее договорившимся о хорошей сделке партнёрам, нежели случайным знакомым. Гийоме польстило что Мун первым протянул руку, хотя до этого всеми силами демонстрировал полное неприятие каких бы то ни было физических контактов.
Ранний вечер не способствовал продолжению активных развлечений, поэтому Альберт пригласил Дика на встречу со своими товарищами по Университету. Традиционные посиделки, устраиваемые раз в два-три месяца выпускниками инженерного факультета, редко получались интересными, но это было единственное после работы место, где Гийоме действительно уважали как личность. Возможность появиться среди приятелей в компании такого яркого и харизматичного человека, как Ричард Мун, только бы укрепила его позиции.
Маленький клуб, который приятели Альберта снимали для своей встречи, ничем не напоминал вчерашний кабак. Это было тихое, приятно местечко, где такие же тихие, приятные люди предавались воспоминаниям о не слишком буйной студенческой молодости и изредка позволяли себе сыграть партию-другую, ставя не более десятки на круг. Каким образом наличие Дика в числе посетителей изменило саму атмосферу благопристойного заведения – этого Альберт понять не мог, да и не пытался. Он просто наслаждался тем, как разговоры сворачивают с вечных тем науки, семьи и работы, всё больше сосредотачиваясь на обсуждении последних скачек и прелестей работающих при клубе служанок. И ведь сам Мун никогда не начинал говорить о чём-то подобном первым, всё время оставаясь в рамках самых строгих приличий. То, что при этом его лицо напоминало блудливую морду мракобеса, наглядно демонстрировало: он прекрасно понимает, какое влияние оказывает на людей. И делает это сознательно.
Отдельного упоминания заслуживал эффект, производимый брюнетом на немногочисленных присутствующих в клубе женщин. Чьи-то легкомысленные подружки то сбивались в стайку в дальнем уголке, кидая на намеренно игнорирующего их Дика восторженные взгляды, то поодиночке старались втянуть его в светский разговор. Тот оставался неприступен ровно настолько, чтобы у каждой сохранялась надежда заполучить новичка в своё единоличное владение… то есть, играл со всеми сразу. За сутки знакомства Альберт успел отметить эту привычку юноши: он любил видеть обожание в глазах своего окружения. Было в этом что-то от чисто женского кокетства, но, судя по реакции представительниц прекрасного пола, ничего женственного они в Муне не видели.
Впрочем, Дик действительно неплохо разбирался в поведении дам. Ровно в тот момент, когда интерес к его ледяной персоне начал потихоньку угасать, в его руках откуда-то появилась гитара. Альберт смутно помнил, что видел этот инструмент в одной из многочисленных комнат клуба, но ещё никто и никогда не пытался здесь музицировать. Тем удивительнее, что Мун снова не был инициатором – он просто упомянул, что умеет играть, а уж публика сама потребовала от него выступления.
Он был хитер, этот городской хищник, имевший маски на все случаи жизни. Насмешливый циник, вольный повеса, обольститель… теперь вот романтичный поэт с проникающим в самую душу голосом и обрамляющим бледное лицо иссиня-чёрными вьющимися прядями. Песни, которых Гийоме никогда ранее не слышал, отзывались внутри затаённой тоской, пробуждая непрошеные воспоминания и совсем не уместную сейчас боль. И вдруг, безо всякого перехода салонный лиризм сменился разнузданным весельем дешёвого притона, и женщины, скрывая за смущением восторг, принялись стыдить строптивого исполнителя. А в его глазах, отливающих бутылочной зеленью, вдруг вспыхнул и погас злой ведьмовской огонь, словно бы все окружающие люди – не более чем мелочь в столь презираемой им крупной игре.
Поймав себя на последней мысли, Альберт понял, что ему пора немного проветрить голову. Конечно, в Муне было что-то нереальное, почти мифическое, но Гийоме доводилось видеть настоящих колдунов – и Дик не походил ни на одного из них. Он принадлежал к куда более опасной категории людей: умных, талантливых и успешно компенсирующих отсутствие сверхъестественных способностей интеллектом и хитростью. С таким следовало держаться настороже… но у Альберта это не очень-то и получалось. Он просто не мог каждую секунду одёргивать себя чтобы не попадать под обаяние им же самим приведённого сюда змея. Зато мог ненадолго покинуть помещение, дабы привести окончательно смешавшиеся мысли в порядок.
Смутно знакомый голос догнал Альберта когда он уже пересёк порог комнаты и вышел в тёмный, пахнущий старым деревом и уличным смогом коридор. Голос был, несомненно, женским, и по некоторому размышлению Гийоме вспомнил его обладательницу. Сибилла Гайне, единственная представительница прекрасного пола, присутствующая здесь не в качестве чьей-то подруги или жены, а как полноправный член компании, училась вместе с Альбертом. Вернее, она была вольнослушателем, посещающим лекции его факультета, ибо женщинам не дозволялось официально изучать технические специальности. Но это не мешало тогда ещё мисс Гайне являться истинной королевой их потока. В неё влюблялись абсолютно все, но стеснительному парнишке с портовых окраин, проводившему среди книг и чертежей больше времени, чем среди людей, нечего было и думать об её благосклонности.
А теперь статная рыжеволосая красавица, прекрасная даже в своём давно уже не девичьем возрасте, сама искала общества бывшего сокурсника. Альберту не верилось в реальность происходящего, но это придавало ему необъяснимую смелость:
– Сибилла? Не ждал вас увидеть.
– Не врите, Гийоме, мы уже сегодня встречались. – Вместо приветствия миссис Гайне взмахнула ладонью с зажатым в ней мундштуком слоновой кости. – Когда вы представляли достопочтимому обществу это… чудо.
Проследив за взглядом женщины, Альберт посмотрел на снова воплощающего собой романтичную задумчивость Дика.
– И где вы только его нашли?
– В весьма не подходящем для этого месте.
– Скрываете? – Синие глаза Сибиллы озарились многозначительной улыбкой. – Нет-нет, можете не отвечать, на вашем месте я бы тоже молчала. Знаете, сегодня я сожалею, что на дворе не пятнадцатый век.
Гийоме нахмурился. Он не понимал, что именно насторожило его в этой фразе, однако разговор явно обещал быть довольно… многозначительным.
– Простите?
– Тогда общество хорошо понимало разницу между настоящими людьми и теми, кто просто на них похож. – Выпущенная чуть в сторону струя дыма на миг заволокла красивое, хоть и ожесточённое лицо миссис Гайне. – И умело назначать за последних достойную цену. Будь у меня такая возможность, я бы с удовольствием купила у вас этого зверька.
Вздрогнув, Альберт с тревогой взглянул на играющего Муна. Слова Сибиллы не только удивили инженера: он находил их возмутительными, безжалостными и даже бесстыдными… но правильными. Несмотря на то, что, по сути дела, они подразумевали давно уже запрещённую торговлю людьми.
– Не притворяйтесь, что не понимаете меня, Гийоме. Вы же тоже думаете, что место нашего нового друга – на цепи с очень строгим поводком. И никак иначе.
– Я не желаю это слушать!
– Если бы вы не желали, – в голосе миссис Гайне звучала насмешка, очень напоминавшая интонации Дика, – у вас бы так не горели глаза. Мой дорогой Альби, из вас никогда не получится праведник. А уж в компании этого мракобеса…
Альберт не нашёл, что возразить. И, прислонившись к дверному косяку, продолжил молча внимать очаровательно-запретным речам прекрасной Сибиллы.
Гийоме потом так и не смог восстановить последовательность дальнейших событий: обрывочные эпизоды, переполнявшие разум, не складывались в стройную картину. В них было многое из того, о чём он мечтал в последнее время, но чего не мог помыслить: чужое восхищение, бьющий в голову алкоголь, безудержный азарт, упоение своей силой, тепло незнакомого тела под руками… Но ничего конкретного, только тени и ощущения. Очень яркие ощущения, совсем не похожие на те, что дарила Альберту скучная, серая жизнь инженера-разработчика.
Он даже не мог сказать сколько длилась эта эйфория беспамятства: несколько часов или пару дней. Не помнил Альберт и конкретного начала, хотя не сомневался: идея продолжить веселье за границами клуба принадлежала Дику. Кажется, с ними был кто-то ещё, один из старых университетских приятелей Гийоме, но в связи с этим фактом память подсовывала только подёрнутую пеленой картину уличной драки. Дрались ли они друг с другом или с кем-то ещё – и этого Альберт не мог сказать. Все его чёткие воспоминания начиналась с ощущения солнечного света на лице.
Гийоме нашёл себя в собственной квартире, лежащим на собственной кровати под собственным же одеялом. Задаваться вопросом как он попал сюда Альберт не стал, логично рассудив, что не получит на него ответа – равно как и на десятки схожих. Вместо этого инженер прислушался к организму, пытаясь определить степень ущерба, нанесённого затянувшимся кутежом. К своему великому удивлению чувствовал себя Гийоме более чем сносно. Даже почти прекрасно, если не считать нервозности, связанной с ожиданием в любой момент ощутить всю прелесть похмелья.
Кое-как поверив в собственную невредимость, Альберт переключил внимание на окружающую обстановку. В квартире было тихо, но эта тишина не обманывала хозяина: он подозревал, что затянувшееся приключение только укрепило их с Диком дружбу, и что они вряд ли так просто расстались. В конце концов, если смертельно-пьяный Гийоме почему-то ночевал в своей кровати, это означало что на диване в гостиной ночует кто-то другой.
Альберт почти сразу же убедился в справедливости данного вывода: его взгляд мигом нашёл Муна, стоило только инженеру покинуть свою комнату. И спящий юноша настолько отличался от себя бодрствующего, что Гийоме даже застыл на пороге, с удивлением изучая открывшуюся его взору картину.
Не сказать, чтобы из лица Дика исчезло всё хищное, что было в нём, но агрессии стало заметно меньше. Чуть смягчились резкие черты, он стал выглядеть одновременно и старше, и наивней, неуловимо напоминая усталое дитя: сложенные под щекой ладони, подтянутые к груди колени… Альберт поймал себя на том, что вид уснувшего брюнета будит в нём те же чувства, что когда-то будил вид спящего сына.
Размышляя над последним наблюдением, Гийоме бесшумно пересёк гостиную и зашёл на кухню. Привычным жестом проверил замок тайника, спрятанного за плитой, второй рукой открыл висящий над раковиной шкаф. После развода Альберт редко использовал это помещение по его прямому назначению, предпочитая обедать где-нибудь в городе, но имеющихся в доме продуктов должно было хватить на небольшой перекус. Мысль о чём-то более серьёзном вызывала лёгкую дурноту даже несмотря на чудом избегнутое похмелье.
Пока инженер изобретал нехитрый холостяцкий завтрак, из гостиной послышались шорохи и приглушённое ворчание. Оставленная открытой дверь позволяла Альберту следить за происходящим прямо со своего места, и он не отказал себе в удовольствии чуток понаблюдать за Диком. Гийоме было интересно как именно спящая невинность сменяется маской прожженной бестии.
Всё произошло одновременно и быстро, и неуловимо. Ещё мгновение тому назад на лице молодого человека царило сонно-уютное выражение, свойственное хорошо выспавшимся людям, а в следующую секунду оно уже производило впечатление звериного оскала. В чём именно заключалась метаморфоза, Альберт так и не уловил. Он вообще не мог уследить за Муном: отвлекшись проверить закипающий кофе, Гийоме обнаружил брюнета не на его предыдущем месте, а прямо за своей спиной.
Дик, стоявший явно ближе, чем того требовали соображения приличий и комфорта, вопросительно смотрел на хозяина квартиры снизу вверх. Тот ответил удивлённо-изучающим взглядом, отмечая лишённый всякого щеголеватого лоска облик гостя. Босой, в мятых брюках, полурасстёгнутой рубашке и с растрёпанными волосами, Мун скорее напоминал уличного оборванца, нежели светского льва.
А ещё этот образ будил в памяти Альберта новые воспоминания. Какие-то путанные, лишённые привязки к времени или месту картинки, переполненные бессмысленной эйфорией. Сейчас они вызывали только смешанную со стыдом брезгливость. Гийоме было противно от того, что он, поддавшись обаянию незнакомца, позволил втянуть себя в этот варварский кутёж. Нет, конечно, он желал отдохнуть, на некоторое время позабыть о проблемах на работе и в жизни… но не так он представлял себе это забытьё! Казалось, что если в словаре Дика и есть такие понятия, как «граница разумного» и «мораль», то он никогда не примерял их значения на себя.
От всего этого к горлу Альберта начала подкатывать тошнота.
– А ведь я тебе не нравлюсь.
В словах Муна не было ни намёка на вопрос или, тем более, осуждение. Он констатировал этот факт с каким-то непонятным удовольствием, словно бы поставил перед собой цель вызвать неодобрение нового друга. Инженер подумал, что, если обстоятельства действительно таковы, то парень прекрасно справился со своей задачей. Однако воспитание мешало Гийоме признать нечто подобное в открытую:
– Вовсе нет.
– Неужели? – Подавшись вперёд всем телом, Дик запрокинул голову, продолжая смотреть мужчине в глаза; почувствовав на своём лице чужое дыхание, Альберт инстинктивно отшатнулся. – Тогда почему ты смотришь на меня как на змею?
«Потому что ты и есть змея. Ядовитая, омерзительная гадюка, заползшая в чужую постель», – хотел было ответить хозяин дома, но вместо этого опустил голову и промолчал, окончательно потерявшись под весёлым взглядом. Не удовлетворившись таким признанием своей победы, Мун безо всяких церемоний обхватил лицо Гийоме руками и принялся поворачивать его туда-сюда.
– Типичнейшее раскаяние оступившегося. Что, осознал свои ошибки и готов покаяться во всех грехах? Или понял, что такая жизнь – не для тебя? Бедный, глупый Альби… он впервые обнаружил, что безмозглому растению никогда не стать настоящим хищником. Максимум, на что ты способен, это ловить мух в каком-нибудь провинциальном болоте.
– Я не…
Но Дик уже не слушал. Потеряв всяческий интерес к своему собеседнику, он прихватил лежащий на столе нож и отошёл к открытому окну. Короткое лезвие ловко скользило в бледных пальцах, готовое в любой момент сорваться в короткий полёт до пола. Альберт вновь почувствовал знакомый холодок в позвоночнике, только в этот раз в нём не было ничего, кроме страха. Он испугался не только прозвучавших слов Муна, но и самого юношу: нож в его руках хоть и был обыкновенным кухонным инструментом, однако наводил на определённые мысли.
– Можешь так не трястись, – Дик читал хозяина квартиры словно открытую книгу, чем лишь усиливал его страх, – я не грабитель, не вор и не убийца. Я – всего лишь тот, кем ты всю жизнь мечтал быть, и мне совсем не интересно марать руки об свою неудачную копию. Вот, забери.
Резко обернувшись на пятках, брюнет в три стремительных шага преодолел отделявшее его от Гийоме расстояние и протянул нож лезвием вперёд. Не обратив внимания на это обстоятельство, инженер схватился прямо за металл… и тут же выронил, прижав к губам окровавленную ладонь.
– Идиот, – беззлобно рассмеялся молодой человек, нагибаясь, чтобы поднять упавшее.
Альберт сам не понял, что на него нашло. На миг ярость затопила его тёмной волной; когда же наваждение спало, то он обнаружил себя сидящим на распростёртом на полу Дике. Кулаки мужчины отчаянно болели, дыхание сбилось и теперь вырывалось из лёгких кошмарными хрипами, а перед глазами стояла уже знакомая кровавая улыбка Муна. Только в этот раз она была не хищной или торжествующей, а равнодушно-безжизненно.
Опустив взгляд чуть ниже, Альберт обнаружил торчащую из груди брюнета рукоять злополучного кухонного ножа.
***
Благопристойная тишина собственной холостяцкой квартиры не могла ввести Райтера в заблуждение, он чувствовал присутствие постороннего по десятку иных примет. По чужой трости, оставленной в подставке для зонтов; по лежащему аккуратно посреди прихожей паласу, обычно сбивающемуся к дальней стене; по свежей газете на тумбочке; по вездесущему запаху хорошо сваренного кофе – чуду, недоступному Улару. Он никогда не умел готовить.
По этим же причинам, а так же по тому факту, что единственная связка ключей от квартиры лежала сейчас в кармане самого Райтера, хозяин дома определил и личность гостя. Так обнаглеть мог только старый учитель.
Зайдя на неосвещённую кухню, Улар небрежно швырнул сжимаемый в руке тубус. На короткое мгновение зависнув у самого края столешницы, он скатился на колени сидящему человеку.
– Я тоже рад тебя видеть, Рыбак. – Гость аккуратно прислонил тубус к ножке стула и придвинул свою чашку. – Не надеялся, что доберёшься так быстро – полиция уже на ушах стоит. Загребли твоего инженеришку чуть ли не в двух шагах от дома. Грозятся отправить в хорошо известные места…
– Без тела не отправят, – сухо отозвался Райтер.
– Жаль. После такой шумихи спрятать его сейчас на пару лет совсем бы не помешало. Иначе могут возникнуть проблемы.
Повозившись с газовым рожком, Улар добился того, что туман в комнате из тёмно-серого стал рыжеватым. От этого лишь немного просветлело, но уже можно было заметить тёмно-бордовые пятна на одежде хозяина квартиры, а так же многочисленные ссадины на его лице.
– Оставь это при себе, Стефан. Я свою часть работы выполнил – можешь забрать чертежи и… катиться отсюда. За деньгами я зайду завтра.
– Ой, малыш, вот только не надо строить мне тут святую невинность. – Названный Стефаном скривился, словно бы в его чашке был не кофе, а лимонный сок. – Ты прославился тем, что ради одной жирной рыбки готов взбаламутить целое озеро – так что не тебе в подобной ситуации воротить нос. Остынь.
Улар ничего не ответил, но в его взгляде явственно читались все невысказанные возражения. Впрочем, незваный гость удовлетворился и этим. Больше не пытаясь завязать разговор, он последовал за хозяином в соседнюю комнату, являющуюся одновременно спальней, гостиной и рабочим кабинетом. Идеальный порядок и тонкий слой пыли, покрывающий немногочисленную мебель, явно демонстрировали насколько редко Райтер появлялся в своей квартире.
– Тебе помочь? – тихо спросил Стефан, остановившись в двух шагах от собеседника. Тот, тяжело рухнув на диван, пытался сдёрнуть перемазанную в засохшей крови рубашку.
– Справлюсь, – сердито прошипел Улар. Избавившись от злополучного предмета одежды, он с нескрываемым удовольствием развязал хитрую систему ремней, удерживающих уже опустевшую обманку. Старый, как мир, трюк с бычьей кровью всё ещё проходил на ура.
– Не злись, мальчик мой, я же не вреда тебе желаю. Просто это дело ты действительно провернул без должной элегантности
– Я принёс чертежи и добился того, что никто не станет возражать против их использования. Чего ты ещё хочешь?
– Аккуратности. В нашем деле возможность дважды выпотрошить одну и ту же цель дорогого стоит, так что научись не сразу сжигать мосты. С твоим опытом это уже вполне возможно.
В ответ Райтер возмущённо фыркнул, что, однако, не скрыло его растерянности. Заметив это, Стефан довольно кивнул: он не ставил перед собой цели разозлить бывшего подопечного, только указать на ошибку. Просто приходилось считаться со строптивым норовом Улара, усугубленным осознанием допущенного промаха – подобная нелогичная раздражительность была свойственна его роду.
– Ладно, – посчитав воспитательную часть законченной, Стефан решил перейти к настоящему делу, – я сюда не за этим пришёл. У меня к тебе предложение.
Направившийся было к неприметной двери в углу комнаты Райтер остановился и, обернувшись через плечо, вопросительно посмотрел на своего гостя.
– Ещё одно? Ты же знаешь правила: не более двух заказов в месяц. Я свой лимит уже исчерпал.
– Это не совсем официально… В общем, я хочу попросить тебя об одолжении.
Улар всё-таки дошёл до своей цели, но, вместо того, чтобы покинуть комнату, прислонился к двери и вопросительно склонил голову.
– Я тебя слушаю.
– Одному моему… знакомому нужна информация о некоторых людях, проживающих в Порт-Ноиле.
– Расплывчатая формулировка. Что конкретно ему требуется и насколько сильно ты увяз во всём этом?
– «Увяз» я, если пользоваться твоими словами, с головой. Я многое должен этому человеку и не собираюсь упускать подобную возможность расквитаться с долгами. Что же касается информации, то мы договаривались о стандартном досье.
– Компромат? – криво усмехнулся Улар.
– Рычаги воздействия.
– Грязное бельё… Стефан, ты же прекрасно знаешь, что я этим не занимаюсь. Мне уже надоело ощущать себя продажной девкой.
– А наше дело и есть бордель, – более резко, нежели того требовали обстоятельства, возразил поздний гость.– Мы такие же шлюхи: продаём свои навыки для воплощения чужих грязных помыслов. Вся разница в том, что имеем мы, а не нас.
– Ого, – с насмешкой в голосе протянул Райтер. Казалось, что и эта интонация, и соответствующее ей выражение лица принадлежали не самому Улару, а его маске Муну. – А тебя сильно зацепило.
– Ты ничего не понимаешь, Рыбак, – уже абсолютно спокойно возразил Стефан. – Надеюсь, со временем поймёшь. Но в данный момент меня интересует твой ответ по нашему делу. Ты займёшься этим?
– Нет. Даже у такого… такой «шлюхи» как я есть принципы.
– Надеюсь, ты передумаешь. Я оставил на столе папку с данными – прежде чем решить окончательно изучи хотя бы их. Если заинтересуешься, то я готов встретиться с тобой в любой момент.
– Не заинтересуюсь.
– Посмотрим, мальчик мой, посмотрим. Я буду ждать новостей от тебя.
Проводив своего гостя до двери, Улар заглянул в успевшую прогреться кухню. Взгляд хозяина квартиры задержался на тонкой серой папке, придавленной полупустой чашкой. Протянувшись к бумагам, в последний момент Райтер передумал; вместо документов в его руках оказался недопитый Стефаном кофе.
Лишь слегка пригубив отвратительно-холодный напиток, Рыбак вылил остатки в раковину и вернулся в комнату. Ему ещё предстояло разобраться с последствиями необходимого для только что кончившегося дела маскарада.
В папке оказалась всего лишь пара листов бумаги. Список людей, напротив каждого – возможное место пребывания и краткая, в одно-два предложения, характеристика. Улар, щурясь от яркого полуденного солнца, пробежался взглядом по колонке с именами, выхватывая отдельные: Дайка Боил, Анри Джойс, Карл Джойс, Клеменс Ллойвр, Айшанна Нарр, Фалин Си Ван, Рами Хемфриш… Добрая половина фамилий была прекрасно известна не только Райтеру, но и любому внимательному жителю Порт-Ноила. Загадочного заказчика Стефана интересовали маги. Не модные нынче спириты и столовращатели, а те, кто работал серьёзно и действительно обладал сверхъестественным могуществом. И бывший учитель хотел отправить своего подопечного копаться в этом клубке змей? Улар мог только тихо выругаться в совсем не притворном изумлении.
Конечно же, он не собирался лезть в это болото. Уж лучше привычный мир рассеянных учёных, недалёких инженеров и приставленных охранять коммерческие тайны хитрецов – всё то, с чем приходилось сталкиваться занимаясь промышленным шпионажем. А вот иметь дело с колдунами – себе дороже. Не то, чтобы Рыбак прочувствовал это на собственной шкуре, но…
Каждый раз, заглядывая в зеркало и видя там молодое лицо, никак не соответствующее его тридцати четырём годам, и обрамлённое легко скрывающимися под краской светло-серыми, почти серебристыми прядями, Улар Райтер вспоминал о том, что само его существование – дикая, невозможная случайность, воистину мракобесово везенье. Такое, что разом перечёркивает надежду на какую бы то ни было удачу в следующем столкновении с колдунами, которого он всеми силами старался избегать.
И если для этого всего лишь придётся отказаться от подработки на стороне… За собственную безопасность Рыбак был готов заплатить и куда большую цену.
Только вот на душе становилось как-то раздражающе-тревожно. От предложения Стефана, от никак не желающей окончательно исчезнуть маски Ричарда Муна, от сопровождающей каждое законченное дело усталости… С возрастом Улару всё чаще и чаще хотелось бросить опостылевшее занятие и найти себе новую, мирную жизнь. Да хоть бы податься в команду к этому забавному парню Траубу, с которым он познакомился несколько месяцев назад, и уехать колесить по обжитому Югу, зарабатывая себе на жизнь музыкой.
Но всё это было бесплотными мечтами, и, проходя мимо стеллажа, Райтер пока ещё тянулся не к чехлу гитары, а к лежащему на полке ножу-бабочке. Подаренная Дику привычка играть с холодным оружием действовала успокаивающе, прогоняя ненужную задумчивость. Пока Улар не стал бродягой, он оставался сыном своего рода.
Семьи, три поколения которой зарабатывали себе на жизнь почти законным воровством чужих тайн.