режде всего, конечно, гости.
Тайлин, добро пожаловать в сей виртуальный дом! Смутно догадываюсь о путях, но всё же удовлетворите любопытство: что привело и что побудило остаться?
Второе, это обещанная вчера портретная зарисовка. Забавно, что именно до этого героя я добираюсь довольно поздно, да ещё и в такой его ипостаси. Впрочем, да: "Чем старше я становлюсь, тем более спокойные герои мне нравятся".
Портрет 5: Улин
Читать текст (~3,5 т.з.) – «Когда я уйду за порог…»
Тихий голос легко заполняет пустой зал. Здесь ничего не приглушает звук, и единственная слушательница не может сбить с настроя. Её почти и не видно среди леса перевёрнутых на столы стульев.
Видно того, кто сидит на краю сцены. Гитара в его руках умолкает после первых же аккордов, голос звучит чуть дольше, доканчивая строку. Но потревоженная тишина возвращается, принося с собой сумрак и прохладу. Музыкант, положив инструмент рядом с собой, тянется к пуговицам куртки, хотя они уже застёгнуты. И ворот рубашки поднят, неаккуратно прижимая к шее серебристо-серые пряди.
– Плохо?
Слушательница, устроившаяся на ближайшем к входу столе, пожимает плечами. И так ясно, что плохо – иначе музыкант не сбился бы на первой же строчке – но ему зачем-то требуется подтверждение соавтора. В этом «Плохо?» звучит неуверенность человека, серьёзно относящегося к своему делу.
Музыкант вновь берёт гитару в руки, ласкающим движением оглаживает корпус и гриф. На четверть оборота подтягивает четвёртую струну. Вновь звучит вступление – короткое, всего лишь позволяющее пальцам запомнить нужный темп – но этим всё и заканчивается. В этот раз до слов не доходит.
– Не могу я так, – ворчит, злясь на себя, музыкант. И после короткой паузы добавляет: – Неудобно.
Он с полминуты роется в стоящей тут же, на краю сцены, сумке и достает широкий потрёпанный ремень. Цепляет его к гитаре, перекидывает через голову и поднимается на ноги. На лице, мягкость черт которого объясняется не столько характером, сколько временем, появляется довольное выражение. Потоптавшись немного на месте, музыкант принимается закатывать рукава рубашки – голубой, под цвет глаз. Закончив и с этим делом, он вновь касается пальцами струн.
Песня не складывается. С остановками, с перепетыми по два-три раза строфами. Забываются слова, срывается голос, срываются пальцы со струн. Музыкант разминает ноющие запястья – и белесые шрамы шевелятся потревоженными змеями, обвивающими руки. Молчит, то подкручивая колки на сотые доли дюйма, то просто стоя с опущенной головой. Играет – играет так, будто эта песня для него чего-то значит.
Шинаре этого не понять. Она смотрит на своего друга, которого знает одиннадцать лет. Слышит то, как он бьётся над её текстом – одним из многих, не лучше и не хуже других, разве что чуть более мрачным и чуть более личным. Видит Улина таким, каким совсем не привыкла его видеть. Невысокая фигура с потёртой гитарой в руках, нечёткая и нескладная: в застёгнутой наглухо куртке, но с оголёнными по локти руками – она теряется в холодном, полутёмном и слишком пустом помещении. Порой Шинаре начинает казаться, что она и вовсе не слышит голос музыканта, только угадывает написанные своей рукой слова по его губам.
Когда он в очередной раз встряхивает головой, недовольный попыткой… Выражение на лице не злое и не ожесточённое, но Улин вдруг начинает выглядеть почти на все свои сорок семь. Пустой взгляд направленных вглубь себя глаз, и гитара стонет от резкого, едва ли не грубого удара.
Он играет совсем по-другому. Проще, быстрее, не следя за чистотой – так, как позволяют недавно зажившие руки. И в голосе непонятно откуда появляется заметная хрипотца, мало сочетающаяся с обликом невысокого музыканта.
– «Когда я уйду за порог, что зовётся ″Последним″…»
Шинара всё ещё не понимает, что такого особенного в этих её стихах. И слушает внимательно, потому что именно сейчас ей кажется, что они звучат в первый раз. Третье. Дядюшка
Дон, вас можно опять немного попытать в качестве консультанта? Мне для нового текста нужно несколько вопросов касательно лошадиной темы прояснить для пущей достоверности. Поможете?
Четвёртое.
Анда, по поводу нашего затянувшегося обсуждения "жгущих" лауфульщиков. А Смерть? Кажется, лауфульности у него с головой, и жгёт вполне красиво (взять хотя бы "Soul music" - эпизод с мотоциклом). У меня начинают формулироваться кое-какие мысли по природе отжига лауфульщиков, но дискутировать пока не готова. Разве что тезисно: за хаотами красота жестов, за лауфулами - слов и поступков.