Я для себя решила, что сегодня не успокоюсь, пока не доделаю эту сказку. Текст адресный, ибо я не знаю (и не хочу знать!) других способов сказать "спасибо".
Akasha Ray, писала, думая о тебе.
Чуть более личное посвящение
Сказки быта
Ответ для Сфинкса
Само собой, чужестранца Сфинкс заметил ещё издали.
К Долине Царей в поисках ответов приходили разные люди. Владыки, даже в пустыне окружавшие себя блеском многолюдной свиты, тленом роскоши и праздностью славословий. Чародеи, от владык отличавшиеся лишь эфемерностью слуг и подлинной ценностью хранимых в сундуках сокровищ. Жрецы и гадатели, чья мнимая аскеза слепила глаза тяжёлым золотом и острыми гранями камней. Всесильные мира сего – они стремились в Долину Царей за могуществом, превосходящим человеческие возможности, и знаниями, недоступными человеческому разуму. Поэтому и был оставлен у невидимых врат недремлющий страж, который требовал за все ответы этого мира один-единственный правильный ответ.
Читать до конца (~4,5 т.з./1,5 стр.)
Никто и никогда не приходил в Долину Царей просто так. Заблудившиеся путники не могли попасть сюда, и лишь их слабые тени тревожили покой Сфинкса, взметаясь и пропадая у горизонта. Страж знал это и, наблюдая, как чужестранец идёт через пески, ощущал смутное беспокойство предвкушения. Ветер ласкал львиные бока, песок струился меж перьев орлиных крыльев, но человеческие глаза под бесполезными спёкшимися веками неотступно следили за путником.
Чужестранец шагал легко, словно бы податливые склоны барханов на миг каменели под его ногами, а беспощадное солнце светило не ярче ночного костра. Ветер дружелюбно ерошил светлые волосы, каких никогда не бывало у детей песчаной земли – только у белокожих красавиц, привозимых с собой владыками и царями. И весело щурились синие до черноты глаза, разглядывающие бесконечно повторяющийся сам в себе горизонт пустыни.
Один, почти налегке, отнюдь не юнец – Сфинкс видел всё, вплоть до далеко не первых морщин, разбегавшихся от уголков глаз… чужестранец дразнил любопытство своей нелогичностью и непонятностью. В нетерпении Сфинкс загребал когтями песок и хлестал бока хвостом, при каждом ударе выбивая из шкуры облачка серых пылинок. А путник и не думал торопиться.
Он остановился в тридцати шагах от Сфинкса. Слишком далеко для начала разговора и достаточно близко для приветливого кивка. Положив свой тощий мешок на землю, путник стянул с плеча туго свёрнутую циновку и принялся её расстилать. Со всё большим удивлением Сфинкс глядел, как незваный человек раскладывает своих нехитрые пожитки и абсолютно – абсолютно! – не обращает внимания на стража. И когда путник устроился среди плошек и баночек с пергаментом в одной руке и грифельной палочкой в другой, у хранителя Долины Царей кончилось терпение.
– Зачем ты пр-р-ришёл, человек? – Сфинкс, в два слившихся прыжка преодолев разделяющее их расстояние, прорычал эти слова в лицо нелогичному чужаку. Звуки заклокотали в львином теле, встопорщили крылья и стянули судорогой кожу на лице – но разбились о лёгкую улыбку путника:
– Я пришёл посмотреть.
– «Посмотр-р-реть»? На что?
– На тебя.
Сфинкс растерялся. Он обошёл вокруг беспечного человека, принюхался к содержимому разложенных свёртков и горшочков (кобальт, уголь, кармин… краски?) и звонко чихнул, на миг потеряв нюх из-за слишком резких запахов.
– Зачем? – опять спросил Сфинкс, отходя подальше от пахучего добра. Стражу не нравилось, что в его голосе слышалось явственное недоумение.
– Чтобы нарисовать. Я художник и я пришёл сюда, чтобы нарисовать твой… тебя.
Человек улыбнулся своим словам, своей затее – даже растерянности стража он улыбнулся так, что морщины в уголках глаз трещинами по стеклу протянулись к вискам. А потом он рассмеялся, и Сфинкс от испуга и удивления плюхнулся на задние лапы – ещё никто и никогда не смеялся перед грозным ликом стража Долины Царей.
– Чему ты смеёшься, художник? – уже совсем тихо задал он новый вопрос.
– Ты смешной. Ты смешной, и глупый, и…
Чужестранец не договорил. Тяжёлая лапа Сфинкса ударила его в грудь, опрокидывая на спину и прижимая к земле. Светлые волосы смешались с песком, грифель скользнул по львиному боку, оставив смазанный след, а синие глаза открыто встретили взгляд, что был яростней пустынного солнца.
– Я не глупый, смер-р-ртный!
– Глупый. Смешной, глупый и красивый – поэтому я хочу нарисовать тебя.
В такт новому смешку грудь художника задрожала под лапой Сфинкса, и страж был вынужден отступить. Наполовину убранные когти скользнули по выгоревшей ткани, опустились на песок и аккуратно толкнули плечо человека. Приподнявшись на локтях, чужестранец выскользнул из-под жаркого звериного тела.
– А ещё я ответил не на один твой вопрос, а на пять, – отряхнув от песка пергамент и грифель, художник провёл первую уверенную линию, – так что мне теперь можно всё.
Сфинкс не возразил. Положив тяжёлую голову на лапы, он пристально посмотрел на человека, который считал его красивым. Человека, у которого было целых пять правильных ответов.