Люблю я своих немногочисленных, но верных читателей .
Они меня
троллят.троллят:
Ну диво же... Впрочем, а чем я хуже?
Определилась с названиями для двух ближайших текстов. Действительно, получились связанные на уровне самой глубокой базы тексты, поэтому и вывешивать их буду вместе. Максимум, с интервалом в один день. Дедлайн - пятница, тринадцатое.
Собственно,
названия названия будут такие:
"Отражения весны. Возлюбленные дети мои (тёмная сторона)" - та, что страшная и про психов.
"Отражения весны. Новейшая добрая сказка (светлая сторона)" - та, что милая и про дракончика Исалу. И третье. Один из семи текстов, что у меня сейчас висят в работе - энное время назад обещанная Анде "расшифровка" к портрету Бродяги её работы. Как это частенько бывает, в процессе "сбора" текста остаются лишние эпизоды, которые никак не приткнуть к основному массиву. Вот и с этой сказочкой получилось, что придумался очень симпатичный, "весенний" фрагмент, к мракобесам ломавший композицию. Насиловать готовую задумку не хотелось, так что записала "излишек" отдельно.
Сразу предупреждаю: поскольку в основном я сейчас сижу с "Отражениями", это мелкое хулиганство решила оставить в виде голого черновика. Там слишком мало идейной и художественной ценности, чтобы тратить на него больше пары часов.
А так - you're welcome:
Собственно, текст
– Красавица, тебя на секунду можно?
Вид нарисовавшегося в дверях Бродяги Шинара определила как обиженно-потерянный. Музыкант, одетый в свой единственный приличный костюм, с ожесточением тянул и без того перекрученный узел галстука, второй рукой придерживая норовивший сползти с плеча ремень гитары. Лишённый защиты кофра инструмент от такого обращения жалобно тренькал, оглашая комнату совсем не мелодичным дребезжанием. В целом картина являлась достойной иллюстрацией вечной борьбы мужчин со своим внешним видом.
– Иди сюда. – Шинара, уже собравшаяся (строгое жемчужно-серое платье, скрученные в пучок волосы, серебряные серёжки-колечки… не менее классический образ принарядившейся работницы библиотеки), поняла мучения друга с полувзгляда. – Смотри, это просто. Два раза обматываешь длинным хвостом, уводишь назад, перегибаешь, просовываешь под внешний виток. Готово.
– Можно подумать, я это делаю как-то по-другому… Только у меня ни мракобеса не получается.
– Не ворчи, милый. – Выровняв узел, Шинара расправила смятый воротник рубашки приятеля и отступила на полшага. – Чаще бы тренировался – всё бы у тебя получалось.
Бродяга фыркнул и чуть оттянул пальцем ворот, за что тут же получил по рукам.
– Вот ещё, эти удавки таскать… Заметь, красавица, на такие жертвы я иду только ради тебя и нашей пятилетней дружбы.
– Ценю, ценю…
Вид полностью готового к выступлению приятеля Шинаре упорно не нравился. Слишком официально, слишком строго… абсолютно не его. Наблюдаемое настолько резко расходилось с привычным, что переводчица почти слышала, как искрит у неё в голове от этого несовпадения.
По занятию стихосложением Шинара знала, что подобные искры сигнализируют о серьёзности допущенного промаха.
Подумав самую малость, Шинара решительно схватила собравшегося уйти Бродягу за плечо. Музыкант промычал нечто удивлённо-вопрошающее, но остановился и повернулся к подруге. Уже не церемонясь, переводчица потянула за только что завязанный узел галстука.
– Шин?
– Молчи. Я думаю.
Бесполезная лента перекочевала на створку шкафа. С прежней решимостью Шинара расстегнула пару верхних пуговиц на рубашке приятеля, чем заставила его удивлённо хохотнуть и вцепиться в переброшенную за спину гитару двумя руками.
Вновь отступив, переводчица оценила произведённые изменения. Результат ей нравился гораздо больше, но в то же время в голове забрезжила одна лихая задумка. Спрашивать разрешения на воплощение Шинара, конечно же, не стала – в конце концов, Бродяга её втягивал и в худшие авантюры. Без каких бы то ни было предупреждений.
С затаенным смешком Шинара отметила, что стойко перетерпевший расстёгнутую рубашку, на попытке стянуть с него пиджак музыкант занервничал. В напряжённом «Шин?» и вовсе проскользнуло предупреждение, так что переводчице стоило немалого труда сохранить на лице каменную невозмутимость.
По итогам короткой, но оживлённой борьбы Шинара добилась своего: пиджак отправился на шкаф к галстуку, а Бродяга испуганно прижал к себе гитару, косясь на подругу заметно округлившимися глазами. Взорвался он ровно в тот момент, когда переводчица потянулась к пуговице на манжете.
– Шин, мракобесов тебе на хвост! Что это…
– Оставь своим гнусные мысли при себе, мой милый друг. – Добравшись до намеченной цели, Шинара с привычной неспешной аккуратностью начала заворачивать рукав. – Согласился помогать – вот и помогай. Знаешь, если в ближайшие полтора часа собравшиеся в библиотеке «любительницы поэзии» будут пялиться не на меня, а на моего аккомпаниатора – мне будет спокойней. Так что терпи.
– Демиурги, красавица, – получивший долгожданное объяснение Бродяга расслабился и уже не мешал приводить его облик в высокохудожественный беспорядок, – могла бы и сразу сказать… Зачем?
– Затем, что за квартиру в этом месяце платишь ты. Мы же договаривались.
Аргумент был беспроигрышный, и, пока музыкант приглушённо ворчал, Шинара спокойно закончила своё хитрое дело. Финальным штрихом она растрепала и без того давно не стриженые волосы приятеля. После этого можно было быть уверенной: вечер пройдёт успешно вне зависимости от качества прочитанных стихов.
Что обеспечивало их с Улином жильём как минимум до конца осени.