Без привязки ко всем моим предыдущим работам. То есть, эти ребята у меня уже разок мелькали, но оно малозначительно.
На всякий случай скажу в своё оправдание: Миф не садист, Миф просто эстетически любит красивый мордобой.
Внутренний конфликт
Раздражение копилось тупой, ноющей болью у основания черепа. Штефан поминутно тёр многострадальный затылок, цеплял клёпками перчатки и пряжкой на рукаве криво остриженные волосы (неделю назад, устав от лезущих в глаза вихров, Фараго наскоро обкорнал гриву охотничьим ножом), злился ещё сильнее. Сегодня его выводило из себя абсолютно всё, что попадалось на глаза.
Особенно напарник.
Читать до конца
(~14 т.з./4 стр.)
Вернее, с Януша это раздражение и началось. С Януша – и с их утренней охоты, когда вампир вместо того, что бы прикрывать Штефану спину, отвлёкся на разглядывание трупа особо крупного и вонючего брэга. На результат охоты эта оплошность, конечно, мало повлияла – Фараго всё-таки был хорошим егерем и нашивки аура заслужил честной полевой работой, – но внезапно очутиться с голым тылом было неприятно. И ещё неприятнее оказались ядовитые клыки брэга, вцепившиеся Штефану в плечо и разодравшие плотную кожу куртки.(~14 т.з./4 стр.)
Шкуру самого егеря едва царапнуло, но плечо зудело и чесалось без остановки, тоже внося лепту в озлобленность.
Хуже всего было даже не то, что Януш не принёс извинений – от чёрствого книжника иного ожидать и не следовало, – а то, что он трусливо сбежал сразу после охоты. И бросил Штефана одного разбираться с доброй дюжиной тяжёлых, громоздких тел брэгов. Оставлять их гнить под открытым небом ни в коем случае было нельзя, лесные падальщики могли потравиться скверной сами, а следом перезаражать и остальных зверей. По инструкции тела нежити следовало сжечь, а пепел и не прогоревшие кости закопать подальше от водоёмов.
О том, каково это – в сыром, ещё наполовину занесённом снегом лесу разводить костёр, способный изжарить расчленённую тушу брэга, Штефан тоже очень хотел рассказать давшему дёру напарнику.
В итоге в деревню Фараго вернулся уже ближе к вечеру – злой, уставший и с разваливающейся от боли головой. Кое-как отмылся от копоти и подсохшей крови брэгов, отдал приютившей их вдовушке куртку – починить и постирать – и отправился искать Януша. Себя Штефан уверял, что напарник ему нужен исключительно по егерским делам: обсудить запланированную на следующий день зачистку гнезда местной нечисти и прикинуть дальнейший маршрут; но в душе пламенело желание высказать зарвавшемуся упырю всё накипевшее. Не желая мучиться ещё и из-за этого противоречия, Фараго сам с собой договорился, что начнёт с работы, а там уж как пойдёт. Может, и выскажется.
Януш нашёлся буквально в полусотне шагов от края деревни. Остановившись невдалеке от кромки чёрного, раскисшего от подтаявшей воды поля, вампир что-то увлечённо разглядывал у себя под ногами. Что именно – Штефан не видел, но нутром почувствовал очередную пакость. Хоть и являясь полноправным (и полнообязанным!) егерем, Януш вёл себя не столько как охотник, сколько как учёный – что означало не доступные понимаю Штефана эксперименты и страсть к наблюдениям.
Вот и сейчас Януш, казалось, ничего не делал – только пристально глядел на землю. Поравнявшись с напарником, Штефан проследил за его взглядом…
…и поморщился от омерзения.
В неглубокой квадратной яме в полметра шириной сама по себе булькала густая алая жижа. Судя по тому, что из ямы торчали разворочённые рёбра какого-то крупного животного с остатками мяса на них, жижа была смесью крови и грязи. О том, что именно заставляло её булькать, Штефан не хотел задумываться даже краешком сознания, а вот назначение очередного извращённого эксперимента Альбы ему требовалось узнать немедленно. Пока не появилось непреодолимое желание ткнуть вампира его породистым носом в это кипящее… нечто.
– Что за дерьмо ты тут развёл?!
Януш не вздрогнул, только переступил с ноги на ногу и коротко, сердито вздохнул:
– Штефан, я же просил не подходить ко мне со спины когда я работаю; у меня плохая реакция, и однажды это закончится трагедией. – И тут же, не давая Штефану огрызнуться, вампир без перехода ответил на его вопрос: – Это «дерьмо», как ты грубо выразился, – манок на оставшихся после сегодняшней охоты брэгов. Очевидно, что в лесу мы можем встретить только взрослых особей, детёныши находятся под присмотром не участвующей в добыче пищи части стаи. Поэтому я посчитал наиболее логичным…
– Притащить их в деревню?! – от переполнявшей его смеси возмущения и неверия Штефан практически кричал на напарника. – Альба, ты идиот?! У нас за спиной две сотни безоружных крестьян, а ты тащишь к ним на порог нечисть!
– Спокойней, Штефан, – вампир под таким напором отступил на полшага и недовольно поморщился. – Я всё рассчитал. Стая появится здесь только к полуночи, среди её членов будет множество молодых либо ослабленных зимним голодом особей – я смогу взять под контроль две трети зверей; справиться с оставшейся третью тебе будет не сложно. Это самки и детёныши, Штефан, они не представляют никакой опасности для опытного егеря. Зато если мы поймаем молодую особь живьём, и я сравню её состояние с данными прошлого года, мы сможем проследить динамику развития данного вида. В перспективе полученные результаты, если их, конечно, объединить с прочими наблюдениями…
Фараго уже не слушал. С холодным интересом – ровно таким же, с каким сам Януш изучал очередной егерский трофей, – Штефан разглядывал увлёкшегося лекцией напарника. Тот, опустившись на корточки у самого края ямы, по очереди извлекал из поясной сумки крошечные разноцветные пузырьки и капал из них на бурлящую жижу. Порой яма отзывалась на эти действия бурым облачком зловония, и тогда Януш на мгновение умолкал чтобы махнуть ладонью перед лицом или потереть слезящиеся глаза.
Всё остальное время он говорил. Только слышал Штефан совсем другую лекцию. Не о брэгах и их вкладе в современную науку, а по памяти зачитанный Альбой полгода назад (в самые первые дни их совместной работы) трактат о «молодых» вампирах; тех, которые появились уже после Сумерек и к числу которых принадлежал сам Януш.
Лишённые воистину сверхъестественных умений своих предков. Лишь чуть сильнее обычных людей, с человеческой же уязвимостью к металлу и огню. Способные использовать большинство фокусов только ночью и ослабленные днём. Да, уже не так привязанные к крови, равнодушные к жаре и холоду и тянущие век, вдвое превышающий человеческий, но…
Штефан хорошо помнил самое главное: эти новые вампиры были живыми. Нуждались в воздухе, сне и пище, болели и чувствовали боль. Последнее в данный момент интересовало Фараго больше всего.
Он дождался того момента, когда Януш, закончив очередной высоконаучный пассаж, поднимет голову – и коротко, резко ударил вампира в челюсть. Тот упал на спину и даже не попытался подняться, с испуганным изумлением глядя на Фараго.
Конечно же, Штефан не стал ждать, пока его напарник очухается и что-нибудь предпримет. Схватив Януша обеими руками за ворот рубахи (проклятый упырь не мёрз даже в лютую стужу, чем тоже действовал на нервы ненавидевшему холод Штефану), егерь рывком поставил его на ноги и ударил ещё раз, уже снизу вверх – так, что клацнули клыки и голова дёрнулась назад.
– Запомни, Альба: здесь тебе не Академия, – Фараго слышал, как его голос от ярости срывается на хриплый рык, и это доставляло почти такое же удовольствие, как и щедро выплескиваемый гнев. – Ты будешь делать только то, что я разрешу тебе делать. А всю самодеятельность засунешь в свою тощую задницу. Понял, червь книжный?
Для острастки Штефан крепко встряхнул повисшего в его руках вампира. Прекрасно зная, что нет ничего опасней, чем смотреть в глаза упырю, только что схлопотавшему по морде, в ожидании ответа Фараго уставился на макушку напарника; благо, разница в росте этому весьма способствовала.
С некоторым злорадством Штефан заметил среди тёмно-русых прядей отчётливо проступившую седину – раньше он то ли не обращал на неё внимания, то ли не подбирался к Янушу настолько близко, что бы можно было рассмотреть эту деталь. Почему-то оказалось весьма приятно узнать, что этот эгоистичный учёный сухарь стареет. Да, он и выглядел на дюжину лет старше Штефана, но наблюдать так…
Было приятно. А вот слабая возня Януша заставила взвыть егерские инстинкты. Охотник знал, что в рукопашной у вампира против него никаких шансов, но оставались ещё упыриные фокусы. Практически бесполезные в светлое время суток, они, тем не менее, могли дать Янушу преимущество.
«Семь к двум, что я раскатаю его в лепёшку – и два к семи, что он поджарит мне мозги. Риск?..»
Штефан действовал уверенно и чётко, без лишних движений. Холодно просчитывая свои преимущества («Дюжина сантиметров роста – более выгодное положение для удара; почти двадцать килограмм веса – прижать к земле всем телом, так просто не скинет»), бил в полную силу и наверняка. По уже перепачканному в крови лицу, по выставленным в бесполезном блоке рукам, по корпусу. Пару раз Януш попытался ударить сам, но Штефан лишь крепче прикладывал раскрывшегося противника.
Потасовка закончилась меньше, чем за минуту. Повалив вампира лицом на землю, Фараго коленом упёрся ему в спину, одной ладонью перехватил вывернутые руки, второй вцепился в затылок. Длинные пряди удобно запутались меж пальцев, и Штефан потянул голову напарника на себя, с уже знакомым удовлетворением вслушиваясь в болезненное шипение.
– Не дёргайся, упырь. Хуже будет.
Воплотить угрозу Штефан не успел: Януш всё-таки сумел освободить руки из недостаточно крепкого захвата, упёрся ладонями в землю и резко вскинулся, затылком ударив егеря по лицу. Мерзко хрустнуло, Штефан на миг ослеп от обжигающей боли и почувствовал, как вампир пытается спихнуть его с себя. Медлить и тем самым давать Янушу время было нельзя; ухватив напарника за плечи, Штефан покатился с ним по раскисшему полю – в примитивнейшей, пещерной борьбе.
Не было пространства на приёмы, на точные движения – только на непрекращающийся град ударов, конечная цель которых безыскусно вырубить противника. Когда они подкатились почти к самому краю поля, Штефану удалось снова подмять вампира под себя, и на этот раз Фараго не отвлекался на слова. Оседлав грудь напарника, он быстро и резко всадил несколько точных ударов по лицу, пока из глаз Януша не ушла всякая осмысленность, и он не потерял сознание.
Откатившись в сторону, Штефан пару секунд переводил дыхание и разглядывал серое весеннее небо. Януш рядом резко выдохнул и тихо застонал, но в себя не пришёл; Фараго не захотел оставаться рядом. Тяжело поднявшись и утерев сочившуюся из разбитого носа кровь, он двинулся к валяющемуся у кромки поля дереву. Влажная труха мягко просела под весом человеческого тела, но всё же выдержала. Штефан с благодарностью подумал о той молнии, что свалила это дерево всего в дюжине шагов от места их потасовки.
Стыда он не ощущал. Раскаянья за содеянное – тоже. Необходимость преподать зарвавшемуся вампиру урок Фараго чувствовал давно, но всякий раз сдерживал себя: ему казалось, что вколачивания правил совместной работы кулаками Януш не поймёт. Но в этот раз усталость и гнев сделали своё дело. Если и было во всём случившемся что-то, чего Штефан предпочёл бы избежать, так это внезапной, непрофессиональной потери самоконтроля. Всё остальное его устраивало.
Штефан ещё раз потрогал нос, убедился, что кровь и не думала останавливаться, и запрокинул голову. Поминутно сглатывая и скосив глаза до боли, Фараго смотрел, как очухивается вампир. Януш не стал вскакивать сразу. Перекатившись на живот, он полежал так с полминуты, затем кое-как поднялся на четвереньки, а следом и на колени. Штефан видел, как вампир провёл ладонью по лицу, ощупал плечи, грудь и живот – на краю сознания мелькнуло равнодушное «Не переломать бы ему все рёбра… неделю отлёживаться будет, червь книжный». Но, судя по тому, что после беглого осмотра Януш всё-таки самостоятельно поднялся на ноги, ничем кроме множества синяков, лёгкого сотрясения мозга и пары трещин в костях Фараго его наградить не успел.
Выпрямившись, вампир долго, пристально рассматривал напарника. В итоге ничего не сказал и, развернувшись, вихляющей походкой крепко избитого человека направился к злополучной яме. В ней всё ещё булькало, это было заметно по вырывающимся облачкам пара, и Штефан почувствовал глухой ропот всё того же раздражения: если Альба и дальше продолжит… Но Януш не продолжил. Остановившись у дальнего края ямы – так, что бы Фараго мог видеть каждое его движение, – вампир отстегнул с пояса сумку и высыпал её содержимое в булькающую жижу; закатное солнце сверкнуло в осколках перебитых в драке флаконов. Жижа закипела ещё сильнее и, как только Януш отхромал на десяток метров, взвилась гейзером. Штефан понял, что сегодня ночью нападение стаи брэгов на деревню не предвидится.
К тому моменту, как Януш оказался рядом, Штефан уже мог спокойно опустить голову. Они вновь обменялись долгими, ничего не значащими взглядами: бывший наёмник, в этой драке отделавшийся перепачканной одеждой да в худшем случае сломанным носом, и не привыкший к подобному обращению учёный: весь драный, всклокоченный, с хорошо заметными на бледной коже ссадинами. Януш выглядел жалко, и это было какое-то неправильное определение по отношению к самоуверенному, вечно всё знающему лучше остальных вампиру.
Штефан не мог сказать, как долго они вот так бесцельно разглядывали друг друга. И почему ничего не предпринял, когда Януш сделал ещё один шаг и оказался почти вплотную, егерь тоже не понимал. Наверное, не думал, что за этим может последовать что-то опасное. А вампир просто размахнулся и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони по лицу. От силы этого удара голова Штефана мотнулась, и из носа вновь закапало.
– В следующий раз, Фараго, думай, прежде чем пускать в ход кулаки. До добра такая практика тебя не доведёт.
– Учту на будущее… Альба.
Хотелось засмеяться: обидно, зло – но губы заливала липкая струйка крови. Он облизнулся, прижал к лицу грязный рукав куртки.
Януш сел тут же, у прогнившего ствола. Тяжело привалившись к нему плечами, вампир смотрел на опущенные меж колен руки и хрипло, с присвистом дышал.
Уйти не пытался ни один из них. И ни один из них не собирался простить прощения первым.