Затянувшимся московским дождям посвещается.
Просто подумала, что большие-длинные работы это хорошо и правильно, но периодически надо "сбрасывать" случайно пришедшие на ум идеи, дабы они не засоряли память. Типичный ахматовский "сор": действительно дожди, короткая беседа о фильмах-памфлетах, пара строчек из засевшей в плеере песни, три недели работы с одними и теми же героями. В итоге получилось такое маленькое хулиганство. Допускаю, что не слишком понятное... но мне было любопытно сделать не "что", а "как".
Послеполуденное спасение принцесс
Криво сшитая холщовая рубашка немилосердно жала в плечах. Неприятное ощущение заставляло Кевина ёжиться, поминутно отдирать липнущую к шее и рукам ткань, растирать царапаемую швами кожу. Дождь усиливал дискомфорт; серая холстина, покрываясь рябью тёмно-сизых точек, окончательно сковывала движение. А частые порывы ветра мигом распространяли холод по облепленному мокрой одеждой телу.
Читать до конца
(~ 2 стр./6 т.з.)
Влажность – сумасшедшая, неестественная – тоже не помогала. Кевин всякий раз с некоторым усилием заставлял себя вдохнуть противную мокрую взвесь, являющуюся здешним воздухом. Тошнотворная горечь оседала на языке и задней стенке горла, царапала лёгкие. Казалось, ещё минута-другая, и она не хуже кислоты проест грудину, смешав собственный гниловатый дымок с паром дыхания.
И, конечно же, звуки. Раздражавшие не так сильно, как ядовитый воздух или ледяная одежда, но тоже добавлявшие свою нотку в общую свинцовую мрачность. Барабанящий по металлической кровле дождь, дыхание сотен и сотен безликих людей вокруг, дальний рокот то ли грома, то ли выстрелов – какофония настолько предсказуемая, что сквозь не покидающее с самого начала веселье Кевин ощущал циничную удовлетворённость.
Он заранее процентов на девяносто был уверен, что так оно всё и обернётся.
Толпа практически не шевелилась. Хоть какое-то движение начиналось лишь тогда, когда стоящий перед ней человек – с утрированно-суровыми чертами лица и в сухой форме – выкрикивал длинный номер. Тогда кто-то один отделялся от толпы и походкой, воплощающей бездумную покорность, подходил к выкрикивающему. Тот кивком указывал либо направо, на низкий бетонный барак, из кирпичных труб которого вырывались густые клубы дыма, либо налево – на барак повыше и поуже, лишённый окон. В зависимости от указанного направления распределённый поворачивал и уходил по одной из двух раскисших глиняных троп.
Поначалу Кевин ещё пытался пробиться в первый ряд чтобы получше осмотреться, но, несмотря на свою полную незаинтересованность, люди стояли намертво. Сдвинуть их мог только выкрик человека в форме, и то, освободившееся место тут же занимал следующий в очереди на распределение.
Собственно, эта рутина тянулась добрых полчаса, прежде чем возникло хотя бы подобие оживления. За истёкшие тридцать минут Кевин успел не только промокнуть и замёрзнуть, но так и не найти своего подопечного. Опоздать он не мог чисто технически, заблудится – тоже; оставалось предположить, что профессор уже ждал в одном из бараков…
… либо в крошечном бетонном сарае прямо за спиной «форменного» крикуна. Туда как раз потащили незадачливого распределённого, поскользнувшегося на дороге к правому бараку.
– Номер двадцать семь-тридцать-семьдесят….
Это было смешно. Пожалуй, даже нелепо. Ну почему его подопечные в двух случаях из трёх оказывались трепетными «принцессами» (вне зависимости от пола, возраста и статуса), которых непременно надо было спасать? Не то, чтобы Кевин не любил роль рыцаря в сияющих доспехах… но уж больно часто доспехи оказывались такой вот мокрой холстиной, от которой потом шкура зудела не переставая.
– Номер двадцать семь-тридцать-семьдесят….
А уж обстановка… Всегда – всегда! – неуютно, неприятно, тяжело. Подобные лагеря числились одним из худших сценариев. Уж лучше пустыня, или непролазная чаща, или городские джунгли… чёрт, даже дырявая консервная банка на орбите расширяющейся звезды была лучше хронической мороси «привет, простуда!». Звёзды – это настолько чуждо, что почти и не страшно, а вот промокшие ботинки пронимали до самой глотки. В прямом и переносном смыслах.
– Номер двадцать семь-тридцать-семьдесят….
Не говоря уже о том, что подобные истории слишком часто заканчивались головной болью. Хуже похмелья, которое всё рав…
Додумать последнюю мысль Кевин не успел. Чья-то обжигающе холодная ладонь схватила его за плечо, ещё две руки дернули за запястья и под шум дождя, помноженный на синхронное дыхание толпы, Кевина швырнули под ноги «форменному».
Сдавленное чертыханье вылетело из начавшего саднить горла само собой.
Кевин и не думал ждать, пока его повторно ткнут носом в лужу. Исход драки, конечно, был предрешён заранее: четверо на одного, и каждый из этих четверых как минимум на полфута выше и фунтов на двадцать тяжелее. Но его больше интересовала возможность согреться и размяться; со всеми этими рабочими делами Кевин определённо не успевал на ежедневную тренировку.
Его завалили минуты через две, что можно было зачесть за достойный результат. Добавить сюда парочку разбитых носов, как минимум одну свёрнутую челюсть и полдюжины переломанных рёбер, чьё-то славно хрустнувшее плечо… Собственный подбитый глаз и сочившаяся из уголка рта кровь шли бесплатным довеском, таким же, как и порвавшаяся рубашка.
Зато он согрелся, и резиново-плотная ткань больше не давила на плечи.
До замеченного ранее сарая Кевина тащили, заломив ему руки чуть ли не выше головы и непрестанно поминая нежелание пленника самостоятельно шевелить ногами. Помогать амбалам в их нелёгкой миссии в планы Кевина не входило, к тому же его смешил карикатурный акцент этих ребят. Словно бы они перекочевали сюда прямиком из какой-нибудь дешёвой тоталитарной антиутопии, снятой в середине века.
Решётчатая дверь в стене сарая распахнулась с подобающим ржавым скрипом – чётко по сценарию. Кевина толкнули в спину, он по инерции пролетел несколько шагов и плечом впечатался в мокрую стену. С тем же скрежетом дверь захлопнулась.
Обернувшись, Кевин прижался к стене спиной. В карцере – ничем иным изнутри этот сарай не выглядел – было темновато. Только слабый уличный свет проникал сквозь решётку двери и сквозь тянущуюся на уровне человеческих глаз полосу окна, тоже забранного прутьями в добрых два пальца толщиной. Подойдя к окну, Кевин оглянулся.
Помимо него в карцере было ещё два человека. Тот самый поскользнувшийся и потерявшаяся «принцесса». Выглядел профессор так, словно он собирался вот-вот помереть от страха – причём собирался на протяжении суток как минимум, а вот теперь решил окончательно.
Кевин улыбнулся и довольно облизнул губы, царапая кончик языка корочкой подсохшей крови.
– Эй, приятель, вы там часом не меня высматриваете?
Не дожидаясь ответа, он сунул руку в карман насквозь вымокшей рубахи, где тихо звякнули ключи и гильза детонатора. Рыцарь, не рыцарь, в сияющих ли доспехах или в рваной холстине…
Свою работу Кевин предпочитал делать красиво. Миф, 13.10.2012