Рейтинг: PG-13
Жанр: фэнтези.
Размер: 4,5 страницы (~ 2 000 слов).
Описание: На склоне холма растёт яблоневый сад, а в саду обитают трое: его хозяйка, её чудовище и их проклятие.
«В моём саду живёт чудовище…»
Яблоневый сад раскинулся по восточному, самому пологому склону холма. Ровная тысяча деревьев тянулась десятком колонн, по центру разделённая подъездной тропой. Тропа упиралась в дом владелицы сада, который венчал собой плоскую верхушку холма.
В первые дни августа сад пустовал. Между цветением и сбором урожая его посещали разве что сама Мораг — хозяйка — да деревенские мальчишки; для своих ежедневных баталий они частенько воровали едва завязавшиеся, зелёные ещё яблоки. К концу лета незваных гостей становилось больше, но сухие, крупчатые сорта, из которых делали сидр, мало кому приходились по вкусу.
Читать до конца
Тем утром Мораг нашла следы первого за год нетерпеливого лакомки. На тропе у подножия холма, в самой молодой части сада, валялась добрая дюжина надкушенных яблок разных цветов и размеров, словно бы кто-то перепробовал все сорта. Стоило Мораг наклониться собрать яблоки, как на ней тут же остановился чей-то взгляд.Взгляд был цепкий, тяжёлый. Не звериный. Ссыпав яблоки из подола, Мораг выпрямилась и осмотрелась. Ясным полднем промеж тонких стволов мог спрятаться только ребёнок, но дети не умели молчать. Мораг ждала. Минуту, другую. Пять. Четверть часа. Солнце припекало. Тень от ветки, раньше касавшаяся туфли Мораг, соскользнула на землю. Сад мерно шелестел под крылом спускающегося с холма ветра и тоже ждал.
Крепкие руки легли на плечи Мораг двадцать минут спустя. Крепки руки, жёсткие пальцы, уколовшие грудь когти. Жаркое дыхание всколыхнуло волосы на затылке. Запахло влажной гнилью и, с трудом перебивая смрад, незрелыми яблоками. Широкая длинная тень поглотила тень Мораг. Со звучным рыком чудовище прижалось своим телом к её, и шипы костяных пластин впились в спину и ноги.
— Ты слишком рано, — негромко произнесла Мораг и накрыла ладонью острые когти у самого сердца.
Чудовище недовольно заворчало. Мокрая пасть ткнулась ей в шею, острые зубы угрожающе сомкнулись на побелевшей коже. Язык, гибкий и шершавый, скользнул вдоль ключицы: то ли пробуя на вкус, то ли оставляя след.
Разжав челюсти, чудовище отпряло. Его руки — лапы — скользнули по рукам Мораг, царапнули рёбра, остановились чуть ниже пояса. Чёрные когти почти сомкнулись на животе, туго натянув белоснежную ткань рубахи.
Мораг развернулась в гротескных объятиях и задрала голову. Морда чудовища нависала прямо над ней: тёмная от бьющего в глаза солнца, усеянная шипами и костяными наростами, с узкими глазами одичалого хищника. В углу его пасти скопилась желтовато-зелёная от яблок пена.
Мораг подняла руку. Чудовище взрыкнуло. Мораг невесомо, кончиками пальцев смахнула клочок пены. Чудовище сомкнуло ржавые клыки на её запястье — крепко, в явной угрозе.
Не отрывая взгляда от морды чудовища, Мораг протянула вторую руку и сняла с его плеча старую сумку. Под предупреждающее ворчание она вынула из сумки увесистый тряпичный свёрток и прижала его к груди.
— Ты рано, — повторила Мораг, когда чудовище неохотно её выпустило. — Но ты можешь остаться до осени.
И чудовище действительно осталось и провело последние дни лета в саду.
Большей частью оно едва попадалось Мораг на глаза; серо-бурая тень, для своего огромного роста пугающе быстрая и тихая. Иногда оно подбиралось ближе: проверить, на месте ли глиняная бутылка, свёрток с которой у него забрала Мораг. Пару раз чудовище забредало к ней в спальню и до самого рассвета наблюдало, как Мораг пытается спать: непрестанные рычание, взвизги, шорох костяных пластин и скрип когтей о каменную шкуру прогоняли всякую дремоту. Сад же и дом раскрасили его осязаемые следы: обломанные ветки, надкушенные яблоки, куски свежей дичи на крыльце или кухонном подоконнике.
Дичь Мораг готовила себе на обед, ветками растапливала плиту, а яблоки уносила к прочим паданцам. Ни благодарить, ни ругать чудовище она не собиралась. Она вообще с ним не разговаривала, за исключением той пары слов, что произнесла в день его появления.
С наступлением осени в сад потянулись рабочие: собирать урожай и давить сок. Под грохот дробилки и пресса чудовище исчезло незамеченным. Разрываясь между садом и погребами, куда закладывались бочонки с будущим сидром, Мораг тихо этому радовалась. В деревне о яблоневом саде ходило множество слухов, но пока сидр Мораг покупали и даже специально приезжали за ним из крупных городов, одних только слухов она не боялась.
Следуя традиции, последний бочонок заложили в день Равноденствия; на приуроченный праздник собралась вся деревня. Взрослые допивали прошлогодний сидр, полагая, что новому урожаю не должен мешать старый. Детишки резвились под деревьями в поисках оброненных сборщиками яблок. Мораг, устроившись в развилке старой яблони, наблюдала и за теми, и за другими. Она ждала приближения ночи и второй — самой главной — части ежегодного ритуала.
На закате праздник перебрался в деревню. Мораг в последний раз оглядела сад: после сбора урожая и крестьянского веселья он требовал внимания и хозяйской руки, — и направилась к дому. Чудовище встретило её на полдороги. Выскользнуло из-за деревьев, принюхалось и недовольно, по-собачьи заскулило. Упав на четыре лапы, оно побежало рядом с Мораг; смрадная пасть всё норовила ткнуться ей в шею или плечо.
Дома Мораг сменила пышные праздничные одежды на рубаху и штаны, в которых обычно работала в саду. С кухни она забрала свой самый большой нож, из спальни — масляный фонарь и огниво. За пазуху она положила одну из белоснежных тряпиц, сквозь которые процеживала нежнейший сидр.
Хотя луна ещё карабкалась на небо, её свет уже заливал плоскую вершину холма. Мораг обогнула дом, миновала хозяйственные пристройки и вход в погреба и вышла на тропинку, спускающуюся по западному склону. Чудовище трусило рядом, отставая на пару шагов.
Чем дальше они уходили, тем уже становилась тропа. Обрамляющую её траву сменил вереск, вереск — терновник. Кусты поднялись Мораг по пояс, затем по плечи, через дюжину шагов сомкнулись над головой. Чудовище продиралось сквозь них, сминая колючие ветки и влажно блестящие ягоды, сок которых оставлял на шкуре густые, матовые следы.
Преодолев заросли, они вышли на крошечную прогалину. Большую её часть занимала полусгнившая, обвалившаяся хижина: стены её накренились, крыша съехала до самой земли, а окна и дверной проём смотрели на непрошеных гостей пустыми глазницами. Стоило Мораг приблизиться к хижине, как прогалину заволокло плотным дымом. Ни луна не пробивалась сквозь него, ни мерцание звёзд, только гниловато светилось полувросшее в землю крыльцо.
Мораг зажгла фонарь. Дым отступил, отдав крошечный пятачок пожухлой травы под ногами. Чудовище коснулось его передней лапой, и в ответ резкий порыв ветра затушил огонёк.
— Не лезь! — сердито прошипела Мораг; её ладонь хлёстко ударила раскрытую пасть. — Тебе сюда нельзя!
Чудовище на миг прихватило пальцы Мораг, слизнуло с них кровь, оставленную шипами терновника, и попятилось: шаг за шагом, пока дым не поглотил даже сверкающие прорези глаз. Мораг снова зажгла фонарь и вошла в хижину.
Единственная комната заросла мхом и паутиной. Ноги Мораг по самые щиколотки увязли в чём-то осклизлом и тёплом; нежную кожу под коленями коснулась дюжина невесомых лапок. Воздух, густой как утренний туман, забил горло и нос, сдавил грудь. За спиной Мораг что-то с чавканьем упало на земляной пол, и вся хижина сыто вздрогнула.
Медлить было нельзя. Со всех ног, насколько позволяла вязкая гуща, Мораг бросилась к дальней стене. С наступлением ночи Равноденствия хижина стремительно просыпалась. Просыпалась и её владелица: на дощатой лежанке зашевелился хрупкий остов ведьмы, когда-то проклявшей чудовище. Морщинистая серая кожа разглаживалась, мышцы обволакивали кости, и первое дыхание грозило вот-вот наполнить лёгкие.
Подскочив к лежанке, Мораг двумя руками всадила нож ведьме в грудь. Чёрный ихор пополам с алой кровью брызнули на лезвие; беззвучный вопль разодрал спёкшиеся губы. Хижину тряхнуло до самого основания, бесчисленные ледяные пальцы вцепились в волосы и одежду Мораг, но она устояла. Сильным рывком она дёрнула нож на себя, выломала несколько трухлявых рёбер и обнажила сердце. Ещё сухое, облепленное сажей и паутиной, оно заполошно билось под ладонью Мораг.
Выдрав сердце из ведьминой груди, Мораг завернула его в тряпицу и спрятала за пазуху. Хижина оглушительно выла и визжала, обломки прогнивших досок и ржавые гвозди заполнили воздух. С трудом уворачиваясь от дерева, железа и тянущихся с балок терновых побегов, Мораг пробиралась к выходу. Дважды её сбивало с ног, дважды она по самые локти уходила в плесневелую землю — и дважды поднималась, храня рядом со своим живым сердцем иссохшее сердце ведьмы.
Косой порог сбил её в последний раз. Выскользнувший из руки фонарь улетел назад, зато колени Мораг с силой ударились о твёрдую землю. И мигом расплескалась тишина, словно бы ведьмина хижина никогда и ничем не отличалась от сотен и сотен подобных развалюх.
Чудовище, скуля и подвывая, жалось к самой границе терновых кустов. Заметив Мораг, оно подскочило к ней, вцепилось в полу и без того рваной рубахи и потянуло прочь от хижины. Мораг не сопротивлялась. Ноги отказывались её держать, и она обхватила шею чудовища одной рукой.
Когда они добрались до вершины холма, по краю неба уже вилась махровая ниточка рассвета. За многие и многие годы Мораг привыкла, что ночь Равноденствия ведёт себя не как иная нормальная ночь, и всё же внутренне поморщилась. Скорый рассвет оставлял слишком мало времени на последнюю часть ритуала.
Уставшая, заляпанная кровью, грязью и гнилью из хижины, Мораг спустилась в погреб. Чудовище последовало за ней, с трудом протиснувшись сквозь узкие для него двери. В погребе густо пахло свежим, ещё не начавшим бродить яблочным соком и навеки пропитавшим стены и пол сидром. Прохладный, кисловатый запах смыл с Мораг часть усталости. Она опустила плечи, шумно выдохнула и в первый раз за день позволила себе искренне улыбнуться.
Крошечный бочонок с соком — в четверть галлона, на одну-единственную бутылку — ждал на верстаке. Мораг сдвинула крышку, пальцами собрала с неё несколько капель конденсата и слизнула их. Янтарный сок сладчайшего из растущих в её саду сортов приторно расцвёл на языке.
Тряпицу с сердцем ведьмы Мораг положила рядом с бочонком. Ткань осталась на удивление чистой и, развернув её, вместо полуссохшегося куска мяса Мораг нашла несколько влажных перегородок, засыпанных горстью пепла. Пепел она высыпала в бочонок, перегородки отдала вившемуся рядом чудовищу. Тщательно размешав помутневший сок, Мораг закрыла бочонок и отнесла его к дюжине таких же — особым заказам ценителей. На этом ритуал заканчивался, и начиналось ожидание: три месяца, пока бродит и настаивается хороший тёмный сидр.
Ждали они по отдельности. Следующим за Равноденствием утром чудовище ушло, так же неприметно, как и появилось.
Дни до Солнцестояния тянулись медленно, сонно. С приближением зимы сад требовал всё меньше и меньше внимания. В начале ноября за молодыми сортами сидра приехало несколько купцов: они заплатили Мораг подобающую сумму золотом, погрузили на телеги бочонки и ящики с бутылками и уехали. По первым холодам она съездила в город, купила новые инструменты и новую одежду и после уже не покидала дом.
Чудовище вернулось на пороге самой длинной ночи. Мораг его ждала и открыла дверь, как только первый удар заставил всплакнуть толстые доски. Слепяще-белое от снега, чудовище проскользнуло в коридор и отряхнулось. Оно стояло на четырёх лапах, в глазах у него не было ничего осмысленного, в движениях — человеческого. Когда Мораг протянула руку чтобы смахнуть застрявшие между гребней снежинки, чудовище оскалилось и попятилось.
Мораг вздохнула. Обогнув своего гостя по широкой дуге, она поманила его в главную комнату, где с самого утра горел камин. Чудовище тут же кинулось к огню, но на полдороги замерло и уставилось на подоконник. Там на фоне закрытых ставней ярко алела знакомая бутылка. Рядом с бутылкой стояла плошка с остатками сидра; от неё по комнате вился сладкий запах яблок.
Осторожно, как почуявший добычу хищник, чудовище пересекло комнату. Оно внимательно обнюхало бутылку, плошку. Вывалив чёрный язык, оно лизнуло сидр, а затем в несколько поспешных движений вылакало его целиком.
— Шауг? — неуверенно позвала Мораг. Этого момента она боялась сильнее всего: сильнее одиночества, сильнее мёртвой ведьмы. Вдруг что-то пошло не так, вдруг она ошиблась — и им придётся начинать сначала, все долгие двадцать лет, необходимые для снятия проклятия?
Чудовище… Шауг неуклюже поднялся на ноги и обернулся. Перемена была разительной, хоть и не явной. В уродливом теле теперь обитал человек: прямая спина, осмысленные движения, выражение глаз, не ограничивающееся голодом и гневом... Длинная пасть приоткрылась, блестящий язык скользнул по напряжённым губам, и из завибрировавшего горла вырвался сиплый рык. Шауг попробовал снова — и снова безрезультатно.
— Не надо, — попросила Мораг. — Я и так…
Шауг не послушал. Схватив бутыль, он подцепил когтем пробку, выдернул её и сделал жадный глоток. Частокол зубов звякнул об узкое горлышко, и несколько смоляных капель вытекло на шипастую челюсть.
— Мораг… — на пробу произнёс Шауг; голос его едва знакомо шелестел. — Мораг?
— Идиот! Это же тебе на год…
— Не… страшно. — Слова вылетали отрывисто, лающе. — Я хотел… сказать. Тебе.
— Что?
Мораг, сама не замечая, шагнула ему навстречу. И ещё раз. Вскоре только воздух мог втиснуться между ними.
— Спасибо. Ты… спасибо.
Когтистая лапа осторожно, нежно легла ей на плечо, скользнула по шее, запуталась в волосах. Мораг, подчиняясь, запрокинула голову.
— И всё? Ради этого ты…
— Да. Спасибо, — в третий раз повторил Шауг, и кончик его языка неловко коснулся уголка рта Мораг.
Им оставалось ещё три года. Три года жизни как чудовище и хозяйка яблоневого сада, из которых вместе, осмысленно они проведут не больше пары месяцев: всё, что могло им дать сердце ведьмы. Чувствуя, как ускользает его разум, Шауг уходил в леса; Мораг же оставалась на вершине холма: приглядывать за садом и ждать осеннего Равноденствия.
Но в ту ночь Мораг обхватила уродливую голову Шауга, притянула её к себе и, как могла, поцеловала пахнущую сидром и пеплом пасть.
(с) Миф, 2016