Я не волшебник, я - сказочник.
Авторского вступления не будет, автор всё, что хотел сказать, сказал в тексте.
Мой многострадальный "сахарный заводик".
Когда в дверь лавки постучали, руки Марты по локти были перепачканы в вездесущей травяной пыли. Пыль летела от перебираемых сухих пучков, оседала на одежде и коже, щекочущим дыхание облаком висела в воздухе. В этот день травница не ожидала гостей, поэтому за свои запасы взялась основательно, не пропустив ни только что досушенного нового урожая, ни прошлогодних остатков.
Незваный гость оказался терпелив. Второй раз он постучал лишь пару минут спустя – к тому времени Марта успела одним отрезом чистой ткани накрыть ещё не разобранные пучки, другим наскоро обмахнуть лицо и руки. Платок и передник полетели в угол, выбивая новое облачко злополучной пыли, травница оглядела полуразворошенную рабочую комнату – и через узкий коридорчик, через основной зал лавки бросилась к входной двери.
Не то, чтобы она точно знала, кого увидит на пороге. Скорее, надеялась.
– Ты приехал.
– Приехал, – легко согласился Януш.
– Я же просила предупреждать заранее...
С виноватым смешком поправив ремень дорожной сумки, Януш в обычной своей манере дёрнул плечом. Марта в ответ покачала головой и отошла, пропуская вампира в дом. Диалог повторялся с каждым его приездом, и за пять лет не продвинулся дальше этого лёгкого упрёка; глупо было надеяться, что шестой год изменит хоть что-то в давно закрепившейся традиции.
Привычкам подчинялась вся их совместная жизнь. С улыбкой Марта наблюдала за тем, как Януш знакомым движением стягивает вымокший под осенним дождём плащ, вешает его на крючок, ставит на край прилавка сумку. Осмотревшись и не найдя в лавке никаких изменений, вампир довольно зажмурился и протяжно, с нескрываемым удовольствием выдохнул. Он выглядел ровно настолько счастливым, насколько счастлив может быть вернувшийся домой путник.
От Януша пахло холодным дождём, вечной дорогой, а теперь и не так уж раздражавшей травяной пылью – руки Марты, запутавшиеся в отросших до плеч волосах, пачкали ворот рубахи вездесущими серо-зелёными крошками. Этот запах – привычный, родной – заставлял улыбаться и в то же время крепче сжимать в пальцах влажные пряди. И было ещё два слова, о силе которых Марта почему-то забывала всякий раз, стоило Янушу покинуть её дом: «Я скучал». Признание, слишком откровенное для его вечной иронии и профессорского высокомерия.
Их отношения... Для уважаемой, не молодой уже женщины, коей являлась Марта, и именитого учёного, полевого егеря, каким был Януш, то, что их связывало, казалось легкомысленным, «несерьёзным». Для не ставшей частью Стаи ведьмы и почти столетнего вампира такое сосуществование было, наверное, единственным возможным.
Януш приезжал три-четыре раза в год. В начале лета и зимой оставался на пару недель, по весенней и осенней распутицах – на месяц. Приезжал всегда без предупреждений, сколько бы Марта ни ворчала на него за эту привычку, и уходил, как только чувствовал вновь проснувшуюся тягу к путешествиям. Точнее говоря, манили его исследования, и Марта уважала научную страсть своего егеря. Вдобавок, травница понимала, что нет на свете ни одного мужчины, рядом с которым она смогла бы по-настоящему жить: видеть его каждый день, засыпать рядом каждую ночь, наверное любить, наверняка терпеть... Януш, с его одержимостью наукой и Сумерками, определённо не был таким мужчиной.
Их полностью устраивало это хрупкое равновесие. Пускай в городе то и дело слышались недобрые смешки, а заезжавший вместе с Янушем Штефан и вовсе не считал нужным держать язык за зубами. У каждого была своя жизнь; порой они пересекались, и тогда в силу вступали правила, традиции и привычки. Вроде той, что в лавке – с дороги – можно только обнять друг друга, а всё прочее лучше оставить до крошечной кухоньки позади главного зала или до верхних жилых комнат. И непременно на потом, после короткого обмена новостями и на скорую руку собранного ужина.
Четверть часа спустя, сноровисто управляясь с ножом и сковородой, Марта вовсю строила планы на ближайшие дни. Закрыть лавку до конца недели, быстренько раздать так не вовремя набранные особые заказы – благо запас приворотного зелья всегда под прилавком; прежде всего сутки или двое вообще не выходить из дома, разве что до рынка пробежаться. Приятные, бойкие мысли, за которыми Марта не услышала не то, что осторожных шагов егеря – даже стука вновь усилившегося дождя.
Травница слегка вздрогнула от неожиданности, когда Януш обнял её и мягко коснулся губами затылка. Но тут же расслабилась, чуть подалась назад и прижалась плечами к его груди. С Янушем она быстро привыкла к этому: его постоянным касаниям, непреодолимой тяге дотронуться. Марта никогда не спрашивала, откуда у взрослого мужчины такая жадная потребность ощущать; не от беспечной лёгкой жизни, это очевидно. Вполне возможно, что корни его нужды в человеческом тепле уходили в те времена, когда Марты на свете не было, и ей не хотелось бередить эти раны.
– Прости меня...
Голос вампира прозвучал очень тихо, едва перекрывая весёлый треск готовящегося ужина. Марта и услышала-то только потому, что голова Януша практически лежала на её плече.
– За что?
– Я уеду... послезавтра. Мы собирались в Академию, когда нас попросили заглянуть к вам в пригород; то ли гуль завёлся, то ли очередной перепивший крестьянин в горячке размахался топором, а теперь списывает на нечисть... В любом случае, Штефан посчитал, что может справиться с этим самостоятельно. Он отпустил меня на пару дней при условии, что я подготовлю полный отчёт для Корпуса, включая и его часть.
Марта простила бы и так, но Януш, хитрец, чуть ли не через слово касался губами её виска либо кончика уха – сердиться при этом было просто невозможно. В итоге, помолчав с минуту, травница тихо спросила:
– Но зимой ты приедешь?
– Даже раньше. Из Академии – прямо к тебе, и до самой весны. Если не успею наскучить, конечно.
– Глупый. – Марта легко ткнула вампира локтем в бок и рассмеялась. Это была привилегия, дарованная лишь ей, да ещё напарнику Януша Штефану: называть глупым одного из достойнейших профессоров Академии. Потому, наверное, что только они и видели, каков многоуважаемый профессор Альба в быту: когда устало греется у разведённого в ночном лесу костра или обнимает женщину, готовящую ему ужин.
– Конечно.
Он признаёт свою неразумность с тихим смешком и очередным ненавязчивым поцелуем, на краткий миг отвлёкшим Марту от плиты. Больше они тему скорого отъезда Януша не поднимали, хотя травнице стоило некоторого труда скрыть разочарование. Два дня – слишком мало для их расчерченной привычками жизни.
За ужином Марта делилась новостями и историями, не спрашивая Януша о его егерских буднях; это тоже было негласным правилом. Рассказала о просившейся в ученицы племяннице зеленщика – девочке расторопной, но глупенькой, а потому малопригодной для работы с травами. Посмеялась над посватавшимся сыном мельника из дальней деревушки: двадцатилетний обалдуй решил, что «одинокая» старая дева ухватится за возможность и браком перетащит мальчугана из деревни в город. О ребятишках, как-то ночью подложивших ей на порог дохлую кошку, Марта упоминать не стала. Глупая выходка один раз уже испортила настроение, и не хотелось возвращаться к ней в присутствии Януша.
Ещё Марта промолчала о своих снах.
После затянувшегося ужина и долгой беседы над опустевшими тарелками они убрали со стола, и Януш попросил чернила и бумагу. Он сел за отчёт несмотря на позднее время и явную усталость, и Марта уже привычным образом поразилась почти нездоровой работоспособности вампира. Он не умел откладывать дела на потом. Да и не желал этому учиться, невольно заставляя окружающих подстраиваться под свой сумасшедший график.
Добрый час на кухне, освещённой лишь парой толстых восковых свечей, было тихо. Убаюкивающе шуршала бумага под руками Януша, скрипело перо. Огненные блики плясали на быстро ложащихся строчках: педантично-округлых на одних листах и резких, нечитаемых – на других. Марта, в полудрёме облокотившись на стол, разглядывала то эти листы, то до суровости сосредоточенное лицо Януша; она никак не могла понять, чудится ли ей, или на левой скуле вампира действительно появился новый шрам. Едва заметная тонкая линия, теряющаяся среди прежних боевых трофеев и не отведённых за ухо волос.
Иногда Януш отвлекался; формулируя очередное предложение или углубляясь в воспоминания, он закусывал кончик пера и приобнимал Марту за плечи. Пальцы вампира рассеянно перебирали пряди распустившейся косы, невесомо скользили по шее и подбородку – это помогало ему сосредоточиться. Поймав мысль, Януш вновь утыкался в бумагу и словно бы забывал о сидящей рядом женщине. Как будто не он три часа назад вернулся домой, где не был несколько месяцев.
К полуночи Марта постаралась загнать Януша в постель, но эта попытка заранее была обречена на провал. Он пару раз кивнул в ответ на слова травницы, положил исписанный лист в стопку к прочим, взял чистый – и снова с головой ушёл в работу, вряд ли вообще осознав, о чём шла речь.
Марта подождала ещё четверть часа, поминутно зевая и не всегда успевая прикрывать рот ладонью. Задумавшийся над недописанным словом вампир в конце концов заметил её зевки и, одарив травницу мутным расфокусированным взглядом, велел ей идти отдыхать. Марта не стала ни спорить, ни объяснять, что вряд ли сможет уснуть в одиночестве. Вместо этого она отправилась в спальню и на протяжении двух часов в вязкой полудрёме разглядывала потолок. По ту сторону закрытых век ждал злополучный кошмар, отогнать который могло разве что чужое присутствие, поэтому, когда Януш всё-таки оказался рядом, травница без раздумий вцепилась в него как в своё единственное спасение.
Вампир, неправильно истолковав этот порыв, тихо хохотнул и чуть отстранился; привыкшие к темноте глаза Марты легко различили и полуусмешку, и по-звериному расширившиеся зрачки.
– Не спеши, – хрипловатый полушёпот у самого уха заставил толпу мурашек пробежать по спине и плечам. – Завтра у нас будет время на всё. В том числе и на это.
Марта промолчала. Уже не спеша, она устроилась рядом с Янушем: голова на его плече, рука на груди – прямо напротив сердца – и расслабилась. Иррациональная уверенность, что теперь кошмар отступит, убаюкивала новым сном, долгожданно безмятежным.
На самой границе дрёмы и реальности, когда ритм отдающихся в ладони ударов замедлился до нечеловечески редкого, Марта счастливо и благодарно выдохнула в холодное, жёсткое плечо:
– Дурачок... я просто по тебе соскучилась.
– Я знаю… Я знаю, как ты скучаешь, Марта, и когда в твоих поступках есть нечто большее. Ты расскажешь мне о том, что случилось, завтра. Хорошо? А теперь спи.
Травница выдохнула ещё раз. Завтра она ничего не расскажет, а Януш за своими делами и бумагами забудет о намерении разобраться. И это полностью устраивало Марту.
На следующий день первым делом травница отправилась на рынок за продуктами; поутру Януш вспомнил о своём многозначительном «время на всё», в результате чего Марта в полной мере ощутила, как безобразно отощал вампир за минувшее лето. Он и так-то был худощав, но два-три месяца полевой работы превращали Януша в драного уличного кота: с проступающими сквозь шкуру рёбрами, лохматого и исцарапанного. Пегая седина в волосах только усиливала сходство.
Конечно, Марта не рассчитывала откормить его за один день, но Януш любил её стряпню и ещё больше любил наблюдать, как она готовит; обняв и вполголоса рассказывая на ухо всякие небылицы, от егерских баек до собственных научных открытий.
Поймав себя на том, что окончательно замечталась, Марта отвесила себе мысленный подзатыльник. В конце улицы уже виднелся край рынка, полупустого по столь позднему времени: за полдень перевалило часа два тому назад. Не отвлекаясь на привычную болтовню с рыночными кумушками и почти не торгуясь, травница накупила полную корзину продуктов и лишь на обратном пути вспомнила, что не заглянула в пекарню. Эта оплошность заставила Марту досадливо поморщиться. За прилавком хлебной лавки обычно стояла Элла, жена пекаря; женщина не злая, но бойкая – она обладала нечеловеческой проницательностью и выходящей за все рамки любовью к слухам. По полной корзине Марты ей не составило бы особого труда понять, что травница вновь не одна; и после этого клуши всех окрестных кварталов будут обсуждать «бесстыжую Лис, к которой пять лет шастает мужик, так и не позвавший её замуж».
Не объяснять же каждой языкастой бабе, что, приди Янушу в голову такая блажь, Марта первой бы выгнала его из дома. Обжёгшись шестнадцать лет назад на полудетской пламенной влюблённости (ирония жизни: её жених тоже был егерем), свою свадьбу травница видела лишь в кошмарных снах. Да и пережитый Шабаш раз и навсегда отбил желание принадлежать кому-то «по праву».
Марта призадумалась. Можно было отнести корзинку домой и уже налегке вернуться за хлебом – но это добрых полчаса, потраченных впустую. Оправив накрывающую покупки тряпицу, травница гордо расправила плечи и ступила на порог пекарни.
В светлой лавке, восхитительно пропахшей свежей выпечкой, было пусто, только за прилавком скучала хозяйка, да дремал на залитом солнцем подоконнике рыжий кот. Зазвеневший дверной колокольчик заставил кота недовольно мяукнуть, а Эллу отложить в сторону рукоделие, но сонный дух лавки не прогнал. Марта вдруг ощутила, что ей очень хочется спать. Вытащить из-за письменного стола (за которым он обосновался с самого полудня) Януша, устроиться у него под боком и продремать до вечера.
Сонливость одолевала и Эллу. Она двигалась лениво, медленно; долго заворачивала хлеб и выпечку в промасленную бумагу, долго перевязывала получившийся свёрток бечёвкой, долго высчитывала цену. Лишь когда Марта убрала покупки в корзину и потянулась за кошелём, по лицу хозяйки живой волной пробежало обычное её любопытство.
– В городе поговаривают, что твой… – она потянула многозначительно-насмешливую паузу и подмигнула Марте, – друг приехал. Уж не для него ли гостинцы?
Травница неопределённо дёрнула плечом, сама не зная, что можно ответить на эти слова. Как назло, мелочь попряталась под более крупные монеты, и названную сумму пришлось собирать, выискивая медяки по одному.
– Ох, никак я не пойму, – почувствовав отсутствие сопротивления, продолжила Элла, – святая ты женщина, Марта, или просто глупая? И добро бы корысти какой в твоём проходимце нашлось… ни дома крепкого, ни мордашки симпатичной, да и старик почти. Денег-то он хоть даёт?
– Это не твоё дело, Элла, – устало и чуть раздражённо выдохнула Марта, глядя хозяйке пекарни в глаза.
– Конечно не моё, – ничуть не обиделась та. – Только если не я, кто ж правду-то скажет? Боятся тебя в городе, Лис, ой боятся… и егерь твой мало кому нравится. А я не трусиха, я молчать не буду. Глупишь ты, подруга золотая; мальчишка Томмека к тебе сватался – зачем прогнала? Ведь не посмотрел, что ты дюжину лет как в старых девках засиделась, да ещё с хахалем своим блудишь на весь город… замуж тебе надо, милочка. Хороший мужик из тебя мигом всю дурь выколотит, ещё спасибо ему скажешь.
Марта терпела болтовню Эллы с удивлявшим её саму равнодушием. Против обыкновения не подкатывала к горлу стыдливая горечь и не вертелись на языке злые, резкие слова – верные спутники случайно услышанных «заспинных» разговоров. Только противно ныла переносица, словно чьи-то крепкие пальцы схватили её с двух сторон и попытались ужать до толщины бумажного листа.
Ощущение было знакомым, хотя и давно не испытываемым. Так Марта чувствовала закипающую в ней недобрую силу: настоящий ведьмовской сглаз. Не балаганное развлечение с сушёными лягушками и кровью девственниц, а непрошеный дар Стаи. Травница не была её частью – не стала ей полностью – но умела больше, чем полагается уметь городской знахарке.
И сейчас эта сила рвалась на волю. Травница не представляла, чем оно обернётся для Эллы – вряд ли чем-то безобидным вроде подгоревшего хлеба или не поднявшихся пирогов – и не собиралась проверять на практике. Давление с переносицы поползло вверх, ударило в лоб и виски, охватило голову тугим жаром… Марта уже схватилась за корзинку, намереваясь трусливо сбежать от колкостей Эллы и собственного взбунтовавшегося дара, когда её плечо сжала холодная жёсткая ладонь.
– Дорогая хозяйка, если вы прекратите раздавать ваши, несомненно, ценные и доброжелательные рекомендации относительно личной жизни госпожи Лис, и вместо этого рассчитаете нас, то мы будем счастливы освободить ваши время и внимание для другого покупателя.
Голос Януша прозвучал насмешкой (то обстоятельство, что никакого «другого покупателя» в лавке не наблюдалось, только подчёркивало это), но Марта расслышала в нём скрытое напряжение. Какая-то лёгкая неправильность в интонациях: то ли усилившийся акцент, то ли сократившиеся паузы между словами. Элла, проявив чудеса интуиции, тоже заподозрила неладное. Разом умолкнув, она забрала брошенные Янушем на прилавок деньги и на редкость лаконично попрощалась.
Лишь на улице, отдав Янушу корзину с продуктами, Марта смогла расправить ссутуленные плечи. Сдавившее голову напряжение постепенно отступало, несколько глубоких вдохов помогли травнице разогнать плясавший под веками туман. Неуверенно улыбнувшись, Марта взглянула на своего спутника.
Глаза у егеря были жуткие. Не привычная лёгкая смесь карего и зелёного, на родине Марты называемая ореховым оттенком, а здесь болотным – но знакомая хищная желтизна. Травница скорее ощутила, чем поняла: Януш нашёл её не потому, что искал, а потому, что почувствовал. Как вампир из Стаи однажды побывавшую на грани ведьму.
Холодок непрошеных воспоминаний невесомой ладонью коснулся затылка Марты. Инстинктивно она прижалась к плечу Януша, и тот обнял её – тоже особо не задумываясь. Под полуприкрытыми веками жёлтый огонь горел уже не так ярко, зато бледные губы кривила чуждая усмешка. Марта не знала, чему улыбается её егерь – не хотела спрашивать и знать – но это недоброе выражение удовольствия странным образом заставляло поверить, что ничего страшного не случится.
Будет непривычно. Возможно, неприятно. Но не страшно. Потому что ровно с этой же отчуждённой полуусмешкой Януш отмечал свои полнолуния. Те редкие и завораживающие ночи, когда Марта обнаруживала рядом именно того мужчину, который провёл её через Шабаш.
Странно. И дико.
В безлюдном переулке на полпути обратно они самозабвенно, как подростки, целовались – и если бы Марта в тот момент могла думать, она думала бы всё о тех же полнолуниях. Зато дома всё вернулось на свои места: и тихие разговоры, и совместное приготовление обеда, и увлёкшая Януша с головой работа. Травница до самого вечера просидела рядом с вампиром, тихими смешками встречая его иронично-виноватые взгляды.
Часов в восемь, после короткого, но яростного (с её стороны) спора Марта сумела заставить Януша поужинать. Вампир поспешно, не обращая внимания на вкус, проглотил содержимое своей тарелки и вновь прилип к отчёту. «Самых последних страниц» у него набралось с полдюжины, работа заняла ещё два часа, так что от письменного стола Януш оторвался, только когда окончательно стемнело.
Марта большую часть времени была рядом, пытаясь читать одну из подаренных ей книг. Высокая наука Академии давалась травнице тяжело, а в присутствии непосредственного автора этих монструозных трактатов и вовсе не укладывалась в голове. Поэтому, когда Януш с блаженным полустоном-полувздохом отодвинул от себя солидную кипу исписанных листов, Марта мигом убрала с колен пухлый том и поднялась.
Пару минут она стояла без движения, довольно разглядывая дуреющего от возможности расслабиться вампира. Затем обошла вокруг стола, остановилась за спиной Януша и положила ладони ему на плечи. Он не шелохнулся, но по запрокинутому лицу скользнула лёгкая улыбка.
Мышцы под руками Марты были каменными, подёргивающимися от кратких судорог и, несомненно, ноющими. Потребовалось добрых пять минут невесомых ласковых поглаживаний, прежде чем Януш обмяк и подался вперёд, позволяя Марте взяться за него по-настоящему. При этом он явно собирался получить от происходящего удовольствие – невзирая на боль от давящих на перенапряжённые плечи рук.
В награду за мужественно перенесённую экзекуцию Марта принялась бесцельно поглаживать Януша по волосам и спине. Тихо позвякивала крепкая цепочка егерского жетона, задеваемая кончиками пальцев или основанием ладони, мягко скользили по рукам отросшие пряди. Марта отвела одну из них, легко коснулась губами заострённого кончика уха и негромко рассмеялась. От её смешка Януш явственно вздрогнул, но то была ожидаемая, многообещающая дрожь.
Он долго и весьма успешно делал вид, что ничего не замечает – только довольно жмурился, когда тёплое дыхание Марты касалось щеки или шеи. Чаще в их игре эта роль излишне невнимательной «жертвы» отводилась травнице, но и дразнить Януша полуреальной лаской нравилось Марте не меньше. Прохладная кожа под пальцами, подрагивающие ресницы на полуопущенных веках, лишь самую малость участившееся дыхание… В происходящем не было страсти, потому что её почти не было в самих их отношениях, зато сполна хватало готовности ослабить вечный самоконтроль.
Дождавшись того момента, когда окончательно растаявший Януш уже едва ли не мурлыкал от удовольствия, Марта решилась задать тревоживший её вопрос. Напоследок она ещё раз погладила вампира по щеке и тихо спросила:
– Януш, что происходит?
Егерь ответил коротким недоуменным смешком, относящимся то ли к словам травницы, то ли к её рукам, неподвижно замершим на его плечах.
– Ты никогда раньше не приезжал на два дня и не обещал приехать на три месяца: не в твоих правилах столько сидеть на одном месте. И днём… я таким тебя видела лишь в полнолуния. Почему?
– Почему?.. – Януш медленно выдохнул и аккуратно сжал ладонь Марты. Повинуясь этой просьбе, травница обошла вокруг стула и встала рядом с вампиром. – Потому же, почему ты не спишь второй месяц кряду и едва не превратила в лягушку дурёху из хлебной лавки.
Конечно, Марта предпочла бы услышать прямой ответ, но сделанного намёка хватило, чтобы расставить вещи по своим местам. Поняв, что ничего не может изменить в сложившейся ситуации, травница не стала тратить время на расспросы и заламывание рук. Вместо этого она с наигранным недовольством проворчала:
– И откуда ты только узнал про бессонницу?..
Вампир самодовольно улыбнулся, словно бы говоря: «Это же я. И я знаю всё на свете», – а затем потянул Марту на себя. Сделав полшага, травница почувствовала лёгшую ей на талию ладонь, и в следующий же миг оказалась на коленях у Януша. С мягкой улыбкой она запустила руки ему в волосы.
– Пообещай мне одну вещь: что бы ни случилось, ты туда не сунешься.
– Марта… – пальцы вампира скользнули по шнуровке платья, нашли концы вплетённой в косу ленты и принялись неторопливо распутывать её, – я же сказал, что из Академии поеду прямо к тебе.
Быстрый поцелуй в уголок бледных тонких губ скрыл недоверчивый смешок.
– Я тебя знаю.
– И что?
– Я очень хорошо знаю профессора Януша Альбу. – Марта подушечками пальцев скользнула по распахнутому вороту рубахи, подхватила цепочку и резко сжала пластинку жетона в кулаке. Другой рукой она несильно потянула назад полуседые пряди. – Если рядом происходит какое-то чудо, связанное с Сумерками, удержать его сможет разве что осиновый кол в сердце. Но никак не деревенская ведьма.
Довольный смешок вампира травница не столько услышала, сколько ощутила. Красочная характеристика пришлась Янушу по душе, и в этот раз наступил черёд Марты сладко замирать под скользящими по шее и плечу губами. Впрочем, когда острые клыки бережно сомкнулись на мочке уха, стало ясно, что разговор ещё не окончен.
– Тебе не хуже моего известно, что егерям и на десять километров нельзя подходить к выбранному городу.
Смысл слов мало вязался с низкой бархатной интонацией, против воли заставляющей вздрагивать и льнуть ближе. Марта крепко зажмурилась и закусила губу, собирая разбежавшиеся куда-то по уголкам сознания мысли:
– Ты умный… ты придумаешь, как обойти запрет…
– Зачем? – Клыки совсем уж по-вампирски коснулись бьющейся на шее жилки; так же аккуратно, как и в прошлый раз, и уверенность в том, что эта опасность не причинит никакого вреда, дурманила голову не хуже самой ласки. – Я и прежде мог сделать это – почти дюжину раз – но не сделал. В чём отличие?
Марта сама не поняла, почему именно этот вопрос, заданный всё тем же сводящим с ума голосом, наоборот заставил голову проясниться. Ощущение было сродни обжигающе холодным каплям дождя, попавшим за шиворот. Травница крепко вздрогнула, тряхнула головой и отстранилась так далеко, как отпустила лежащая на её талии рука вампира.
– Разница в том, что ты воспользовался предыдущей возможностью и понял, что выдержишь. Януш, – Марта крепко схватила его за шею и заставила посмотреть себе в глаза, – если ты отправишься на Шабаш, я отправлюсь за тобой. Не потому, что жить не смогу без всего этого, – она дёрнула плечом, пытаясь в одно целое объединить свою позу у него на коленях, ладони на её спине и туман в глазах вампира, – а потому, что однажды ты пошёл за мной. Мы договорились?
Взгляд Януша Марте не понравился. Долгий, оценивающий… словно бы клавший на одну чашу весов отношения с травницей, в то время как на другой уже лежала его давняя жажда знаний. Марта никогда не забывала, что первая и главная страсть Януша окрепла задолго до того, как она сама появилась на свет.
Разрываться между наукой и женщиной ему явно не хотелось. Притянув травницу к себе поближе, вампир уткнулся лбом в её плечо и негромко проворчал:
– Иногда мне кажется, что тебе следовало бы выбрать не меня, а Штефана: у вас с ним общая манера заранее натягивать мой поводок; даже когда я стою на месте.
– Я никогда такого не делаю.
– Ты сделала это сейчас. – Смягчая упрёк, Януш носом потёрся о её плечо. – Я ценю твою заботу, Марта, но я не хочу дёргаться ещё и из-за того, что за меня переживаешь ты.
– Так не давай мне повода!
– Я уже сказал, что останусь у тебя…
– Это слова, а не обещание. Януш, я прошу об одной-единственной вещи: не рискуй головой в данном конкретном случае. Неужели это так много?
– Это ровно на одну вещь больше, чем я бы того хотел… Подожди! – Вампир остановил Марту прежде, чем она успела возразить. – Если ты так жаждешь точных формулировок… Хорошо; всю зиму я просижу под твоей юбкой, даже если Шабаш начнётся на соседней улице. Так устроит?
Резкие, а по меркам Януша и вовсе грубые слова, тем не менее смягчённые ласковым тоном, Марту успокоили. Не до конца – она знала, что с вампира станется просто-напросто забыть о данном обещании, – но добиться большего она всё равно бы не смогла. Разве что, действительно, посадить егеря на цепь и приставить к нему круглосуточную охрану в лице всё того же Штефана.
Но и в этом случае Марта не была бы полностью уверена, что удержит гениальную голову вампира вдали от неприятностей.
– А теперь, – Януш, вместо ответа дождавшийся лишь обречённого кивка, плотоядно улыбнулся, – предлагаю закончить то, чем мы начали заниматься.
Румянец мигом раскрасил лицо Марты. Это было довольно глупо, учитывая её прежние заигрывания, но пересилить смущение не удавалось. Чувствуя, что гореть начинают не только щёки, но и уши, травница поспешно спрятала лицо на плече вампира.
Януш словно этого и ждал. Рассмеявшись, он коснулся губами уха Марты и задумчиво выдохнул:
– Я, знаешь ли, уже не мальчик, – голос вампира понизился ещё на полтона; сплошь не звук, а вибрация и дрожь. – И не железный.
В последнее травнице поверить было крайне трудно.
Всё следующее утро Марту не покидало ощущение, будто бы она не столько проживает эти часы, сколько вспоминает о них. Предчувствие скорого отъезда успокоило и Януша; он бегло просмотрел свои записи, сделал пару исправлений и убрал пухлую стопку в дорожный мешок. После чего до самого появления Штефана просидел рядом с Мартой на кухне, всё больше отмалчиваясь и рассеянно поглаживая зажатую в его руке ладонь травницы.
Фараго постучался около полудня. Войдя, он вежливо, но без особой доброжелательности поздоровался с Мартой, кивнул стоящему за её спиной Янушу и сообщил, что отправляться они могут прямо сейчас. Если, конечно, кое-кто за счастливой семейной жизнью не забыл о своей половине уговора.
Януш подначку со стороны напарника возмущённо проигнорировал, что заставило Штефана довольно осклабиться. Зная, как долго могут длиться словесные перепалки этих двоих, Марта поспешила вмешаться; она заявила, что егеря не покинут её дом, пока не пообедают и не получат припасы в дорогу. Штефан не возражал. Даже благодарность во взгляде, который он бросил на травницу, против обыкновения была искренней.
С Фараго у Марты отношения не ладились. Вернее, он большей частью был равнодушно-внимателен (из-за её ведьмовства и пусть оборванной, но всё же связи со Стаей), а вот сама травница бывшего наёмника откровенно побаивалась. Иррациональное, неблагодарное чувство – Штефан сделал не меньше Януша, во время первой их встречи спасая Марту от костра, – оно не было секретом для егеря, тем самым ещё сильнее беспокоя травницу. Фараго же забавлялся и не упускал ни единой возможности адресовать Марте недобрую шутку или просто колкость.
Не спасала даже роль гостеприимной хозяйки. Проведя большую часть жизни в разъездах, Штефан о приличиях заботился мало, а уж в доме, принадлежавшем женщине своего напарника, расслаблялся полностью. Впрочем, у него хватало ума и такта не переступать определённую черту, за которой насмешки превращались бы в оскорбления. Марта подозревала, что обязана этим Янушу, хотя никогда и не спрашивала напрямик. Ей было страшно лезть между Альбой и Фараго; не так страшно, как между вампиром и наукой, но достаточно, чтобы оставить отношения егерей им двоим.
Во время обеда на кухне царила почти дружелюбная атмосфера. «Почти» – потому что, накрыв мужчинам стол, Марта забилась в угол между плитой и окном и в неспешном разговоре участия не принимала. Егеря обсуждали что-то своё – кажется, кратчайшую дорогу до Академии – и о хозяйке вспомнили, лишь когда Штефан подобрал со своей тарелки последний кусок и откинулся на спинку стула.
– Спасибо, – Фараго улыбнулся скорее сыто, чем благодарно, а затем с ехидной усмешкой повернулся к напарнику: – Знаешь, старик, я тут прикинул…
– Да? – в голосе Януша проскользнула усталая обречённость.
– Потаскаемся мы по трактам ещё пару лет, брошу я Корпус ко всем чертям и осяду. Отобью у тебя Марту, пускай она мне такие обеды готовит; всё равно ты их не ценишь. Как смотришь?
– Смотрю, что это далеко не лучшая твоя шутка, Штефан.
В ответ на подчёркнуто сухое замечание Фараго довольно рассмеялся:
– Да я и не шучу! Считай это официальными планами на будущее.
Мелькнувшее в глазах Януша раздражение слегка утешило Марту. Было видно, что вампиру не по душе насмешка товарища, и уж тем более его нагловатый тон. Заметивший краткую вспышку эмоций Штефан ещё раз усмехнулся, но пошёл на попятную:
– Ладно-ладно, не закипай. Вот уж не думал, что пара дней наедине с женщиной сделает тебя таким чувствительным.
– Штефан…
Почти что неприкрытая угроза… Марта сжалась на своём табурете, зная, что увидит, если рискнёт поднять голову: жёлтые глаза Януша и опасную сосредоточенность в расправленных плечах Фараго.
– Я тебя услышал, Альба, – против ожидания, тон Штефана был добродушным, разве что не ласковым. – Иди-ка собирайся. Нам лучше добраться до окраинных деревень засветло; если только ты не горишь желанием променять нормальную постель на ночёвку в поле.
Януш сухо кивнул и поднялся из-за стола. На пороге кухни он остановился; прочтя в глазах вампира очевидный вопрос, Марта отрицательно качнула головой. Как бы ни хотелось ей провести с Янушем несколько лишних минут, у неё был частный разговор к Штефану. Касающийся вампира, а потому не предназначенный для его ушей.
– Ты что-то хотела от меня?
Проницательность Фараго заставила Марту вздрогнуть. Она знала, что егерь умён – гораздо умнее, нежели хочет показать, – но его способность читать людей как открытые книги пугала и сбивала.
Собравшись с мыслями, травница тихо попросила:
– Ты бы мог приехать сюда на время Шабаша? Боюсь, одна я его не удержу.
Фараго сердито рыкнул, да так резко, что Марта подпрыгнула больше от удивления, нежели от испуга:
– Черти бы его драли! Что в приказе «Не трепаться с гражданскими» было непонятно этому книжному червяку сейчас?!
– Януш ничего мне не рассказывал!
– Да? А откуда ты тогда знаешь о Шабаше? Стая не развешивает объявления на каждом придорожном столбе, собираясь на большую охоту!
– Я… чувствую это.
После необдуманного признания у Марты появилась настоящая причина испугаться. Окончательно растеряв ленивое благодушие, Штефан навис над ней с таким свирепым выражением лица, что травница невольно втянула голову в плечи и зажмурилась. Фараго буквально источал агрессию. Не абстрактную опасность сильного и не слишком дружелюбного человека, а профессиональную угрозу почуявшего нечисть егеря.
Марта хорошо понимала, что даже ради десятилетней дружбы с Янушем Штефан не будет терпеть у себя под боком инициированную ведьму.
– Как ты можешь это чувствовать, Лис? Ты же не из Стаи. Или?..
В напряжённо-низком голосе, в растянутых почти до неразборчивости словах, в самой позе егеря травница читала готовность к принятию самых решительных мер. И чем дольше тянулось её молчание, чем лихорадочнее Марта искала ответ – которого не имел, и которого иметь не могла, потому что, в отличие от Януша, природу Стаи и своей полуоборванной связи с ней понимала плохо, – тем уже становились глаза Штефана и тем чётче проступали желваки.
Растущее напряжение вот-вот грозило вылиться в нечто непредсказуемое. Травница уже всерьёз приготовилась отбиваться, возможно, звать на помощь, но прежде, чем события приняли катастрофический оборот, в дело вмешалась третья сила:
– Штефан, если ты оставишь Марту в покое, я объясню тебе, как именно она чувствует Стаю, и почему данная способность не требует нашего профессионального внимания. И лучше мне будет сделать это по дороге, поскольку подробная лекция займёт не один час, да и с краткой я вряд ли уложусь в десяток слов.
В голосе Януша звучало наигранное, требующее внимания недовольство, и когда Штефан повернулся к напарнику, Марта поспешила взглянуть на вампира. По валяющемуся у его ног дорожному мешку и кривой полуулыбке травница поняла, что Януш слышал большую часть беседы.
– Она точно не опасна? – Если толстошкурый Штефан и заметил неодобрение приятеля, то виду не подал. Тон егеря оставался холоден и резок.
– Клянусь своей кафедрой в Академии, так что, будь добр, успокойся. И подожди меня на улице.
Штефан фыркнул с таким очевидным сарказмом, что Марта ещё раз вздрогнула. Миновав освободившего порог Януша, Фараго обернулся и одними губами произнёс: «Я приеду». По тому, что взгляд бывшего наёмника так и не потеплел, травница поняла, что приглядывать Штефан собрался не столько за Янушем, сколько за ней самой.
Прощание не заняло у Марты много времени. Травница в последний раз обняла вампира, легко поцеловала его в щёку и проводила до порога. Оставаться и смотреть на удаляющиеся спины егерей она не стала. Это было бы нелепо и грустно – совсем не то, что требовалось ей по итогу этих трёх дней.
Остаток дня травница посвятила домашним делам: прибралась на кухне и в комнате Януша, сохранившей о присутствии егеря воспоминание разве что в виде стопки бесполезных уже черновиков, доразбирала позабытые в каморке травы, подготовила лавку к новому рабочему дню. Обычно Марте хватало одного вечера для возвращения к привычной жизни, но эта краткая побывка разбередила душу. Поняв, что отвлечься не удастся ни работой, ни книгами, Марта отложила прочие дела до утра и ещё засветло отправилась спать.
Она проснулась посреди ночи, едва дыша; сердце лихорадочно заходилось у самого горла. Осенний воздух приласкал холодными пальцами, сменяя жар на озноб, и Марта покрепче закуталась в толстое лоскутное одеяло. Закрывать глаза и доверять себя сну было страшно – по ту сторону ждал отступивший на два дня, а теперь вернувшийся кошмар.
Кое-как отогревшись и выровняв дыхание, Марта потянулась зажечь свечу. Поначалу травница не сообразила, почему под рукой нет тумбочки, но тут же вспомнила: вечером, потакая нахлынувшим эмоциям, она устроилась на той половине кровати, какую обычно занимал Януш. Неловко переползя на другой край постели, Марта нашла и тумбочку, и свечу, и ещё какой-то бумажный свёрток, которого там раньше не было.
Хрупкий жёлтый огонёк присовокупил к свёртку аккуратный квадратик записки. Несмотря на ещё пробегавшую вдоль позвоночника дрожь, Марта покачала головой: такая невнимательность, в общем-то, была ей несвойственна. Ведь записку оставил Януш; больше и некому, да и не узнать его каллиграфический почерк было тяжело.
Марта повертела листок в пальцах, успокаивая себя ощущением гладкой шелковистой бумаги, затем поднесла его к огню. Скромное пространство не могло вместить много текста, но Януш оказался неожиданно лаконичен:
«Лекарство обеспечит тебе сон без сновидений.
Пожалуйста, научись доверять мне свои проблемы.
Януш».
На обороте листа совсем уж филигранной вязью была выведена инструкция по применению оказавшегося в свёртке порошка. От него не пахло ни одной известной Марте травой, и это означало, что где-то между написанием страниц отчёта Януш нашёл время спуститься в подвал – в оборудованную там небольшую лабораторию – и изготовить лекарство.
Он был хорошим алхимиком, но Марте и в голову не приходило попросить о такой помощи. Возможно потому, что она и не собиралась лечить себя. Избавляться от кошмаров, которые были лишь слегка искажённой версией реальных событий.
Ей ночь за ночью снилось одно и то же: Шабаш, случившийся пять лет назад. Точнее, фрагмент этого Шабаша, когда беснующаяся толпа Стаи вытолкала их с Янушем на центральную площадь разоряемого города. Там чьи-то цепкие лапы с отливающими синевой когтями ухватили Марту за плечи и потащили прочь так ловко и споро, что уже через пару мгновений травница потеряла вампира из виду, и отпустили лишь в огромном, добрых ста метров шириной шатре. К тому времени Марта уже весьма смутно осознавала, что происходит. Она слышала крики и стоны человеческих тел, распростёртых поверх застилающих брусчатку ковров, дышала тяжёлым сладковатым паром, ощущала, как всё те же когти легко сдирают влажную ткань платья.
После неведомый проводник толкнул испуганно озирающуюся Марту в центр шатра, к высокому котлу и трём уродливым толстым старухам, размешивающим кипящую жидкость длинными половниками. В кошмаре травницы события развивались куда стремительнее, нежели это было на самом деле. Старухи, их котёл, зажатый в руке короткий нож и кровь: алым браслетом на левом запястье и густым металлическим привкусом на губах. Затем плечи ей укутала ткань лёгкого серебристого плаща, и рядом оказались двое: огромный полуобернувшийся волкодлак и изуродованный шрамом в пол-лица чернокнижник. И звериные, и человеческие глаза равно горели желанием и предвкушением.
От этой точки и до момента, когда Марта с беснующимся сердцем вскакивала на своей постели, события развивались по одному из трёх путей. Четвёртый – то, как всё произошло на самом деле – почему-то травнице не снился.
Чаще всего случалось так, что никто не вмешивался в завершающий шаг инициации – и тогда Марта чувствовала не страх, а омерзение. Сон в этом случае оказывался скорее сумбурным, нежели ярким, но до самого утра травница не могла отделаться от ощущения двух пар рук, властно скользящих по телу.
Реже на пороге шатра появлялся Януш. С безучастной презрительной ухмылкой он наблюдал за происходящим, то ли не узнавая травницу, то ли узнавая – и от того откровенно наслаждаясь зрелищем. Эти сны оставляли чувство горечи вперемешку с тоскливым холодком под сердцем; Марта помнила, что в жизни всё случилось совсем не так, но равнодушие Януша задевало даже во сне.
А случались ночи – наподобие нынешней – когда он вмешивался. И тогда выходило стократ хуже, потому что холод в ореховых глазах Марта ещё могла принять, а вот злую похоть в прозрачно-жёлтых – нет.
Этой ночью жёлтому взгляду противоречила аккуратная записка в её руке. Реальным могло быть только что-то одно, и Марта, немного подумав, крепче сжала листок. По большому счёту, она до сих пор не знала, кто такой Януш и можно ли ему доверять; егерь спас её от костра, они вместе прошли через Шабаш и вместе же жили по два-три месяца в году. Этого не было достаточно, но Марта и не просила большего.
Большее означало просыпаться рядом с Янушем после каждого такого кошмара. Это было бы плохо, уж точно хуже шуршащей под пальцами записки.
Недовольно вздохнув, Марта потянулась к стоявшему на тумбочке кувшину.
Три месяца спустя, как и было обещано, Штефан постучал в её дверь. На немой вопрос егеря, прочитанный в его глазах даже раньше приветствия, Марта только грустно покачала головой. Затем она протянула Фараго записку, в которой родным каллиграфическим почерком были выведены две строчки:
«Обещаю не подходить к городу ближе, чем на десять километров.
Януш».
(с)Миф, июль-август 2012
Мой многострадальный "сахарный заводик".
Егеря
Склонность к доверию
Склонность к доверию
Когда в дверь лавки постучали, руки Марты по локти были перепачканы в вездесущей травяной пыли. Пыль летела от перебираемых сухих пучков, оседала на одежде и коже, щекочущим дыхание облаком висела в воздухе. В этот день травница не ожидала гостей, поэтому за свои запасы взялась основательно, не пропустив ни только что досушенного нового урожая, ни прошлогодних остатков.
Незваный гость оказался терпелив. Второй раз он постучал лишь пару минут спустя – к тому времени Марта успела одним отрезом чистой ткани накрыть ещё не разобранные пучки, другим наскоро обмахнуть лицо и руки. Платок и передник полетели в угол, выбивая новое облачко злополучной пыли, травница оглядела полуразворошенную рабочую комнату – и через узкий коридорчик, через основной зал лавки бросилась к входной двери.
Не то, чтобы она точно знала, кого увидит на пороге. Скорее, надеялась.
Читать до конца
(~13 стр./40 т.з.)
Марта распахнула дверь ровно в тот момент, когда гость с добродушной усмешкой поднял руку для нового удара. Они немного постояли без движения – совсем чуть-чуть, только чтобы обменяться улыбками и взглядами – и Марта первой нарушила молчание:(~13 стр./40 т.з.)
– Ты приехал.
– Приехал, – легко согласился Януш.
– Я же просила предупреждать заранее...
С виноватым смешком поправив ремень дорожной сумки, Януш в обычной своей манере дёрнул плечом. Марта в ответ покачала головой и отошла, пропуская вампира в дом. Диалог повторялся с каждым его приездом, и за пять лет не продвинулся дальше этого лёгкого упрёка; глупо было надеяться, что шестой год изменит хоть что-то в давно закрепившейся традиции.
Привычкам подчинялась вся их совместная жизнь. С улыбкой Марта наблюдала за тем, как Януш знакомым движением стягивает вымокший под осенним дождём плащ, вешает его на крючок, ставит на край прилавка сумку. Осмотревшись и не найдя в лавке никаких изменений, вампир довольно зажмурился и протяжно, с нескрываемым удовольствием выдохнул. Он выглядел ровно настолько счастливым, насколько счастлив может быть вернувшийся домой путник.
От Януша пахло холодным дождём, вечной дорогой, а теперь и не так уж раздражавшей травяной пылью – руки Марты, запутавшиеся в отросших до плеч волосах, пачкали ворот рубахи вездесущими серо-зелёными крошками. Этот запах – привычный, родной – заставлял улыбаться и в то же время крепче сжимать в пальцах влажные пряди. И было ещё два слова, о силе которых Марта почему-то забывала всякий раз, стоило Янушу покинуть её дом: «Я скучал». Признание, слишком откровенное для его вечной иронии и профессорского высокомерия.
Их отношения... Для уважаемой, не молодой уже женщины, коей являлась Марта, и именитого учёного, полевого егеря, каким был Януш, то, что их связывало, казалось легкомысленным, «несерьёзным». Для не ставшей частью Стаи ведьмы и почти столетнего вампира такое сосуществование было, наверное, единственным возможным.
Януш приезжал три-четыре раза в год. В начале лета и зимой оставался на пару недель, по весенней и осенней распутицах – на месяц. Приезжал всегда без предупреждений, сколько бы Марта ни ворчала на него за эту привычку, и уходил, как только чувствовал вновь проснувшуюся тягу к путешествиям. Точнее говоря, манили его исследования, и Марта уважала научную страсть своего егеря. Вдобавок, травница понимала, что нет на свете ни одного мужчины, рядом с которым она смогла бы по-настоящему жить: видеть его каждый день, засыпать рядом каждую ночь, наверное любить, наверняка терпеть... Януш, с его одержимостью наукой и Сумерками, определённо не был таким мужчиной.
Их полностью устраивало это хрупкое равновесие. Пускай в городе то и дело слышались недобрые смешки, а заезжавший вместе с Янушем Штефан и вовсе не считал нужным держать язык за зубами. У каждого была своя жизнь; порой они пересекались, и тогда в силу вступали правила, традиции и привычки. Вроде той, что в лавке – с дороги – можно только обнять друг друга, а всё прочее лучше оставить до крошечной кухоньки позади главного зала или до верхних жилых комнат. И непременно на потом, после короткого обмена новостями и на скорую руку собранного ужина.
Четверть часа спустя, сноровисто управляясь с ножом и сковородой, Марта вовсю строила планы на ближайшие дни. Закрыть лавку до конца недели, быстренько раздать так не вовремя набранные особые заказы – благо запас приворотного зелья всегда под прилавком; прежде всего сутки или двое вообще не выходить из дома, разве что до рынка пробежаться. Приятные, бойкие мысли, за которыми Марта не услышала не то, что осторожных шагов егеря – даже стука вновь усилившегося дождя.
Травница слегка вздрогнула от неожиданности, когда Януш обнял её и мягко коснулся губами затылка. Но тут же расслабилась, чуть подалась назад и прижалась плечами к его груди. С Янушем она быстро привыкла к этому: его постоянным касаниям, непреодолимой тяге дотронуться. Марта никогда не спрашивала, откуда у взрослого мужчины такая жадная потребность ощущать; не от беспечной лёгкой жизни, это очевидно. Вполне возможно, что корни его нужды в человеческом тепле уходили в те времена, когда Марты на свете не было, и ей не хотелось бередить эти раны.
– Прости меня...
Голос вампира прозвучал очень тихо, едва перекрывая весёлый треск готовящегося ужина. Марта и услышала-то только потому, что голова Януша практически лежала на её плече.
– За что?
– Я уеду... послезавтра. Мы собирались в Академию, когда нас попросили заглянуть к вам в пригород; то ли гуль завёлся, то ли очередной перепивший крестьянин в горячке размахался топором, а теперь списывает на нечисть... В любом случае, Штефан посчитал, что может справиться с этим самостоятельно. Он отпустил меня на пару дней при условии, что я подготовлю полный отчёт для Корпуса, включая и его часть.
Марта простила бы и так, но Януш, хитрец, чуть ли не через слово касался губами её виска либо кончика уха – сердиться при этом было просто невозможно. В итоге, помолчав с минуту, травница тихо спросила:
– Но зимой ты приедешь?
– Даже раньше. Из Академии – прямо к тебе, и до самой весны. Если не успею наскучить, конечно.
– Глупый. – Марта легко ткнула вампира локтем в бок и рассмеялась. Это была привилегия, дарованная лишь ей, да ещё напарнику Януша Штефану: называть глупым одного из достойнейших профессоров Академии. Потому, наверное, что только они и видели, каков многоуважаемый профессор Альба в быту: когда устало греется у разведённого в ночном лесу костра или обнимает женщину, готовящую ему ужин.
– Конечно.
Он признаёт свою неразумность с тихим смешком и очередным ненавязчивым поцелуем, на краткий миг отвлёкшим Марту от плиты. Больше они тему скорого отъезда Януша не поднимали, хотя травнице стоило некоторого труда скрыть разочарование. Два дня – слишком мало для их расчерченной привычками жизни.
За ужином Марта делилась новостями и историями, не спрашивая Януша о его егерских буднях; это тоже было негласным правилом. Рассказала о просившейся в ученицы племяннице зеленщика – девочке расторопной, но глупенькой, а потому малопригодной для работы с травами. Посмеялась над посватавшимся сыном мельника из дальней деревушки: двадцатилетний обалдуй решил, что «одинокая» старая дева ухватится за возможность и браком перетащит мальчугана из деревни в город. О ребятишках, как-то ночью подложивших ей на порог дохлую кошку, Марта упоминать не стала. Глупая выходка один раз уже испортила настроение, и не хотелось возвращаться к ней в присутствии Януша.
Ещё Марта промолчала о своих снах.
После затянувшегося ужина и долгой беседы над опустевшими тарелками они убрали со стола, и Януш попросил чернила и бумагу. Он сел за отчёт несмотря на позднее время и явную усталость, и Марта уже привычным образом поразилась почти нездоровой работоспособности вампира. Он не умел откладывать дела на потом. Да и не желал этому учиться, невольно заставляя окружающих подстраиваться под свой сумасшедший график.
Добрый час на кухне, освещённой лишь парой толстых восковых свечей, было тихо. Убаюкивающе шуршала бумага под руками Януша, скрипело перо. Огненные блики плясали на быстро ложащихся строчках: педантично-округлых на одних листах и резких, нечитаемых – на других. Марта, в полудрёме облокотившись на стол, разглядывала то эти листы, то до суровости сосредоточенное лицо Януша; она никак не могла понять, чудится ли ей, или на левой скуле вампира действительно появился новый шрам. Едва заметная тонкая линия, теряющаяся среди прежних боевых трофеев и не отведённых за ухо волос.
Иногда Януш отвлекался; формулируя очередное предложение или углубляясь в воспоминания, он закусывал кончик пера и приобнимал Марту за плечи. Пальцы вампира рассеянно перебирали пряди распустившейся косы, невесомо скользили по шее и подбородку – это помогало ему сосредоточиться. Поймав мысль, Януш вновь утыкался в бумагу и словно бы забывал о сидящей рядом женщине. Как будто не он три часа назад вернулся домой, где не был несколько месяцев.
К полуночи Марта постаралась загнать Януша в постель, но эта попытка заранее была обречена на провал. Он пару раз кивнул в ответ на слова травницы, положил исписанный лист в стопку к прочим, взял чистый – и снова с головой ушёл в работу, вряд ли вообще осознав, о чём шла речь.
Марта подождала ещё четверть часа, поминутно зевая и не всегда успевая прикрывать рот ладонью. Задумавшийся над недописанным словом вампир в конце концов заметил её зевки и, одарив травницу мутным расфокусированным взглядом, велел ей идти отдыхать. Марта не стала ни спорить, ни объяснять, что вряд ли сможет уснуть в одиночестве. Вместо этого она отправилась в спальню и на протяжении двух часов в вязкой полудрёме разглядывала потолок. По ту сторону закрытых век ждал злополучный кошмар, отогнать который могло разве что чужое присутствие, поэтому, когда Януш всё-таки оказался рядом, травница без раздумий вцепилась в него как в своё единственное спасение.
Вампир, неправильно истолковав этот порыв, тихо хохотнул и чуть отстранился; привыкшие к темноте глаза Марты легко различили и полуусмешку, и по-звериному расширившиеся зрачки.
– Не спеши, – хрипловатый полушёпот у самого уха заставил толпу мурашек пробежать по спине и плечам. – Завтра у нас будет время на всё. В том числе и на это.
Марта промолчала. Уже не спеша, она устроилась рядом с Янушем: голова на его плече, рука на груди – прямо напротив сердца – и расслабилась. Иррациональная уверенность, что теперь кошмар отступит, убаюкивала новым сном, долгожданно безмятежным.
На самой границе дрёмы и реальности, когда ритм отдающихся в ладони ударов замедлился до нечеловечески редкого, Марта счастливо и благодарно выдохнула в холодное, жёсткое плечо:
– Дурачок... я просто по тебе соскучилась.
– Я знаю… Я знаю, как ты скучаешь, Марта, и когда в твоих поступках есть нечто большее. Ты расскажешь мне о том, что случилось, завтра. Хорошо? А теперь спи.
Травница выдохнула ещё раз. Завтра она ничего не расскажет, а Януш за своими делами и бумагами забудет о намерении разобраться. И это полностью устраивало Марту.
На следующий день первым делом травница отправилась на рынок за продуктами; поутру Януш вспомнил о своём многозначительном «время на всё», в результате чего Марта в полной мере ощутила, как безобразно отощал вампир за минувшее лето. Он и так-то был худощав, но два-три месяца полевой работы превращали Януша в драного уличного кота: с проступающими сквозь шкуру рёбрами, лохматого и исцарапанного. Пегая седина в волосах только усиливала сходство.
Конечно, Марта не рассчитывала откормить его за один день, но Януш любил её стряпню и ещё больше любил наблюдать, как она готовит; обняв и вполголоса рассказывая на ухо всякие небылицы, от егерских баек до собственных научных открытий.
Поймав себя на том, что окончательно замечталась, Марта отвесила себе мысленный подзатыльник. В конце улицы уже виднелся край рынка, полупустого по столь позднему времени: за полдень перевалило часа два тому назад. Не отвлекаясь на привычную болтовню с рыночными кумушками и почти не торгуясь, травница накупила полную корзину продуктов и лишь на обратном пути вспомнила, что не заглянула в пекарню. Эта оплошность заставила Марту досадливо поморщиться. За прилавком хлебной лавки обычно стояла Элла, жена пекаря; женщина не злая, но бойкая – она обладала нечеловеческой проницательностью и выходящей за все рамки любовью к слухам. По полной корзине Марты ей не составило бы особого труда понять, что травница вновь не одна; и после этого клуши всех окрестных кварталов будут обсуждать «бесстыжую Лис, к которой пять лет шастает мужик, так и не позвавший её замуж».
Не объяснять же каждой языкастой бабе, что, приди Янушу в голову такая блажь, Марта первой бы выгнала его из дома. Обжёгшись шестнадцать лет назад на полудетской пламенной влюблённости (ирония жизни: её жених тоже был егерем), свою свадьбу травница видела лишь в кошмарных снах. Да и пережитый Шабаш раз и навсегда отбил желание принадлежать кому-то «по праву».
Марта призадумалась. Можно было отнести корзинку домой и уже налегке вернуться за хлебом – но это добрых полчаса, потраченных впустую. Оправив накрывающую покупки тряпицу, травница гордо расправила плечи и ступила на порог пекарни.
В светлой лавке, восхитительно пропахшей свежей выпечкой, было пусто, только за прилавком скучала хозяйка, да дремал на залитом солнцем подоконнике рыжий кот. Зазвеневший дверной колокольчик заставил кота недовольно мяукнуть, а Эллу отложить в сторону рукоделие, но сонный дух лавки не прогнал. Марта вдруг ощутила, что ей очень хочется спать. Вытащить из-за письменного стола (за которым он обосновался с самого полудня) Януша, устроиться у него под боком и продремать до вечера.
Сонливость одолевала и Эллу. Она двигалась лениво, медленно; долго заворачивала хлеб и выпечку в промасленную бумагу, долго перевязывала получившийся свёрток бечёвкой, долго высчитывала цену. Лишь когда Марта убрала покупки в корзину и потянулась за кошелём, по лицу хозяйки живой волной пробежало обычное её любопытство.
– В городе поговаривают, что твой… – она потянула многозначительно-насмешливую паузу и подмигнула Марте, – друг приехал. Уж не для него ли гостинцы?
Травница неопределённо дёрнула плечом, сама не зная, что можно ответить на эти слова. Как назло, мелочь попряталась под более крупные монеты, и названную сумму пришлось собирать, выискивая медяки по одному.
– Ох, никак я не пойму, – почувствовав отсутствие сопротивления, продолжила Элла, – святая ты женщина, Марта, или просто глупая? И добро бы корысти какой в твоём проходимце нашлось… ни дома крепкого, ни мордашки симпатичной, да и старик почти. Денег-то он хоть даёт?
– Это не твоё дело, Элла, – устало и чуть раздражённо выдохнула Марта, глядя хозяйке пекарни в глаза.
– Конечно не моё, – ничуть не обиделась та. – Только если не я, кто ж правду-то скажет? Боятся тебя в городе, Лис, ой боятся… и егерь твой мало кому нравится. А я не трусиха, я молчать не буду. Глупишь ты, подруга золотая; мальчишка Томмека к тебе сватался – зачем прогнала? Ведь не посмотрел, что ты дюжину лет как в старых девках засиделась, да ещё с хахалем своим блудишь на весь город… замуж тебе надо, милочка. Хороший мужик из тебя мигом всю дурь выколотит, ещё спасибо ему скажешь.
Марта терпела болтовню Эллы с удивлявшим её саму равнодушием. Против обыкновения не подкатывала к горлу стыдливая горечь и не вертелись на языке злые, резкие слова – верные спутники случайно услышанных «заспинных» разговоров. Только противно ныла переносица, словно чьи-то крепкие пальцы схватили её с двух сторон и попытались ужать до толщины бумажного листа.
Ощущение было знакомым, хотя и давно не испытываемым. Так Марта чувствовала закипающую в ней недобрую силу: настоящий ведьмовской сглаз. Не балаганное развлечение с сушёными лягушками и кровью девственниц, а непрошеный дар Стаи. Травница не была её частью – не стала ей полностью – но умела больше, чем полагается уметь городской знахарке.
И сейчас эта сила рвалась на волю. Травница не представляла, чем оно обернётся для Эллы – вряд ли чем-то безобидным вроде подгоревшего хлеба или не поднявшихся пирогов – и не собиралась проверять на практике. Давление с переносицы поползло вверх, ударило в лоб и виски, охватило голову тугим жаром… Марта уже схватилась за корзинку, намереваясь трусливо сбежать от колкостей Эллы и собственного взбунтовавшегося дара, когда её плечо сжала холодная жёсткая ладонь.
– Дорогая хозяйка, если вы прекратите раздавать ваши, несомненно, ценные и доброжелательные рекомендации относительно личной жизни госпожи Лис, и вместо этого рассчитаете нас, то мы будем счастливы освободить ваши время и внимание для другого покупателя.
Голос Януша прозвучал насмешкой (то обстоятельство, что никакого «другого покупателя» в лавке не наблюдалось, только подчёркивало это), но Марта расслышала в нём скрытое напряжение. Какая-то лёгкая неправильность в интонациях: то ли усилившийся акцент, то ли сократившиеся паузы между словами. Элла, проявив чудеса интуиции, тоже заподозрила неладное. Разом умолкнув, она забрала брошенные Янушем на прилавок деньги и на редкость лаконично попрощалась.
Лишь на улице, отдав Янушу корзину с продуктами, Марта смогла расправить ссутуленные плечи. Сдавившее голову напряжение постепенно отступало, несколько глубоких вдохов помогли травнице разогнать плясавший под веками туман. Неуверенно улыбнувшись, Марта взглянула на своего спутника.
Глаза у егеря были жуткие. Не привычная лёгкая смесь карего и зелёного, на родине Марты называемая ореховым оттенком, а здесь болотным – но знакомая хищная желтизна. Травница скорее ощутила, чем поняла: Януш нашёл её не потому, что искал, а потому, что почувствовал. Как вампир из Стаи однажды побывавшую на грани ведьму.
Холодок непрошеных воспоминаний невесомой ладонью коснулся затылка Марты. Инстинктивно она прижалась к плечу Януша, и тот обнял её – тоже особо не задумываясь. Под полуприкрытыми веками жёлтый огонь горел уже не так ярко, зато бледные губы кривила чуждая усмешка. Марта не знала, чему улыбается её егерь – не хотела спрашивать и знать – но это недоброе выражение удовольствия странным образом заставляло поверить, что ничего страшного не случится.
Будет непривычно. Возможно, неприятно. Но не страшно. Потому что ровно с этой же отчуждённой полуусмешкой Януш отмечал свои полнолуния. Те редкие и завораживающие ночи, когда Марта обнаруживала рядом именно того мужчину, который провёл её через Шабаш.
Странно. И дико.
В безлюдном переулке на полпути обратно они самозабвенно, как подростки, целовались – и если бы Марта в тот момент могла думать, она думала бы всё о тех же полнолуниях. Зато дома всё вернулось на свои места: и тихие разговоры, и совместное приготовление обеда, и увлёкшая Януша с головой работа. Травница до самого вечера просидела рядом с вампиром, тихими смешками встречая его иронично-виноватые взгляды.
Часов в восемь, после короткого, но яростного (с её стороны) спора Марта сумела заставить Януша поужинать. Вампир поспешно, не обращая внимания на вкус, проглотил содержимое своей тарелки и вновь прилип к отчёту. «Самых последних страниц» у него набралось с полдюжины, работа заняла ещё два часа, так что от письменного стола Януш оторвался, только когда окончательно стемнело.
Марта большую часть времени была рядом, пытаясь читать одну из подаренных ей книг. Высокая наука Академии давалась травнице тяжело, а в присутствии непосредственного автора этих монструозных трактатов и вовсе не укладывалась в голове. Поэтому, когда Януш с блаженным полустоном-полувздохом отодвинул от себя солидную кипу исписанных листов, Марта мигом убрала с колен пухлый том и поднялась.
Пару минут она стояла без движения, довольно разглядывая дуреющего от возможности расслабиться вампира. Затем обошла вокруг стола, остановилась за спиной Януша и положила ладони ему на плечи. Он не шелохнулся, но по запрокинутому лицу скользнула лёгкая улыбка.
Мышцы под руками Марты были каменными, подёргивающимися от кратких судорог и, несомненно, ноющими. Потребовалось добрых пять минут невесомых ласковых поглаживаний, прежде чем Януш обмяк и подался вперёд, позволяя Марте взяться за него по-настоящему. При этом он явно собирался получить от происходящего удовольствие – невзирая на боль от давящих на перенапряжённые плечи рук.
В награду за мужественно перенесённую экзекуцию Марта принялась бесцельно поглаживать Януша по волосам и спине. Тихо позвякивала крепкая цепочка егерского жетона, задеваемая кончиками пальцев или основанием ладони, мягко скользили по рукам отросшие пряди. Марта отвела одну из них, легко коснулась губами заострённого кончика уха и негромко рассмеялась. От её смешка Януш явственно вздрогнул, но то была ожидаемая, многообещающая дрожь.
Он долго и весьма успешно делал вид, что ничего не замечает – только довольно жмурился, когда тёплое дыхание Марты касалось щеки или шеи. Чаще в их игре эта роль излишне невнимательной «жертвы» отводилась травнице, но и дразнить Януша полуреальной лаской нравилось Марте не меньше. Прохладная кожа под пальцами, подрагивающие ресницы на полуопущенных веках, лишь самую малость участившееся дыхание… В происходящем не было страсти, потому что её почти не было в самих их отношениях, зато сполна хватало готовности ослабить вечный самоконтроль.
Дождавшись того момента, когда окончательно растаявший Януш уже едва ли не мурлыкал от удовольствия, Марта решилась задать тревоживший её вопрос. Напоследок она ещё раз погладила вампира по щеке и тихо спросила:
– Януш, что происходит?
Егерь ответил коротким недоуменным смешком, относящимся то ли к словам травницы, то ли к её рукам, неподвижно замершим на его плечах.
– Ты никогда раньше не приезжал на два дня и не обещал приехать на три месяца: не в твоих правилах столько сидеть на одном месте. И днём… я таким тебя видела лишь в полнолуния. Почему?
– Почему?.. – Януш медленно выдохнул и аккуратно сжал ладонь Марты. Повинуясь этой просьбе, травница обошла вокруг стула и встала рядом с вампиром. – Потому же, почему ты не спишь второй месяц кряду и едва не превратила в лягушку дурёху из хлебной лавки.
Конечно, Марта предпочла бы услышать прямой ответ, но сделанного намёка хватило, чтобы расставить вещи по своим местам. Поняв, что ничего не может изменить в сложившейся ситуации, травница не стала тратить время на расспросы и заламывание рук. Вместо этого она с наигранным недовольством проворчала:
– И откуда ты только узнал про бессонницу?..
Вампир самодовольно улыбнулся, словно бы говоря: «Это же я. И я знаю всё на свете», – а затем потянул Марту на себя. Сделав полшага, травница почувствовала лёгшую ей на талию ладонь, и в следующий же миг оказалась на коленях у Януша. С мягкой улыбкой она запустила руки ему в волосы.
– Пообещай мне одну вещь: что бы ни случилось, ты туда не сунешься.
– Марта… – пальцы вампира скользнули по шнуровке платья, нашли концы вплетённой в косу ленты и принялись неторопливо распутывать её, – я же сказал, что из Академии поеду прямо к тебе.
Быстрый поцелуй в уголок бледных тонких губ скрыл недоверчивый смешок.
– Я тебя знаю.
– И что?
– Я очень хорошо знаю профессора Януша Альбу. – Марта подушечками пальцев скользнула по распахнутому вороту рубахи, подхватила цепочку и резко сжала пластинку жетона в кулаке. Другой рукой она несильно потянула назад полуседые пряди. – Если рядом происходит какое-то чудо, связанное с Сумерками, удержать его сможет разве что осиновый кол в сердце. Но никак не деревенская ведьма.
Довольный смешок вампира травница не столько услышала, сколько ощутила. Красочная характеристика пришлась Янушу по душе, и в этот раз наступил черёд Марты сладко замирать под скользящими по шее и плечу губами. Впрочем, когда острые клыки бережно сомкнулись на мочке уха, стало ясно, что разговор ещё не окончен.
– Тебе не хуже моего известно, что егерям и на десять километров нельзя подходить к выбранному городу.
Смысл слов мало вязался с низкой бархатной интонацией, против воли заставляющей вздрагивать и льнуть ближе. Марта крепко зажмурилась и закусила губу, собирая разбежавшиеся куда-то по уголкам сознания мысли:
– Ты умный… ты придумаешь, как обойти запрет…
– Зачем? – Клыки совсем уж по-вампирски коснулись бьющейся на шее жилки; так же аккуратно, как и в прошлый раз, и уверенность в том, что эта опасность не причинит никакого вреда, дурманила голову не хуже самой ласки. – Я и прежде мог сделать это – почти дюжину раз – но не сделал. В чём отличие?
Марта сама не поняла, почему именно этот вопрос, заданный всё тем же сводящим с ума голосом, наоборот заставил голову проясниться. Ощущение было сродни обжигающе холодным каплям дождя, попавшим за шиворот. Травница крепко вздрогнула, тряхнула головой и отстранилась так далеко, как отпустила лежащая на её талии рука вампира.
– Разница в том, что ты воспользовался предыдущей возможностью и понял, что выдержишь. Януш, – Марта крепко схватила его за шею и заставила посмотреть себе в глаза, – если ты отправишься на Шабаш, я отправлюсь за тобой. Не потому, что жить не смогу без всего этого, – она дёрнула плечом, пытаясь в одно целое объединить свою позу у него на коленях, ладони на её спине и туман в глазах вампира, – а потому, что однажды ты пошёл за мной. Мы договорились?
Взгляд Януша Марте не понравился. Долгий, оценивающий… словно бы клавший на одну чашу весов отношения с травницей, в то время как на другой уже лежала его давняя жажда знаний. Марта никогда не забывала, что первая и главная страсть Януша окрепла задолго до того, как она сама появилась на свет.
Разрываться между наукой и женщиной ему явно не хотелось. Притянув травницу к себе поближе, вампир уткнулся лбом в её плечо и негромко проворчал:
– Иногда мне кажется, что тебе следовало бы выбрать не меня, а Штефана: у вас с ним общая манера заранее натягивать мой поводок; даже когда я стою на месте.
– Я никогда такого не делаю.
– Ты сделала это сейчас. – Смягчая упрёк, Януш носом потёрся о её плечо. – Я ценю твою заботу, Марта, но я не хочу дёргаться ещё и из-за того, что за меня переживаешь ты.
– Так не давай мне повода!
– Я уже сказал, что останусь у тебя…
– Это слова, а не обещание. Януш, я прошу об одной-единственной вещи: не рискуй головой в данном конкретном случае. Неужели это так много?
– Это ровно на одну вещь больше, чем я бы того хотел… Подожди! – Вампир остановил Марту прежде, чем она успела возразить. – Если ты так жаждешь точных формулировок… Хорошо; всю зиму я просижу под твоей юбкой, даже если Шабаш начнётся на соседней улице. Так устроит?
Резкие, а по меркам Януша и вовсе грубые слова, тем не менее смягчённые ласковым тоном, Марту успокоили. Не до конца – она знала, что с вампира станется просто-напросто забыть о данном обещании, – но добиться большего она всё равно бы не смогла. Разве что, действительно, посадить егеря на цепь и приставить к нему круглосуточную охрану в лице всё того же Штефана.
Но и в этом случае Марта не была бы полностью уверена, что удержит гениальную голову вампира вдали от неприятностей.
– А теперь, – Януш, вместо ответа дождавшийся лишь обречённого кивка, плотоядно улыбнулся, – предлагаю закончить то, чем мы начали заниматься.
Румянец мигом раскрасил лицо Марты. Это было довольно глупо, учитывая её прежние заигрывания, но пересилить смущение не удавалось. Чувствуя, что гореть начинают не только щёки, но и уши, травница поспешно спрятала лицо на плече вампира.
Януш словно этого и ждал. Рассмеявшись, он коснулся губами уха Марты и задумчиво выдохнул:
– Я, знаешь ли, уже не мальчик, – голос вампира понизился ещё на полтона; сплошь не звук, а вибрация и дрожь. – И не железный.
В последнее травнице поверить было крайне трудно.
Всё следующее утро Марту не покидало ощущение, будто бы она не столько проживает эти часы, сколько вспоминает о них. Предчувствие скорого отъезда успокоило и Януша; он бегло просмотрел свои записи, сделал пару исправлений и убрал пухлую стопку в дорожный мешок. После чего до самого появления Штефана просидел рядом с Мартой на кухне, всё больше отмалчиваясь и рассеянно поглаживая зажатую в его руке ладонь травницы.
Фараго постучался около полудня. Войдя, он вежливо, но без особой доброжелательности поздоровался с Мартой, кивнул стоящему за её спиной Янушу и сообщил, что отправляться они могут прямо сейчас. Если, конечно, кое-кто за счастливой семейной жизнью не забыл о своей половине уговора.
Януш подначку со стороны напарника возмущённо проигнорировал, что заставило Штефана довольно осклабиться. Зная, как долго могут длиться словесные перепалки этих двоих, Марта поспешила вмешаться; она заявила, что егеря не покинут её дом, пока не пообедают и не получат припасы в дорогу. Штефан не возражал. Даже благодарность во взгляде, который он бросил на травницу, против обыкновения была искренней.
С Фараго у Марты отношения не ладились. Вернее, он большей частью был равнодушно-внимателен (из-за её ведьмовства и пусть оборванной, но всё же связи со Стаей), а вот сама травница бывшего наёмника откровенно побаивалась. Иррациональное, неблагодарное чувство – Штефан сделал не меньше Януша, во время первой их встречи спасая Марту от костра, – оно не было секретом для егеря, тем самым ещё сильнее беспокоя травницу. Фараго же забавлялся и не упускал ни единой возможности адресовать Марте недобрую шутку или просто колкость.
Не спасала даже роль гостеприимной хозяйки. Проведя большую часть жизни в разъездах, Штефан о приличиях заботился мало, а уж в доме, принадлежавшем женщине своего напарника, расслаблялся полностью. Впрочем, у него хватало ума и такта не переступать определённую черту, за которой насмешки превращались бы в оскорбления. Марта подозревала, что обязана этим Янушу, хотя никогда и не спрашивала напрямик. Ей было страшно лезть между Альбой и Фараго; не так страшно, как между вампиром и наукой, но достаточно, чтобы оставить отношения егерей им двоим.
Во время обеда на кухне царила почти дружелюбная атмосфера. «Почти» – потому что, накрыв мужчинам стол, Марта забилась в угол между плитой и окном и в неспешном разговоре участия не принимала. Егеря обсуждали что-то своё – кажется, кратчайшую дорогу до Академии – и о хозяйке вспомнили, лишь когда Штефан подобрал со своей тарелки последний кусок и откинулся на спинку стула.
– Спасибо, – Фараго улыбнулся скорее сыто, чем благодарно, а затем с ехидной усмешкой повернулся к напарнику: – Знаешь, старик, я тут прикинул…
– Да? – в голосе Януша проскользнула усталая обречённость.
– Потаскаемся мы по трактам ещё пару лет, брошу я Корпус ко всем чертям и осяду. Отобью у тебя Марту, пускай она мне такие обеды готовит; всё равно ты их не ценишь. Как смотришь?
– Смотрю, что это далеко не лучшая твоя шутка, Штефан.
В ответ на подчёркнуто сухое замечание Фараго довольно рассмеялся:
– Да я и не шучу! Считай это официальными планами на будущее.
Мелькнувшее в глазах Януша раздражение слегка утешило Марту. Было видно, что вампиру не по душе насмешка товарища, и уж тем более его нагловатый тон. Заметивший краткую вспышку эмоций Штефан ещё раз усмехнулся, но пошёл на попятную:
– Ладно-ладно, не закипай. Вот уж не думал, что пара дней наедине с женщиной сделает тебя таким чувствительным.
– Штефан…
Почти что неприкрытая угроза… Марта сжалась на своём табурете, зная, что увидит, если рискнёт поднять голову: жёлтые глаза Януша и опасную сосредоточенность в расправленных плечах Фараго.
– Я тебя услышал, Альба, – против ожидания, тон Штефана был добродушным, разве что не ласковым. – Иди-ка собирайся. Нам лучше добраться до окраинных деревень засветло; если только ты не горишь желанием променять нормальную постель на ночёвку в поле.
Януш сухо кивнул и поднялся из-за стола. На пороге кухни он остановился; прочтя в глазах вампира очевидный вопрос, Марта отрицательно качнула головой. Как бы ни хотелось ей провести с Янушем несколько лишних минут, у неё был частный разговор к Штефану. Касающийся вампира, а потому не предназначенный для его ушей.
– Ты что-то хотела от меня?
Проницательность Фараго заставила Марту вздрогнуть. Она знала, что егерь умён – гораздо умнее, нежели хочет показать, – но его способность читать людей как открытые книги пугала и сбивала.
Собравшись с мыслями, травница тихо попросила:
– Ты бы мог приехать сюда на время Шабаша? Боюсь, одна я его не удержу.
Фараго сердито рыкнул, да так резко, что Марта подпрыгнула больше от удивления, нежели от испуга:
– Черти бы его драли! Что в приказе «Не трепаться с гражданскими» было непонятно этому книжному червяку сейчас?!
– Януш ничего мне не рассказывал!
– Да? А откуда ты тогда знаешь о Шабаше? Стая не развешивает объявления на каждом придорожном столбе, собираясь на большую охоту!
– Я… чувствую это.
После необдуманного признания у Марты появилась настоящая причина испугаться. Окончательно растеряв ленивое благодушие, Штефан навис над ней с таким свирепым выражением лица, что травница невольно втянула голову в плечи и зажмурилась. Фараго буквально источал агрессию. Не абстрактную опасность сильного и не слишком дружелюбного человека, а профессиональную угрозу почуявшего нечисть егеря.
Марта хорошо понимала, что даже ради десятилетней дружбы с Янушем Штефан не будет терпеть у себя под боком инициированную ведьму.
– Как ты можешь это чувствовать, Лис? Ты же не из Стаи. Или?..
В напряжённо-низком голосе, в растянутых почти до неразборчивости словах, в самой позе егеря травница читала готовность к принятию самых решительных мер. И чем дольше тянулось её молчание, чем лихорадочнее Марта искала ответ – которого не имел, и которого иметь не могла, потому что, в отличие от Януша, природу Стаи и своей полуоборванной связи с ней понимала плохо, – тем уже становились глаза Штефана и тем чётче проступали желваки.
Растущее напряжение вот-вот грозило вылиться в нечто непредсказуемое. Травница уже всерьёз приготовилась отбиваться, возможно, звать на помощь, но прежде, чем события приняли катастрофический оборот, в дело вмешалась третья сила:
– Штефан, если ты оставишь Марту в покое, я объясню тебе, как именно она чувствует Стаю, и почему данная способность не требует нашего профессионального внимания. И лучше мне будет сделать это по дороге, поскольку подробная лекция займёт не один час, да и с краткой я вряд ли уложусь в десяток слов.
В голосе Януша звучало наигранное, требующее внимания недовольство, и когда Штефан повернулся к напарнику, Марта поспешила взглянуть на вампира. По валяющемуся у его ног дорожному мешку и кривой полуулыбке травница поняла, что Януш слышал большую часть беседы.
– Она точно не опасна? – Если толстошкурый Штефан и заметил неодобрение приятеля, то виду не подал. Тон егеря оставался холоден и резок.
– Клянусь своей кафедрой в Академии, так что, будь добр, успокойся. И подожди меня на улице.
Штефан фыркнул с таким очевидным сарказмом, что Марта ещё раз вздрогнула. Миновав освободившего порог Януша, Фараго обернулся и одними губами произнёс: «Я приеду». По тому, что взгляд бывшего наёмника так и не потеплел, травница поняла, что приглядывать Штефан собрался не столько за Янушем, сколько за ней самой.
Прощание не заняло у Марты много времени. Травница в последний раз обняла вампира, легко поцеловала его в щёку и проводила до порога. Оставаться и смотреть на удаляющиеся спины егерей она не стала. Это было бы нелепо и грустно – совсем не то, что требовалось ей по итогу этих трёх дней.
Остаток дня травница посвятила домашним делам: прибралась на кухне и в комнате Януша, сохранившей о присутствии егеря воспоминание разве что в виде стопки бесполезных уже черновиков, доразбирала позабытые в каморке травы, подготовила лавку к новому рабочему дню. Обычно Марте хватало одного вечера для возвращения к привычной жизни, но эта краткая побывка разбередила душу. Поняв, что отвлечься не удастся ни работой, ни книгами, Марта отложила прочие дела до утра и ещё засветло отправилась спать.
Она проснулась посреди ночи, едва дыша; сердце лихорадочно заходилось у самого горла. Осенний воздух приласкал холодными пальцами, сменяя жар на озноб, и Марта покрепче закуталась в толстое лоскутное одеяло. Закрывать глаза и доверять себя сну было страшно – по ту сторону ждал отступивший на два дня, а теперь вернувшийся кошмар.
Кое-как отогревшись и выровняв дыхание, Марта потянулась зажечь свечу. Поначалу травница не сообразила, почему под рукой нет тумбочки, но тут же вспомнила: вечером, потакая нахлынувшим эмоциям, она устроилась на той половине кровати, какую обычно занимал Януш. Неловко переползя на другой край постели, Марта нашла и тумбочку, и свечу, и ещё какой-то бумажный свёрток, которого там раньше не было.
Хрупкий жёлтый огонёк присовокупил к свёртку аккуратный квадратик записки. Несмотря на ещё пробегавшую вдоль позвоночника дрожь, Марта покачала головой: такая невнимательность, в общем-то, была ей несвойственна. Ведь записку оставил Януш; больше и некому, да и не узнать его каллиграфический почерк было тяжело.
Марта повертела листок в пальцах, успокаивая себя ощущением гладкой шелковистой бумаги, затем поднесла его к огню. Скромное пространство не могло вместить много текста, но Януш оказался неожиданно лаконичен:
«Лекарство обеспечит тебе сон без сновидений.
Пожалуйста, научись доверять мне свои проблемы.
Януш».
На обороте листа совсем уж филигранной вязью была выведена инструкция по применению оказавшегося в свёртке порошка. От него не пахло ни одной известной Марте травой, и это означало, что где-то между написанием страниц отчёта Януш нашёл время спуститься в подвал – в оборудованную там небольшую лабораторию – и изготовить лекарство.
Он был хорошим алхимиком, но Марте и в голову не приходило попросить о такой помощи. Возможно потому, что она и не собиралась лечить себя. Избавляться от кошмаров, которые были лишь слегка искажённой версией реальных событий.
Ей ночь за ночью снилось одно и то же: Шабаш, случившийся пять лет назад. Точнее, фрагмент этого Шабаша, когда беснующаяся толпа Стаи вытолкала их с Янушем на центральную площадь разоряемого города. Там чьи-то цепкие лапы с отливающими синевой когтями ухватили Марту за плечи и потащили прочь так ловко и споро, что уже через пару мгновений травница потеряла вампира из виду, и отпустили лишь в огромном, добрых ста метров шириной шатре. К тому времени Марта уже весьма смутно осознавала, что происходит. Она слышала крики и стоны человеческих тел, распростёртых поверх застилающих брусчатку ковров, дышала тяжёлым сладковатым паром, ощущала, как всё те же когти легко сдирают влажную ткань платья.
После неведомый проводник толкнул испуганно озирающуюся Марту в центр шатра, к высокому котлу и трём уродливым толстым старухам, размешивающим кипящую жидкость длинными половниками. В кошмаре травницы события развивались куда стремительнее, нежели это было на самом деле. Старухи, их котёл, зажатый в руке короткий нож и кровь: алым браслетом на левом запястье и густым металлическим привкусом на губах. Затем плечи ей укутала ткань лёгкого серебристого плаща, и рядом оказались двое: огромный полуобернувшийся волкодлак и изуродованный шрамом в пол-лица чернокнижник. И звериные, и человеческие глаза равно горели желанием и предвкушением.
От этой точки и до момента, когда Марта с беснующимся сердцем вскакивала на своей постели, события развивались по одному из трёх путей. Четвёртый – то, как всё произошло на самом деле – почему-то травнице не снился.
Чаще всего случалось так, что никто не вмешивался в завершающий шаг инициации – и тогда Марта чувствовала не страх, а омерзение. Сон в этом случае оказывался скорее сумбурным, нежели ярким, но до самого утра травница не могла отделаться от ощущения двух пар рук, властно скользящих по телу.
Реже на пороге шатра появлялся Януш. С безучастной презрительной ухмылкой он наблюдал за происходящим, то ли не узнавая травницу, то ли узнавая – и от того откровенно наслаждаясь зрелищем. Эти сны оставляли чувство горечи вперемешку с тоскливым холодком под сердцем; Марта помнила, что в жизни всё случилось совсем не так, но равнодушие Януша задевало даже во сне.
А случались ночи – наподобие нынешней – когда он вмешивался. И тогда выходило стократ хуже, потому что холод в ореховых глазах Марта ещё могла принять, а вот злую похоть в прозрачно-жёлтых – нет.
Этой ночью жёлтому взгляду противоречила аккуратная записка в её руке. Реальным могло быть только что-то одно, и Марта, немного подумав, крепче сжала листок. По большому счёту, она до сих пор не знала, кто такой Януш и можно ли ему доверять; егерь спас её от костра, они вместе прошли через Шабаш и вместе же жили по два-три месяца в году. Этого не было достаточно, но Марта и не просила большего.
Большее означало просыпаться рядом с Янушем после каждого такого кошмара. Это было бы плохо, уж точно хуже шуршащей под пальцами записки.
Недовольно вздохнув, Марта потянулась к стоявшему на тумбочке кувшину.
Три месяца спустя, как и было обещано, Штефан постучал в её дверь. На немой вопрос егеря, прочитанный в его глазах даже раньше приветствия, Марта только грустно покачала головой. Затем она протянула Фараго записку, в которой родным каллиграфическим почерком были выведены две строчки:
«Обещаю не подходить к городу ближе, чем на десять километров.
Януш».
(с)Миф, июль-август 2012
@музыка: "Он был старше её, она была хороша..."
@настроение: "Автор размышляет, наработал ли он на шоколадку*
@темы: Сказки и истории, "Егеря"
-
-
22.08.2012 в 02:08Прощения ещё просил... да святое ж мироздание, ни один нормальный мужчина не будет искренне извиняться за то, что только собирается сделать!
Короче бу-бу-бу на него.
-
-
22.08.2012 в 09:00Штефан прекрасен. Пардон)
-
-
22.08.2012 в 13:26А если серьёзно, то как создателю мне твоя реакция нравится, хотелось именно неоднозначного, даже не слишком приятного персонажа выписать - не всё ж безукоризненными идеалами развлекаться, это скучно.
в морду дать в конце концов за такие слова
Это они уже проходили... Как говорил ослик Иа: "Душераздирающее зрелище" *гнусно хохочет*
Andah,
Эх, поспорила бы я с тобой, душа моя, по поводу "на месте"... да не буду. Не оспаривать же мне твоё виденье прочитанного только на основании того, что я сама знаю, где крупно облажалась.
Штефан прекрасен. Пардон)
Пришёл, нахамил два раза и ушёл - и этим прекрасен? *Опять-таки, гнусно хохочет*
-
-
22.08.2012 в 15:33Как же они дальше-то?
-
-
22.08.2012 в 15:57К сожалению (или к счастью?) это - очень жизненный финал. Возможно, самая реалистичная часть текста. И мой опыт подсказывает, что тут два пути: либо расходиться, либо смиряться.
-
-
22.08.2012 в 16:17*многозначительно умолкает*
-
-
22.08.2012 в 17:41-
-
22.08.2012 в 21:15Кроме "перевоспитать" - точно не сработает.
Akasha Ray, секрет как раз в неидеальности. Совмещаешь хорошее и плохое в тех долях, которые тебе симпатичны - и получаешь живого-вкусного персонажа
-
-
22.08.2012 в 21:27-
-
23.08.2012 в 20:48-
-
23.08.2012 в 23:32А смириться - это сидеть на попе ровно и не предпринимать вообще никаких шагов никуда.
-
-
24.08.2012 в 20:54Под "смириться" я имею в виду "свыкнуться с характером другого человека и не пытаться переделать его".
-
-
25.08.2012 в 12:12Ну люблю я его *с максимальным хладнокровием пожимает плечами* Напиши мне на весь текст один раз, как он вошёл, а затем сразу вышел, и мне с вероятностью понравится и это.
-
-
25.08.2012 в 18:00Чёрт, а я сама плохо понимаю, почему у меня с этим текстом такие отношения, будто бы он мне не родной. То есть, я чётко понимаю, что облажалась, даже более или менее догадываюсь где... Но вряд ли возьмусь убедить в этом кого-то из читателей, потому что аргументов не хватит. Просто знаю, что в этот раз у меня не получилось. Наличие костылей в тексте, как бы я их ни прятала, только способствуют этому знанию.
Люби, я тебе не запрещаю - что ж, изверг какой, кому-то запрещать любить моих мальчиков? *хохочет*
-
-
28.08.2012 в 11:34Нет, ты не изверг, в конце концов, ты их пишешь!