понедельник, 15 октября 2012
Немного отойду от быта и поговорю на технически-литературные темы. О том, почему писателю не всегда удаётся достучаться до читателя.
"Не понял!", или Расплетая буквы
"Предположим, герой – молодой человек, холостой кавалер..."
М. Щербаков
Идею языка как набора кодов первый раз я услышала на институтской лекции по философии. Образ красив: каждый из нас обладает некоторым массивом знаний, и на каждый элемент этого массива – на каждый образ – навешивается "ярлычок"-слово. Соответственно, коммуникация есть цепочка из зашифровывания некоторого набора образов, обмена кодами и последующей расшифровки.
Банальная логика подсказывает, что в таком процессе неизбежно искажение либо потеря информации. В виду ли изначального несовпадения массивов у отправляющей и принимающей сторон, некорректной ли шифровки/дешифровки или естественных потерь при передаче сигнала.
Солитонные линии между людьми построить вряд ли когда-нибудь удастся, да и те не идеальны... Суть в том, что "Не так поняли" – история известная и повсеместно распространённая.
Читать до конца (~ 5 т.з.)А теперь сделаем шажок к художественному тексту. По-хорошему говоря, писатель ведёт со своим читателем беседу. Несколько одностороннюю, но степень вовлечённости читателя не даёт мне назвать её полновесным монологом. И, как и в любой беседе, здесь работает эта цепочка передачи информации. Автор обладает некоторым массивом образов и идей, выражает их в кодах, которые ему кажутся наиболее подходящими, затем записывает эти коды – чтобы читатель на своём «конце провода» их расшифровал.
Суть в том, что в случае художественного произведения писатель в некотором смысле работает "в пустоту" по сравнению с обычным живым разговором. Он не знает, кто его собеседник, поэтому не может подобрать оптимальный язык – оптимальный метод шифровки и оптимальный массив. За универсальность приходится платить понижением качества (в данном случае технической – художественной – языковой ценностью текста). Либо можно работать на естественном для себя уровне культурного багажа – того самого массива – надеясь или подразумевая, что принимающая сторона обладает схожими знаниями.
Ярче всего проблемы, возникающие при втором подходе, заметны на примере описаний. Кому-то "Мир", кому-то "Война", кому-то восхищение природой, кому-то на черта не сдались эти травки-цветочки. Из-за несовпадения жизненных опытов.
Повторюсь, автор работает в пустоту. Он не может учесть отсутствие у читателя какого-то опыта, и это приводит к ещё одной проблеме, редко встречающейся при непосредственных беседах: созданию пустых запросов.
Когда я говорю о несовпадении массивов у двух участников разговора, это именно несовпадение: у кого-то чуть больше знаний в одной области, у кого-то в другой, но есть некий солидный общий базис, к которому почти всегда можно вернуться, если ты ушёл на одному тебе понятную территорию. Писатель этого базиса зачастую лишён – просто в силу того, что, чтобы написать книгу, приходится говорить об огромном количестве самых разных вещей. В том числе и тех, которые мы редко – почти никогда – не обсуждаем в бытовых беседах.
Например, природа. Когда я описываю некий пейзаж, я конструирую его из собственных воспоминаний – то есть из некоторых собственных моделей реальности (раз набор "ошибки"). Затем я перевожу сухое описание в художественную форму, используя тропы (два набор "ошибки") – насколько мне позволяет богатство словарного запаса и вкус. Затем читатель мой текст расшифровывает (третий набор) и накладывает (четыре) на свои воспоминания – свою модель (пять).
Тут три пути:
– Если нам обоим очень повезло, совпадут модели восприятия и жизненный опыт, то информация пройдёт почти без искажения. И тут интерес читателя будет зависеть сугубо от того, понравился ли ему пейзаж или нет.
– Если эта пятикратно собранная ошибка достигнет значительного размера, читатель получит картину, серьёзно отличающуюся от задуманной. Она может быть плохой, она может быть хорошей, но она не будет той, что нужна мне-автору.
– Если в данном конкретном случае у читателя и у меня не найдётся точки пересечения в моделях, я создам пустой запрос: потребую у принимающей стороны достать из памяти то, чего там никогда не было. Как правило, это либо раздражает читателя "нагрофоманили мне тут всякую чушь", либо вызывает у него скуку "к чёрту ёлочки-сосёночки, экшн давай!".
В этом месте, по законам жанра, я должна дат некий рецепт, помогающий решить проблему. Рецепта – проверенного, надёжного – у меня есть. Есть предположение, как можно избежать "пустых запросов": повышать художественную ценность текста, одновременно понижая требования к массиву знаний читателя. То есть, пытаться находить непримитивный, образный язык, опирающийся на повседневную жизнь и повседневные наблюдения каждого из нас.
Человек за свою жизнь видит очень многое, просто не всё держит в активной памяти. И если опираться на то, что каждый день можно увидеть, выходя из дома (либо по тому же телевизору/в той же сети), то шанс "не промазать" гораздо выше. Да, это высокое ремесло: не досравниваться до абсурда, не наизобреть монструозных конструкций, теряющих изначальный смысл, не превратить средство в цель. Да, этому надо учиться – потому что самые очевидные сравнения давно уже стали штампами, а чтобы изобретать новые нужно уметь видеть мир вокруг. Да, это может привести к читательской реакции "многабукав ниасилил".
С другой стороны, это позволяет автору говорить с более широким кругом читателей, не ограничивая себя гетто единомышленников. Думаю, оно стоит затраченной работы.
@темы:
Перо, тетрадь, пегас...,
Рабочие материалы
Вспоминается Макаревич с его "на одних букварях". Этот же приём работает на разграничение целевой аудитории - у моих старших товарищей фраевские "плед-кофе-несбывшееся" не пошло вообще.
М-м-м... Вспоминая тех же Олдей, они дивно доказывали точку зрения, что поля надо расширять и говорить на языках, интересных любой части аудитории. Тогда и выстрелит. Они это очень хорошо демонстрировали на феномене "Гарри Поттера".
Не могу спорить (вообще, спорить с Олди... ну-ну)); классическая греческая литература даром не проходит *качает головой усмехается*
нет риска скатиться до простигосподи Донцовой или С. Майер?
Моя мысль в том, что, когда ты пишешь про алый закат над правым склоном горы Фудзи, сравнивать его с чешуёй тропических рыб, обитающих где-нибудь у Большого кораллового рифа... можно, конечно, и это отдельный литературный приём. Но на этапе овладения литературным мастерством лучше поискать сравнение чуть поближе: в ёлочных игрушках в первую снежную ночь, в сбитых ветром яблоках в городском парке или в цвете чернил, которыми проставлена твоя первая пятёрка в дневнике. Утрирую, конечно, но в качестве иллюстрации - подойдёт.