Я не волшебник, я - сказочник.
Я обещала пару постов тому назад рассказать об одном из двух французских романов моей жизни. Собирала это признание три дня и по-прежнему не очень уверена, что оно будет интересно окружающим. У нас, к сожалению, у большинства проблема с образованностью (себя я из этого большинства не исключаю). Если и Сент-Экса мало кто знает за пределами "Маленького принца", то что уж говорить о французском поэте пятнадцатого века.
Но я попробую. Потихоньку, как умею - о случайностях, своей любви, стихах и кино. О средневековом школяре Франсуа Вийоне.
В тексте использованы цитаты из стихотворений Олега Ладыженского и Булата Окуджавы, цитаты из Вийона даны в переводе Ильи Эренбурга.
Основные материалы: полный перевод Ю. Кожевникова (1995), сборник под редакцией А. Маркевича (2010), историческое исследование Ж. Фавье (1991). Ну и спасибо интернету за всю предоставленную информацию.
Роман с ФранциейРоман с Францией
Мой роман с Францией это, в первую очередь, роман с творчеством и легендами двух писателей: военного лётчика Антуана де Сент-Экзюпери и средневекового школяра Франсуа Вийона. Проза первого и стихи второго случились в моей жизни примерно в одно и то же время – два или три года тому назад – и знакомство с ними происходило по одному и тому же сценарию.
Есть у меня такая примета: если я раз за разом в течение определённого (достаточно небольшого) отрезка времени натыкаюсь на упоминания того или иного культурного явления, это означает, что явление не только заслуживает внимания, но и придётся мне по душе. Случай «подсовывал» мне имя Вийона с завидной регулярностью – даже тогда, когда я ничего ещё о нём не знала. Первой, конечно же, была «Молитва» Окуджавы – её я услышала от отца ещё маленькой-глупенькой девочкой и эти стихи надолго запали в душу. Хотя сейчас, уже ознакомившись с творчеством непосредственно самого Вийона… впрочем, об этом «хотя» я поговорю позже, когда стану размышлять над образом из фильма.
После Окуджавы были редкие разрозненные упоминания, которые никогда не цеплялись друг за друга… пока я не начала читать Олди. Тут уже было не отвертеться: и «Подражание» из альбомов «Театра», и часто упоминаемая в интервью театральная студия, где тогда ещё более Громов и Ладыженский участвовали в постановке пьесы, посвящённой средневековому поэту (текста её, кстати, в интернете я так и не нашла, что обидно), и «Мост над океаном» с намертво засевшим «Его три раза вешали, три раза отпускали…». Мне стало интересно. Я нашла несколько стихов – то ли в своих сборниках, то ли в интернете – и решила пополнить домашнюю библиотеку новым именем.
Тут-то и выяснилось, что с иностранной поэзией в наших книжных беда. Нужного мне томика в продаже просто не было – стихи Вийона не переиздавались на протяжении довольно долгого времени. Я искала больше года, пока не нашла на книжном развальчике у ЦДХ (куда нас с Андой занесло абсолютно случайно) заповедный томик: тёмно-бордовый, на плотной хорошей бумаге, с золотым тиснением, с иллюстрациями-стиллизацией под тот самый пятнадцатый век.. и смешной ценой то ли в сто, то ли в двести рублей. Тяжёлая, довольно старая (1995 года) книга, которую до меня никто не читала – я сама разрезала отдельные страницы. Можно ли представить себе нечто более заманчивое?
Со вступительной статьи к этой книге (за авторством переводчика – Юрия Кожевникова) началось новое, увлекательное действие: имя стало превращаться в личность. В средневекового незадачливого бродягу-школяря, языкастого, дерзкого и очень живого. В какой-то мере мне повезло: первой я прочитала ту легенду о Франсуа Виойне, в которой он был положительным героем. Вряд ли бы мне дальше была интересна та история, в которой главный герой в первую очередь «вор, убийца», и лишь затем – «поэт».
Небольшое отступление:
На самом деле, это очень хороший вопрос: должна ли влиять личность автора на его произведения. Для себя я решила, что нет – не должна. И что надо держать дистанцию между творцом и его творением. В этом плане для меня показательным оказался пример моего второго французского «романа» - Сент-Эзюпери. Автор «Маленького принца» - а в первую очередь «Планеты людей» и «Цитадели», - военный лётчик, погибший во Вторую Мировую, человек, литературный талант которого для меня абсолютнейшая загадка – он должен был быть светлым и ясным, такой создавался образ. Но есть «Воспоминания Розы» - мемуары Консуэло де Сент-Экзюпери, его жены. И есть образ милого, но вздорного и эгоистичного мальчишки, своей инфантильностью ранившего людей. Да, эти образы – всё равно не сам человек, а некое его отражение. Но второе отражение ближе к реальности, поскольку основывается на фактах.
И всё же, даже осознавая всю неоднозначность личности автора, я по-прежнему с уважением и любовь отношусь к его творениям. Поскольку ни «Цитадель», ни «Планета людей» не стали хуже от того, что их написал живой противоречивый человек, далёкий от идеала. Они так же волшебны и задевают душу.
Конец отступления.
Ровно в той же мере мне и не повезло – перевод непосредственно стихов больше напоминал зарифмованный подстрочник. Да, по вступлению было видно, что за перевод взялся человек влюблённый, занимающийся тем делом, которым ему хотелось заниматься… но чтобы перекладывать стихи с одного языка на другой, надо быть очень хорошим поэтом. Так что в моём плане появился следующий пункт: найти хороший, «классический» перевод, который было бы приятно читать.
Он нашёлся спустя где-то полгода, в поэтической серии «Эксмо» - я всё же дождалась переиздания. И примерно в то же время, прочтя некоторое количество найденных на русском статей, пролистав блоги и осилив кривое форматирование чудом найденного исследования Фавье, у меня в голове сложилась формула: Франсуа Вийон – это легенда.
«Ходили слухи грешные…»«Ходили слухи грешные…»
Что, собственно говоря, известно о Вийоне? Горсточка фактов, не слишком большое литературное наследие (два «Завещания», несколько отдельных баллад), пара упоминаний у Рабле, достоверность которых тоже под вопросом. По меньшей мере, скромно.
Да, родился где-то в тот год, когда сожгли Жанну д’Арк (называют даты между апрелем 1431 и апрелем 1432 годов). С восьми лет сирота по отцу, воспитывался в семье дальнего родственника, фамилию которого и взял. Школяр, магистр искусств, действительно вор, действительно убийца (пускай и в порядке самообороны, да и убиенный сходя во гроб убийцу своего простил), несомненно поэт… «Чёртова тумба», ограбление Наваррского коллежа, разбойники-кокийяры, турнир в Блуа, три заключения в тюрьме, по меньшей мере два осуждения на виселицу и два чудесных помилования, изгнание из Парижа… Факты из жизни, умещающиеся в несколько строчек.
За этими фактами – легенда. Потому что никто не знает, каким был бродяга, живший пять с половиной веков тому назад. И факты эти, не самые приглядные, можно толковать по-всякому. Как жизнеописание беспутного разбойника, лишь по прихоти своей взявшегося за перо – или как злую судьбу, пославшую несомненно талантливому человеку чрезмерные испытания случайностями. Ведь даже не скажешь, что истина, скорее всего, где-то посередине; здесь каждый вариант равновероятен.
Он не был святым, это точно – святой в то время не мог написать такие стихи: иногда злые, иногда кусачие, почти всегда ироничные, но изредка – действительно, изредка – испуганные. Очень живые. Пожалуй, даже слишком; в этом вопросе я могу довериться только профессионалам, но знатоки французского языка утверждают, что форма стиха у Вийона была отточена до идеала. Вот как совместить высокую степень творческого ремесла и залихватскую откровенность стихов Вийона, в которых реальные имена звучат чаще, чем появляются выдуманные персонажи? Что это за человек, какой он был?
Это легенда. Её каждый волен придумать по-своему, подогнав имеющиеся факты под собственную теорию. Они лягут – при желании можно найти оправдание любому поступку – и если немного постараться, то получится весьма стройное повествование. По сути дела, у такой легенды может быть только один критерий достоверности: может ли подобный человек написать подобные стихи (единственное, что несомненно) – но и он субъективен. В высшей мере субъективен.
Моя легенда – она об умном, язвительном и очень неустроенном в жизни бродяге. Человеке, который возможно (практически наверняка) не был «приятен в общении», но который обладал внутренней свободой и желанием не идти даже – переть против правил. Несомненный творец – но не такой, каким обычно представляют себе поэта. Сочетающий приземлённость с даром – и с ремеслом. Первый, заговоривший стихами не на «высокой» латыни, а на низменном разговорном языке – не говоря уж об арго – но отточивший форму до идеала. Все эти игры с акростихами, омоформами (опять-таки, ссылаюсь на слова переводчиков), соблюдением законов баллад; даже если баллада эта о шлюхе и её сутенёре.
И ещё страх. Страх не умереть даже – уйти в пустоту. «Малое завещание» пишется в ночь перед ограблением, «Большое» (написанное за пару лет до изгнания) начинается и заканчивается темой всеобщего тлена. Я вижу в этом паническое желание остаться в памяти – отсюда и отточенность строк, и вой, прорывающийся сквозь едкую иронию и откровенно висельный юмор.
И ещё сила. Едкая ирония и откровенно висельный юмор – поверх воя. Четыре строки в ночь перед казнью (то самое «Я – Франсуа – чему не рад…»), скорее злая усмешка хорошо поигравшего с жизнью, чем страх перед неизбежным.
Моя легенда не очень стройна. В ней много провисов и недосказанности – потому что легенды сочиняют о персонажах, а живые люди всегда многогранней чужой фантазии. Я не уверена, что смогу обосновать её как следует – не хватит ни знаний, ни источников, ни, боюсь, умения анализировать. Но это игра ума, ещё одна сказка – только по реальным событиям и о реальных (а реальных-то?) людях.
Хорошая игра.
«Я знаю тьму кромешную и свет» (фильм «Я, Франсуа Вийон, вор, убийца, поэт») «Я знаю тьму кромешную и свет» (фильм «Я, Франсуа Вийон, вор, убийца, поэт»)
Байопики… любопытный жанр, вообще говоря. Не документальное кино, но и не совсем уж художественный вымысел – фантазия по мотивам правды. То, что нужно, чтобы пересказать легенду о некогда существовавшем человеке.
Что интересного в байопике? Фигура главного героя, несомненно. Нет, есть антураж, есть окружающие люди, есть влияние на события… но в первую очередь это история одного человека. История, которую рассказывает этот фильм, мне показалась…
…странной? незаконченной? неправильной?
Опять-таки, говорить про правильность-неправильность прочтения легенды трудно. То, что созданный авторами образ Вийона не совпадает ни с моим, ни с одним из тех, что я видела у других авторов – это естественно и это объяснимо, цепляться за это по меньшей мере неумно.
И про незавершённость тоже не скажешь, исторические факты соблюдены: от рождения до изгнания, через ту горсточку задокументированных событий, о которой писала ранее.
Скорее, мне видится неполнота. Формула, вынесенная в название фильма: «вор, убийца, поэт» соблюдена лишь на две трети. В фильм есть вор (тут у меня нет никаких претензий), есть убийца (вот это уже, на мой вкус, излишняя вольность: сделать из одного убийства два; да и вся эта линия с экзаменами на членство в шайке кокийяров показалась надуманной), но нет поэта. Звучат стихи, пишутся строчки, есть Блуа и известность…
Только вот Франсуа у них – одержимый. По большому счёту, маньяк, который не может не писать. Но это очень неправильное «не может», деструктивное. От такого не стихи пишут, а трупы в подворотнях разукрашивают: в бессилии выразить самого себя. У одержимого не может быть ремесла; порыв вдохновения – легко, однако же последующие игры с филигранностью форм… мне в это не верится.
Но Вийон у них противоречив даже в рамках этой одержимости. Большеглазый, нервный, испуганный лирик – не юный, но тот самый «милый мальчик» в условиях грязного и чумного пятнадцатого века – он ещё способен на первое своё убийство (в качестве «проверки на прочность» зарезать уродливую, никому не нужную шлюху), но отдать на растерзание свою женщину… Конечно же он её не любил – фанатики вообще для этого не приспособлены – но это не помешало бы ему испугаться. Такой парень… он ведёт себя как одержимый трус.
(Не говоря уже о том, что меня само наличие драматически-романтической любовной линии мягко скажем удивило; нет, я вижу на какой кусок «Большого завещания» опираются авторы, но не так же! Ну зачем была нужна эта помесь «Ромео и Джульетты» с «Леди и бродягой»?)
И потом: тюрьма. Вообще говоря, далеко не первое заключение в его жизни (если брать исторические факты; наш школяр залетал туда с завидным постоянством – и с таким же постоянством вылезал на волю, хотя и не без потерь). Но в камере-то существо, явно не способное творить! Тот самый критерий: мог или не мог написать. Вот это изломанное, обречённое существо про шею и зад точно написать не могло. И «Балладу повешенных» - тоже. А у книжного вора вряд ли бы получилась строка «Я всеми принят, изгнан отовсюду».
Нет цельности образа и нет поэта. Есть метущаяся душа, вызывающая жалость теми бедами, что причиняет ей её одержимость. Но яркого образа…
Я в первой части обещала вспомнить про Окуджаву и «Молитву». Понимаете, «Господи, мой Боже, Зеленоглазый мой!» - это тоже не Вийон, как я его понимаю, поскольку не легенда даже, а сказка. Милая, тёплая, уютная сказочка – очень лиричная, но не имеющая никакого отношения к средневековому Парижу и тому, «кто жил похуже всех калек». Однако же эта сказка цельна внутри самой себя. Чего нельзя сказать о фильме и образе Франсуа из него. Я не вижу одной легенды, одной сказки – вообще единого стержня. Только попытку объяснить горсть реальных фактов, смешанных с горстью выдумок, всякий раз подстраивая под них персонажа.
И ведь не скажешь, что фильм плохой. Очень красивый визуальный ряд, несомненный вкус (все откровенные сцены, коих хватает, не вызывают отторжения или чувства неуместности), пристойная актёрская игра… опять-таки, стихи на языке оригинала, всё-таки слышимые сквозь озвучку. По сути дела, у меня один вопрос или одна претензия, называйте как хотите: о ком этот фильм?
«Я знаю книги, истины и слухи»«Я знаю книги, истины и слухи»
Забавно. За неделю я планировала написать два больших поста. Один технический, про художественный язык, второй вот этот – по сути дела признание в любви к культурному явлению.
Когда писала первый, захотела поставить в качестве иллюстрации одного из тезисов эпиграф – отрывок из «Баллады судьбы» Ладыженского. О том, что у Вийона есть одноимённо стихотворение, я помнила смутно. О том, что уже про Вийона есть одноимённая повесть, узнала от поисковика.
Читаю. Нравится. Наверное, это главное. Ещё один рассказ об одной из любимейших легенд.
Симпатично и забавно. Я люблю совпадения.
Но я попробую. Потихоньку, как умею - о случайностях, своей любви, стихах и кино. О средневековом школяре Франсуа Вийоне.
Магистр, вор, поэт
В тексте использованы цитаты из стихотворений Олега Ладыженского и Булата Окуджавы, цитаты из Вийона даны в переводе Ильи Эренбурга.
Основные материалы: полный перевод Ю. Кожевникова (1995), сборник под редакцией А. Маркевича (2010), историческое исследование Ж. Фавье (1991). Ну и спасибо интернету за всю предоставленную информацию.
Роман с ФранциейРоман с Францией
Мой роман с Францией это, в первую очередь, роман с творчеством и легендами двух писателей: военного лётчика Антуана де Сент-Экзюпери и средневекового школяра Франсуа Вийона. Проза первого и стихи второго случились в моей жизни примерно в одно и то же время – два или три года тому назад – и знакомство с ними происходило по одному и тому же сценарию.
Есть у меня такая примета: если я раз за разом в течение определённого (достаточно небольшого) отрезка времени натыкаюсь на упоминания того или иного культурного явления, это означает, что явление не только заслуживает внимания, но и придётся мне по душе. Случай «подсовывал» мне имя Вийона с завидной регулярностью – даже тогда, когда я ничего ещё о нём не знала. Первой, конечно же, была «Молитва» Окуджавы – её я услышала от отца ещё маленькой-глупенькой девочкой и эти стихи надолго запали в душу. Хотя сейчас, уже ознакомившись с творчеством непосредственно самого Вийона… впрочем, об этом «хотя» я поговорю позже, когда стану размышлять над образом из фильма.
После Окуджавы были редкие разрозненные упоминания, которые никогда не цеплялись друг за друга… пока я не начала читать Олди. Тут уже было не отвертеться: и «Подражание» из альбомов «Театра», и часто упоминаемая в интервью театральная студия, где тогда ещё более Громов и Ладыженский участвовали в постановке пьесы, посвящённой средневековому поэту (текста её, кстати, в интернете я так и не нашла, что обидно), и «Мост над океаном» с намертво засевшим «Его три раза вешали, три раза отпускали…». Мне стало интересно. Я нашла несколько стихов – то ли в своих сборниках, то ли в интернете – и решила пополнить домашнюю библиотеку новым именем.
Тут-то и выяснилось, что с иностранной поэзией в наших книжных беда. Нужного мне томика в продаже просто не было – стихи Вийона не переиздавались на протяжении довольно долгого времени. Я искала больше года, пока не нашла на книжном развальчике у ЦДХ (куда нас с Андой занесло абсолютно случайно) заповедный томик: тёмно-бордовый, на плотной хорошей бумаге, с золотым тиснением, с иллюстрациями-стиллизацией под тот самый пятнадцатый век.. и смешной ценой то ли в сто, то ли в двести рублей. Тяжёлая, довольно старая (1995 года) книга, которую до меня никто не читала – я сама разрезала отдельные страницы. Можно ли представить себе нечто более заманчивое?
Со вступительной статьи к этой книге (за авторством переводчика – Юрия Кожевникова) началось новое, увлекательное действие: имя стало превращаться в личность. В средневекового незадачливого бродягу-школяря, языкастого, дерзкого и очень живого. В какой-то мере мне повезло: первой я прочитала ту легенду о Франсуа Виойне, в которой он был положительным героем. Вряд ли бы мне дальше была интересна та история, в которой главный герой в первую очередь «вор, убийца», и лишь затем – «поэт».
Небольшое отступление:
На самом деле, это очень хороший вопрос: должна ли влиять личность автора на его произведения. Для себя я решила, что нет – не должна. И что надо держать дистанцию между творцом и его творением. В этом плане для меня показательным оказался пример моего второго французского «романа» - Сент-Эзюпери. Автор «Маленького принца» - а в первую очередь «Планеты людей» и «Цитадели», - военный лётчик, погибший во Вторую Мировую, человек, литературный талант которого для меня абсолютнейшая загадка – он должен был быть светлым и ясным, такой создавался образ. Но есть «Воспоминания Розы» - мемуары Консуэло де Сент-Экзюпери, его жены. И есть образ милого, но вздорного и эгоистичного мальчишки, своей инфантильностью ранившего людей. Да, эти образы – всё равно не сам человек, а некое его отражение. Но второе отражение ближе к реальности, поскольку основывается на фактах.
И всё же, даже осознавая всю неоднозначность личности автора, я по-прежнему с уважением и любовь отношусь к его творениям. Поскольку ни «Цитадель», ни «Планета людей» не стали хуже от того, что их написал живой противоречивый человек, далёкий от идеала. Они так же волшебны и задевают душу.
Конец отступления.
Ровно в той же мере мне и не повезло – перевод непосредственно стихов больше напоминал зарифмованный подстрочник. Да, по вступлению было видно, что за перевод взялся человек влюблённый, занимающийся тем делом, которым ему хотелось заниматься… но чтобы перекладывать стихи с одного языка на другой, надо быть очень хорошим поэтом. Так что в моём плане появился следующий пункт: найти хороший, «классический» перевод, который было бы приятно читать.
Он нашёлся спустя где-то полгода, в поэтической серии «Эксмо» - я всё же дождалась переиздания. И примерно в то же время, прочтя некоторое количество найденных на русском статей, пролистав блоги и осилив кривое форматирование чудом найденного исследования Фавье, у меня в голове сложилась формула: Франсуа Вийон – это легенда.
«Ходили слухи грешные…»«Ходили слухи грешные…»
Что, собственно говоря, известно о Вийоне? Горсточка фактов, не слишком большое литературное наследие (два «Завещания», несколько отдельных баллад), пара упоминаний у Рабле, достоверность которых тоже под вопросом. По меньшей мере, скромно.
Да, родился где-то в тот год, когда сожгли Жанну д’Арк (называют даты между апрелем 1431 и апрелем 1432 годов). С восьми лет сирота по отцу, воспитывался в семье дальнего родственника, фамилию которого и взял. Школяр, магистр искусств, действительно вор, действительно убийца (пускай и в порядке самообороны, да и убиенный сходя во гроб убийцу своего простил), несомненно поэт… «Чёртова тумба», ограбление Наваррского коллежа, разбойники-кокийяры, турнир в Блуа, три заключения в тюрьме, по меньшей мере два осуждения на виселицу и два чудесных помилования, изгнание из Парижа… Факты из жизни, умещающиеся в несколько строчек.
За этими фактами – легенда. Потому что никто не знает, каким был бродяга, живший пять с половиной веков тому назад. И факты эти, не самые приглядные, можно толковать по-всякому. Как жизнеописание беспутного разбойника, лишь по прихоти своей взявшегося за перо – или как злую судьбу, пославшую несомненно талантливому человеку чрезмерные испытания случайностями. Ведь даже не скажешь, что истина, скорее всего, где-то посередине; здесь каждый вариант равновероятен.
Он не был святым, это точно – святой в то время не мог написать такие стихи: иногда злые, иногда кусачие, почти всегда ироничные, но изредка – действительно, изредка – испуганные. Очень живые. Пожалуй, даже слишком; в этом вопросе я могу довериться только профессионалам, но знатоки французского языка утверждают, что форма стиха у Вийона была отточена до идеала. Вот как совместить высокую степень творческого ремесла и залихватскую откровенность стихов Вийона, в которых реальные имена звучат чаще, чем появляются выдуманные персонажи? Что это за человек, какой он был?
Это легенда. Её каждый волен придумать по-своему, подогнав имеющиеся факты под собственную теорию. Они лягут – при желании можно найти оправдание любому поступку – и если немного постараться, то получится весьма стройное повествование. По сути дела, у такой легенды может быть только один критерий достоверности: может ли подобный человек написать подобные стихи (единственное, что несомненно) – но и он субъективен. В высшей мере субъективен.
Моя легенда – она об умном, язвительном и очень неустроенном в жизни бродяге. Человеке, который возможно (практически наверняка) не был «приятен в общении», но который обладал внутренней свободой и желанием не идти даже – переть против правил. Несомненный творец – но не такой, каким обычно представляют себе поэта. Сочетающий приземлённость с даром – и с ремеслом. Первый, заговоривший стихами не на «высокой» латыни, а на низменном разговорном языке – не говоря уж об арго – но отточивший форму до идеала. Все эти игры с акростихами, омоформами (опять-таки, ссылаюсь на слова переводчиков), соблюдением законов баллад; даже если баллада эта о шлюхе и её сутенёре.
И ещё страх. Страх не умереть даже – уйти в пустоту. «Малое завещание» пишется в ночь перед ограблением, «Большое» (написанное за пару лет до изгнания) начинается и заканчивается темой всеобщего тлена. Я вижу в этом паническое желание остаться в памяти – отсюда и отточенность строк, и вой, прорывающийся сквозь едкую иронию и откровенно висельный юмор.
И ещё сила. Едкая ирония и откровенно висельный юмор – поверх воя. Четыре строки в ночь перед казнью (то самое «Я – Франсуа – чему не рад…»), скорее злая усмешка хорошо поигравшего с жизнью, чем страх перед неизбежным.
Моя легенда не очень стройна. В ней много провисов и недосказанности – потому что легенды сочиняют о персонажах, а живые люди всегда многогранней чужой фантазии. Я не уверена, что смогу обосновать её как следует – не хватит ни знаний, ни источников, ни, боюсь, умения анализировать. Но это игра ума, ещё одна сказка – только по реальным событиям и о реальных (а реальных-то?) людях.
Хорошая игра.
«Я знаю тьму кромешную и свет» (фильм «Я, Франсуа Вийон, вор, убийца, поэт») «Я знаю тьму кромешную и свет» (фильм «Я, Франсуа Вийон, вор, убийца, поэт»)
Байопики… любопытный жанр, вообще говоря. Не документальное кино, но и не совсем уж художественный вымысел – фантазия по мотивам правды. То, что нужно, чтобы пересказать легенду о некогда существовавшем человеке.
Что интересного в байопике? Фигура главного героя, несомненно. Нет, есть антураж, есть окружающие люди, есть влияние на события… но в первую очередь это история одного человека. История, которую рассказывает этот фильм, мне показалась…
…странной? незаконченной? неправильной?
Опять-таки, говорить про правильность-неправильность прочтения легенды трудно. То, что созданный авторами образ Вийона не совпадает ни с моим, ни с одним из тех, что я видела у других авторов – это естественно и это объяснимо, цепляться за это по меньшей мере неумно.
И про незавершённость тоже не скажешь, исторические факты соблюдены: от рождения до изгнания, через ту горсточку задокументированных событий, о которой писала ранее.
Скорее, мне видится неполнота. Формула, вынесенная в название фильма: «вор, убийца, поэт» соблюдена лишь на две трети. В фильм есть вор (тут у меня нет никаких претензий), есть убийца (вот это уже, на мой вкус, излишняя вольность: сделать из одного убийства два; да и вся эта линия с экзаменами на членство в шайке кокийяров показалась надуманной), но нет поэта. Звучат стихи, пишутся строчки, есть Блуа и известность…
Только вот Франсуа у них – одержимый. По большому счёту, маньяк, который не может не писать. Но это очень неправильное «не может», деструктивное. От такого не стихи пишут, а трупы в подворотнях разукрашивают: в бессилии выразить самого себя. У одержимого не может быть ремесла; порыв вдохновения – легко, однако же последующие игры с филигранностью форм… мне в это не верится.
Но Вийон у них противоречив даже в рамках этой одержимости. Большеглазый, нервный, испуганный лирик – не юный, но тот самый «милый мальчик» в условиях грязного и чумного пятнадцатого века – он ещё способен на первое своё убийство (в качестве «проверки на прочность» зарезать уродливую, никому не нужную шлюху), но отдать на растерзание свою женщину… Конечно же он её не любил – фанатики вообще для этого не приспособлены – но это не помешало бы ему испугаться. Такой парень… он ведёт себя как одержимый трус.
(Не говоря уже о том, что меня само наличие драматически-романтической любовной линии мягко скажем удивило; нет, я вижу на какой кусок «Большого завещания» опираются авторы, но не так же! Ну зачем была нужна эта помесь «Ромео и Джульетты» с «Леди и бродягой»?)
И потом: тюрьма. Вообще говоря, далеко не первое заключение в его жизни (если брать исторические факты; наш школяр залетал туда с завидным постоянством – и с таким же постоянством вылезал на волю, хотя и не без потерь). Но в камере-то существо, явно не способное творить! Тот самый критерий: мог или не мог написать. Вот это изломанное, обречённое существо про шею и зад точно написать не могло. И «Балладу повешенных» - тоже. А у книжного вора вряд ли бы получилась строка «Я всеми принят, изгнан отовсюду».
Нет цельности образа и нет поэта. Есть метущаяся душа, вызывающая жалость теми бедами, что причиняет ей её одержимость. Но яркого образа…
Я в первой части обещала вспомнить про Окуджаву и «Молитву». Понимаете, «Господи, мой Боже, Зеленоглазый мой!» - это тоже не Вийон, как я его понимаю, поскольку не легенда даже, а сказка. Милая, тёплая, уютная сказочка – очень лиричная, но не имеющая никакого отношения к средневековому Парижу и тому, «кто жил похуже всех калек». Однако же эта сказка цельна внутри самой себя. Чего нельзя сказать о фильме и образе Франсуа из него. Я не вижу одной легенды, одной сказки – вообще единого стержня. Только попытку объяснить горсть реальных фактов, смешанных с горстью выдумок, всякий раз подстраивая под них персонажа.
И ведь не скажешь, что фильм плохой. Очень красивый визуальный ряд, несомненный вкус (все откровенные сцены, коих хватает, не вызывают отторжения или чувства неуместности), пристойная актёрская игра… опять-таки, стихи на языке оригинала, всё-таки слышимые сквозь озвучку. По сути дела, у меня один вопрос или одна претензия, называйте как хотите: о ком этот фильм?
«Я знаю книги, истины и слухи»«Я знаю книги, истины и слухи»
Забавно. За неделю я планировала написать два больших поста. Один технический, про художественный язык, второй вот этот – по сути дела признание в любви к культурному явлению.
Когда писала первый, захотела поставить в качестве иллюстрации одного из тезисов эпиграф – отрывок из «Баллады судьбы» Ладыженского. О том, что у Вийона есть одноимённо стихотворение, я помнила смутно. О том, что уже про Вийона есть одноимённая повесть, узнала от поисковика.
Читаю. Нравится. Наверное, это главное. Ещё один рассказ об одной из любимейших легенд.
Симпатично и забавно. Я люблю совпадения.
@темы: Чужие строки, Лирическое настроение, Фанатствующее, Перо, тетрадь, пегас...
