Я не волшебник, я - сказочник.
История пятая
Город
Тёмные
Часть 2 из 3
Город
Тёмные
Часть 2 из 3
Читать историю (~45 т.з.)
Дневной Город всегда производил на меня странное впечатление. Сегодняшний дневной Город не только странен, он ещё и до отторжения нов: другие звуки в воздухе, другие прохожие на улицах, сами улицы другие. За неделю, прошедшую с момента нападения, восстановили лишь центральные кварталы, и работа кипит сутки напролёт. Работают вместе – сплочённость, издавна бывшая сильной стороной тёмных, сейчас проступает даже в мелочах. Вот только в этом труде нет прежней радости объединения – большинство горожан мрачны или печальны. Я не знаю, сколько не пережило тот день, и ещё скольких не спасёт мой лазарет… но мы живём веками и в тридцатитысячном Городе успеваем обзавестись множеством близких.
Меня поражает другое: когда редкие прохожие замечают меня, в их взглядах нет той злобы, что была до нападения. Они не могут не видеть моей нечистокровности: не бывают истинные демоны бескрылыми; я же с ног до головы покрыта чешуёй, потому что так легче справляться с усталостью. Нет, они смотрят иначе. С…
…уважением?
Понимание обжигает бичом вдоль хребта. Изодранный в клочья резерв, неспособный удержать и капли энергии сверх необходимого для существования. Мотивы, строки, линии ничем не контролируемого дара. Память. Я вряд ли узнаю хоть кого-то из тех, кого спасла: белый тигр был исключением, поскольку оказался одним из первых. А вполне возможно, что только что приветливо кивнувший дракон обязан жизнью моей магии.
Это осознание не приносит ожидаемой радости, наоборот наваливается гнетущей ответственностью. Возникает желание как можно быстрее убраться с полной незнакомцев улицы, я даже прибавляю шаг и тут же сбиваюсь с ритма и дыхания. Мне неуютно среди всеобщей благодарности, куда неуютней, нежели под осуждающими взглядами. Я просто не знаю, что с ней делать! И не у кого спросить, рядом нет ни одной спины, за которой можно спрятаться от кажущегося сейчас таким чужим и непонятным Города.
Мне очень, до безумия, до крови под вонзающимися в ладонь когтями хочется вернуться домой. В тот дом, каким он был всего несколько месяцев тому назад. Мне не нужны ни подвиги, ни благодарность за них… хватит и рутинной уверенности в завтрашнем дне, да моих близких, невредимых и рядом.
Почему Демиурги глухи к подобным мольбам?!
Отдышавшись и переждав тошнотворное головокружение, я сворачиваю в первый же идущий в нужном направлении переулок. Легче не становится – чужие взгляды сменяются нетронутыми следами нападения – но предчувствие окончания пути гонит меня вперёд. Ещё немного… сил, конечно, хватит, но вне лазарета или трактира я чувствую себя беззащитной.
Нужный дом долго не находится – преодолевая себя, спрашиваю дорогу у беса, мрачно курящего на крыльце полуразрушенного здания. Он лаконично объясняет путь в хитросплетении улочек и напоследок изображает некоторое подобие вежливой улыбки. Этот жест сейчас неуместен и фальшив для обоих, но я не хочу спорить. Я вообще желаю только одного: успеть за оставшуюся мне пару часов повидать своих близких. Дедушка в списке первый.
Аккуратный приземистый дом от соседних отличается разве что большей степенью сохранности да парой оборотней, дежурящих у входа. Мне не приходится долго объяснять, кто я такая и почему хочу попасть внутрь – собственно, я едва успеваю открыть рот, а младший волк уже распахивает передо мной тяжёлую дверь. Я благодарно киваю ему – в моём состоянии болезненно даже самое малое физическое усилие – и прохожу внутрь. Из широкого коридора вглубь дома ведут три двери, две из них распахнуты. Я поочерёдно заглядываю в каждую комнату, находя в первой лишь следы кем-то поспешно брошенной мирной жизни, во второй – четверых незнакомых магов, собравшихся вокруг низкого квадратного стола, а в третьей – того, кого и искала.
Кайла отдыхает, хотя трудно назвать его состояние нормальным отдыхом. В неподвижно сидящем демоне жизни не больше, нежели в каменной статуе, и ровно настолько же он заинтересован в окружающем мире. Это не сон, это короткое забытьё работающего на пределе сил мага – я знаю, я прошла через это. Только дедушка сильнее и выносливее, он может справиться самостоятельно, а мне потребовалась чужая помощь и поддержка.
Но поддержка нужна всем нам. Недолго потоптавшись на пороге, я как можно тише вхожу в комнату. Краем глаза отмечаю скромное убранство: помимо камина и стоящего напротив него потрёпанного кресла нахожу только ряд книжных шкафов и трёхногий табурет у окна. Я понятия не имею, что случилось с владельцами дома, но сейчас он выглядит брошенным и бесхозным. Настолько пустым, что я инстинктивно стараюсь держаться поближе к дедушке – единственному доказательству окончания внезапной войны.
Устраиваюсь на полу рядом с креслом. Полупустую сумку с прихваченными из дома вещами кладу рядом, чтобы не оттягивала ноющее плечо. Пристально, до рези в глазах изучаю родное лицо, на котором царит бездушная маска полного отчуждения. Вначале робко касаясь лежащей на подлокотнике руки, теперь почти что с силой сжимаю широкую горячую ладонь. Тихо, на грани слышимости шуршит соприкасающаяся чешуя. Мягкая, бледно-алая моя – об тёмную, крепкую его. Так в детстве, не в силах принять на веру слова о нечеловеческом происхождении, я часы напролёт изучала узорчатую вязь на руках.
Где-то на задворках сознания бродит отстранённая мысль: интересно, услышит ли Кайла, если я позову его? Проверять на практике я не тороплюсь, оба возможных исхода мне сейчас равно не нужны. Пускай всё идёт так, как идёт: впереди достаточно времени на… на всё. И на всех. Я ещё не узнала многого из случившегося в эти дни, но и увиденного хватает, чтобы понять: нашим врагам нападение так просто с рук не сойдёт. Одни только внезапные отъезды Альдо и Теодора – опытных путешественников и знатоков светлых земель – были тому подтверждением. Да, Марга и Кристофер остались в Городе, хотя уезжали в прошлый раз, но на них свалилось немало забот; в лазарете я видела вампиров рода Сангре. Однако Город – далеко не единственное поселение тёмных, и в мстителях недостатка не будет ещё долго.
Странно. Эти мысли не вызывают у меня никаких эмоций, оставаясь сухим осознанием факта. Куда больше тревожат неподвижный демон рядом со мной и то обстоятельство, что я вряд ли успею дождаться его пробуждения. Внутренние часы отсчитывают драгоценные минуты, и, напоследок коснувшись лица и растрёпанных тёмно-алых прядей, я ухожу.
Без постукивания ударяющихся друг о друга амулетов непривычно, равно как и без ощущения полудюжины кожаных ремешков на шее. Я оставила всю связку в руке Кайлы. Что толку гадать, заметил ли он моё присутствие или нет, когда можно просто обозначить его?
Это то немногое, что я – сумасшедший измотанный целитель – могу сделать для своих близких.
Тяжёлая рука почти исчезла с моего плеча, но в последний момент я успела вцепиться в неё, обеспечивая себе хоть какую-то опору. Теодору повезло меньше, он, ошарашенный, отступил на полшага и едва не упал на скользкой от первых заморозков крыше. По-кошачьи извернувшись, человек всё-таки сумел ухватиться за печную трубу, и уже из такого положения высказал всё, что думает о внезапных перемещениях. Я хоть и не разделяла гнев блондина, всё равно была поражена.
Путь теней Альдо не был обычной телепортацией, по крайней мере, в плане ощущений: после него у меня кружилась голова и сжималось всё внутри, как от сильной болезни. Но больше тревожил противный холодок под сердцем – обычный страх, источником которого являлся Шут. Подобной силы магия без использования стационарных амулетов, на одном только своём резерве… да, это не совсем мгновенное перемещение, и всё же слухи о небывалом могуществе рода Вогелей слишком быстро становились реальностью.
Для самого вампира подобное было в порядке вещей. Недоуменно моргая, он несколько секунд разглядывал нас с человеком, потом отвернулся к тому краю крыши, что выходил на пустующую улицу. Чуть правее плеча Шута виднелся шпиль храма Шатты, расположенного в центре Города. Альдо говорил, что именно здесь ведутся основные бои, и, судя по всему, в один из них нам и предстояло вмешаться.
– Хорошо, – ни к кому не обращаясь, произнёс Вогель. Провёл ладонью по голове, зачёсывая волосы назад, потянулся и ещё раз повторил: – Хорошо. Начнём отсюда. Я найду тебе работу, Ашши, так что пока не высовывайся. А ты, – вампир оглянулся через плечо, находя взглядом всё ещё держащегося за трубу человека, – присматривай за ней и помогай. Ты знаешь, как прикрывать тылы.
Теодор комплимент проигнорировал, даже кивать не стал – только медленно выпрямился и направился ко мне. Шут, довольно улыбнувшись, отошёл от края…
…и исчез, шагнув в тень, лежащую на стене соседнего здания.
Он вернулся через несколько секунд, легко неся чьё-то тело, перекинутое через плечо. Сгрузив свою ношу у моих ног, Альдо рассеяно отряхнул перемазанные в крови ладони и вновь исчез. Где – я не заметила; моё внимание было сосредоточено на едва живом демоне, чьё туловище наискось, от плеча до бедра, рассёк огненный меч «ангела». С трудом верилось, что можно выкарабкаться после такого ранения, но демон и в беспамятстве продолжал цепляться за жизнь. А я… меня не было – остался только дар да загнанный на самое дно сердца страх того, что не хватит сил.
Где в этот момент пребывал человек, я и вовсе не задумывалась.
Альдо успел ровно к тому моменту, когда мой страх начал перерастать в панику: я тратила последние крохи энергии чтобы поддержать в демоне жизнь, не в силах сделать большее на своём скудном резерве. Вернувшийся Шут остановился рядом со мной, положил тёплую влажную ладонь на плечо… и я поняла, что справлюсь. Вогель, словно бы вознамерившись поразить меня, раз за разом демонстрировал могущество, выходящее за рамки моих представлений о возможном. Передача энергии в тех объёмах, что были необходимы для лечения, пополнили короткий, но внушительный список из игнорирования защиты Кайлы и телепортации.
– Хватит, Ашши, – в голосе Альдо прозвучало почти детское нетерпение, – дальше он выкарабкается сам. А у нас ещё дела в других районах.
– Но…
Мои возражения Шута не интересовали. Он чуть ли не силой заставил меня подняться с колен, ухватил за локоть стоявшего рядом Теодора – и в следующее мгновение взметнувшаяся из-под ног вампира тень окутала нас, уводя прочь от храмовой площади. Всё произошло настолько резко и неожиданно, что я не успела опомниться. А когда пришла в себя, Вогеля не было рядом; передо мной же лежало ещё одно израненное тело.
Так повторилось раза три или четыре: головокружение очередного перехода, исчезновение Альдо, новый пациент, пополнение резерва от Шута – и полное игнорирование любых желаний, помимо его собственных. Если бы не раненые, которых мне приходилось исцелять, я нашла бы время хоть что-то высказать старому другу – но времени не оставалось, и я только возмущалась про себя во время переходов.
А потом случилось так, что мы опоздали, и спасать уже было некого. Вогеля это скорее раздосадовало, нежели огорчило: он обиженно поморщился, мазнул костяшками правой руки по ладони левой… и отправился драться, ни мало не заботясь о том, что мы с Теодором остались безучастными зрителями.
Демиурги свидетели, я предпочла бы и дальше пачкаться в чужой крови, лишь бы не видеть битву Шута! Ещё никто из друзей ни одним своим поступком не смог вызвать во мне одновременно восхищение и отвращение – сражение Альдо с двумя «ангелами» едва описывалось этими словами. Он не дрался, не убивал, даже не играл – он игрался с противниками, как в моём детстве мальчишки игрались со старым слепым псом, способным разве что зарычать на обидчиков. Вогель то скрывался в тенях на стенах переулка, то выныривал за спиной противника; наносил десятки эффектных ударов, на первый взгляд не приводящих ни к чему, кроме потери времени; лепил из клочков мрака изощрённые клинки, после каждого взмаха пытаясь переделать их в настоящее боевое оружие, но лишь усложняя изначально бессмысленную конструкцию… Он смеялся, как могут смеяться только дети и сумасшедшие: заливаясь своей радостью, растворяясь в ней до полной потери облика.
Он методично, лоскут за лоскутом, лишал «ангелов» их неживой плоти, словно бы поставив перед собой цель разорвать противников на мельчайшие куски. В этот момент Шут был безумен. И безумно эффективен, в одиночку расправляясь с теми, с кем не могли справиться отряды из полудюжины Старших тёмных.
– Вот дрянь, – пробормотал стоящий позади меня человек, имея в виду то ли всё происходящее в целом, то ли творимое Альдо. – Ничего омерзительней…
Я согласно кивнула, в то же время понимая, что не могу отвести взгляд от творящегося безумия. Когда очередной удар вампира задел какую-то жилу в теле «ангела» и во все стороны брызнула серебристая кровь, я не выдержала: слепо отступила, налетела спиной на Теодора и, обернувшись, уткнулась лицом в его плечо. Несколько секунд блондин не замечал этого, после чего мне на затылок легла заметно подрагивающая ладонь.
– Скажешь, когда он… закончит? – попросила я, стараясь хотя бы словами заглушить звенящий в ушах смех Шута. Человек лишь хрипло проворчал что-то в ответ, сбившись на чужой язык. – Я… я действительно не могу. Так не может… не должно быть! Он же…
– Рехнувшийся маньяк. И никого лучше в своей жизни я не видел. И ничего поганей!
Когда Альдо вернулся, я с трудом заставила себя посмотреть на него. Вампир выглядел так, как будто и не он мгновением назад превратил очередного противника в груду ошмётков: застенчиво-недоуменная улыбка царила на лице, взлохмаченные пряди падали на лоб, а неизменный лоскутный плащ обрёл ещё пару крупных прорех. Если бы не серебристые разводы на одежде и руках Вогеля, я бы первая сказала, что всё увиденное мной – кошмарный сон.
Но кровь была, и был тяжёлый кислый запах, и отголоски чужой могущественной ворожбы на почти в реальности звеневшем Плане. И было придерживаемое до поры безумие на дне глаз Шута.
На этот раз он промолчал, и мы успели побывать ещё в полудюжине уголков Города, прежде чем стало ясно: даже сумасшедший Альдо не всемогущ. Нет, он не отступил, просто после очередного сражения, возвращаясь к нам с Теодором, вампир пошатнулся на середине пути и едва не упал. Тут же тень под ногами Шута вздыбилась, но не успела коснуться протянутой к ней руки: опала, слилась с другими тенями, отбрасываемыми домами и деревьями, замерла. К этому моменту я была рядом с другом.
– Немного не рассчитал, – Альдо виновато улыбнулся и, опираясь на моё плечо, медленно опустился на мостовую. – Не стоило их недооценивать.
Я только кивнула, трясущимися от волнения руками стягивая с вампира насквозь вымокший плащ. Скользя под ладонями, ткань оставляла наравне с серебристыми полосами привычные бурые, причём в таких количествах, что я уже не столько боялась Шута, сколько опасалась за его здоровье. Самого Вогеля раны не испугали, но и мешать мне он не пытался, продолжая болтать о каких-то глупостях.
Меня ужаснули те повреждения, что успел получить Альдо за минувшие два часа: от мелких царапин на руках, до лишь чудом не зацепившего сердце удара в грудь. Но ещё хуже было то обстоятельство, что раны не торопились затягиваться, и даже кровь из них сочилась по-прежнему. Я знала, что такое вампирская регенерация и насколько она быстра, но способности Вогеля к самовосстановлению напоминали человеческие, если не хуже.
Не тратя время на осмысление этого факта, я попыталась хотя бы остановить кровотечение. Тщетно. Тело Шута не слушалось моей магии, а когда я, отчаявшись справиться мастерством, заменила его грубой силой, взбунтовался уже сам Альдо. Перехватив мои руки, он заставил меня отстраниться и всё с той же улыбкой произнёс:
– Ашши, я уже пять минут твержу тебе, что это бесполезно, но Вогелей ворожба не действует. Просто дай мне немного отдохнуть, и я скоро приду в себя.
– Не ври мне! – зло огрызнулась я, пытаясь освободиться. Но даже в таком состоянии Шут бы способен справиться со мной одной рукой. – Что ты творишь?!
– Экономлю твои силы.
– Да ты же!.. Тео, – я обернулась к нервно топчущемуся за моей спиной человеку, – помоги мне!
Блондин попытался осторожно приблизиться, но не успел сделать и пары шагов, как наткнулся на весьма красноречивый взгляд вампира. Всё в глазах Альдо говорило, что с Теодором он не будет так же ласков, как со мной.
– Почему, Демиурги тебя раздерите, почему?! – Смесь злости и страха переплавлялась в настоящую истерику. Я понимала, что ещё немного – и сорвусь окончательно.
– Потому что ты ничего не можешь сделать.
Та странная интонация, с какой было произнесено это «ничего», заставила меня насторожиться. Лгать Шут не умел, в этом я убедилась ещё в детстве. А сейчас он врал мне в лицо.
– Говори, – поборов свою панику, попросила я. – И не обманывай меня.
Слова Вогелю не потребовались, нам хватило взглядов. Вначале он несколько секунд испытующе смотрел на меня, потом опустил глаза на свою руку, всё ещё сжимающую мои запястья. Когда ладонь вампира легла мне на плечо, приминая отворот рубашки, я невольно вздрогнула.
– Не надо, малыш.
Я впервые услышала в словах старого друга неподдельную усталость, и это помогло справиться с сомнениями. То, на что намекал Альдо, было действительно страшно – не само по себе, скорее благодаря воспоминаниям – но и отступить я уже не могла. Не потому, что исцелившийся Шут спас бы ещё несколько дюжин горожан, просто любой иной поступок, в том числе и повиновение его приказу, стал бы предательством.
– Не надо, Ашши.
Удивлённая своей решимостью – мрачной и отстранённой – я помогла вампиру подняться с мостовой. Инстинкты гнали прочь с открытого пространства, требуя хотя бы видимости защиты и уединения, так что даже Теодору пришлось оставить нас с Альдо. То, что я намеревалась сделать, выходило за рамки разумного; мне не нужны были дополнительные свидетели, а уж тем более готовые вмешаться друзья.
Я выбрала даже не переулок – узкий крытый проход между домами. Сырой воздух и застарелая темнота дополняли образ, вот только улыбаться совпадению не хотелось. Хотелось выть в голос, но вместо этого я остановилась посреди прохода, кончиками пальцев касаясь мокрых камней стены. Редкое и тяжёлое дыхание Шута, опирающегося на моё плечо, долетало до лица облачками белесого пара.
– Ты не передумаешь?
– Нет.
Вновь ледяная влага камней, на этот раз ощущаемая спиной – мешавшаяся куртка потерялась на одной из городских крыш, а тонкая рубашка мигом вымокла, стоило мне прислониться к стене. Темнота пришла следом: плащ, который Альдо в последний момент набросил себе на плечи, соскользнул двумя завесами. В черноте виднелось бледное лицо неловко склонившегося надо мной вампира, да и то я малодушно поспешила закрыть глаза.
Страх засел омерзительным комом в груди. Не видеть, не знать, что происходит, но догадываться по случайным шорохам и согревающему кожу дыханию… я вздрогнула, почувствовав прикосновение пальцев Шута к своему запястью. Голос сорвался на почти детскую мольбу:
– Только не руки, хорошо? Мне…
– Больно не будет.
Я пыталась поверить его словам, но Альдо самого себя не мог убедить. Его била крупная дрожь: испуга ли, усталости или предвкушения – этого мне знать тоже не хотелось.
– Тише, малыш.
Так было действительно проще: обнять его, прижавшись всем телом, ощутить под ладонями чужое тепло. Понять, что сама пошла на это, что сама предложила, какие бы воспоминания не вставали перед глазами при единой мысли о предстоящем. Чувствовать не только страх и холод, но и спокойствие решительности: я сделала это.
Тяжёлая ладонь легла на затылок, заставляя чуть откинуть голову. Короткое, едва ощутимое прикосновение к виску, тут же на выдохе – тихое «Прости». Горькое мгновение нерешительности… и уже знакомый нежный шёпот среди собственных мыслей:
«Так буде лучше».
Шут не соврал: прежде боли пришла покорная ему тьма.
Капли дождя стекают с волос на шею, холодя и без того саднящие ранки. Естественно, они ещё не зажили; я не слишком удивляюсь, обнаружив не то, что следы клыков Шута – синяки на руках. Да, ворожба в лазарете будет стоить мне не только магического дара… и всё бы ничего, но не хочу я демонстрировать, каким именно способом помогала Альдо. Особенно Марге и Кристоферу. Первому потому, что он слишком ревностно оберегает меня, второму в силу общих воспоминаний. Мне по жизни везло на друзей-вампиров, и, кажется, спасать их ценой крови вошло у меня в привычку. Что вовсе не означает, что это по нраву им самим. Так что я поднимаю ворот куртки и потуже затягиваю обхватывающий его ремешок, избегая любой случайности.
Лишь в начале улицы, упирающейся в ворота поместья, меня посещают запоздалые сомнения. Действительно, даже окажись Марга или Кристофер сейчас в своём доме, у них наверняка хватает дел и без моего визита, что уж говорить о получасе для нормального разговора. В иной ситуации я бы развернулась и отказалась от своей затеи, но теперь мне слишком многое безразлично, в том числе и возможная неудача. Это не «нет – так нет», просто в Городе, охваченном лихорадочной деятельностью, я вдруг оказалась единственным обладателем свободного времени. И, чтобы не чувствовать свою никчёмность, мне нужно хоть чем-то занять оставшийся час.
Впервые, если не считать визита недельной давности, я вижу охрану у ворот. Два вампира, пугающих не оружием или подготовленными заклинаниями, а той мрачной внимательностью, с какой они осматривают каждого прохожего, заставляют меня снова задуматься. Но я равно игнорирую и свою нерешительность, и их цепкие взгляды. Мне нужно попасть за ограду, и за последнюю неделю я сделала достаточно, чтобы заслужить это право.
Объяснение выходит лаконичным и сухим, лишь в тихом «Спасибо», с которым стражник пропускает меня внутрь, звучат настоящие эмоции. Уже затворив за собой калитку, я понимаю: он благодарил за кого-то из близких. Четверо вампиров славного рода Кузнецов попали в лазарет; я только не могу вспомнить, лечила ли кого-нибудь из них сама или ими занимались другие целители. Да и какая разница? Подобные вещи могут интересовать спасённых, спасающим они безразличны.
Прежде, чем идти к друзьям (один из охранников предупредил меня, что у князя посетитель, в то время как Кристофера почему-то можно было спокойно найти в саду за главным зданием), я прохожу несколько шагов вдоль ограды и останавливаюсь напротив ворот. Кованая решётка тепла на ощупь и негромко звенит на Плане. Сотни слившихся в одну мелодию тем: отголоски проданных жизней, тени стражников. Вампир, принадлежащий к роду, не может уйти до конца, часть его души остаётся вечно охранять дом. Битва за Город добавила в печальный и гордый хор три новых голоса, и я своим вниманием отдаю им долг благодарности. Память и почтение – то немногое, что живые могу предложить мёртвым.
Поиски Кристофера не затягиваются: он, как и было обещано, в саду, сидит на невысокой деревянной скамейке и разговаривает со стоящей напротив него женщиной. Вампир выглядит здоровым, но что-то настораживает меня, заставляя внимательней присматриваться к другу. Некая мелочь, упорно цепляющая взгляд, и в то же время настолько очевидная, что мне никак не удаётся вычленить её.
Так и не разгадав тревожную загадку, я перевожу взгляд на женщину. Нас разделяет расстояние в три дюжины метров, но можно разглядеть, что вампирша уже не молода, хотя и не вступила в пору старости. Высокая, статная, с тёмно-каштановыми волосами, собранными в достигающую талии косу, к тому же одетая в запылённый дорожный костюм… Зародившееся в первый момент подозрение крепнет с каждой секундой.
– Лаура Лико из рода Ловчих.
Я не спешу оборачиваться на раздавшиеся у меня за спиной слова. По хриплому голосу Марги становится ясно, что минувшая неделя сломила даже казавшегося несокрушимым князя, и что единственное, чего он желает в данный момент, это короткая передышка.
– Она?..
– Мать Кристофера, как ты, наверное, догадалась.
– Род Ловчих… Не думала, что корни Криса в этой семье.
– А ты не знала? Мне казалось, столь любопытная девушка непременно выяснит, откуда у него человеческое имя.
Неприкрытая насмешка не столько задевает, сколько настораживает. Я всё же поворачиваюсь, успевая заметить, как Марга отдёргивает протянутую ко мне руку. Собирался извиниться или заставить взглянуть на него?
– Что с ним?
Вопрос даётся нелегко; я, наконец, увидела беспокоящую деталь в облике Защитника: выглядывающие из-под свободных рукавов рубашки бинты. Для вампира, получившего свои ранения более полудюжины дней тому назад, это тревожный симптом. Но и прятаться мне за неведением низко. Пускай необученный и вымотанный, я всё же целитель, спасший десятки жизней, и в данный момент мне страшно за Кристофера.
Князь молчит, слепо глядя куда-то поверх моего плеча. Проходит минута, другая; я не подгоняю. В сложившейся ситуации Марга не станет мне врать, что всё в порядке. Значит, раздумывает: стоит ли рассказать всю правду или некоторую её часть оставить при себе.
Принятие решения сопровождается безмолвным выразительным жестом: крепко, как при разом накатившей боли, зажмурив глаза, вампир проводит рукой по лицу. После этого он уже не отводит взгляд.
– У Кристофера проблемы с регенерацией. Слишком много повреждений – его собственных сил хватает только на поддержание нынешнего состояния.
Я нервно сглатываю. Пока это ещё слова, не осознание.
– Ему нужен целитель.
– Да.
– Но он не в лазарете?!
Вот оно. Прорывается высокими нотками зарождающейся паники. Страх, гонявшийся за мной весь день, теперь дышит в затылок. Старый знакомый… мы слишком часто видимся в последнее время.
– Аш, я знаю всё, что ты собираешься мне сказать, – Марга сдаётся раньше, чем я успеваю сполна ощутить замешанный всё на том же страхе гнев. – И это будут правильные и справедливые слов. Но не в моём положении.
Под конец он едва заметно повышает голос, давая волю той не терпящей возражений властности, что всегда была второй натурой лорда ветви Сангре. Князь не любит, когда оспаривают его решения; возможно потому, что сам осознаёт их суровость, граничащую с жестокостью. Но он правитель своего рода, не имеющий права на слабость… а я друг им обоим: и Марге, и Кристоферу – и мне нужен ответ не правителя, а такого же друга.
– Сколько раз Крис спасал твою жизнь?! Неужели ты не можешь для него сделать исключение и поступиться своей ответственностью?
На лице князя выражение безграничной усталости переходит в глухую тоску. Растрёпанный, не спавший несколько дней, в мятой одежде, вампир даже не пытается выглядеть неуязвимым. Только в голосе и глазах ещё заметны отголоски привычной спокойной силы, но и она порой сменяется всполохами злого огня.
– Я потерял трёх членов своей семьи, Аш, четверо были на самой грани. Двое вернулись из твоего лазарета живыми, ещё двое ждут своей очереди, и им может не хватить сил её дождаться. Кристоферу не грозит смерть – это единственное, что на данный момент имеет значение. Когда придёт время… – Марга щурится и чуть подаётся вперёд, сжимая кулаки, – когда придёт время, когда вы закончите свою работу, я найду ему лучшего лекаря в Городе. Если и тот не справится, то переверну вверх дном весь мир, вплоть до светлых земель. Понадобится – заплачу любую цену; понадобится – стану угрожать; сделаю всё, чтобы помочь своему брату. Но до тех пор я не имею права отнимать у других их шансы на выживание. И это, – вампир, из фигуры которого медленно уходит сковавшее её напряжение, разжимает ладони, – не обсуждается.
Мне приходится смириться. Странно: я хотела разбудить в князе сострадание, а в итоге он заставил меня слушаться холодной логики разума. Правильные, выверенные, взвешенные слова… жестокие слова. Голос справедливости. Впервые мне нечего ему противопоставить.
Находиться рядом с князем становится тяжело. Ничем не сдерживаемое могущество переставшего контролировать себя Жнеца давит на разум. Я видела это оружие вампиров в деле, и пусть безумие Шута стократ эффектней, ярость обороняющего свой дом Аристократа страшна.
– Всё будет хорошо, Аш, – в бесцветном голосе Марги нет ни намёка на прежние эмоции, – просто не сразу. Мы можем позволить себе подождать.
Я киваю, отворачиваясь. Вернулся знакомый по предыдущему дню холодок полного равнодушия. Но мне совсем не хочется раньше времени превращаться в один из бесчувственных механизмов лазарета. Ведь сейчас, рядом с друзьями, надо быть самой собой – это роскошь и дар последнего свободного часа.
Молчание Марги за спиной невыносимо, я даже неосознанно отодвигаюсь на пару шагов. Слава Демиургам, наше уединение не затягивается: мать Кристофера, напоследок ласково коснувшись щеки сына, находит взглядом князя и направляется к нему. Чувствуя, что в предстоящем разговоре моё присутствие неуместно, я предпочитаю оставить лорда и поговорить с Защитником. На полдороги происходит короткая заминка: Лаура, понимающе улыбнувшись, кивает мне, и я не знаю, как на это реагировать. Она не может не видеть моего целительского дара, и мне стыдно за этот случайный обман. Так что я лишь киваю в ответ, бормоча что-то, что можно принять за приветствие. Улыбка вампирши становится чуть веселее.
Глаза Кристофер – тёмные и тёплые – явно унаследовал от матери.
– Жизнь в Городе всё-таки имеет один существенный недостаток: быстро забываешь, почему светлым свойственно бояться тёмных.
Философское замечание Теодора никак не относилось к его занятию: человек, помогая мне, удерживал на земле агонизирующего тролля. Всей немалой физической силы блондина едва хватало на преодоление сопротивления, и, знай я своего друга чуть меньше, меня бы удивил внезапный переход на отвлечённые темы. Но Теодору требовалось сосредоточиться на чем-то ином: провокатор и опытный воин, от вида крови он терял душевное равновесие.
– Теперь что-то изменилось?
– Теперь я вспомнил.
Я ещё успела заметить неодобрительный взгляд, которой на меня бросил человек; его внимание привлекли четыре припухшие ранки на шее, оставленные Альдо. Странное у меня из-за них было состояние: сочетание физической слабости, полной неспособности к восстановлению – и забытого за последний год могущества. Словно забрав с кровью и часть силы, Шут взамен предоставил мне возможность пользоваться его бездонным резервом.
– Так ты боишься?
Впавший в забытьё тролль успокоился, позволяя внимательно изучить его повреждения. Действия, ставшие привычными за эту долгую ночь, не требовали прежнего уровня концентрации, так что я могла сочетать их с разговором. Все эти раны и ожоги… огненные мечи «ангелов» не оставляли места разнообразию.
– Опасаюсь, Аш. Я пока что человек, и мне не понять тёмных, у богов которых такое чувство юмора. – Дёрнув плечом, Теодор указал куда-то себе за спину, подразумевая отсутствующего рядом Шута. – Я не люблю непредсказуемых противников, а этот Вогель – сумасшедший. Разве людям есть, что противопоставить такому?
– Он и не должен драться с людьми, не переживай. – Смахнув кровь с рук, я оглянулась в поисках хоть какой-то тряпки; мне не хотелось ещё сильнее пачкать плащ Альдо. – Для войны с ними у вампиров есть Жнецы, в одиночку заваливающие трупами небольшую армию. «Этот Вогель» же – дуэльный маг.
– То есть? – Казалось, наш отстранённый разговор занимал человека куда больше ярившейся вокруг битвы. Оно и понятно: даже самые сильные эмоции притупляются со временем, а за последнюю дюжину часов мы натерпелись достаточно.
– Он обучен сражаться один на один с магами любой силы. Специалист по уничтожению колдунов и их созданий – то, что сейчас творится в Городе, для Альдо родная стихия.
– Хочешь сказать, нам повезло, что этот паяц оказался рядом?
– Нам? Не знаю. А вот им, – я указала на тело лежащего между нами тролля, – точно повезло. Скажи, что это пошло, но Шут спасает им жизни.
– Если так судить… не забывай, я вполне мог оказаться по другую сторону баррикад. Да и ты, если меня не подводит память, – тоже.
Мне осталось только кивнуть, соглашаясь со словами человека; смысла в споре об очевидных вещах я не видела.
Приближение Шута теперь чувствовалось заранее; я уже не оглядывалась, ища, кого за моей спиной увидал Теодор. Да и не на что там было смотреть: ещё несколько часов назад являвший собой воплощение безумия, нынче Альдо в спокойствии и равнодушии мог сравниться с Валеской. Эта разительная перемена, поначалу испугавшая меня, странным образом гармонировала и с изменениями в нашем пути. В перемещениях Вогеля появилась система, он больше не выискивал случайные отряды обороняющихся, а перехватывал «ангелов» в одиночку, лишь изредка помогая оказавшимся рядом защитникам Города. Меня он и вовсе перестал дёргать, давая на возню с ранеными столько времени и сил, сколько требовалось; сам же Шут успевал за это время поучаствовать в нескольких драках.
Сражаться Альдо тоже стал по-иному. Он не красовался, не игрался с противниками и не стремился каждую свою драку сделать эффектной. Шут убивал: быстро, умело и как-то скучно, явно не получая прежнего удовольствия от процесса. Исчезли и безумные клинки, сотканные из мрака – их заменило простое копьё двух с половиной метров длинной. Отличить его от нормального оружия можно было разве что по цвету: целиком тускло-серое, оно казалось отлитым из свинца. Но на мастерство вампира и смертоносность оружия это обстоятельство никак не повлияло, в чём убедилось более дюжины «ангелов».
Больше всего поражали перемены в том впечатлении, которое производил выходящий на битву Шут. Невероятно высокий (он даже в человеческом облике на добрую ладонь возвышался над Кайлой), настолько же невероятно тощий, без плаща, придающего ему хотя бы видимость солидности, спокойный Альдо должен был теряться на фоне своих пятиметровых противников, выглядеть нелепой букашкой. А из-за почерневшей от дождя одежды и зачёсанных назад чёрных же волос выглядел второй тенью, отбрасываемой сжатым в руке копьём: более материальной и от того более опасной.
Когда низкое зимнее солнце осветило изнанку укрывших Город туч, Альдо привёл нас на ту крышу, с которой началось это затянувшееся путешествие. Настойчивая морось – последний отголосок недавно закончившегося ливня – жалила кожу холодными иглами, вместе с порывами ветра забираясь под капюшон. Поморщившись, я чихнула в кулак и вопросительно посмотрела на медлившего уйти Шута.
– Тебе придётся остаться, – пару секунд спустя всё-таки произнёс Вогель, обращаясь к державшемуся чуть в стороне Теодору.
– Почему? – равнодушно поинтересовался человек.
– Мы идём к роду, и там светлая кровь будет слишком заметна. Они не станут разбираться, кто пожаловал в их дом.
– Ясно. – Теодор кивнул и, смахнув с волос надоедливые капли дождя, обернулся ко мне. – А что с Ашши?
Под двумя оценивающими взглядами я невольно поёжилась.
– Она тёмная по духу и крови. Но, – во взгляде Шута опять появился вопрос, – Аширра, если ты хочешь остаться… я не уверен, что там будет работа для тебя. И что она будет безопасна – это же вампиры.
– Ты идёшь к моим друзьям, да?
– Да. – Пауза перед ответом была коротка, но я успела ее заметить.
– Тогда я с тобой.
Последняя заминка: Альдо отвёл Теодора обратно в трактир, и я, не решаясь в такой ситуации прощаться с другом, взамен попросила его написать для Кайлы записку. Чувствовалось: скоро всё закончится. Мы продержались всю ночь, и теперь, когда рассвело – когда настало традиционное для тёмных время отдыха – нам предстояла завершающая битва, непредсказуемая и коварная. Когда у обороняющихся уже нет сил, а у нападающих – возможности отступить. Столкновение двух обречённостей.
Но наша была гневной, а противников – равнодушной.
Шут не хотел присоединяться к будущим соратникам до начала сражения. Он вообще последние часы избегал горожан, предпочитая иметь дело только с врагами. Словно бы опасался; но себя или возможности потерять холодный боевой транс, что пришёл к нему вместе с новыми силами – я не знала. И за эту ночь поняла, что не желаю знать об Альдо ничего сверх того, что видно в обычной жизни.
Почти полчаса мы сидели рядом на краю всё той же крыши, прислушиваясь к тишине замершего наизготовку Города. С бездействием сражаться было не легче, чем со страхом: накопленная за минувшие сутки усталость навалилась диким зверем, вцепляясь в загривок. Дрожащими от холода пальцами я крепче сжала ткань плаща. В ладонь впилось сразу несколько грубых швов… Альдо особо трепетно относился к этой ветхой тряпке, предпочитая либо самостоятельно латать многочисленные прорехи, либо, как и дюжину лет тому назад, доверять это дело мне. Я до сих пор не глядя могла определить, какие стежки сделаны моей рукой.
– Осталось совсем немного, Аширра. Чуть-чуть.
– Знаю.
Меня не зацепила безучастность в голосе друга – я понимала, что после всего произошедшего он не может вернуться к прежнему легкомыслию или сменившей его эмоциональности. Проклятый род Шутов не зря пугал всех трезвомыслящих тёмных: Вогели действительно были могущественными безумцами. А я уже не боялась ни сумасшествия, ни силы. Какая мне – бывшему человеку, а ныне «серой» полукровке – разница, кто кого победит: демон вампира, некроматка «погодника», дуэльный маг Жнеца?.. Все мои близкие опаснее меня, так чем хуже Альдо?
Он непривычнее, это несомненно. И он чужд Городу даже больше меня, так что в нашей дружбе не столько шутка Демиургов, сколько их подарок.
Прислушиваясь к чему-то, слышимому ему одному, Альдо запрокинул голову к небу. Дождевая вода стекала с его лица отдельными каплями, способными напомнить слёзы, но непоколебимое равнодушие Шута делало подобное сравнение неестественным. Я не могла ни почувствовать, ни услышать эмоции старого друга, он их не испытывал. До недавнего времени мне казалось, что на такое способна только нежить, и то не вся – подобные Валеске могущественные существа не теряли возможности чувствовать. Шут же сейчас был инструментом, оружием – не более чем продолжением копья, которое сжимал в руке. Да, в отличие от оружия он могу думать и выстраивать планы, но и эти мысли не оживляли словно окаменевшее лицо вампира. Даже глаза его, всегда печальные и с тенью затаённой тревоги на дне, оставались бесстрастны. Серые, пустые… Сидевший рядом со мной чужак не имел ничего общего с тем Альдо, которого я знала в детстве.
Но он оставался собой. И я не чувствовала в произошедшей перемене какой-то лжи, равнодушный Шут был так же естественен, как и милый растяпа. Не «тёмная» и «светлая» сторона одной и той же личности, а два состояния, логично вытекающие друг из друга.
Логику эту, несмотря на все свои наблюдения, постичь я пока не могла. Да и не особо пыталась: до тех пор, пока Альдо оставался моим другом, мне были безразличны его метаморфозы. Если бы минувшая ночь не стоила Городу такой крови, я бы сказала ей спасибо за сознание одной простой и неправильной истины: за любовь своих близких я готова простить им что угодно. Даже тот факт, что они – монстры.
– Нам пора, Аширра.
Бой шёл у центральных ворот поместья рода Сангре. Грубое, отчаянное столкновение лоб-в-лоб, без каких либо тактических изысков: порядка трёх дюжин потрёпанных в стычках «ангелов» и без малого сотня вымотанных затянувшейся битвой вампиров. Все члены ветви, способные сражаться: мужчины, женщины, совсем ещё подростки на десяток лет старше меня… Я понимала, что Марга уже отчаялся, раз решил не оставлять резервов. И это понимание породило тревогу: прежде, чем целиком довериться дару, я внимательно осмотрела ставшую полем боя площадку перед воротами. В трёх местах привычное соотношение сил – трое-четверо тёмных на одного «ангела» – нарушалось, создавая видимость свободного пространства. Три Жнеца вели свои личные бои без расчёта на помощь сородичей.
Три Жнеца – и пять вампиров.
Разобрать со своего места, кто именно сражается в одиночку, я не могла. Видела только, что это Аристократ и что он словно не замечает отсутствия напарника – но грохот ворожбы не давал мне услышать мотив дерущегося. Понять, Марга ли это и означает ли увиденное случившуюся с Кристофером беду. Как назло, зародившееся незадолго до визита в Герно предчувствие за минувшую ночь посещало меня так часто, что я перестала обращать внимание на пропускающее удары сердце. Интуиция, раньше помогавшая избегать бед, сейчас просто сбивала с толку.
Медлить дальше я не могла. Демиурги явно одобрил это решение: стоило мне покинуть переулок, в который нас перенёс Альдо, как взгляд зацепился за лежавшее на земле тело девушки. Над ним стоял вампир; он сумел отвлечь на себя внимание «ангела» и теперь гнал его прочь от раненой. Я осторожно двинулась к намеченной пациентке, сдерживая тянувший вперёд дар: в пылу боя воин вполне мог принять меня за врага.
Мне повезло, вампир был то ли безмерно уставшим, то ли достаточно хорошо обученным, чтобы разобраться, кто именно идёт к нему, прежде чем замахнуться на ещё одного «светлого». На всякий случай подняв руки, я несколько раз громко повторила фразу, служившую мне верным щитом: «Я лекарь, я помогу». На лице вампира, вначале услышавшего, а затем и понявшего эти слова, отразилась смесь надежды и радости.
Раны девушки были не смертельны, но требовали аккуратных действий и внимания. Понимая, что заниматься лечением под свистящими над головой клинками и грохочущими на Плане чарами опасно, я оттащила тело вампирши ближе к ограде поместья и положила его на плащ Шута. Вскопанная площадь перед воротами мало соответствовала условиям, но выбирать не приходилось: род Сангре, чьей наследственной школой было управление металлами, не мог драться чисто. Его стараниями под ногами теперь образовалась целая система пустот, оставленных вырванной из недр рудой; чего только стоил железный кокон, окруживший Аристократа-одиночку… в ветви же насчитывалось более двух дюжин магов-«королей».
За битвой я не следила, всё моё внимание было сосредоточено на девушке. Я знала, насколько опасны и непредсказуемы раненные вампиры, поэтому следила, чтобы она раньше времени не пришла в сознание. Оттого приближающуюся опасность заметила только тогда, когда прежде игнорируемое чутьё вышвырнуло меня с Плана: боль в груди оказалась настолько сильной, что заглушила мотивы.
Желание найти укромный угол сыграло со мной злую шутку: никто не заметил направившегося к нам «ангела», и не у кого было просить защиты. В то же время, не могла я и сбежать. Не только потому, что монстр поймал бы меня через пару мгновений, но и из-за порученной моим заботам девушки. Ещё не зная, что делать, я поднялась с колен и загородила собой бессознательное тело.
Сорвавшийся с моей ладони сгусток огня заставил тварь отвлечься от её первоначальной цели. Монстр вскинул меч, но почему-то не опустил его сразу, взамен склонив голову. У «ангела» не было глаз, только едва заметные с высоты моего роста углубления на их месте – и всё же чувствовалось, что он изучает меня. Сотворив ещё один язычок пламени, я швырнула его в противника и тут же сделала несколько шагов в сторону центральных ворот.
Монстр повернул голову, следя за моими перемещениями, качнулся ко мне всем телом, но в последний момент передумал. Проигнорировав очередной огненный комок, он шагнул к раненной вампирше и перехватил меч так, чтобы достать им распростёртое на земле тело.
Чистый, звенящий колокольной бронзой гнев пришёл вторым. Первым было возмущение: как же так, даже безмозглое чудовище, болезненное порождение неконтролируемой силы считает меня не достойной единого удара или, более того, отказывает в принадлежности к моему народу! Словно бы все мои попытки сражаться – мелочи, детские шалости, а не та же благородная ярость, какой горели бившиеся рядом вампиры. Словно это не мой Город, не мой дом.
Но они были моими, и уже не думая ни о своей безопасности, ни об исцелённой девушке, я бросилась наперерез «ангелу». Огненный клинок в его руке замер, повинуясь чарам: дарованная Шутом сила позволяла охватившему меня гневу найти правильное воплощение. Пламя перекинулось на тело монстра, окутывая его белесым паром от вскипевшей плоти. Тварь не чувствовала боли, и огонь не мог остановить её, как все мои удары не могли изменить нежелание сражаться, но атака ошеломила и ослепила. Сбитый с толку, монстр дёргался то в одну, то в другую сторону, пока не развернулся и не сделал шаг назад к сородичам. Ярость в моей крови не позволяла так просто отпустить «ангела». Вдосталь зачерпнув из резерва Вогеля, я через План потянулась к огненному мечу.
Я не могла видеть этого, но прекрасно слышала: столб пламени, охватывающий клинок, изогнулся в руке монстра. Когда первый язычок коснулся его груди, «ангел» попытался отвести ладонь с зажатой в ней рукоятью в сторону, но огонь уже не слушался прежнего хозяина. Теперь у него была хозяйка: молодая, яростная, оскорблённая девушка-демон – целитель, маг погоды и пламени Тай’Шеара – требующая полного подчинения. Она звала своего слугу, и он стремился на этот зов, выбирая самую короткую дорогу.
Физическая сила «ангела» не могла побороть магию, лишь уравновешивала часть её. Пядь за пядью, я заставляла огонь проходить сквозь тело чудовища, сжигая его не только снаружи, но и изнутри. Было очевидно, что это не уничтожит моего противника – чтобы убить того, у кого внутри только плоть, кости и некое подобие крови, требовалось нечто серьёзней – зато ослабит его. Для абсолютно безвредного существа, каким я была по меркам Старших тёмных, подобное являлось существенным вкладом в сражение.
Единственным возможным и самым правильным завершением моего короткого поединка стало появление Шута. Я не видела, откуда пришёл Альдо – возможно, что и из очередной тени – но он спрыгнул на «ангела», целясь древком копья в тонкую шею чудовища. В последний момент серая материя, из которой было сделано оружие Вогеля, истончилась и заострилась, образовывая нечто вроде лезвия глефы – и невероятной силы удар целиком вогнал его в плоть. «Ангел» пошатнулся под внезапно обрушившимся на него вампиром, упал на спину и слепо забил охваченной пламенем рукой, пытаясь смахнуть противника. Шут спрыгнул с поверженного монстра на землю и, ухватив копьё обеими руками, рванул его на себя. Не было слышно ни хруста разрубаемой кости, ни плеска вырвавшейся на свободу крови, но голова чудовища, отброшенная Вогелем, красноречиво подкатилась к ограде поместья.
Наблюдая за последним действием Шута, я поймала себя на том, что не улыбаюсь даже – усмехаюсь оскалом хищника, прогнавшего чужака со своей территории. Это холодное удовлетворение почему-то напугало меня сильнее всех прочих ужасов нашей короткой, злой войны.
@темы: Сказки и истории, "Город"
По идее, комментарии должны быть как можно более подробные и развернутые, отделываться парой фраз в данном случае просто преступление. Но слишком много эмоций в отношении всех героев. И отдельно - в отношении их переживаний и того, как они действуют и что и как чувствуют посреди творящихся в Городе бед. Пока у меня получается только громко восхищаться всеми, а в особенности - тем, как тонко и вообще здорово все это прописано. Снимаю шляпу, леди, работа над текстом чувствуется настолько глобальная, что многим известным и ныне активно издающимся авторам следовало бы устыдиться. И взять у вас мастер-класс по данному вопросу.
Магия, повторюсь, великолепна! Столько всяких интересных придумок, но они ж еще и видны, и звучат, как в песне.
Бедняга Крис... дайте уже его скорее сгрести в охапку и гладить! Но сначала, конечно, надо вылечить
А его матушку мы еще увидим?
У вас получается, и с каждым разом все лучше.
Ох... сейчас постараюсь сдержаться и не начинать с места в карьер клянчить продолжение. Надо срочно заткнуть себя вкусной кружкой
Клянчить-то пока и нечего, третий кусок у меня в стадии черновика и не факт, что я его за неделю доделаю. Скорее даже совсем не факт - возня с этим куском стоила мне разболевшейся чиненной лапы, так что к чертям эти трудовые подвиги.
Вот не знаю, почему так, но практика показывает, что действительно так
Да и самого тоже вечно тянет написать что-нибудь мрачное, нежели доброе-светлое, ага.
Лапку надо беречь. Ничего страшного, мы подождем!