Я не волшебник, я - сказочник.
Второй "Перекрёсток".
Первый был тут.
Рейтинг: PG-13.
Жанр: "чистая" фэнтези.
Размер: 28 страниц (~ 13 000 слов).
Описание: Первое, что стоит уяснить каждому новичку: Перекрёсток — мирное место. Что бы тебя ни оправдывало: тяжёлая жизнь, дурной характер, вмешательство высших сил — здесь не любят агрессию и тех, кто нарушает чужой покой. Помни об этом, если планируешь задержаться.
Авторская отсебятина:Тут водятся тентакли
Формат docx на гугле.
Сахи хватило одного взгляда чтобы понять: этот человек в лавку зашёл не за покупками.
Дело было не в одежде, истрёпанной в лохмотья. И не в спутанных грязных волосах, кто знает, сколько дней не видевших гребня. И даже не в дёрганных, непоследовательных движениях. Дело было в глазах — единственной части лица, различимой промеж сальных прядей и переросшей в бороду щетины.
Взгляд вошедшего, одновременно мутный и стеклянный, скакал по торговому залу с прытью вспуганного зверя.
Мужчина продолжал осматриваться, замерев в шаге от дверей. Не особо высокий: всего на пол-ладони выше, чем Сахи в наиболее привычном положении хвоста. Широкий — очень широкий: в плечах, в грудной клетке, в бёдрах. Не толстый. Когда он чуть повернулся, Сахи обратила внимание на то, как висит его рубаха. Загрубевшая ткань очерчивала скруглённую линию плеч и подъём от ключиц до центра груди, а дальше спускалась вертикально вниз; идеальную плоскость нарушало только несколько прорех. Весьма примечательная деталь: способность одновременно трястись в панике и сохранять ровную осанку.
Тем временем не-покупатель осмотрел ближайшие стеллажи и перевёл взгляд дальше, на Сахи. Она улыбнулась ему: одними уголками рта, не демонстрируя зубы и тем более клыки — и кивнула. Мужчина крупно вздрогнул, отшатнулся, но тут же сделал несколько шагов вперёд. Взгляд его перестал метаться и остановился на лице Сахи, зато ладонь нервно сжала рукоять заткнутого за пояс ножа. В ответ спрятанный под прилавком хвост Сахи свился тугой спиралью — любое подозрительное движение чужака, и ему придётся выбираться из-под досок в три пальца толщиной.
Мужчина остановился, не дойдя до прилавка двух шагов. Он по-прежнему молчал, так что Сахи спросила первая:
— Я могу вам помочь?
Он снова дёрнулся: мелко, резко — словно бы забыл, что людям вообще свойственно разговаривать. Движение породило волну неприятных запахов: застарелого пота, немытого тела. Сахи стоило определённого труда не поморщиться.
— Где я? — спросил мужчина несколько долгих мгновений спустя. Голос его ожидаемо хрипел, скрывая любой намёк на природный тембр.
— На Перекрёстке.
— Где? — с угрозой переспросил он.
— На Перекрёстке, — повторила Сахи со спокойствием, которого не испытывала. — Вы здесь впервые?
Мужчина медленно, не отводя взгляда, кивнул.
— Это довольно сложно объяснить… Перекрёсток — общая точка всех миров. Вы знаете про другие миры?
К глухому «Нет» прилагалась настороженность в сощурённых глазах. То ли зелёных, то ли голубых — за спутанными волосами угадывалось с трудом.
— Здесь вам ничего не угрожает, — начала Сахи с самого главного. — Перекрёсток — мирное место. Конечно, если вы хотите вернуться домой, насильно вас здесь никто держать не станет…
— Нет!
Чужак зарычал — низкий, горловой звук — и выхватил нож. Но не ударил; оружие ходуном ходило в трясущейся руке. К долгим дням без отдыха и мытья Сахи мысленно добавила и плохое питание.
— Хорошо, никакого «домой», я поняла.
Чудо из чудес: нож вернулся обратно за пояс, а плечи чужака виновато опустились. Движение вышло потерянным и почти жалостливым, плохо вяжущимся с крепкой фигурой.
— Вы сбиты с толку, это нормально, не бойтесь. Не вы первый. В пригороде есть приют для новичков, его держит моя знакомая. Я могу вас туда отвести.
— Приют?
— Бесплатный постоялый двор. Новички живут там, пока не обустроятся в городе или не решат вернуться.
— Зачем?
— Что именно?
— Зачем кому-то возиться с чужаками?
— Чтобы люди узнали правила и основы? — Сахи растерянно нахмурилась. Для неё существование приюта — приютов, их вокруг Перекрёстка насчитывалось с полдюжины — всегда казалось вещью само собой разумеющейся: ты приходишь на Перекрёсток, обживаешься сам, затем помогаешь обжиться другим.
Чужака её ответ не устроил. Он фыркнул и посмотрел на Сахи так, будто бы она была несмышленым ребёнком. Даром, что сам почтенным возрастом похвастаться не мог, судя по ничем не нарушаемой черноте волос и гладкой коже вокруг глаз. Слава Ползучему Отцу, Сахи умела разговаривать с упрямыми мальчишками:
— Можете мне не верить. А лучше поговорите с хозяйкой приюта: она вам разъяснит, зачем и почему. Я-то всего лишь хочу помочь вам сориентироваться.
От её тона чужак подрастерял свой гонор. На миг прояснившийся взгляд снова стал затравленным, полудиким — жалким.
— Так мне проводить вас до приюта?
Чужак ответил не сразу. Он мотнул головой, будто бы прочищая мысли, отвёл с лица волосы — кожа под ними оказалась сероватой, в лихорадочных пятнах — и кивнул.
— Хорошо… хорошо, — Сахи ободряюще улыбнулась. — Подождите немного, мне надо взять ключи.
Подползя к двери в мастерскую, она услышала из-за спины захлебнувшийся вдох. Оборачиваться Сахи не стала; она и так догадывалась, что причина в её хвосте.
— Всё в порядке, не бойтесь, — успокаивающе произнесла она. — Это просто Перекрёсток.
И скрылась за дверью.
Элсар и Сашер, как им и полагалась в разгар дня, корпели над новой картой. Работа спорилась: добрых две трети пергамента, накрывавшего огромный стол, уже пестрели топографическими метками. Не прерывая стремительного бега пера над ещё не размеченной частью, Элсар чуть повернул голову и поинтересовался:
— Что-то случилось?
— К нам тут новичок зашёл — надо его к Танините отвести. Присмотрите пока за лавкой?
— Конечно! — Энтузиазм резко выпрямившегося Сашера едва не потерялся за щелчками встающих на место позвонков. Сахи недовольно цокнула языком: опять её мальчишки не делали перерывов. — Я тебя подменю.
— Спасибо, малыш. Только немного подожди: новичок из пугливых, хватит с него и одного змеелюда.
Услышав её просьбу, Элсар отложил перо и внимательно посмотрел на Сахи:
— Может, тебя проводить?
— Я справлюсь, не волнуйся.
— Ты уверена?
Вместо ответа Сахи коротко обняла брата и прижалась лбом к его виску. Элсар, не задумываясь, вернул объятия.
— Ты слишком много волнуешься.
— Не слишком. В самый раз.
— Ну да.
Признав своё поражение, Элсар рассмеялся:
— Ладно-ладно, ползи одна. И передавай Танините привет.
— Непременно!
Разговор с братьями не занял много времени, но когда Сахи вернулась в лавку, чужак уже взял себя в руки. Он всё ещё таращился на её хвост и старался держаться на расстоянии, однако за оружие не хватался и о чудовищах не верещал — вполне достойное поведение для новичка.
Покинув лавку, первым же делом Сахи свернула с ведущей в центр улицы. Задворки в дневное время благословенно пустовали; по пути к воротам им встретилась пара-тройка прохожих, да и те выглядели вполне по-человечески.
Оказавшись за воротами, чужак слегка расслабился. Он больше не сутулился, пытаясь казаться меньше, чем есть на самом деле, и Сахи опять поразилась необъятной ширине его тела и размаху плеч. Размеры чужака, само занимаемое им пространство плохо увязывались с явными признаками истощения на лице и в глазах. Это несовпадение не могло не раздразнить любопытство Сахи. Решив, что дорога — её лучший шанс разузнать о новом знакомом, она попыталась завязать разговор.
В ответ на первый вопрос — о своём имени — чужак выдал длинную серию звуков, слишком мелодичных для горла змеелюда. Сахи вычленила пару подвластных её языку слогов и осторожно попробовала:
— Льхе?..
— Сойдёт и так, — пожал плечами свеженаречённый.
В свою очередь имя Сахи в его произношении напоминало затянувшийся выдох, будто бы там пряталась пара лишних букв.
Кроме имени Сахи узнала возраст Льхе (она угадала: тридцать один год — практически её ровесник) и название его родного мира (ни о чём ей не говорящее). Рассказывать о том, как попал на Перекрёсток, он не захотел. Вообще, чем дальше от города они отходили, тем мрачнее и тише становился Льхе, и тем больше опаски читалось во взглядах, которые он бросал на хвост Сахи.
До холма, на вершине которого располагался приют Таниниты, они добрались в почти угрожающем молчании. Льхе угрюмо оглядел двухметровый забор, окружающий территорию приюта, и отказался подниматься.
— Это для защиты от диких животных, — поспешила успокоить его Сахи. — В лесах полно троп в другие миры, и иногда по ним приходят опасные звери.
Льхе с минуту потоптался на месте под скрип некогда добротных, а теперь сбитых в труху сапог, коснулся рукояти ножа, затем сам себе кивнул. Пропустив Сахи вперёд, он осторожно двинулся следом. Весь путь наверх она с трудом сдерживалась, чтобы не обернуться и не дотронуться до затылка, к которому намертво прилип чужой тяжёлый взгляд.
Ворота не пустовали: оседлав верхнюю перекладину, на них пристроилась совсем юная девчушка, едва ли подросток. На коленях она держала крутобокую миску с орехами. Зачерпнув полную горсть, девочка сжала тонкие, хрупкие на вид пальцы — и орехи с треском лопнули.
Остановившись в полуметре от ворот, Сахи поднялась на задней части хвоста, пока не оказалась лицом к лицу с необычной «стражницей».
— Привет, — поздоровалась она. — Не подскажешь, где Танинита?
— В мастерской, — отозвалась девочка. И тут же жадно спросила: — А вы ещё выше подняться можете?
Сахи посмотрела вниз. Она балансировала на последней трети хвоста, едва сложившейся в устойчивое кольцо опоры.
— Вряд ли.
— Жалко… — «стражница» на мгновение выпятила нижнюю губу. — Но всё равно здорово. А я вон как могу!
Она покопалась в миске, вытащила особо крупный орех и сжала его промеж указательного и большого пальцев. Скорлупа разошлась на неровные лепестки.
— Впечатляет, — восхищённо округлила глаза Сахи. Выдержав небольшую паузу, она попросила: — Ты не могла бы открыть ворота? Моему другу надо поговорить с Танинитой.
Девочка подалась вперёд, беспечно цепляясь за доски одними ногами. Казалось, она только сейчас заметила Льхе. Некоторое время они изучали друг друга: настороженный чужак и девчушка, в пальцах которой скрывалось больше силы, чем в теле иного взрослого человека. Затем девочка со звонким «Ага!» исчезла по ту сторону забора. Ещё пару мгновений спустя распахнулась калитка в правой створке ворот.
Сахи хорошо знала территорию приюта: она навещала его каждый месяц, иногда даже чаще. Жилые постройки опоясывали вершину холма справа, хозяйственные, включая кузницу и гончарную мастерскую, — слева. Между ними оставалась просторная лужайка, по центру которой располагался открытый очаг. Сейчас вокруг него кипела жизнь: обитатели приюта готовились к ужину. Сахи заметила парочку знакомых лиц, но останавливаться не стала: уж больно мрачно сопел за её спиной Льхе.
Таниниту они нашли в мастерской, как и обещала девочка. Сахи сразу заметила статную, почти грозную в своём великолепии хозяйку приюта. Она высилась над двумя рядами гончарных кругов, объясняя, как правильно поддерживать их скорость.
Сахи позволила себе немного полюбоваться тяжеловесной грацией Таниниты. Несмотря на их хорошие отношения, та вряд ли бы согласилась позировать, поскольку не особо интересовалась искусством. Сахи в очередной раз мысленно вздохнула и вернулась к насущным делам:
— Танинита! Тебя можно отвлечь?
Они вышли на улицу, под рыжеватый свет медленно сползающего солнца. Танинита внимательно осмотрела Сахи и Льхе и с прохладной вежливостью поинтересовалась:
— Чем могу помочь?
— Льхе впервые на Перекрёстке. Не могла бы ты его приютить на первое время? Объяснить, что у нас и как.
— Конечно. — Повернувшись всем телом к Льхе, Танинита заглянула ему в глаза. Он упрямо вскинул подбородок, поскольку в росте проигрывал целую голову. — Надеюсь, вы умеете уживаться с людьми. Бунтари на Перекрёстке не задерживаются.
Льхе в ответ оскалился и фыркнул. Его вызывающее, почти враждебное поведение Сахи не понравилось. Не приглянулось оно и Танините. Она равнодушным взглядом смерила Льхе с ног до головы, едва заметно нахмурилась и повернулась к Сахи:
— Что-нибудь ещё?
— Нет, спасибо. Приветы тебе от Элсар и Сашера. Они соскучились.
— Неужели? Тогда могли бы выползти из гнезда и навестить нас. — Постороннему слова Таниниты показались бы грубостью, однако Сахи заметила довольные морщинки в уголках её глаз. — Ты-то, надеюсь, вернёшься?
— Да, в конце месяца, как и договаривались.
— Отлично. Не хочешь с нами поужинать?
Сахи покосилась на стоящего рядом Льхе. Он выглядел так, будто уже передумал оставаться в приюте.
— С радостью бы, но у меня там Сашер за лавкой приглядывает… В следующий раз?
— В следующий раз, — кивнула Танинита. — И притащи как-нибудь своих балбесов, мы тоже скучаем.
Попрощавшись с Танинитой, Сахи повернулась к Льхе. На миг из-под его угрюмости проступила прежняя растерянность, почти испуг. Не задумываясь, Сахи положила ладонь на широкое предплечье и легонько сжала. Даже сквозь загрубевшую ткань чувствовались неестественный жар кожи и мелкая дрожь.
— Всё будет хорошо, — как можно убедительнее пообещала Сахи. — Танинита о вас позаботится.
Льхе рвано, недоверчиво кивнул.
Их первая встреча вполне могла бы оказаться единственной. Большинство новичков, которых Сахи устраивала в приюты, её потом не искали. Случалось, они сталкивались на улице или в какой-нибудь лавке, но не всегда узнавали её.
Так что Сахи выбросила Льхе из головы сразу после того, как потратила один вечер на наброски его диковинного массивного силуэта. Ничего толкового у неё, впрочем, не получилось. Она не смогла придать хоть какую-то естественность поразительной ширине, поскольку слишком привыкла к сухопарым кочевникам Перекрёстка и жилистым змеелюдам. Непонимание анатомии сказывалось на результате не лучшим образом.
На следующий день Сахи убрала неудачные рисунки и практически забыла о мрачном чужаке. Так что покупатель, навестивший её лавку где-то в середине месяца, поначалу показался ей смутно знакомым — не более.
Отдых пошёл Льхе на пользу: он уже не выглядел измождённым и затравленным. Во многом благодаря чистой, целой одежде (пускай и с чужого — судя по размеру — плеча), отмытым и собранным в хвост волосам и отсутствию бороды. К некоторому удивлению Сахи у Льхе оказалось приятное лицо: высокие скулы, широкая, резко очерченная челюсть с диагональной ямкой на подбородке, круглые глаза сине-зелёного цвета — как старая, затёртая бирюза. Ещё более удивительно выглядел курносый нос, который явно ни разу не ломали. Сахи была уверена, что вспыльчивый, воинственный Льхе драк не избегал. А тут внезапно целый нос. И либо Сахи здорово ошибалась, либо Льхе до сих пор невероятно везло в его ратных подвигах.
Пока Сахи разглядывала своего гостя, сравнивая старые и новые впечатления, он неуверенно топтался на пороге. Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем он набрался решительности и сделал шаг вперёд.
— Добро пожаловать! — приветливо поздоровалась с ним Сахи.
— Здравствуйте, — тихо, без особых эмоций ответил Льхе.
Сахи нахмурилась. Она не ожидала визита, но уж если Льхе пришёл, то мог бы проявить и чуть больше энтузиазма. Впрочем, на первый раз она его простила.
— Вы ко мне по делам или просто так зашли?
Льхе ответил не сразу. Он медленно — как враждебную территорию — пересёк зал, остановился у прилавка и только затем открыл рот. Впрочем, изданный им звук на членораздельную речь походил мало. Льхе шумно прокашлялся и попробовал ещё раз:
— Я… я хотел вас поблагодарить. За то… ну, за вашу помощь. Тогда.
Что ж, смущение многое объясняло. Смущение и… настороженность. Вблизи Сахи заметила стеклянную невыразительность глаз Льхе. Какая бы сила ни привела — пригнала — его на Перекрёсток, за минувшую дюжину дней он так и не избавился от своих демонов.
Сахи стало его жалко. Она мягко, негромко произнесла:
— Я рада, что смогла помочь.
Льхе в ответ вымученно оскалился — назвать эту гримасу улыбкой у Сахи не повернулся бы язык. Не давая зародиться очередной неловкой паузе, она быстро спросила:
— Как вы устроились? Как приют?
— Очень… гостеприимный.
Судя по тону Льхе, его подобное гостеприимство не радовало. Сахи недоумённо — и с обидой за Таниниту — уточнила:
— Вам там не нравится?
— Почему? Безопасное место. — Льхе мелко дёрнул плечом. — Крыша над головой и нормальная еда.
— Но вам там не нравится.
Льхе снова дёрнул плечом, теперь уже резче — будто бы отгонял назойливую муху.
— Это не имеет значения.
— А по вам не скажешь.
Сахи и сама не очень-то понимала, почему её так тянет спорить с Льхе. Она всегда считала себя мирным, неконфликтным человеком. И уж точно её не касались дела и предпочтения чужаков. Просто угрюмость Льхе будила наиболее упрямую — и упёртую — сторону её натуры. Но и он не остался равнодушен. Сахи обратила внимание на дрогнувшие пальцы, на проступившие желваки. Затем Льхе шумно выдохнул — словно бы вместе с воздухом выталкивал из себя и эмоции — и ровным-ровным голосом произнёс:
— В любом случае, я вам благодарен. Спасибо.
— Не за что.
Они некоторое время в молчании разглядывали друг друга: не столько смущаясь, сколько не зная, как продолжить. Сахи никак не могла придумать вопрос, который не выродился бы в новый спор. Впрочем, ей и не потребовалось. Льхе ещё раз выдохнул — коротко, почти фырком — и поспешил откланяться.
Прощание вышло таким же корявым, как и весь разговор:
— Мне пора.
— Спасибо, что зашли.
— Вам спасибо.
— Не за что. Прощайте?
— Прощайте.
Наблюдая за широкой, трапециевидной спиной удаляющегося Льхе, Сахи никак не могла отделаться от ощущения проигрыша.
Оно не покидало её до самого вечера, напоминая о себе и в рабочие часы, и за ужином, и за новыми попытками нарисовать Льхе, более успешными, хотя по-прежнему неточными. Даже ночью, когда Сахи закопалась в гнездо и привычно устроилась между Элсаром и Сашером, настырное ощущение продолжало копошиться где-то на задворках сознания.
На следующее утро Сахи выдрала рисунки Льхе из рабочего альбома, затолкала их на полку к прочим недоделанным наброскам и строго-настрого запретила себе думать о мрачном неуживчивом чужаке.
До конца месяца жизнь шла своим чередом: работа в лавке, походы на рынок, встречи с друзьями и знакомыми. На несколько дней внимание Сахи сосредоточилось на Элсаре, подхватившем безобидный, но настырный кашель. Затем Перекрёсток наводнила одна из четырёх ежегодных ярмарок — ещё более шумная и людная, нежели традиционный базар. После из семимесячного похода вернулся приятель Сашера, привезя с собой целый мешок карт… Когда настал день визита к Танините, воспоминания о Льхе снова затянуло слоем пыли.
В приюте Сахи не только навещала друзей: она, как и многие другие знакомые Таниниты, читала там лекции. Идея была проста: показать новичкам, что обитатели Перекрёстка — самые обычные люди, как бы они ни выглядели. И чем более чуждым — или опасным — поначалу казался лектор, тем сильнее получался контраст. Особо впечатлительные иногда пугались трёхметрового змеиного хвоста Сахи, и потому их осторожный интерес по окончании лекции приятно согревал ей душу.
Выступления проходили на открытом воздухе, у уличного очага. Слушатели Сахи устраивались кто прямо на траве, кто на принесённых скамьях, она же сама, когда не двигалась, с удовольствием свивалась поближе к огню.
Шёл второй час лекции. Рассказав о вещах возвышенных: истории змеелюдов, их вере и обществе, Сахи перешла к темам более житейским и практичным — тому, что вызывало ощущение родства.
— …по одежде змеелюда можно многое сказать о нём самом. Мы любим выставлять себя напоказ; особенно когда нам есть, чем похвастаться. Чем знатнее и успешнее змеелюд, тем внимательнее он к традициям. Важно всё: крой одежды, ткань, цвет… даже узел, которым завязан пояс. Он, кстати, обязательный элемент костюма. Для нас появиться на улице без пояса всё равно, что для вас — без штанов или юбки. Хотя бы потому, что штанов мы не носим, а соблюдать приличия надо.
Несколько слушателей хохотнуло; большинство просто улыбнулось. Публика Сахи досталась спокойная, пусть и не слишком отзывчивая. По крайней мере, никто не тыкал пальцем в её хвост и не кричал «Человек-змея!».
Другое дело, что и знакомых лиц среди слушателей оказалось маловато. Не пришли послушать ни Танинита, ни Льхе, ни маленькая «стражница» с ворот.
— Возьмём, к примеру, мой кушак. Яркие цвета носят шихаи, несемейные змеелюды. У семейных — пастельные оттенки кроме голубого, который цвет траура. Женщины завязывают кушак на боку, мужчины — на животе. По длине свободных хвостов можно понять, что я — обыкновенный мирный житель. Солдаты и стражники их подбирают, чтобы не испачкать, если придётся куда-то быстро ползти. Чем мы ближе к земле, тем шустрее.
Демонстрируя, Сахи опустилась и оттолкнулась всей плоскостью хвоста; через мгновение она уже нависала над первым рядом слушателей. Детвора восторженно ахнула, да и по лицам взрослых пробежало удивление.
— А вот если вы встретите змеелюда с кушаком до земли, ползущего вот так, — Сахи поднялась на задней половине хвоста и вальяжно, чуть покачиваясь, двинулась обратно к очагу, — то знайте: перед вами настоящий вельможа. Знать никогда никуда не опаздывает, зато должна ясно видеть, что происходит вокруг.
Сахи и увидела. Льхе подошёл к последнему ряду собравшихся с таким отрешённым выражением лица, будто бы в мире никогда и не существовало эмоций. Заметив его, кое-кто из обитателей приюта посторонился; не столько освобождая место, сколько пытаясь держаться подальше. А вот пара дюжих мужиков, напротив, перегородила Льхе дорогу. Сахи не слышала, о чём они говорили, но когда она в следующий раз посмотрела в их сторону, Льхе там уже не было.
Сахи нахмурилась. Конечно, среди обитателей приюта попадались самые разные люди, в том числе и не особо дружелюбные — сам Льхе тому примером. Однако массовое неприятие говорило о чём-то серьёзном. И, хотя дела Льхе её уже не касались, Сахи не могла не обратить внимания на происходящее.
Виной ли тому растерянность из-за замеченной стычки или странный «талант» Льхе портить настроение окружающим, но лекция довольно быстро разладилась. Поняв, что слушатели устают, и она теряет их внимание, Сахи поспешила закончить. Её довольно тепло отблагодарили, да и детвора ещё добрых четверть часа сыпала вопросами, и всё же Сахи обрадовалась, когда её оставили одну. Впрочем, ненадолго. Стоило ей собрать вещи, как у очага появилась Танинита: с массивной корзиной в руках и суровым выражением на лице.
— Я хочу поговорить о новичке, которого ты привела, — начала она безо всяких расшаркиваний.
— Льхе? Он что-то натворил?
— Проще сказать, чего он не натворил. — Казалось, одно лишь чувство собственного достоинства не даёт Танините фыркнуть или оскалиться. — Стычки с другими обитателями чуть ли не через день, три драки, порча вещей. Я его уже предупредила, что с таким поведением он может начинать искать себе другой дом.
Сахи от удивления дважды моргнула. За шесть лет знакомства с Танинитой она ни разу не слышала, чтобы та выгнала кого-либо из своих подопечных.
— Всё настолько плохо?
— Он неуправляем. И сам себя не контролирует — или не хочет контролировать.
— А причём здесь я? С чего ему меня слушаться?
— Ты первый — и рискуешь остаться единственным — человек, который захотел ему помочь. Может, этого хватит, чтобы вправить ему мозги.
Сахи сомневалась, поскольку хорошо запомнила вторую встречу с Льхе и сопутствующий неловкий разговор. Однако она решила попробовать: уж больно ясно перед внутренним взором стояли его затравленные глаза.
— Ладно, я поговорю с ним. Может, действительно одумается.
— Будем надеяться. Вот, мы собрали тебе и твоим мальчишкам гостинцев — скажи Льхе, что я велела ему проводить тебя до дома.
Абсолютно в духе Таниниты: проблемы проблемами, а её подопечные должны работать.
Льхе нашёлся за кузницей, самозабвенно рубящим дрова. Судя по высоте поленницы, начал он задолго до того, как навестил лекцию. Момент его отлучки определялся весьма чётко: по тому, как аккуратные четвертинки брёвен сменялись косыми сколами и щепой.
Сахи чуть помедлила, оценивая состояние и настроение Льхе. Гнева в нём не чувствовалось, да и в движениях царила механическая размеренность. Работал он босиком, без рубахи и в закатанных до колен штанах; длинные волосы лезли ему в глаза. Сахи с любопытством отметила, что у Льхе нет двух вещей, которых она подсознательно ожидала: линий загара (ни ниже колен, ни выше пояса) и шрамов. И если первое ещё можно было списать на смуглую от природы кожу, то второе никак не увязывалось с агрессивностью Льхе. Чудо того же сорта, что и его удивительный не ломаный нос.
Сахи могла бы наблюдать и дальше — как художнику ей нравилось изучать тело Льхе — но солнце клонилось к закату, а он и не думал заканчивать с дровами. Так что она шумно прочистила горло и окликнула его по имени.
Он не просто подпрыгнул: всё его тело взвилось в одном резком, непрерывном движении, а когда оно закончилось, Льхе оказался лицом к лицу с Сахи, с топором в поднятой руке. Сахи инстинктивно оскалила клыки. На несколько тягучих мгновений повисла зыбкая тишина, затем Льхе выдохнул сквозь сжатые зубы и опустил топор; блестящая от пота рукоять проскользнула в его ладони.
— Прошу прощения. Я не собиралась тебя пугать.
Обращение на «ты» вырвалось само собой. Сахи подумала и не стала исправляться.
— Я понял.
Предотвращая неловкую паузу, она ещё раз прочистила горло и указала на стоящую рядом с хвостом корзинку:
— Танинита хочет, чтобы ты помог мне донести её гостинцы до лавки.
Льхе недоверчиво, оценивающе оглядел Сахи: от макушки до последнего изгиба хвоста — и хрипло поинтересовался:
— Зачем?
Она могла соврать — хотя в тяжести корзины никакого вранья не было — но не стала. Если Льхе и относился к Сахи лучше, чем к остальным жителям Перекрёстка, до доверия его «лучше» всё равно не дотягивало.
— Она считает, что нам с тобой стоит поговорить.
— О чём?
— О твоей жизни в приюте.
Льхе фыркнул и пробормотал себе под нос что-то длинное и свистящее. Ни дружелюбия, ни тепла в его взгляде не прибавилось.
— Если ты не хочешь, мы можем и не говорить, — мягко предложила Сахи. — Танинита думает, что это пойдёт тебе на пользу, но заставлять тебя я в любом случае не стану. Да и не смогу.
Она с удивлением отметила, что именно последние её слова: очевидные, если не откровенно лишние — заставили Льхе поумерить враждебность. Да, в его взгляде и языке тела хватало недоверия, однако появился и интерес. Бегло оглянувшись на поленницу, Льхе воткнул топор в колоду и угрюмо велел Сахи подождать.
Ждать пришлось недолго. Льхе отошёл к стоящей неподалёку бочке с водой, наскоро смысл пот найденной там же тряпкой — тоже не особо чистой — и прямо на влажное тело натянул рубаху. Затем он расправил штаны, зашнуровал не по погоде тяжёлые сапоги и молча подхватил корзинку Сахи.
В тишине они покинули приют, в тишине выбрались на дорогу, ведущую к Перекрёстку, и в тишине же добрались до города. Со временем Льхе чуть расслабился: плечи его опустились, перестав задевать уши, из движений исчезла рваность. Сахи рискнула подползти ближе, на расстояние вытянутой руки; Льхе покосился на неё и ничего не сказал.
Когда они свернули на улицу, на которой располагалась лавка, Сахи подчёркнуто-заметным движением коснулась локтя Льхе:
— Зайдёшь? Танинита, конечно, хорошо вас кормит, но приютской еде не хватает вкуса. Слишком много народу со слишком разными привычками.
Чудо из чудес: Льхе согласился почти сразу, его на миг сузившиеся глаза Сахи и за промедление не посчитала. Она объяснила ему кружную дорогу на кухню, а сама направилась в торговый зал, передать братьям привет от Таниниты и попросить, чтобы её и её гостя не беспокоили. Элсар и Сашер отреагировали предсказуемо: первый после короткого размышления кивнул, второй тут же принялся напрашиваться в помощники. Сахи в ответ на рвение младшего брата рассмеялась и пообещала непременно его позвать, если он потребуется. Довольный Сашер с гордо поднятой головой уполз обратно за прилавок.
Как Сахи ему и велела, Льхе ждал её на кухне. Правда, она не предвидела, что он истуканом застынет в первом же попавшемся углу, с корзиной в руках и равнодушием на лице.
— Да ты присаживайся, — растеряно предложила Сахи, оценив эту картину.
К её облегчению Льхе послушно сел. Впрочем, и за столом он выглядел не как человек, зашедший в гости, а как мрачная статуя. Пока Сахи возилась у плиты, она всё время ощущала на себе его неподъёмный взгляд: то на затылке, то строго между лопаток.
Приятного в таком внимании оказалось мало. В очередной раз нервно дёрнув плечом, Сахи задумалась: а не ошиблась ли она? Вдруг настороженность, граничащая с паранойей, подозрительность и готовность всюду видеть угрозу — и реагировать соответствующе — нормальное состояние Льхе? Вдруг за растерянностью их первой встречи пряталась озлобленность, а не шок от столкновения с экзотическим Перекрёстком?
Сахи не могла сказать. Не могла даже определить, есть ли под её подозрениями почва. Размышления, не опирающиеся ни на какие факты, оставляли внутри раздражающее чувство потери равновесия: будто бы из-под хвоста выдернули землю и заменили её зыбучим песком. Молчание Льхе тоже не помогало.
Пока невесёлые мысли Сахи гонялись друг за другом, её руки жили собственной жизнью. Она растопила плиту, залила в чайник воду, достала остатки утреннего пирога. Привычная кухонная возня не требовала особого внимания, и довольно скоро Сахи обнаружила себя нависающей над столом, с тарелками в одной руке и чашками в другой.
Льхе смотрел на неё с таким вниманием, будто бы эти чашки и тарелки вот-вот полетят ему в голову.
Что, в свою очередь, подсказало Сахи новый вариант: а вдруг Льхе на самом деле сдерживается? Если каждая мелочь для него — потенциальная опасность, то каких усилий ему стоит не сорваться? Эта версия объясняла его нежелание идти на контакт с другими людьми и давала хоть какое-то руководство к действию.
— Я тебя не тороплю, — наугад попробовала Сахи.
Льхе оторвал взгляд от посуды в её руках и недоуменно нахмурился:
— Что?
— Я тебя не тороплю, — повторила она, ставя перед Льхе тарелку. — Можешь остаться здесь. Я знаю, сколько в приюте людей, и как там становится … слишком.
— «Слишком» что?
— Тесно? Шумно? — Сахи фыркнула и вернулась к плите за чайником. — Не так, конечно, как на самом Перекрёстке, но всё же… Мне кажется, тебе не помешает побыть в тишине.
Развернувшись, Сахи успела заметить удивление — и благодарность — во взгляде Льхе. Невинная растерянность преобразила его: разгладила морщины на лбу и смягчила жёсткую линию рта — и Сахи внутренне улыбнулась. По её опыту люди, готовые просто так наброситься на первого встречного, не отвлекались на благодарности.
— Я не хочу мешать, — тихо и едва ли не смущённо признался Льхе.
— Если бы ты мешал, я бы не предлагала.
Больше Льхе не артачился. Он съел кусок пирога, вежливо попросил добавки и даже предложил помочь с грязной посудой. К тому времени, как Сахи подобрала со своей тарелки последние крошки, он заметно оттаял. И, хотя она помнила о поручении Таниниты, у Сахи начал созревать собственный план. Не в угрозах Льхе нуждался, и не в нравоучениях. Тем более — не в задушевных разговорах.
Не давая послеобеденной тишине угнездиться, Сахи пригласила Льхе на задний двор. Там, в тени раскидистого клёна она давно обустроила себе рабочее место: несколько округлых булыжников, вокруг которых удобно обвить хвост, низкий рисовальный столик и ящик с запасами бумаги и угля. Непосредственно под клёном стояла скамейка, на которую Сахи усадила своего гостя. Дождавшись, пока он устроится, она спросила:
— Можно я тебя нарисую?
Люди по-разному реагировали на этот вопрос. В основном он вызывал любопытство, иногда смущение или неловкость. Кто-то резко отказывался, кто-то с радостью соглашался. А вот разочарование Сахи увидела впервые. Во взгляде Льхе заплескалась такая безнадёжность, будто она предложила продать его в рабство. И окончательно всё запутал тот факт, что к взгляду прилагался обречённый кивок.
— Если ты не хочешь, то я не буду. Честно!
— Рисуй, — равнодушным тоном едва ли не приказал Льхе. И к дальнейшему удивлению Сахи стянул рубаху.
Как бы у неё ни чесались руки схватиться за уголь: наконец-то можно рассмотреть столь занимавшее её диковинное тело! — Сахи понимала: где-то она ошиблась. Её просьба задела Льхе, до предела натянула едва свившуюся ниточку доверия: того и гляди лопнет.
— Льхе, ты не…
— Я подремлю с твоего разрешения. У вас здесь действительно тихо.
И, полностью игнорируя Сахи, он растянулся на лавке, скрестил руки за головой и закрыл глаза.
Сахи выругалась: тихо, от души. Так тяжело, как с Льхе, ей не было и с Сашером в его бунтарские семнадцать лет.
Настойчивое желание объяснить и попросить прощения она в итоге загнала поглубже: зачем впустую сотрясать воздух, если Льхе не собирается её слушать? Взамен Сахи принялась за рисунок. Ракурс, конечно, не самый удачный, зато одежда не скрывала линии тела.
Очень чёткие, резкие линии. Сейчас, когда Льхе практически не двигался (размеренные вдохи и выдохи не в счёт), Сахи не могла не отметить: рельеф его тела отличался нездоровой ясностью. Даже у жилистых змеелюдов водился кое-какой подкожный жир, смягчающий контуры. Массивный же Льхе и поселившись на Перекрёстке выглядел так, словно бы ему кожу натянули прямо на раздутые мышцы. И натянули туго, до треска. Конечно, в его мире подобное могло считаться красивым (видит Ползучий Отец, Перекрёсток — не место для споров о вкусах), а то и быть нормой, но Сахи здорово сомневалась.
На размышления и рисование Льхе отвёл ей полчаса тишины. По их истечении он шумно выдохнул — будто бы о чём-то с собой договорился — и, не открывая глаз, попросил:
— Расскажи мне.
— О чём?
— О чём угодно. О своём народе. О себе. У тебя есть семья? — Судя по неуверенному тону, он ухватился за первую пришедшую ему на ум тему.
— Есть.
— Большая?
— У всех змеелюдов большие семьи.
— Она тут?
На последнем вопросе в голосе Льхе прорезалась настороженность. Сахи покосилась на него. Он по-прежнему лежал на лавке, но теперь его взгляд бегал по переплетению веток над головой.
— Не вся. Только двое братьев: Элсар и Сашер. Мы вместе держим лавку.
Льхе издал протяжный мелодичный звук, который Сахи посчитала чем-то вроде хмыканья. Смягчившееся выражение лица соответствовало: чуть сдвинутые брови, полуприкрытые глаза и расслабленная линия рта.
— А твоя семья? — рискнула задать встречный вопрос Сахи. — Где она?
— Я один, — отозвался Льхе.
И замолчал. И молчал так долго, что Сахи мысленно начала ругать себя за неосторожность. То один неудачный вопрос, то другой… она никак не могла понять, как и о чём говорить с Льхе. Он же подобными сомнениями явно не мучился:
— Как вы оказались на Перекрёстке?
— Купили места в торговом караване. Элсар — мой старший брат — давно мечтал сюда перебраться, но не хотел бросать нас с Сашером. Когда тот подрос, мы втроём и уехали.
— Так просто? Взяли и уехали?
— У нас была причина. — Сахи позволила себе крошечную улыбку. — Мы с Элсаром эгоисты, нам надоело прислуживать семье.
— То есть?
Льхе настолько заинтересовался, что приподнялся на локтях и потянулся к Сахи всем телом. Она из вежливости отложила рисунок и поудобнее устроилась на камнях.
— Мой сегодняшний рассказ в приюте ты, наверное, не слышал?
— Практически нет, — нетерпеливо отмахнулся Льхе.
— Жаль. Я говорила о том, какие роли в семьях змеелюдов играют инхали и шихал: те, кто могут и не могут — не хотят — иметь детей. Первых меньше, и они главным образом занимаются воспитанием. Вторые следят за бытом. Среди моих братьев и сестёр два инхали и четыре шихал, включая Элсара, Сашера и меня. Наша ветвь семьи не главная, и на какое-то влияние может рассчитывать только старший шихал, а у нас это сестра-близнец Элсара. Ни его самого, ни тем более меня с Сашером в семейное дело бы не взяли, а становиться бесплатными слугами мы не захотели.
Льхе крепко задумался. Он попеременно то хмурился, то бормотал себе под нос, то принимался жевать нижнюю губу — первый абсолютно невинный и человеческий жест, который Сахи у него заметила.
— Поверить не могу, что вас так легко отпустили, — с отчётливой обидой в голосе пробурчал он в итоге.
— Ну не легко… А что они могли сделать, запереть нас в подвале? Толку никакого, а мороки не оберёшься.
И снова реакция Льхе сбила Сахи с толку: он рассмеялся. Очень громко и очень невесело.
Сахи уставилась на него, с трудом сдерживая порыв отшатнуться. Жуткий это был смех, и не только своей внезапностью и беспричинностью; Льхе никак не останавливался. Из глаз его текли слёзы, влажные полосы на щеках блестели в лучах заходящего солнца, а массивное тело всё вздрагивало и вздрагивало в новых приступах. Она совсем уж решила позвать братьев на помощь, когда Льхе утих. С его губ продолжали срываться нервные смешки, однако в глазах появилась осмысленность. Тыльной стороной ладони утерев слёзы, он в последний раз хохотнул и словно бы для себя повторил:
— Что они могли сделать, действительно…
— Ты в порядке? — осторожно спросила Сахи.
— Да, конечно. Просто кое о чём вспомнил.
Узнать, о чём именно, она не успела. Льхе поднялся, в два шага преодолел разделяющее их расстояние и взглядом указал на недоделанный рисунок:
— Я могу посмотреть?
Сахи молча кивнула. Пока Льхе рассматривал портрет, она рассматривала его самого. То ли мирный сон, то ли приступ полуистеричного смеха пошли ему на пользу: в линиях тела, в выражении лица появилась та открытость, которой не было, даже когда он позволял себе немного расслабиться. И, несмотря на пару седых волос, оставленных эмоциями заканчивающегося дня, Сахи от чистого сердца предложила:
— Ты можешь приходить сюда, если в приюте станет слишком людно или шумно. Кроме меня и братьев здесь никого нет, так что если захочешь немного тишины…
Она запнулась: Льхе смотрел ей прямо в глаза, доверчивым ищущим взглядом человека, рискнувшего поверить в добрые намерения чужака.
— Спасибо, Сахи, — с чувством произнёс он крошечную вечность спустя.
— Не за что. И ещё, — немного осмелев, Сахи коснулась оказавшегося напротив неё плеча, тёплого и твёрдого. — Только не злись. Танинита беспокоится о тебе и о твоём поведении.
Прежде, чем Льхе успел перебить её, Сахи сжала его плечо. Попыталась сжать: её ладонь не обхватывала и трети.
— Это твоё личное дело. И ты ни с кем не обязан обсуждать свои проблемы: ни с Танинитой, ни со мной. Просто в следующий раз… в следующий раз, когда тебе захочется с кем-то сцепиться, приходи ко мне. Я не буду тебя трогать.
На какое-то мгновение Сахи показалось: она перегнула палку, и сейчас Льхе взорвётся. Да он и сам явно никак не мог решить, как ему реагировать. Он зажмурился, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, а когда вновь открыл глаза, спокойствия в них хватило бы на пару человек его габаритов.
— Спасибо за предложение. Думаю, я им воспользуюсь.
Они расстались если и не друзьями, то определённо людьми, немного понимающими друг друга. Чуть-чуть. Над загадкой поведения Льхе Сахи ломала голову весь вечер: и пока разбирала гостинцы Таниниты, и пока готовила своим мальчишкам ужин. И даже когда уползла на второй этаж, подышать ночным воздухом и доделать портрет Льхе. Элсар там её и нашёл: на внутреннем балкончике, с которого открывался вид на торговый зал.
— Ты сегодня какая-то особенно тихая, — мягко произнёс он и привычным движением обвил свой хвост вокруг её.
Близоруко сморгнув, Сахи посмотрела на брата. Он едва заметно улыбался, готовый ждать её столько, сколько потребуется.
— Я думаю, — после короткой паузы призналась она. И пару раз стукнула кончиком указательного пальца по лежащему перед ней рисунку: — О нём.
Элсар перегнулся через её плечо и внимательно осмотрел портрёт.
— Кто он?
— Льхе. Новичок, которого я в начале месяца отвела к Танините. Он заходил сегодня… вообще-то, я его привела. Никак не могу понять, что с ним не так.
— Расскажи мне.
Сахи рассказала, со всеми подробностями: тайн от братьев она не имела, к тому же Элсар в силу опыта и возраста мог подсказать нечто дельное. Он и подсказал, после того как потратил несколько минут на выравнивание взъерошенных чешуек Сахи.
— Парень от чего-то сбежал в своём мире. А скорее всего, от кого-то. Он не доверяет людям: по крайней мере тем, с кем не может справиться. Наверняка боится, что его заставят вернуться. И прежде, чем ты спросишь: да, боится так сильно, что срывается. Судя по твоим словам, эмоции из него лезут бесконтрольно.
— Так ведь взрослый же человек…
— Человек, сестрёнка. Во многих человеческих культурах мужчинам эмоции вообще не положены. И если он все свои… сколько там, лет тридцать? Так вот, если он все свои тридцать лет держал себя в узде, то срыв и должен быть бурным.
— Не знаю… — полная сомнений, Сахи поймала ладонь брата и переплела их пальцы. — Мне кажется, ты прав, но есть в Льхе что-то ещё.
— Может да, — мягко согласился Элсар. — Может нет. Давай спать: тебе надо отдохнуть, да и Сашер нас уже заждался.
Элсар, как всегда, оказался прав. Ворчливый младший развалился поверх них мёртвым грузом, стоило им только заползти в гнездо. Ничего толкового Сахи той ночью так и не придумала, зато отлично выспалась и успокоила нервы.
В последующие дни она не раз ловила себя на желании навестить Льхе или хотя бы разузнать у Таниниты как его дела. Но Сахи сдерживалась, боясь спугнуть его своей настойчивостью. Слова Элсара подтвердили её собственные сомнения: вряд ли человек, не доверяющий чужакам, обрадуется пристальному интересу к своей жизни. Она терпеливо ждала, пока Льхе сам придёт к ней. И дождалась, без малого дюжину дней спустя.
Тем вечером Сахи закрыла лавку на пару часов раньше обычного. Её ждала редкая одинокая ночь: Элсар и Сашер уползли на мальчишник к одному из своих бесчисленных приятелей-охотников и вернуться планировали не раньше полудня следующего дня. Свободный вечер Сахи посвятила разбору счетов и подведению баланса. Она только-только устроилась в небольшом кабинете за торговым залом, как в дверь постучали.
Поначалу Сахи решила, что это особо настырный покупатель, проигнорировавший раннее закрытие. Пока она ползла от кабинета до уличных дверей (добрых метров двадцать, учитывая размеры зала и извилистый путь вокруг прилавка), стук не затихал. Обе дверные створки ходили ходуном, и даже стёкла в окнах заметно дребезжали. Сахи рассердилась: откуда такая спешка в покупке карты?! — и набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы сполна отчитать нетерпеливого визитёра… Однако за распахнутой дверью обнаружила взъерошенного Льхе.
Выглядел он ужасно: лицо сплошь в белых и красных пятнах, костяшки крепко сжатых кулаков ободраны до крови, взгляд мечется, не способный и на пару мгновений задержаться на одном месте. Грязные волосы спутаны, одежда зияет новыми прорехами. Сахи посторонилась и жестом пригласила Льхе следовать за ней.
От его гневного топота тряслись стеллажи с картами. Сахи мужественно не оглядывалась. Конечно, чешуя у неё тут же встала дыбом, а под затылком пробежал холодок: оставаться наедине с неуравновешенным, агрессивным чужаком без Элсара и Сашера под рукой оказалось страшновато. Но Льхе молчал, и шумно пыхтел, и вроде бы не собирался выплескивать своё дрянное настроение на Сахи.
Она проводила его на задний двор, к уже облюбованной лавке. Там Льхе тяжеловесно плюхнулся на землю, опустил голову и обеими руками вцепился себе в волосы. Сахи потянулась коснуться его плеча, передумала и взамен негромко — нерешительно — произнесла:
— Я буду на кухне, если понадоблюсь.
Льхе никак не отреагировал, и она уползла, беспокойно теребя кончик косы.
Ни о какой работе с бумагами теперь не могло быть и речи. Вместо того чтобы сверять цифры, Сахи сквозь оконное стекло разглядывала неподвижную фигуру Льхе. Пару раз она порывалась окликнуть его, на худой конец предложить кружку воды, но данное слово крепко держало на месте. В конце концов, она решила приготовить ужин; в отличие от счетов, он занимал руки, а не голову.
То ли вечерняя прохлада, то ли аппетитные запахи с кухни выдернули Льхе из транса. Его появление Сахи не заметила, просто в какой-то момент подняла голову и обнаружила его стоящим в дверях. Он больше не выглядел взбешённым или опасным, скорее — безнадёжно потерянным. Сахи поймала метущийся взгляд Льхе и мягко, негромко спросила:
— Есть хочешь?
Он открыл рот, тут же его захлопнул с отчётливым «Клац!» и резко кивнул. Сахи указала на стул и принялась раскладывать готовый ужин по тарелкам.
Ели в тишине. Льхе почти не поднимал взгляд, и Сахи его не дёргала. Позже, доев и вымыв посуду, она предложила осмотреть его разбитые кулаки. Он пару минут поколебался, а затем снова кивнул.
Бесконечные царапины расчертили ладони Льхе: от крошечных до длинных и глубоких, из которых торчали щепки. Он словно бы подрался с грудой досок, а не с живым человеком; ну или несколько раз всадил кулаки в стену. Сахи не знала, считать ли это хорошим знаком. С одной стороны, Льхе никого, кроме себя, не покалечил. С другой, откуда в нём вообще такая ярость?
Льхе мужественно терпел, пока она вытаскивала занозы, одну за другой. Скрипел зубами, конечно, и жмурился так, что между бровей поднимались три параллельных холмика, но стоически молчал. Раз в несколько минут Сахи давала ему передохнуть и просто держала его ладони, поглаживая их большими пальцами. Из-за этой невинной ласки Льхе поначалу напрягался чуть ли не сильнее, чем из-за ковыряния в царапинах. Затем привык. Когда же Сахи извлекла все занозы и перебинтовала сбитые костяшки, он и вовсе мягко обхватил её запястья: жёсткое из-за грубой кожи и в то же время деликатное прикосновение.
— Спасибо, — произнёс он, разглядывая бинты, резко контрастирующие со смуглой кожей. — Снова.
— Обращайся. И, если тебе захочется рассказать, что сегодня случилось...
— Не захочется, — перебил Льхе. Но сдержанно, чуть ли не извиняющимся тоном.
— Хорошо. Тебе решать.
В тишине, возникшей после их короткого разговора, лёгкая тревога Льхе оказалась особо заметна. Он постоянно косился за окно, на стремительно темнеющее небо, и следом переводил взгляд на арку, разделяющую кухню и гостиную. Сахи быстро догадалась, в чём дело.
— Если не хочешь возвращаться в приют, можешь переночевать здесь.
Предложение изрядно удивило Льхе. Да и самой Сахи ещё час назад ничего подобного просто не пришло бы в голову. Однако сейчас, как и под конец прошлой их встречи, она почувствовала готовность Льхе подпустить её чуть ближе и воспользовалась ей.
— Я тебе… вам не помешаю?
— Моих братьев сегодня нет дома, так что в гнезде полно свободного места.
— В гнезде?
Если бы Сахи не боялась спугнуть Льхе, она непременно улыбнулась бы его безобидному недоумению: почти детской интонации безо всякой подозрительности.
— Змеелюды спят все вместе, поэтому в доме одна спальня. Но пока нас не слишком много, гнездо — просто общая комната с мягким полом. Впрочем, если хочешь, я могу дать тебе подушку и пару одеял и устроить на втором этаже.
— Я… подумаю.
Не худший вариант. Льхе был далеко не первым знакомым, которого Сахи пыталась затащить в гнездо; на родине не пригласить гостя разделить с хозяевами сон считалось грубейшим оскорблением. Большинство местных приятелей, само собой, поначалу её не понимали. Или понимали не так. Она их за это не винила, хотя искренне недоумевала, почему людям так нравится во всём видеть сексуальный подтекст.
Льхе гнездо разглядывал долго, с любопытством. Оно занимало три четверти довольно просторной комнаты и представляло собой полуметровое углубление, засыпанное одеялами, подушками и валиками. Пока Льхе решал, хочется ли ему здесь спать, Сахи умылась, сменила тунику на ночную и наскоро перекопала треть одежного шкафа, принадлежащую Элсару.
— Прости, во что переодеться я тебе не найду, — со вздохом призналась Сахи, выползая из-за ширмы. — Ты раза в полтора шире моих мальчишек.
— Не страшно, — усмехнулся Льхе. Пускай только одним уголком рта и на долю мгновения, но — усмехнулся. — Мне не привыкать.
К чему именно, Сахи поняла, когда он стянул через голову рубаху, сбросил сапоги и забрался в гнездо. Она даже на мгновение опешила от такой стремительности (равно как и от готовности Льхе выставлять своё тело напоказ). Впрочем, Сахи взяла себя в руки, загасила единственную лампу и сползла в гнездо — со стороны, противоположной стороне Льхе.
— Спокойной ночи, — на удивление обыденно пожелал он, когда Сахи перестала шуршать одеялами.
— Мирной ночи, — отозвалась она.
Но сон не шёл. Во-первых, Сахи не привыкла спать одна, без прикосновений и запахов Элсара и Сашера. Во-вторых, в её голове роились мысли, в основном о Льхе: от причины резких скачков его настроения, когда враждебная настороженность сменялась легкомысленным доверием, до загадочной драки со стеной. Ну и собственное желание помочь нелюдимому чужаку тоже малость сбивало с толку. Впрочем, с ним-то Сахи в конце концов разобралась: Элсар сказал бы, что дело в её привычке подбирать и спасать бродяг, и был бы отчасти прав; другую часть составляла готовность Льхе попросить помощи.
Посреди ночи, когда Сахи всё же удалось задремать, её разбудили странные звуки, издаваемые Льхе: жутковатая смесь всхлипов и звериного рыка. Медленным, плавным движением она протянула к нему кончик хвоста и коснулась голой спины. Льхе вздрогнул, взрыкнул чуть отчётливее и почти сразу утих. Уже увереннее Сахи погладила его вдоль позвоночника, коснулась вздыбленных лопаток. Несколько минут — и Льхе перестал скулить и дёргаться, его дыхание выровнялось. Перебравшись чуть ближе, Сахи обвила его предплечье. То, как его тело отзывалось на прикосновения, ясно показывало: Льхе скучал по простому человеческому контакту.
Когда Сахи вынырнула из дрёмы в следующий раз, она и вовсе обнаружила кончик своего хвоста в руке Льхе, прямо напротив его лица. Тёплое дыхание щекотало мелкие чешуйки, успокаивая и убаюкивая.
…ей снилось нечто бессвязное, какой-то сумбурный набор ощущений. Настолько сумбурный, что Сахи не сразу поняла: ладонь, вжавшая её в мягкий пол гнезда, абсолютно реальна, как реальна и стоявшая за ней угроза.
Инстинктивно, Сахи попыталась вырваться. Ей удалось освободиться, однако далеко уползти она не успела: её схватили за хвост и одним мощным рывком затащили обратно в центр гнезда. Мгновение спустя Сахи обнаружила себя под Льхе. Нависая над ней, он выглядел невероятно огромным и очень, очень опасным.
Рот Сахи наполнился вязкой слюной, предвестницей яда. Она оскалилась, попыталась укусить Льхе за шею — тот отшатнулся. Сахи кинулась снова, целясь уже в плечо, но получила болезненный удар в нижнюю челюсть и едва не откусила себе кончик языка. Пользуясь заминкой, Льхе крепко зажал ей рот.
Вот тогда Сахи действительно ощутила, насколько всё происходящее серьёзно: одной рукой Льхе удерживал оба её запястья, другой не давал пустить в ход клыки, а колено поставил на живот. Оставался последний трюк: извернувшись, Сахи ударила скрученным хвостом и тут же толкнула его вверх. Жёсткие чешуйки впились в голую спину Льхе, скользнули дальше, и он вскрикнул от боли и выпустил Сахи.
Она бросилась прочь, не оглядываясь. С панической ловкостью затащила себя на стоящий у стены шкаф, с него — на второй этаж (благо, в своё время Элсар захотел сделать прямо над гнездом окно, и межэтажные перекрытия там отсутствовали). Перевалившись через балюстраду, Сахи тут же кинулась к лестнице и закрыла люк на засов. После этого путей на второй этаж у Льхе не осталось.
Жадно глотая воздух, Сахи вернулась к балюстраде и выглянула из-за неё. Льхе и не думал бросаться в погоню. Он стоял по центру разворошенного гнезда и таращился вверх, туда, где скрылась Сахи. В скудном лунном свете, проникающем сквозь окно в крыше, светлые радужки Льхе сливались с белками и оставляли лишь слепые точки зрачков.
(с) Миф, 2017-2018
Первый был тут.
Рейтинг: PG-13.
Жанр: "чистая" фэнтези.
Размер: 28 страниц (~ 13 000 слов).
Описание: Первое, что стоит уяснить каждому новичку: Перекрёсток — мирное место. Что бы тебя ни оправдывало: тяжёлая жизнь, дурной характер, вмешательство высших сил — здесь не любят агрессию и тех, кто нарушает чужой покой. Помни об этом, если планируешь задержаться.
Авторская отсебятина:
Формат docx на гугле.
Перекрёсток — 2
Третий шанс
Третий шанс
Сахи хватило одного взгляда чтобы понять: этот человек в лавку зашёл не за покупками.
Дело было не в одежде, истрёпанной в лохмотья. И не в спутанных грязных волосах, кто знает, сколько дней не видевших гребня. И даже не в дёрганных, непоследовательных движениях. Дело было в глазах — единственной части лица, различимой промеж сальных прядей и переросшей в бороду щетины.
Взгляд вошедшего, одновременно мутный и стеклянный, скакал по торговому залу с прытью вспуганного зверя.
Читать до конца
Сахи терпеливо ждала. Ей уже доводилось встречать подобные взгляды и подобных людей. Обычно новички попадали на Перекрёсток в компании старожилов либо имели о нём хоть какое-то представление, однако нет-нет, да и случались такие «потеряшки».Мужчина продолжал осматриваться, замерев в шаге от дверей. Не особо высокий: всего на пол-ладони выше, чем Сахи в наиболее привычном положении хвоста. Широкий — очень широкий: в плечах, в грудной клетке, в бёдрах. Не толстый. Когда он чуть повернулся, Сахи обратила внимание на то, как висит его рубаха. Загрубевшая ткань очерчивала скруглённую линию плеч и подъём от ключиц до центра груди, а дальше спускалась вертикально вниз; идеальную плоскость нарушало только несколько прорех. Весьма примечательная деталь: способность одновременно трястись в панике и сохранять ровную осанку.
Тем временем не-покупатель осмотрел ближайшие стеллажи и перевёл взгляд дальше, на Сахи. Она улыбнулась ему: одними уголками рта, не демонстрируя зубы и тем более клыки — и кивнула. Мужчина крупно вздрогнул, отшатнулся, но тут же сделал несколько шагов вперёд. Взгляд его перестал метаться и остановился на лице Сахи, зато ладонь нервно сжала рукоять заткнутого за пояс ножа. В ответ спрятанный под прилавком хвост Сахи свился тугой спиралью — любое подозрительное движение чужака, и ему придётся выбираться из-под досок в три пальца толщиной.
Мужчина остановился, не дойдя до прилавка двух шагов. Он по-прежнему молчал, так что Сахи спросила первая:
— Я могу вам помочь?
Он снова дёрнулся: мелко, резко — словно бы забыл, что людям вообще свойственно разговаривать. Движение породило волну неприятных запахов: застарелого пота, немытого тела. Сахи стоило определённого труда не поморщиться.
— Где я? — спросил мужчина несколько долгих мгновений спустя. Голос его ожидаемо хрипел, скрывая любой намёк на природный тембр.
— На Перекрёстке.
— Где? — с угрозой переспросил он.
— На Перекрёстке, — повторила Сахи со спокойствием, которого не испытывала. — Вы здесь впервые?
Мужчина медленно, не отводя взгляда, кивнул.
— Это довольно сложно объяснить… Перекрёсток — общая точка всех миров. Вы знаете про другие миры?
К глухому «Нет» прилагалась настороженность в сощурённых глазах. То ли зелёных, то ли голубых — за спутанными волосами угадывалось с трудом.
— Здесь вам ничего не угрожает, — начала Сахи с самого главного. — Перекрёсток — мирное место. Конечно, если вы хотите вернуться домой, насильно вас здесь никто держать не станет…
— Нет!
Чужак зарычал — низкий, горловой звук — и выхватил нож. Но не ударил; оружие ходуном ходило в трясущейся руке. К долгим дням без отдыха и мытья Сахи мысленно добавила и плохое питание.
— Хорошо, никакого «домой», я поняла.
Чудо из чудес: нож вернулся обратно за пояс, а плечи чужака виновато опустились. Движение вышло потерянным и почти жалостливым, плохо вяжущимся с крепкой фигурой.
— Вы сбиты с толку, это нормально, не бойтесь. Не вы первый. В пригороде есть приют для новичков, его держит моя знакомая. Я могу вас туда отвести.
— Приют?
— Бесплатный постоялый двор. Новички живут там, пока не обустроятся в городе или не решат вернуться.
— Зачем?
— Что именно?
— Зачем кому-то возиться с чужаками?
— Чтобы люди узнали правила и основы? — Сахи растерянно нахмурилась. Для неё существование приюта — приютов, их вокруг Перекрёстка насчитывалось с полдюжины — всегда казалось вещью само собой разумеющейся: ты приходишь на Перекрёсток, обживаешься сам, затем помогаешь обжиться другим.
Чужака её ответ не устроил. Он фыркнул и посмотрел на Сахи так, будто бы она была несмышленым ребёнком. Даром, что сам почтенным возрастом похвастаться не мог, судя по ничем не нарушаемой черноте волос и гладкой коже вокруг глаз. Слава Ползучему Отцу, Сахи умела разговаривать с упрямыми мальчишками:
— Можете мне не верить. А лучше поговорите с хозяйкой приюта: она вам разъяснит, зачем и почему. Я-то всего лишь хочу помочь вам сориентироваться.
От её тона чужак подрастерял свой гонор. На миг прояснившийся взгляд снова стал затравленным, полудиким — жалким.
— Так мне проводить вас до приюта?
Чужак ответил не сразу. Он мотнул головой, будто бы прочищая мысли, отвёл с лица волосы — кожа под ними оказалась сероватой, в лихорадочных пятнах — и кивнул.
— Хорошо… хорошо, — Сахи ободряюще улыбнулась. — Подождите немного, мне надо взять ключи.
Подползя к двери в мастерскую, она услышала из-за спины захлебнувшийся вдох. Оборачиваться Сахи не стала; она и так догадывалась, что причина в её хвосте.
— Всё в порядке, не бойтесь, — успокаивающе произнесла она. — Это просто Перекрёсток.
И скрылась за дверью.
Элсар и Сашер, как им и полагалась в разгар дня, корпели над новой картой. Работа спорилась: добрых две трети пергамента, накрывавшего огромный стол, уже пестрели топографическими метками. Не прерывая стремительного бега пера над ещё не размеченной частью, Элсар чуть повернул голову и поинтересовался:
— Что-то случилось?
— К нам тут новичок зашёл — надо его к Танините отвести. Присмотрите пока за лавкой?
— Конечно! — Энтузиазм резко выпрямившегося Сашера едва не потерялся за щелчками встающих на место позвонков. Сахи недовольно цокнула языком: опять её мальчишки не делали перерывов. — Я тебя подменю.
— Спасибо, малыш. Только немного подожди: новичок из пугливых, хватит с него и одного змеелюда.
Услышав её просьбу, Элсар отложил перо и внимательно посмотрел на Сахи:
— Может, тебя проводить?
— Я справлюсь, не волнуйся.
— Ты уверена?
Вместо ответа Сахи коротко обняла брата и прижалась лбом к его виску. Элсар, не задумываясь, вернул объятия.
— Ты слишком много волнуешься.
— Не слишком. В самый раз.
— Ну да.
Признав своё поражение, Элсар рассмеялся:
— Ладно-ладно, ползи одна. И передавай Танините привет.
— Непременно!
Разговор с братьями не занял много времени, но когда Сахи вернулась в лавку, чужак уже взял себя в руки. Он всё ещё таращился на её хвост и старался держаться на расстоянии, однако за оружие не хватался и о чудовищах не верещал — вполне достойное поведение для новичка.
Покинув лавку, первым же делом Сахи свернула с ведущей в центр улицы. Задворки в дневное время благословенно пустовали; по пути к воротам им встретилась пара-тройка прохожих, да и те выглядели вполне по-человечески.
Оказавшись за воротами, чужак слегка расслабился. Он больше не сутулился, пытаясь казаться меньше, чем есть на самом деле, и Сахи опять поразилась необъятной ширине его тела и размаху плеч. Размеры чужака, само занимаемое им пространство плохо увязывались с явными признаками истощения на лице и в глазах. Это несовпадение не могло не раздразнить любопытство Сахи. Решив, что дорога — её лучший шанс разузнать о новом знакомом, она попыталась завязать разговор.
В ответ на первый вопрос — о своём имени — чужак выдал длинную серию звуков, слишком мелодичных для горла змеелюда. Сахи вычленила пару подвластных её языку слогов и осторожно попробовала:
— Льхе?..
— Сойдёт и так, — пожал плечами свеженаречённый.
В свою очередь имя Сахи в его произношении напоминало затянувшийся выдох, будто бы там пряталась пара лишних букв.
Кроме имени Сахи узнала возраст Льхе (она угадала: тридцать один год — практически её ровесник) и название его родного мира (ни о чём ей не говорящее). Рассказывать о том, как попал на Перекрёсток, он не захотел. Вообще, чем дальше от города они отходили, тем мрачнее и тише становился Льхе, и тем больше опаски читалось во взглядах, которые он бросал на хвост Сахи.
До холма, на вершине которого располагался приют Таниниты, они добрались в почти угрожающем молчании. Льхе угрюмо оглядел двухметровый забор, окружающий территорию приюта, и отказался подниматься.
— Это для защиты от диких животных, — поспешила успокоить его Сахи. — В лесах полно троп в другие миры, и иногда по ним приходят опасные звери.
Льхе с минуту потоптался на месте под скрип некогда добротных, а теперь сбитых в труху сапог, коснулся рукояти ножа, затем сам себе кивнул. Пропустив Сахи вперёд, он осторожно двинулся следом. Весь путь наверх она с трудом сдерживалась, чтобы не обернуться и не дотронуться до затылка, к которому намертво прилип чужой тяжёлый взгляд.
Ворота не пустовали: оседлав верхнюю перекладину, на них пристроилась совсем юная девчушка, едва ли подросток. На коленях она держала крутобокую миску с орехами. Зачерпнув полную горсть, девочка сжала тонкие, хрупкие на вид пальцы — и орехи с треском лопнули.
Остановившись в полуметре от ворот, Сахи поднялась на задней части хвоста, пока не оказалась лицом к лицу с необычной «стражницей».
— Привет, — поздоровалась она. — Не подскажешь, где Танинита?
— В мастерской, — отозвалась девочка. И тут же жадно спросила: — А вы ещё выше подняться можете?
Сахи посмотрела вниз. Она балансировала на последней трети хвоста, едва сложившейся в устойчивое кольцо опоры.
— Вряд ли.
— Жалко… — «стражница» на мгновение выпятила нижнюю губу. — Но всё равно здорово. А я вон как могу!
Она покопалась в миске, вытащила особо крупный орех и сжала его промеж указательного и большого пальцев. Скорлупа разошлась на неровные лепестки.
— Впечатляет, — восхищённо округлила глаза Сахи. Выдержав небольшую паузу, она попросила: — Ты не могла бы открыть ворота? Моему другу надо поговорить с Танинитой.
Девочка подалась вперёд, беспечно цепляясь за доски одними ногами. Казалось, она только сейчас заметила Льхе. Некоторое время они изучали друг друга: настороженный чужак и девчушка, в пальцах которой скрывалось больше силы, чем в теле иного взрослого человека. Затем девочка со звонким «Ага!» исчезла по ту сторону забора. Ещё пару мгновений спустя распахнулась калитка в правой створке ворот.
Сахи хорошо знала территорию приюта: она навещала его каждый месяц, иногда даже чаще. Жилые постройки опоясывали вершину холма справа, хозяйственные, включая кузницу и гончарную мастерскую, — слева. Между ними оставалась просторная лужайка, по центру которой располагался открытый очаг. Сейчас вокруг него кипела жизнь: обитатели приюта готовились к ужину. Сахи заметила парочку знакомых лиц, но останавливаться не стала: уж больно мрачно сопел за её спиной Льхе.
Таниниту они нашли в мастерской, как и обещала девочка. Сахи сразу заметила статную, почти грозную в своём великолепии хозяйку приюта. Она высилась над двумя рядами гончарных кругов, объясняя, как правильно поддерживать их скорость.
Сахи позволила себе немного полюбоваться тяжеловесной грацией Таниниты. Несмотря на их хорошие отношения, та вряд ли бы согласилась позировать, поскольку не особо интересовалась искусством. Сахи в очередной раз мысленно вздохнула и вернулась к насущным делам:
— Танинита! Тебя можно отвлечь?
Они вышли на улицу, под рыжеватый свет медленно сползающего солнца. Танинита внимательно осмотрела Сахи и Льхе и с прохладной вежливостью поинтересовалась:
— Чем могу помочь?
— Льхе впервые на Перекрёстке. Не могла бы ты его приютить на первое время? Объяснить, что у нас и как.
— Конечно. — Повернувшись всем телом к Льхе, Танинита заглянула ему в глаза. Он упрямо вскинул подбородок, поскольку в росте проигрывал целую голову. — Надеюсь, вы умеете уживаться с людьми. Бунтари на Перекрёстке не задерживаются.
Льхе в ответ оскалился и фыркнул. Его вызывающее, почти враждебное поведение Сахи не понравилось. Не приглянулось оно и Танините. Она равнодушным взглядом смерила Льхе с ног до головы, едва заметно нахмурилась и повернулась к Сахи:
— Что-нибудь ещё?
— Нет, спасибо. Приветы тебе от Элсар и Сашера. Они соскучились.
— Неужели? Тогда могли бы выползти из гнезда и навестить нас. — Постороннему слова Таниниты показались бы грубостью, однако Сахи заметила довольные морщинки в уголках её глаз. — Ты-то, надеюсь, вернёшься?
— Да, в конце месяца, как и договаривались.
— Отлично. Не хочешь с нами поужинать?
Сахи покосилась на стоящего рядом Льхе. Он выглядел так, будто уже передумал оставаться в приюте.
— С радостью бы, но у меня там Сашер за лавкой приглядывает… В следующий раз?
— В следующий раз, — кивнула Танинита. — И притащи как-нибудь своих балбесов, мы тоже скучаем.
Попрощавшись с Танинитой, Сахи повернулась к Льхе. На миг из-под его угрюмости проступила прежняя растерянность, почти испуг. Не задумываясь, Сахи положила ладонь на широкое предплечье и легонько сжала. Даже сквозь загрубевшую ткань чувствовались неестественный жар кожи и мелкая дрожь.
— Всё будет хорошо, — как можно убедительнее пообещала Сахи. — Танинита о вас позаботится.
Льхе рвано, недоверчиво кивнул.
Их первая встреча вполне могла бы оказаться единственной. Большинство новичков, которых Сахи устраивала в приюты, её потом не искали. Случалось, они сталкивались на улице или в какой-нибудь лавке, но не всегда узнавали её.
Так что Сахи выбросила Льхе из головы сразу после того, как потратила один вечер на наброски его диковинного массивного силуэта. Ничего толкового у неё, впрочем, не получилось. Она не смогла придать хоть какую-то естественность поразительной ширине, поскольку слишком привыкла к сухопарым кочевникам Перекрёстка и жилистым змеелюдам. Непонимание анатомии сказывалось на результате не лучшим образом.
На следующий день Сахи убрала неудачные рисунки и практически забыла о мрачном чужаке. Так что покупатель, навестивший её лавку где-то в середине месяца, поначалу показался ей смутно знакомым — не более.
Отдых пошёл Льхе на пользу: он уже не выглядел измождённым и затравленным. Во многом благодаря чистой, целой одежде (пускай и с чужого — судя по размеру — плеча), отмытым и собранным в хвост волосам и отсутствию бороды. К некоторому удивлению Сахи у Льхе оказалось приятное лицо: высокие скулы, широкая, резко очерченная челюсть с диагональной ямкой на подбородке, круглые глаза сине-зелёного цвета — как старая, затёртая бирюза. Ещё более удивительно выглядел курносый нос, который явно ни разу не ломали. Сахи была уверена, что вспыльчивый, воинственный Льхе драк не избегал. А тут внезапно целый нос. И либо Сахи здорово ошибалась, либо Льхе до сих пор невероятно везло в его ратных подвигах.
Пока Сахи разглядывала своего гостя, сравнивая старые и новые впечатления, он неуверенно топтался на пороге. Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем он набрался решительности и сделал шаг вперёд.
— Добро пожаловать! — приветливо поздоровалась с ним Сахи.
— Здравствуйте, — тихо, без особых эмоций ответил Льхе.
Сахи нахмурилась. Она не ожидала визита, но уж если Льхе пришёл, то мог бы проявить и чуть больше энтузиазма. Впрочем, на первый раз она его простила.
— Вы ко мне по делам или просто так зашли?
Льхе ответил не сразу. Он медленно — как враждебную территорию — пересёк зал, остановился у прилавка и только затем открыл рот. Впрочем, изданный им звук на членораздельную речь походил мало. Льхе шумно прокашлялся и попробовал ещё раз:
— Я… я хотел вас поблагодарить. За то… ну, за вашу помощь. Тогда.
Что ж, смущение многое объясняло. Смущение и… настороженность. Вблизи Сахи заметила стеклянную невыразительность глаз Льхе. Какая бы сила ни привела — пригнала — его на Перекрёсток, за минувшую дюжину дней он так и не избавился от своих демонов.
Сахи стало его жалко. Она мягко, негромко произнесла:
— Я рада, что смогла помочь.
Льхе в ответ вымученно оскалился — назвать эту гримасу улыбкой у Сахи не повернулся бы язык. Не давая зародиться очередной неловкой паузе, она быстро спросила:
— Как вы устроились? Как приют?
— Очень… гостеприимный.
Судя по тону Льхе, его подобное гостеприимство не радовало. Сахи недоумённо — и с обидой за Таниниту — уточнила:
— Вам там не нравится?
— Почему? Безопасное место. — Льхе мелко дёрнул плечом. — Крыша над головой и нормальная еда.
— Но вам там не нравится.
Льхе снова дёрнул плечом, теперь уже резче — будто бы отгонял назойливую муху.
— Это не имеет значения.
— А по вам не скажешь.
Сахи и сама не очень-то понимала, почему её так тянет спорить с Льхе. Она всегда считала себя мирным, неконфликтным человеком. И уж точно её не касались дела и предпочтения чужаков. Просто угрюмость Льхе будила наиболее упрямую — и упёртую — сторону её натуры. Но и он не остался равнодушен. Сахи обратила внимание на дрогнувшие пальцы, на проступившие желваки. Затем Льхе шумно выдохнул — словно бы вместе с воздухом выталкивал из себя и эмоции — и ровным-ровным голосом произнёс:
— В любом случае, я вам благодарен. Спасибо.
— Не за что.
Они некоторое время в молчании разглядывали друг друга: не столько смущаясь, сколько не зная, как продолжить. Сахи никак не могла придумать вопрос, который не выродился бы в новый спор. Впрочем, ей и не потребовалось. Льхе ещё раз выдохнул — коротко, почти фырком — и поспешил откланяться.
Прощание вышло таким же корявым, как и весь разговор:
— Мне пора.
— Спасибо, что зашли.
— Вам спасибо.
— Не за что. Прощайте?
— Прощайте.
Наблюдая за широкой, трапециевидной спиной удаляющегося Льхе, Сахи никак не могла отделаться от ощущения проигрыша.
Оно не покидало её до самого вечера, напоминая о себе и в рабочие часы, и за ужином, и за новыми попытками нарисовать Льхе, более успешными, хотя по-прежнему неточными. Даже ночью, когда Сахи закопалась в гнездо и привычно устроилась между Элсаром и Сашером, настырное ощущение продолжало копошиться где-то на задворках сознания.
На следующее утро Сахи выдрала рисунки Льхе из рабочего альбома, затолкала их на полку к прочим недоделанным наброскам и строго-настрого запретила себе думать о мрачном неуживчивом чужаке.
До конца месяца жизнь шла своим чередом: работа в лавке, походы на рынок, встречи с друзьями и знакомыми. На несколько дней внимание Сахи сосредоточилось на Элсаре, подхватившем безобидный, но настырный кашель. Затем Перекрёсток наводнила одна из четырёх ежегодных ярмарок — ещё более шумная и людная, нежели традиционный базар. После из семимесячного похода вернулся приятель Сашера, привезя с собой целый мешок карт… Когда настал день визита к Танините, воспоминания о Льхе снова затянуло слоем пыли.
В приюте Сахи не только навещала друзей: она, как и многие другие знакомые Таниниты, читала там лекции. Идея была проста: показать новичкам, что обитатели Перекрёстка — самые обычные люди, как бы они ни выглядели. И чем более чуждым — или опасным — поначалу казался лектор, тем сильнее получался контраст. Особо впечатлительные иногда пугались трёхметрового змеиного хвоста Сахи, и потому их осторожный интерес по окончании лекции приятно согревал ей душу.
Выступления проходили на открытом воздухе, у уличного очага. Слушатели Сахи устраивались кто прямо на траве, кто на принесённых скамьях, она же сама, когда не двигалась, с удовольствием свивалась поближе к огню.
Шёл второй час лекции. Рассказав о вещах возвышенных: истории змеелюдов, их вере и обществе, Сахи перешла к темам более житейским и практичным — тому, что вызывало ощущение родства.
— …по одежде змеелюда можно многое сказать о нём самом. Мы любим выставлять себя напоказ; особенно когда нам есть, чем похвастаться. Чем знатнее и успешнее змеелюд, тем внимательнее он к традициям. Важно всё: крой одежды, ткань, цвет… даже узел, которым завязан пояс. Он, кстати, обязательный элемент костюма. Для нас появиться на улице без пояса всё равно, что для вас — без штанов или юбки. Хотя бы потому, что штанов мы не носим, а соблюдать приличия надо.
Несколько слушателей хохотнуло; большинство просто улыбнулось. Публика Сахи досталась спокойная, пусть и не слишком отзывчивая. По крайней мере, никто не тыкал пальцем в её хвост и не кричал «Человек-змея!».
Другое дело, что и знакомых лиц среди слушателей оказалось маловато. Не пришли послушать ни Танинита, ни Льхе, ни маленькая «стражница» с ворот.
— Возьмём, к примеру, мой кушак. Яркие цвета носят шихаи, несемейные змеелюды. У семейных — пастельные оттенки кроме голубого, который цвет траура. Женщины завязывают кушак на боку, мужчины — на животе. По длине свободных хвостов можно понять, что я — обыкновенный мирный житель. Солдаты и стражники их подбирают, чтобы не испачкать, если придётся куда-то быстро ползти. Чем мы ближе к земле, тем шустрее.
Демонстрируя, Сахи опустилась и оттолкнулась всей плоскостью хвоста; через мгновение она уже нависала над первым рядом слушателей. Детвора восторженно ахнула, да и по лицам взрослых пробежало удивление.
— А вот если вы встретите змеелюда с кушаком до земли, ползущего вот так, — Сахи поднялась на задней половине хвоста и вальяжно, чуть покачиваясь, двинулась обратно к очагу, — то знайте: перед вами настоящий вельможа. Знать никогда никуда не опаздывает, зато должна ясно видеть, что происходит вокруг.
Сахи и увидела. Льхе подошёл к последнему ряду собравшихся с таким отрешённым выражением лица, будто бы в мире никогда и не существовало эмоций. Заметив его, кое-кто из обитателей приюта посторонился; не столько освобождая место, сколько пытаясь держаться подальше. А вот пара дюжих мужиков, напротив, перегородила Льхе дорогу. Сахи не слышала, о чём они говорили, но когда она в следующий раз посмотрела в их сторону, Льхе там уже не было.
Сахи нахмурилась. Конечно, среди обитателей приюта попадались самые разные люди, в том числе и не особо дружелюбные — сам Льхе тому примером. Однако массовое неприятие говорило о чём-то серьёзном. И, хотя дела Льхе её уже не касались, Сахи не могла не обратить внимания на происходящее.
Виной ли тому растерянность из-за замеченной стычки или странный «талант» Льхе портить настроение окружающим, но лекция довольно быстро разладилась. Поняв, что слушатели устают, и она теряет их внимание, Сахи поспешила закончить. Её довольно тепло отблагодарили, да и детвора ещё добрых четверть часа сыпала вопросами, и всё же Сахи обрадовалась, когда её оставили одну. Впрочем, ненадолго. Стоило ей собрать вещи, как у очага появилась Танинита: с массивной корзиной в руках и суровым выражением на лице.
— Я хочу поговорить о новичке, которого ты привела, — начала она безо всяких расшаркиваний.
— Льхе? Он что-то натворил?
— Проще сказать, чего он не натворил. — Казалось, одно лишь чувство собственного достоинства не даёт Танините фыркнуть или оскалиться. — Стычки с другими обитателями чуть ли не через день, три драки, порча вещей. Я его уже предупредила, что с таким поведением он может начинать искать себе другой дом.
Сахи от удивления дважды моргнула. За шесть лет знакомства с Танинитой она ни разу не слышала, чтобы та выгнала кого-либо из своих подопечных.
— Всё настолько плохо?
— Он неуправляем. И сам себя не контролирует — или не хочет контролировать.
— А причём здесь я? С чего ему меня слушаться?
— Ты первый — и рискуешь остаться единственным — человек, который захотел ему помочь. Может, этого хватит, чтобы вправить ему мозги.
Сахи сомневалась, поскольку хорошо запомнила вторую встречу с Льхе и сопутствующий неловкий разговор. Однако она решила попробовать: уж больно ясно перед внутренним взором стояли его затравленные глаза.
— Ладно, я поговорю с ним. Может, действительно одумается.
— Будем надеяться. Вот, мы собрали тебе и твоим мальчишкам гостинцев — скажи Льхе, что я велела ему проводить тебя до дома.
Абсолютно в духе Таниниты: проблемы проблемами, а её подопечные должны работать.
Льхе нашёлся за кузницей, самозабвенно рубящим дрова. Судя по высоте поленницы, начал он задолго до того, как навестил лекцию. Момент его отлучки определялся весьма чётко: по тому, как аккуратные четвертинки брёвен сменялись косыми сколами и щепой.
Сахи чуть помедлила, оценивая состояние и настроение Льхе. Гнева в нём не чувствовалось, да и в движениях царила механическая размеренность. Работал он босиком, без рубахи и в закатанных до колен штанах; длинные волосы лезли ему в глаза. Сахи с любопытством отметила, что у Льхе нет двух вещей, которых она подсознательно ожидала: линий загара (ни ниже колен, ни выше пояса) и шрамов. И если первое ещё можно было списать на смуглую от природы кожу, то второе никак не увязывалось с агрессивностью Льхе. Чудо того же сорта, что и его удивительный не ломаный нос.
Сахи могла бы наблюдать и дальше — как художнику ей нравилось изучать тело Льхе — но солнце клонилось к закату, а он и не думал заканчивать с дровами. Так что она шумно прочистила горло и окликнула его по имени.
Он не просто подпрыгнул: всё его тело взвилось в одном резком, непрерывном движении, а когда оно закончилось, Льхе оказался лицом к лицу с Сахи, с топором в поднятой руке. Сахи инстинктивно оскалила клыки. На несколько тягучих мгновений повисла зыбкая тишина, затем Льхе выдохнул сквозь сжатые зубы и опустил топор; блестящая от пота рукоять проскользнула в его ладони.
— Прошу прощения. Я не собиралась тебя пугать.
Обращение на «ты» вырвалось само собой. Сахи подумала и не стала исправляться.
— Я понял.
Предотвращая неловкую паузу, она ещё раз прочистила горло и указала на стоящую рядом с хвостом корзинку:
— Танинита хочет, чтобы ты помог мне донести её гостинцы до лавки.
Льхе недоверчиво, оценивающе оглядел Сахи: от макушки до последнего изгиба хвоста — и хрипло поинтересовался:
— Зачем?
Она могла соврать — хотя в тяжести корзины никакого вранья не было — но не стала. Если Льхе и относился к Сахи лучше, чем к остальным жителям Перекрёстка, до доверия его «лучше» всё равно не дотягивало.
— Она считает, что нам с тобой стоит поговорить.
— О чём?
— О твоей жизни в приюте.
Льхе фыркнул и пробормотал себе под нос что-то длинное и свистящее. Ни дружелюбия, ни тепла в его взгляде не прибавилось.
— Если ты не хочешь, мы можем и не говорить, — мягко предложила Сахи. — Танинита думает, что это пойдёт тебе на пользу, но заставлять тебя я в любом случае не стану. Да и не смогу.
Она с удивлением отметила, что именно последние её слова: очевидные, если не откровенно лишние — заставили Льхе поумерить враждебность. Да, в его взгляде и языке тела хватало недоверия, однако появился и интерес. Бегло оглянувшись на поленницу, Льхе воткнул топор в колоду и угрюмо велел Сахи подождать.
Ждать пришлось недолго. Льхе отошёл к стоящей неподалёку бочке с водой, наскоро смысл пот найденной там же тряпкой — тоже не особо чистой — и прямо на влажное тело натянул рубаху. Затем он расправил штаны, зашнуровал не по погоде тяжёлые сапоги и молча подхватил корзинку Сахи.
В тишине они покинули приют, в тишине выбрались на дорогу, ведущую к Перекрёстку, и в тишине же добрались до города. Со временем Льхе чуть расслабился: плечи его опустились, перестав задевать уши, из движений исчезла рваность. Сахи рискнула подползти ближе, на расстояние вытянутой руки; Льхе покосился на неё и ничего не сказал.
Когда они свернули на улицу, на которой располагалась лавка, Сахи подчёркнуто-заметным движением коснулась локтя Льхе:
— Зайдёшь? Танинита, конечно, хорошо вас кормит, но приютской еде не хватает вкуса. Слишком много народу со слишком разными привычками.
Чудо из чудес: Льхе согласился почти сразу, его на миг сузившиеся глаза Сахи и за промедление не посчитала. Она объяснила ему кружную дорогу на кухню, а сама направилась в торговый зал, передать братьям привет от Таниниты и попросить, чтобы её и её гостя не беспокоили. Элсар и Сашер отреагировали предсказуемо: первый после короткого размышления кивнул, второй тут же принялся напрашиваться в помощники. Сахи в ответ на рвение младшего брата рассмеялась и пообещала непременно его позвать, если он потребуется. Довольный Сашер с гордо поднятой головой уполз обратно за прилавок.
Как Сахи ему и велела, Льхе ждал её на кухне. Правда, она не предвидела, что он истуканом застынет в первом же попавшемся углу, с корзиной в руках и равнодушием на лице.
— Да ты присаживайся, — растеряно предложила Сахи, оценив эту картину.
К её облегчению Льхе послушно сел. Впрочем, и за столом он выглядел не как человек, зашедший в гости, а как мрачная статуя. Пока Сахи возилась у плиты, она всё время ощущала на себе его неподъёмный взгляд: то на затылке, то строго между лопаток.
Приятного в таком внимании оказалось мало. В очередной раз нервно дёрнув плечом, Сахи задумалась: а не ошиблась ли она? Вдруг настороженность, граничащая с паранойей, подозрительность и готовность всюду видеть угрозу — и реагировать соответствующе — нормальное состояние Льхе? Вдруг за растерянностью их первой встречи пряталась озлобленность, а не шок от столкновения с экзотическим Перекрёстком?
Сахи не могла сказать. Не могла даже определить, есть ли под её подозрениями почва. Размышления, не опирающиеся ни на какие факты, оставляли внутри раздражающее чувство потери равновесия: будто бы из-под хвоста выдернули землю и заменили её зыбучим песком. Молчание Льхе тоже не помогало.
Пока невесёлые мысли Сахи гонялись друг за другом, её руки жили собственной жизнью. Она растопила плиту, залила в чайник воду, достала остатки утреннего пирога. Привычная кухонная возня не требовала особого внимания, и довольно скоро Сахи обнаружила себя нависающей над столом, с тарелками в одной руке и чашками в другой.
Льхе смотрел на неё с таким вниманием, будто бы эти чашки и тарелки вот-вот полетят ему в голову.
Что, в свою очередь, подсказало Сахи новый вариант: а вдруг Льхе на самом деле сдерживается? Если каждая мелочь для него — потенциальная опасность, то каких усилий ему стоит не сорваться? Эта версия объясняла его нежелание идти на контакт с другими людьми и давала хоть какое-то руководство к действию.
— Я тебя не тороплю, — наугад попробовала Сахи.
Льхе оторвал взгляд от посуды в её руках и недоуменно нахмурился:
— Что?
— Я тебя не тороплю, — повторила она, ставя перед Льхе тарелку. — Можешь остаться здесь. Я знаю, сколько в приюте людей, и как там становится … слишком.
— «Слишком» что?
— Тесно? Шумно? — Сахи фыркнула и вернулась к плите за чайником. — Не так, конечно, как на самом Перекрёстке, но всё же… Мне кажется, тебе не помешает побыть в тишине.
Развернувшись, Сахи успела заметить удивление — и благодарность — во взгляде Льхе. Невинная растерянность преобразила его: разгладила морщины на лбу и смягчила жёсткую линию рта — и Сахи внутренне улыбнулась. По её опыту люди, готовые просто так наброситься на первого встречного, не отвлекались на благодарности.
— Я не хочу мешать, — тихо и едва ли не смущённо признался Льхе.
— Если бы ты мешал, я бы не предлагала.
Больше Льхе не артачился. Он съел кусок пирога, вежливо попросил добавки и даже предложил помочь с грязной посудой. К тому времени, как Сахи подобрала со своей тарелки последние крошки, он заметно оттаял. И, хотя она помнила о поручении Таниниты, у Сахи начал созревать собственный план. Не в угрозах Льхе нуждался, и не в нравоучениях. Тем более — не в задушевных разговорах.
Не давая послеобеденной тишине угнездиться, Сахи пригласила Льхе на задний двор. Там, в тени раскидистого клёна она давно обустроила себе рабочее место: несколько округлых булыжников, вокруг которых удобно обвить хвост, низкий рисовальный столик и ящик с запасами бумаги и угля. Непосредственно под клёном стояла скамейка, на которую Сахи усадила своего гостя. Дождавшись, пока он устроится, она спросила:
— Можно я тебя нарисую?
Люди по-разному реагировали на этот вопрос. В основном он вызывал любопытство, иногда смущение или неловкость. Кто-то резко отказывался, кто-то с радостью соглашался. А вот разочарование Сахи увидела впервые. Во взгляде Льхе заплескалась такая безнадёжность, будто она предложила продать его в рабство. И окончательно всё запутал тот факт, что к взгляду прилагался обречённый кивок.
— Если ты не хочешь, то я не буду. Честно!
— Рисуй, — равнодушным тоном едва ли не приказал Льхе. И к дальнейшему удивлению Сахи стянул рубаху.
Как бы у неё ни чесались руки схватиться за уголь: наконец-то можно рассмотреть столь занимавшее её диковинное тело! — Сахи понимала: где-то она ошиблась. Её просьба задела Льхе, до предела натянула едва свившуюся ниточку доверия: того и гляди лопнет.
— Льхе, ты не…
— Я подремлю с твоего разрешения. У вас здесь действительно тихо.
И, полностью игнорируя Сахи, он растянулся на лавке, скрестил руки за головой и закрыл глаза.
Сахи выругалась: тихо, от души. Так тяжело, как с Льхе, ей не было и с Сашером в его бунтарские семнадцать лет.
Настойчивое желание объяснить и попросить прощения она в итоге загнала поглубже: зачем впустую сотрясать воздух, если Льхе не собирается её слушать? Взамен Сахи принялась за рисунок. Ракурс, конечно, не самый удачный, зато одежда не скрывала линии тела.
Очень чёткие, резкие линии. Сейчас, когда Льхе практически не двигался (размеренные вдохи и выдохи не в счёт), Сахи не могла не отметить: рельеф его тела отличался нездоровой ясностью. Даже у жилистых змеелюдов водился кое-какой подкожный жир, смягчающий контуры. Массивный же Льхе и поселившись на Перекрёстке выглядел так, словно бы ему кожу натянули прямо на раздутые мышцы. И натянули туго, до треска. Конечно, в его мире подобное могло считаться красивым (видит Ползучий Отец, Перекрёсток — не место для споров о вкусах), а то и быть нормой, но Сахи здорово сомневалась.
На размышления и рисование Льхе отвёл ей полчаса тишины. По их истечении он шумно выдохнул — будто бы о чём-то с собой договорился — и, не открывая глаз, попросил:
— Расскажи мне.
— О чём?
— О чём угодно. О своём народе. О себе. У тебя есть семья? — Судя по неуверенному тону, он ухватился за первую пришедшую ему на ум тему.
— Есть.
— Большая?
— У всех змеелюдов большие семьи.
— Она тут?
На последнем вопросе в голосе Льхе прорезалась настороженность. Сахи покосилась на него. Он по-прежнему лежал на лавке, но теперь его взгляд бегал по переплетению веток над головой.
— Не вся. Только двое братьев: Элсар и Сашер. Мы вместе держим лавку.
Льхе издал протяжный мелодичный звук, который Сахи посчитала чем-то вроде хмыканья. Смягчившееся выражение лица соответствовало: чуть сдвинутые брови, полуприкрытые глаза и расслабленная линия рта.
— А твоя семья? — рискнула задать встречный вопрос Сахи. — Где она?
— Я один, — отозвался Льхе.
И замолчал. И молчал так долго, что Сахи мысленно начала ругать себя за неосторожность. То один неудачный вопрос, то другой… она никак не могла понять, как и о чём говорить с Льхе. Он же подобными сомнениями явно не мучился:
— Как вы оказались на Перекрёстке?
— Купили места в торговом караване. Элсар — мой старший брат — давно мечтал сюда перебраться, но не хотел бросать нас с Сашером. Когда тот подрос, мы втроём и уехали.
— Так просто? Взяли и уехали?
— У нас была причина. — Сахи позволила себе крошечную улыбку. — Мы с Элсаром эгоисты, нам надоело прислуживать семье.
— То есть?
Льхе настолько заинтересовался, что приподнялся на локтях и потянулся к Сахи всем телом. Она из вежливости отложила рисунок и поудобнее устроилась на камнях.
— Мой сегодняшний рассказ в приюте ты, наверное, не слышал?
— Практически нет, — нетерпеливо отмахнулся Льхе.
— Жаль. Я говорила о том, какие роли в семьях змеелюдов играют инхали и шихал: те, кто могут и не могут — не хотят — иметь детей. Первых меньше, и они главным образом занимаются воспитанием. Вторые следят за бытом. Среди моих братьев и сестёр два инхали и четыре шихал, включая Элсара, Сашера и меня. Наша ветвь семьи не главная, и на какое-то влияние может рассчитывать только старший шихал, а у нас это сестра-близнец Элсара. Ни его самого, ни тем более меня с Сашером в семейное дело бы не взяли, а становиться бесплатными слугами мы не захотели.
Льхе крепко задумался. Он попеременно то хмурился, то бормотал себе под нос, то принимался жевать нижнюю губу — первый абсолютно невинный и человеческий жест, который Сахи у него заметила.
— Поверить не могу, что вас так легко отпустили, — с отчётливой обидой в голосе пробурчал он в итоге.
— Ну не легко… А что они могли сделать, запереть нас в подвале? Толку никакого, а мороки не оберёшься.
И снова реакция Льхе сбила Сахи с толку: он рассмеялся. Очень громко и очень невесело.
Сахи уставилась на него, с трудом сдерживая порыв отшатнуться. Жуткий это был смех, и не только своей внезапностью и беспричинностью; Льхе никак не останавливался. Из глаз его текли слёзы, влажные полосы на щеках блестели в лучах заходящего солнца, а массивное тело всё вздрагивало и вздрагивало в новых приступах. Она совсем уж решила позвать братьев на помощь, когда Льхе утих. С его губ продолжали срываться нервные смешки, однако в глазах появилась осмысленность. Тыльной стороной ладони утерев слёзы, он в последний раз хохотнул и словно бы для себя повторил:
— Что они могли сделать, действительно…
— Ты в порядке? — осторожно спросила Сахи.
— Да, конечно. Просто кое о чём вспомнил.
Узнать, о чём именно, она не успела. Льхе поднялся, в два шага преодолел разделяющее их расстояние и взглядом указал на недоделанный рисунок:
— Я могу посмотреть?
Сахи молча кивнула. Пока Льхе рассматривал портрет, она рассматривала его самого. То ли мирный сон, то ли приступ полуистеричного смеха пошли ему на пользу: в линиях тела, в выражении лица появилась та открытость, которой не было, даже когда он позволял себе немного расслабиться. И, несмотря на пару седых волос, оставленных эмоциями заканчивающегося дня, Сахи от чистого сердца предложила:
— Ты можешь приходить сюда, если в приюте станет слишком людно или шумно. Кроме меня и братьев здесь никого нет, так что если захочешь немного тишины…
Она запнулась: Льхе смотрел ей прямо в глаза, доверчивым ищущим взглядом человека, рискнувшего поверить в добрые намерения чужака.
— Спасибо, Сахи, — с чувством произнёс он крошечную вечность спустя.
— Не за что. И ещё, — немного осмелев, Сахи коснулась оказавшегося напротив неё плеча, тёплого и твёрдого. — Только не злись. Танинита беспокоится о тебе и о твоём поведении.
Прежде, чем Льхе успел перебить её, Сахи сжала его плечо. Попыталась сжать: её ладонь не обхватывала и трети.
— Это твоё личное дело. И ты ни с кем не обязан обсуждать свои проблемы: ни с Танинитой, ни со мной. Просто в следующий раз… в следующий раз, когда тебе захочется с кем-то сцепиться, приходи ко мне. Я не буду тебя трогать.
На какое-то мгновение Сахи показалось: она перегнула палку, и сейчас Льхе взорвётся. Да он и сам явно никак не мог решить, как ему реагировать. Он зажмурился, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, а когда вновь открыл глаза, спокойствия в них хватило бы на пару человек его габаритов.
— Спасибо за предложение. Думаю, я им воспользуюсь.
Они расстались если и не друзьями, то определённо людьми, немного понимающими друг друга. Чуть-чуть. Над загадкой поведения Льхе Сахи ломала голову весь вечер: и пока разбирала гостинцы Таниниты, и пока готовила своим мальчишкам ужин. И даже когда уползла на второй этаж, подышать ночным воздухом и доделать портрет Льхе. Элсар там её и нашёл: на внутреннем балкончике, с которого открывался вид на торговый зал.
— Ты сегодня какая-то особенно тихая, — мягко произнёс он и привычным движением обвил свой хвост вокруг её.
Близоруко сморгнув, Сахи посмотрела на брата. Он едва заметно улыбался, готовый ждать её столько, сколько потребуется.
— Я думаю, — после короткой паузы призналась она. И пару раз стукнула кончиком указательного пальца по лежащему перед ней рисунку: — О нём.
Элсар перегнулся через её плечо и внимательно осмотрел портрёт.
— Кто он?
— Льхе. Новичок, которого я в начале месяца отвела к Танините. Он заходил сегодня… вообще-то, я его привела. Никак не могу понять, что с ним не так.
— Расскажи мне.
Сахи рассказала, со всеми подробностями: тайн от братьев она не имела, к тому же Элсар в силу опыта и возраста мог подсказать нечто дельное. Он и подсказал, после того как потратил несколько минут на выравнивание взъерошенных чешуек Сахи.
— Парень от чего-то сбежал в своём мире. А скорее всего, от кого-то. Он не доверяет людям: по крайней мере тем, с кем не может справиться. Наверняка боится, что его заставят вернуться. И прежде, чем ты спросишь: да, боится так сильно, что срывается. Судя по твоим словам, эмоции из него лезут бесконтрольно.
— Так ведь взрослый же человек…
— Человек, сестрёнка. Во многих человеческих культурах мужчинам эмоции вообще не положены. И если он все свои… сколько там, лет тридцать? Так вот, если он все свои тридцать лет держал себя в узде, то срыв и должен быть бурным.
— Не знаю… — полная сомнений, Сахи поймала ладонь брата и переплела их пальцы. — Мне кажется, ты прав, но есть в Льхе что-то ещё.
— Может да, — мягко согласился Элсар. — Может нет. Давай спать: тебе надо отдохнуть, да и Сашер нас уже заждался.
Элсар, как всегда, оказался прав. Ворчливый младший развалился поверх них мёртвым грузом, стоило им только заползти в гнездо. Ничего толкового Сахи той ночью так и не придумала, зато отлично выспалась и успокоила нервы.
В последующие дни она не раз ловила себя на желании навестить Льхе или хотя бы разузнать у Таниниты как его дела. Но Сахи сдерживалась, боясь спугнуть его своей настойчивостью. Слова Элсара подтвердили её собственные сомнения: вряд ли человек, не доверяющий чужакам, обрадуется пристальному интересу к своей жизни. Она терпеливо ждала, пока Льхе сам придёт к ней. И дождалась, без малого дюжину дней спустя.
Тем вечером Сахи закрыла лавку на пару часов раньше обычного. Её ждала редкая одинокая ночь: Элсар и Сашер уползли на мальчишник к одному из своих бесчисленных приятелей-охотников и вернуться планировали не раньше полудня следующего дня. Свободный вечер Сахи посвятила разбору счетов и подведению баланса. Она только-только устроилась в небольшом кабинете за торговым залом, как в дверь постучали.
Поначалу Сахи решила, что это особо настырный покупатель, проигнорировавший раннее закрытие. Пока она ползла от кабинета до уличных дверей (добрых метров двадцать, учитывая размеры зала и извилистый путь вокруг прилавка), стук не затихал. Обе дверные створки ходили ходуном, и даже стёкла в окнах заметно дребезжали. Сахи рассердилась: откуда такая спешка в покупке карты?! — и набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы сполна отчитать нетерпеливого визитёра… Однако за распахнутой дверью обнаружила взъерошенного Льхе.
Выглядел он ужасно: лицо сплошь в белых и красных пятнах, костяшки крепко сжатых кулаков ободраны до крови, взгляд мечется, не способный и на пару мгновений задержаться на одном месте. Грязные волосы спутаны, одежда зияет новыми прорехами. Сахи посторонилась и жестом пригласила Льхе следовать за ней.
От его гневного топота тряслись стеллажи с картами. Сахи мужественно не оглядывалась. Конечно, чешуя у неё тут же встала дыбом, а под затылком пробежал холодок: оставаться наедине с неуравновешенным, агрессивным чужаком без Элсара и Сашера под рукой оказалось страшновато. Но Льхе молчал, и шумно пыхтел, и вроде бы не собирался выплескивать своё дрянное настроение на Сахи.
Она проводила его на задний двор, к уже облюбованной лавке. Там Льхе тяжеловесно плюхнулся на землю, опустил голову и обеими руками вцепился себе в волосы. Сахи потянулась коснуться его плеча, передумала и взамен негромко — нерешительно — произнесла:
— Я буду на кухне, если понадоблюсь.
Льхе никак не отреагировал, и она уползла, беспокойно теребя кончик косы.
Ни о какой работе с бумагами теперь не могло быть и речи. Вместо того чтобы сверять цифры, Сахи сквозь оконное стекло разглядывала неподвижную фигуру Льхе. Пару раз она порывалась окликнуть его, на худой конец предложить кружку воды, но данное слово крепко держало на месте. В конце концов, она решила приготовить ужин; в отличие от счетов, он занимал руки, а не голову.
То ли вечерняя прохлада, то ли аппетитные запахи с кухни выдернули Льхе из транса. Его появление Сахи не заметила, просто в какой-то момент подняла голову и обнаружила его стоящим в дверях. Он больше не выглядел взбешённым или опасным, скорее — безнадёжно потерянным. Сахи поймала метущийся взгляд Льхе и мягко, негромко спросила:
— Есть хочешь?
Он открыл рот, тут же его захлопнул с отчётливым «Клац!» и резко кивнул. Сахи указала на стул и принялась раскладывать готовый ужин по тарелкам.
Ели в тишине. Льхе почти не поднимал взгляд, и Сахи его не дёргала. Позже, доев и вымыв посуду, она предложила осмотреть его разбитые кулаки. Он пару минут поколебался, а затем снова кивнул.
Бесконечные царапины расчертили ладони Льхе: от крошечных до длинных и глубоких, из которых торчали щепки. Он словно бы подрался с грудой досок, а не с живым человеком; ну или несколько раз всадил кулаки в стену. Сахи не знала, считать ли это хорошим знаком. С одной стороны, Льхе никого, кроме себя, не покалечил. С другой, откуда в нём вообще такая ярость?
Льхе мужественно терпел, пока она вытаскивала занозы, одну за другой. Скрипел зубами, конечно, и жмурился так, что между бровей поднимались три параллельных холмика, но стоически молчал. Раз в несколько минут Сахи давала ему передохнуть и просто держала его ладони, поглаживая их большими пальцами. Из-за этой невинной ласки Льхе поначалу напрягался чуть ли не сильнее, чем из-за ковыряния в царапинах. Затем привык. Когда же Сахи извлекла все занозы и перебинтовала сбитые костяшки, он и вовсе мягко обхватил её запястья: жёсткое из-за грубой кожи и в то же время деликатное прикосновение.
— Спасибо, — произнёс он, разглядывая бинты, резко контрастирующие со смуглой кожей. — Снова.
— Обращайся. И, если тебе захочется рассказать, что сегодня случилось...
— Не захочется, — перебил Льхе. Но сдержанно, чуть ли не извиняющимся тоном.
— Хорошо. Тебе решать.
В тишине, возникшей после их короткого разговора, лёгкая тревога Льхе оказалась особо заметна. Он постоянно косился за окно, на стремительно темнеющее небо, и следом переводил взгляд на арку, разделяющую кухню и гостиную. Сахи быстро догадалась, в чём дело.
— Если не хочешь возвращаться в приют, можешь переночевать здесь.
Предложение изрядно удивило Льхе. Да и самой Сахи ещё час назад ничего подобного просто не пришло бы в голову. Однако сейчас, как и под конец прошлой их встречи, она почувствовала готовность Льхе подпустить её чуть ближе и воспользовалась ей.
— Я тебе… вам не помешаю?
— Моих братьев сегодня нет дома, так что в гнезде полно свободного места.
— В гнезде?
Если бы Сахи не боялась спугнуть Льхе, она непременно улыбнулась бы его безобидному недоумению: почти детской интонации безо всякой подозрительности.
— Змеелюды спят все вместе, поэтому в доме одна спальня. Но пока нас не слишком много, гнездо — просто общая комната с мягким полом. Впрочем, если хочешь, я могу дать тебе подушку и пару одеял и устроить на втором этаже.
— Я… подумаю.
Не худший вариант. Льхе был далеко не первым знакомым, которого Сахи пыталась затащить в гнездо; на родине не пригласить гостя разделить с хозяевами сон считалось грубейшим оскорблением. Большинство местных приятелей, само собой, поначалу её не понимали. Или понимали не так. Она их за это не винила, хотя искренне недоумевала, почему людям так нравится во всём видеть сексуальный подтекст.
Льхе гнездо разглядывал долго, с любопытством. Оно занимало три четверти довольно просторной комнаты и представляло собой полуметровое углубление, засыпанное одеялами, подушками и валиками. Пока Льхе решал, хочется ли ему здесь спать, Сахи умылась, сменила тунику на ночную и наскоро перекопала треть одежного шкафа, принадлежащую Элсару.
— Прости, во что переодеться я тебе не найду, — со вздохом призналась Сахи, выползая из-за ширмы. — Ты раза в полтора шире моих мальчишек.
— Не страшно, — усмехнулся Льхе. Пускай только одним уголком рта и на долю мгновения, но — усмехнулся. — Мне не привыкать.
К чему именно, Сахи поняла, когда он стянул через голову рубаху, сбросил сапоги и забрался в гнездо. Она даже на мгновение опешила от такой стремительности (равно как и от готовности Льхе выставлять своё тело напоказ). Впрочем, Сахи взяла себя в руки, загасила единственную лампу и сползла в гнездо — со стороны, противоположной стороне Льхе.
— Спокойной ночи, — на удивление обыденно пожелал он, когда Сахи перестала шуршать одеялами.
— Мирной ночи, — отозвалась она.
Но сон не шёл. Во-первых, Сахи не привыкла спать одна, без прикосновений и запахов Элсара и Сашера. Во-вторых, в её голове роились мысли, в основном о Льхе: от причины резких скачков его настроения, когда враждебная настороженность сменялась легкомысленным доверием, до загадочной драки со стеной. Ну и собственное желание помочь нелюдимому чужаку тоже малость сбивало с толку. Впрочем, с ним-то Сахи в конце концов разобралась: Элсар сказал бы, что дело в её привычке подбирать и спасать бродяг, и был бы отчасти прав; другую часть составляла готовность Льхе попросить помощи.
Посреди ночи, когда Сахи всё же удалось задремать, её разбудили странные звуки, издаваемые Льхе: жутковатая смесь всхлипов и звериного рыка. Медленным, плавным движением она протянула к нему кончик хвоста и коснулась голой спины. Льхе вздрогнул, взрыкнул чуть отчётливее и почти сразу утих. Уже увереннее Сахи погладила его вдоль позвоночника, коснулась вздыбленных лопаток. Несколько минут — и Льхе перестал скулить и дёргаться, его дыхание выровнялось. Перебравшись чуть ближе, Сахи обвила его предплечье. То, как его тело отзывалось на прикосновения, ясно показывало: Льхе скучал по простому человеческому контакту.
Когда Сахи вынырнула из дрёмы в следующий раз, она и вовсе обнаружила кончик своего хвоста в руке Льхе, прямо напротив его лица. Тёплое дыхание щекотало мелкие чешуйки, успокаивая и убаюкивая.
…ей снилось нечто бессвязное, какой-то сумбурный набор ощущений. Настолько сумбурный, что Сахи не сразу поняла: ладонь, вжавшая её в мягкий пол гнезда, абсолютно реальна, как реальна и стоявшая за ней угроза.
Инстинктивно, Сахи попыталась вырваться. Ей удалось освободиться, однако далеко уползти она не успела: её схватили за хвост и одним мощным рывком затащили обратно в центр гнезда. Мгновение спустя Сахи обнаружила себя под Льхе. Нависая над ней, он выглядел невероятно огромным и очень, очень опасным.
Рот Сахи наполнился вязкой слюной, предвестницей яда. Она оскалилась, попыталась укусить Льхе за шею — тот отшатнулся. Сахи кинулась снова, целясь уже в плечо, но получила болезненный удар в нижнюю челюсть и едва не откусила себе кончик языка. Пользуясь заминкой, Льхе крепко зажал ей рот.
Вот тогда Сахи действительно ощутила, насколько всё происходящее серьёзно: одной рукой Льхе удерживал оба её запястья, другой не давал пустить в ход клыки, а колено поставил на живот. Оставался последний трюк: извернувшись, Сахи ударила скрученным хвостом и тут же толкнула его вверх. Жёсткие чешуйки впились в голую спину Льхе, скользнули дальше, и он вскрикнул от боли и выпустил Сахи.
Она бросилась прочь, не оглядываясь. С панической ловкостью затащила себя на стоящий у стены шкаф, с него — на второй этаж (благо, в своё время Элсар захотел сделать прямо над гнездом окно, и межэтажные перекрытия там отсутствовали). Перевалившись через балюстраду, Сахи тут же кинулась к лестнице и закрыла люк на засов. После этого путей на второй этаж у Льхе не осталось.
Жадно глотая воздух, Сахи вернулась к балюстраде и выглянула из-за неё. Льхе и не думал бросаться в погоню. Он стоял по центру разворошенного гнезда и таращился вверх, туда, где скрылась Сахи. В скудном лунном свете, проникающем сквозь окно в крыше, светлые радужки Льхе сливались с белками и оставляли лишь слепые точки зрачков.
Продолжение в комментариях
(с) Миф, 2017-2018
Вопрос: Понравилось?
| 1. Да. | 3 | (100%) | |
| 2. Нет. | 0 | (0%) | |
| Всего: | 3 | ||
@темы: Сказки и истории, Перекрёсток
-
-
15.01.2018 в 22:22-
-
15.01.2018 в 22:23-
-
15.01.2018 в 22:23-
-
15.01.2018 в 22:24-
-
15.01.2018 в 22:24-
-
16.01.2018 в 00:52У Сахи, гляжу, действительно талант находить приключения на свой хвост, и каждый раз товарищи один интереснее другого!
Спасибо, дорогая племянница, очень порадовали, прямо от души!
-
-
16.01.2018 в 22:46Ну а что, хвост длинный, на всех хватит...
-
-
25.01.2018 в 22:35спасибо тебе, друже)
-
-
29.01.2018 в 19:16