Музыка

    Мне тут от  Арьего прилетело хвостом гуляющего по Дайри музыкально моба. Исполняю.
    Правила: нужно выбрать 7 песен, которые тебе очень-очень нравятся в данный момент времени. Озвучить список публике отдельным постом и выбрать 7 жертв. А жертвы отписываются у себя точно так же.
    У меня музыкальные вкусы меняются редко, обычно только расширяются - так что некоторым вещицам из этого списка уже под десять лет. И добрая половина связана с делами текстовыми: древними и не очень.
    Три из семи в списке - музыка, а не песни. Но от таких гитар и от такой скрипки можно только расплываться восторженной лужицей .

    А вот салить персонально никого не буду - большая часть моего избранного уже в эту игрушку сыграло, некоторые по два раза. Но если кто хочет считать себя осаленным - смело пеняйте на меня

@темы: Читателям, Из паутины

---

"Вешка"

    Во-первых, гости.  Айзен Лис,  Кошкин Ёж, добро пожаловать! Что расскажете в честь знакомства?

    Во-вторых, "заказная" сказка. По заявке  Andah: "Про достижение цели и постановку новой". Традиционным образом заявка стала не столько сюжетом, сколько поводом, так что в итоге имеем сказочку про тот самый свет в конце туннеля. Туннель тёмный, но огонёк горит ярко. У меня опять в тексте зашкаливает тактильность. Мне это нравится, но скоро такие вещи надо будет выносить в предупреждения.
    За сим уползаю на неопределённый срок в авторское подполье. По плану дописывание и редактура "Возврата...", а эта повесть выходит без малого книжных размеров.

Сказки быта
Вешка

    Свет Больничного квартала – бывшего университетского городка – знакомо ударил по глазам. Ремиг притормозил и отвернулся, давая себе время привыкнуть. Шедший в двух шагах позади него дьявол пижонским жестом выхватил из нагрудного кармана солнцезащитные очки и нахлобучил их на нос. В дешёвом пластике линз тут же густо рассыпались пятна фонарей. Дьявол надвинул свой котелок по самые брови, задрав задний край выше переднего, и принялся вертеть головой по сторонам.
    Проморгавшись, Ремиг подчёркнуто громко кашлянул и жестом велел следовать за собой.
   

Конечно, по нынешним меркам освещение Больничного квартала было роскошью; во всём городе электричество оставалось только в порту, здесь, да почему-то в районе телевышки. Но на деле старенькие фонари едва-едва рассеивали сумерки прямо под собой, а за пределами нечётких конусов жёлто-оранжевого света улица и вовсе таяла в привычном мраке. Вдалеке угадывались окна бывшего общежития, с такого расстояния напоминавшие рой светлячков – или глаза затаившейся в тенях стаи хищников. Как и большинство горожан, с момента Падения успевших привыкнуть к темноте и мерцанию красного мха, на свету Ремиг чувствовал себя уязвимым. Не спасали даже регулярные вылазки в Больничный квартал. За городской чертой, где Ремиг провёл большую часть последних шести месяцев, свет зачастую означал опасность.
    То, что дьявол (он, конечно, представился, но дальше начального «Шаарр» Ремиг не разобрал) предпочитал держаться за его спиной, тоже не помогало расслабиться. Рогатый вёл себя так, словно в город заявился на увеселительную прогулку, но ни беспечное выражение сине-лиловой морды, ни франтоватые шляпа и плащ не могли скрыть его хищного внимания. Ремиг слишком долго занимался возвратом тхе, чтобы доверять дьяволам, особенно оказавшимся среди людей.
    Сжав покрепче рукоять висевшего на поясе ножа, Ремиг попытался пропустить Шаарра вперёд. Дьявол презрительно фыркнул и взамен пристроился сбоку.
    До корпуса, отведённого Пустым, они добрались минут через пять. Несмотря на царящую над городом вечную тьму, его обитатели вышли на послеобеденную «прогулку». Балконы на всех пяти этажах были щедро залиты светом, и на каждом балконе сидело по человеку: все в абсолютно одинаковых позах и все одинаково неподвижны.
    Ремиг внутренне чертыхнулся: он не любил эту картину. Пугала она его, до дрожи в коленках пугала, как не могли напугать заполонившие город после Падения дьяволы, Шестипалые, Сырые и вечно полуобгрызенные разумные грибы, занявшие нишу помойных крыс и постепенно вытеснявшие бродячих животных. Ему и раньше доводилось видеть оставшиеся от людей бездумные оболочки – большей частью по телевизору, но иногда и в городских парках – однако Пустые были хуже. Шесть дюжин дышащих манекенов, каждый из которых прежде был выдающимся в своей области человеком: учёные, герметики, инженеры, топ-менеджеры… Что бы дьяволы ни забирали у них для своих тхе, без этого человек становился овощем.
    В городе, стремительно скатывающемся к девятнадцатому веку, ухаживать за такими людьми было трудно. Власти делали вид, что их и вовсе не существует, врачи требовали за содержание немаленькие суммы. Там, где валюта менялась каждый день, в зависимости от того, что стало дефицитом, и на что дьяволы и змеелюды готовы менять свой товар, Ремиг постоянно боялся вернуться слишком поздно. Войти однажды в потрёпанный холл бывшего общежития и узнать от замученной санитарки с лиловыми кругами под глазами, что Йена вышвырнули на улицу, как ставшее ненужным старьё.
    В этот раз было особенно страшно, потому что после шести месяцев поиска Ремиг вернулся в дом Пустых не просто с чьим-то тхе, а с тхе Йена.
    Но встреченные санитарки ничего подобного ему не говорили. Они вообще его не замечали, во все глаза уставившись на Шаарра. Дьявол таращился в ответ, стянув очки на самый кончик носа и лихо заломив котелок. Порой он довольно облизывался; узкий раздвоенный язык нарочито медленно скользил по пухлым губам, оставляя за собой плёнку зеленоватой слюны. У Ремига руки чесались отвесить ему затрещину, но он терпел и продолжал упрямо идти к намеченной цели. Палата Йена, как назло, располагалась на четвёртом этаже, да ещё и в самом конце коридора.
    Когда Ремиг постучался и осторожно приоткрыл дверь, санитар – крепкий молодой парень шести с лишним футов ростом, такие частенько шли в ловцы – на руках заносил Йена обратно в комнату. И Ремига, и Шаарра санитар удостоил лишь беглым взглядом, всё его внимание было на безвольной и явно неудобной ноше. Устроив Йена на кровати и подоткнув одеяло, парень поставил капельницу с «ужином», коротко расписался в лежащей на прикроватной тумбочке карте и направился к выходу. Ремиг остановил его на пороге, молча протянул парочку гвоздей. Как бы ни изменилась валюта в городе за время его отсутствия, хорошее железо всегда было в цене.
    Жаль, что большая его часть шла на взятки дьяволам и перекупку тхе, а потому за содержание Йена Ремигу зачастую приходилось расплачиваться иными вещами.
    Пока Шаарр разглядывал скудное убранство палаты, при этом стараясь держаться как можно дальше от хромированного металла оборудования, Ремиг подошёл к постели. Йен выглядел так же, как и все эти полгода: деревянный болванчик, признаков жизни в котором – лишь едва заметно поднимающаяся грудь да слабый пульс на тощей шее. С момента последнего визита Ремига, почти три недели назад, Йен сдал ещё немного и теперь весил не больше подростка; такой же угловатый, нескладный, с острыми локтями и натягивающими одеяло коленками. Глаза его по обыкновению были закрыты, лицо безвольно, без знакомых лукавых морщинок. Отросшие волосы – Йен ненавидел, когда они вот так лезли в глаза, и регулярно остригался до топорщащегося ёжика – чернильной кляксой липли к подушке.
    Ремиг осторожно приподнял одно сухое, с проступающими костяшками запястье и расправил под ним покрывало.
    – Так мы работаем, ловец? – скучающий голос Шаарра выдернул Ремига из приличествующей дому Пустых задумчивости.
    – Подожди.
    Дьявол дёрнул плечом, шумно фыркнул и почесал левый рог с таким видом, с каким обычно чешут промежность.
    – Твоё время, ловец. Моё хаф.
    Деньги. Или что за них нынче сходило в городе.
    Отойдя от кровати, Ремиг вытащил из кармана свёрток с тхе Йена. Дьявол весь подсобрался, хищно потянул носом и немигающе уставился на пальцы Ремига, разворачивающие ткань. Когда свет выхватил первую грань крупного, с кулак размером, зеленовато-жёлтого кристалла, Шаарр довольно мурлыкнул. Две секунды спустя он уже жадно тянул когтистые лапы:
    – Продай мне этот тхе, человек! Много дам: чистым железом, золотом. Др-ругими тхе. Хор-р-рошими! У меня есть кр-р-расотки. У меня есть дети. Ловцы любят детские тхе… пр-р-родай!
    – Не продаётся! – злобно рявкнул Ремиг и отпихнул дьявола с такой силой, что тот отлетел на середину комнаты. Копыта мерзко скрипнули по линолеуму. – Ты вернёшь этот тхе тому, кому он принадлежит. Как мы и договаривались.
    – Ну и зря, – толчок Ремига Шаарр проигнорировал, зато перестал сладострастно хрипеть, – такой хороший тхе, на нём получится отличная хешта. Будет больше проку, чем от ещё одного человека.
    Ремиг мысленно досчитал до десяти, на каждое нечётное число делая глубокий вдох, а на чётное – выдох. Думать сейчас об органических «компьютерах» дьяволов, в которых тхе использовались в качестве процессоров, было опасно. У Ремига и так-то от любого упоминания хешт закипала кровь, а уж после того, как он пару дней назад вынул из одной разум Йена…
    Шаарр, почувствовав эту не слишком-то затаённую ярость, наконец умолк и приступил к делу.
    Он долго бормотал над телом Йена, неловко выгнувшись, дабы не цеплять короба оборудования. В скрипучих, шипящих фразах Ремиг разбирал лишь отдельные слова, да и те не несли особого смысла. Отчитав положенные заклинания, дьявол принялся когтями выписывать в воздухе расхлябанные трёхмерные знаки; за острым кончиком тянулась бледно-серая нить, от малейшего дуновения ветра подрагивающая и расползающаяся. Вскоре над головой и верхней частью груди Йена повисла бестолковая паутина с дырой по центру, словно бы дьявол сплёл оправу для драгоценного камня.
    – Тхе, – сухо приказал Шаарр, и Ремиг вложил в протянутую лапу кристалл.
    Прежде, чем поместить тхе в центр паутины, Шаарр любовно огладил каждую из его граней – так ласкают домашнего питомца или детскую игрушку. Подобные нежности не были частью ритуала, и Ремиг сердито рыкнул, поторапливая дьявола. Напоказ вздохнув, тот быстро поцеловал тхе, сунул его в оправу и тут же сжал ладонь. Осколки растрескавшегося кристалла густо усыпали шею и подбородок Йена.
    Спецэффектов не было, даже занавеска на балконе взметнулась разве что от обыкновенного ветра. Дьявол встряхнулся, собрал прилипшую к ладоням мелкую кристаллическую крошку и торопливо её слизнул. Взгляд – жадный и голодный – он при этом переводил с Йена на Ремига и обратно.
    – Хаф, ловец. Я свою часть сделал.
    Ремиг вытащил из-за пояса тяжёлую металлическую цепь, один из концов который был густо обмотан изолентой, и протянул её дьяволу «рукоятью» вперёд.
    – Держи. Остальное получишь завтра, когда очнётся мой друг. А теперь вали отсюда.
    Шаарр осклабился, кончиками когтей ухватил своё хаф и исчез в клубах бурого дыма, оставившего после себя душный запах годами не выбиваемого пыльного ковра.
    Ремиг некоторое время посидел у постели Йена, рассматривая, как тают на болезненно-бледной коже осколки кристалла. Вначале они превращались в небольшие золотистые капли, затем собирались в ручейки и стекали на простыню, где исчезали с шипением и облачками зелёного пара. Последние несколько капель, достаточно маленькие чтобы зацепиться за кожу, остались в ямке у основания шеи.
    Час спустя Ремиг заметил, как погасли работающие по старому расписанию фонари, и Больничный квартал погрузился в общегородскую темноту. Сквозь отмытое до блеска окно виднелся отсвет почти зашедшего солнца: небольшое оранжевое пятно на подбрюшье высокого облака; ещё одна аномалия Падшего города, различимая лишь с верхних этажей. Редкое зрелище увлекло Ремига, и он вышел на балкон, а когда вернулся, Йен уже спал.
    Полууткнувшись лицом в подушку, с подтянутым почти к груди коленом и сбившимся до самого пояса одеялом, Йен тихо похрапывал и морщился во сне.
    Ремиг поймал себя на том, что таращится с дурацкой улыбкой человека, у которого наконец отлегло. Словно бы головная боль, все эти полгода сидевшая в висках, вдруг исчезла, и теперь можно было расправить сведенные от напряжения плечи и перестать держать ровно спину. Стало легче. И до непривычного пусто в голове, все шесть месяцев забитой обдумыванием следующего шага, поиском следующей зацепки, нового следа.
    У Ремига дрожали руки.
    Он добрался до стула, грузно упал в него и без единой мысли уставился на Йена. Мелочно и постыдно наслаждаясь не только возвращением друга, но и возможностью никуда не бежать, ни о чём не думать. Звоном в резко опустевшей голове.
    За следующие полчаса Йен, как всегда беспокойный, успел два раза повернуться: вначале на бок, потом обратно на живот; так что Ремигу приходилось вставать и поправлять одеяло. Он улыбался, глядя на слишком тощую, слишком больную фигуру. Смахивал с пергаментно сухого лба жёсткие пряди. Прикидывал, что надо будет найти домой вторую раскладушку, запастись одеждой, поговорить с врачами: очнувшиеся после шести месяцев комы просто так не уходят на своих двоих, даже если у них откуда-то находились силы вертеться.
    А потом, когда Йен окончательно придёт в себя, они займутся городом. Разыскивая и выкупая у дьяволов людские тхе, Ремиг успел накопить бесценный опыт; Йен был магистром Герметического искусства и о подобном в принципе знал больше многих. На двоих они как-нибудь разберутся с Падением и с возвращением города на его законное место. Шаарр же сказал, что у Йена хороший тхе, а дьяволам в этом вопросе – единственном – стоило доверять.
    Полуденный час застал Ремига на традиционном посту, у кровати Йена. Он рассеяно грыз кончик карандаша, а на коленях у него лежал дешёвенький блокнот в клетку, последняя дюжина страниц которого была занята списком предстоящих им с Йеном дел.
    Сквозь стекло всё так же было заметно оранжевое пятно на подбрюшье высокого облака.

            (с) Миф, май'14

Вопрос: Понравилось?

1. Да		4	(100%)
2. Нет		0	(0%)
Всего:		4

@темы: Сказки и истории, Читателям

---

"Шаман" (2/2)

    И вторая половина.
    Часть первая здесь.

Шаман, Который Упал с Небес
(часть вторая)

Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.
Третий закон Кларка

    Следующие несколько дней прошли в хорошо знакомом Джиму рабочем мареве. По утрам он таскал в деревню детали летуна, попутно гоняя охранников, дабы они не совали руки куда не следует (один раз, в качестве наглядной демонстрации, он разрешил особо наглому сторожу дотронуться до приборной панели; поднявшийся вой сигнализации и лёгкий удар током отбили у того всякое желание экспериментировать дальше). Днём перенастраивал генератор и из изоленты и разобранных приборов мастерил инструменты.
    По вечерам Джим показывал фокусы. Это была идея Эла: каждый день демонстрировать вождю и деревенским прогресс в работе над заклинанием, чтобы выиграть несколько дополнительных дней поверх назначенного срока. И если отталкивающиеся друг от друга постоянные магнитики до охов и стонов поразили лишь детвору, то подвешенный в воздухе железный ящик фунтов тридцати весом (Джим испытал мелочную, незамутнённую радость, когда заставил охранников притащить его в деревню) уже произвёл нужное впечатление. После классического фокуса с летающей лягушкой в глазах вождя появилась тень уважения, а шаман чуть не сломал медальон, который якобы должен был лишать других колдунов сил. Джим с милой улыбкой попросил Тен-Ну перевести шаману, что если тот ещё хоть раз попытается вмешаться в демонстрацию, Джим превратит его в гадюку и использует в следующем опыте.

    Добрую половину ночных часов Джим проводил в разговорах с Элом. Того по-прежнему не выпускали в деревню, да и просто всячески игнорировали (в присутствии Джима ему даже еду не приносили), так что в светлое время суток они почти не виделись. Джим рассказывал о своих успехах за день, объяснял физику показанных накануне фокусов; темы побега и приготовлений к нему после того первого вечера они почти не касались. Джим никак не мог отделаться от ощущения, что сбегать Эл и не планирует, поэтому так и спешит восстановить хоть часть знаний о мире вокруг… но касаться этой проблемы было рано. У Джима водилась одна мысль, как именно переубедить своего строптивого приятеля, но большую часть его размышлений занимала сама подготовка.
    К утру четвёртого дня Джим внезапно понял, что он более или менее готов. У него имелся переносной генератор щита, заряда которого хватило бы суток на пять непрерывной работы; мешок с минимальным набором инструментов; почти недельный запас продуктов (стараниями Тен-Ну; мальчишка изрядно прикипел к Джиму и, несмотря на все угрозы шамана, исполнял любые просьбы); и даже загруженная на в остальном бесполезный телефон карта. Чего не было, так это ясного согласия Эла и работающего тревожного маячка.
    – В чём смысл наобум сбегать в джунгли? – Той ночью Джим снова не мог уснуть, да и мерить хижину шагами перестал лишь глубоко за полночь. – Через пять дней сдохнет блок питания. И даже если деревенские отстанут от нас за это время – на что я сильно надеюсь, – есть ещё местная живность. Я не умею выживать в дикой природе.
    – Ты можешь пойти в сторону ближайшего города.
    Опять это «ты». Джим скрипнул зубами, но заставил себя проигнорировать ненавистное слово.
    – Это сто миль по прямой! Мы не покроем сто миль через джунгли за пять дней, как бы ни старались. Нам нужен либо маячок, либо радио.
    – И проблема в?..
    – В том, что вождь и шаман продолжают воровать нужные детали! Ты был прав: стоит им увидеть хоть что-то блестящее, как это тут же забирают. У меня скоро не останется ни одного чистого провода и ни одной отвёртки. Я не хочу подыхать в джунглях из-за того, что у меня нет чёртовой часовой отвёртки!
    – Успокойся, – с какой-то странной иронией почти приказал Эл. – Всё разрешится.
    Джим для порядка поворчал ещё, но вот странное дело, действительно затих и даже сумел урвать несколько часов спокойного сна.
    А ближе к полудню его внезапно потащили к вождю.
    Слову «починить» Тен-Ну Джим научил довольно быстро, хотя и подозревал, что мальчишка его понимает скорее как «заколдовать». Поэтому вопросов о том, что именно от него хотят, у Джима не возникло. Насторожило другое: какова вероятность, что проработавшая пятнадцать лет магнитола сломается именно тогда, когда он пожалуется на нехватку инструментов? Джим не мог отделаться от смутного ощущения, что Эл как-то к этому причастен. Но придумать правдоподобное объяснение тому, как месяцами не видевший дневного света узник в состоянии удалённо что-то сломать, не мог тоже.
    Не успокаивал и тот факт, что поломка – поломки, их набралось почти с дюжину – выглядели вполне естественно и невинно. Несколько отпаявшихся проводков, проржавевшие от влаги контакты, забившийся в динамик песок. Джим попричитал для виду, скорчил суровое лицо и сказал Тен-Ну, что починит – обратно «заколдует» – их «коробку с голосами», но только если ему вернут всё, что у него отобрали. Оказалось, перспектива потерять уже имеющийся в деревне «артефакт» напугала вождя сильнее, чем возможность не получить летающих воинов, поскольку через час Джима завалили расползшимися по деревне железками. От действительно необходимых инструментов и запчастей, до бесполезных гаек и гроверов, которые он сам щедро раздаривал местной детворе.
    Радио Джим, конечно же, починил; для этого потребовалось лишь несколько кусков проволоки, фляга с на удивление крепким местным самогоном (чтобы хоть как-то прочистить контакты) и запитанный от одного из вспомогательных блоков питания паяльник – его Джим собрал из подручных материалов в первый же день работы над щитом. На ремонт ушло около часа, и почти столько же Джим выдирал из несчастной магнитолы детали, которые не использовались непосредственно в проигрывании дисков. Усилить готовую, пускай и изрядно устаревшую систему приёма сигнала было гораздо проще, чем чинить цифровые коммуникации летуна. Скрестив радио с тревожным маячком, Джим получил полуторасторонний телефон – роскошь, о которой он и мечтать не смел всего за несколько часов до этого.
    Настройка и отладка заняли ещё день. Джим чувствовал, что время поджимает: вождя уже мало забавляли фокусы с летающими предметами, а звуки калибровки системы связи привлекали внимание вечно что-то подозревающего шамана. Заметать следы было некогда, и Джим работал в открытую, уповая лишь на то, что за оставшиеся день-два никто не успеет раскусить его план.
    Он почти успел. Тем вечером хмурый вождь разрешил шаману ни на секунду не отходить от Джима. Он лез под руки, периодически требовал объяснений и, в отличие от напуганных стражников, не боялся совать свой нос в чужие «артефакты». Частично его смелость объяснялась и тем, что вождь ясно дал понять: если с шаманом хоть что-то случится, Джим останется не только без рук, но и без головы.
    Джима даже не столько волновали злорадство и назойливость самозваного «коллеги», сколько усилившийся контроль. Больше нельзя было таскать детали и узлы в хижину и обратно – шаман требовал, чтобы вся работа велась в одном месте и у него на глазах. В решающую ночь перед побегом это неудобство переросло в проблему: Джим планировал распилить прутья решётки, забраться на половину Эла и включить генератор в тот момент, когда они окажутся достаточно близко друг к другу – чтобы Эл и думать забыл о своём желании остаться. Но в итоге из нужных материалов в хижине оказалась лишь пара полотен от ножовки.
    – Один я не уйду.
    Это было не так уж и просто: одновременно пилить влажное дерево, в котором то и дело застревали зубцы, и спорить с Элом. Тот пилить помогал, ухватив полотно с другой стороны, но вот отказываться от своей позиции явно не собирался.
    – Ты можешь выпендриваться, можешь не выпендриваться, но один я не уйду.
    – И как ты себе это представляешь? – для человека, чья свобода впервые после стольких лет заключения маячила в дюйме от его носа, Эл звучал на удивление равнодушно. – Мы завтра утром выйдем из той двери… и что, они пустят нас вдвоём к генератору? Джим, не говори глупостей, ты должен идти один. Так у тебя будет больше времени…
    – Исключено. Либо мы идём вдвоём, либо не идёт никто.
    Этот разговор походил на спор со стеной. Очень упрямой, очень глупой стеной, которая сама не знает своего добра.
    – У тебя не хватит припасов на двоих.
    – Потерпим. Всё равно ты почти ничего не ешь.
    – Это джунгли, Джим. Голодая, ты не продержишься там и пары дней.
    – А без тебя – и одного. Я же говорил, что не умею выживать в дикой природе, так?
    – Я не пойду.
    – Тогда и я не пойду. Пили давай.
    – Джим…
    – Эл?
    – Ты же не отстанешь?
    – Смею надеяться, что нет.
    К этому моменту они допилили второй прут, и Эл боком пролез в образовавшуюся щель. Джим наблюдал за ним, абсолютно не скрывая своего любопытства. На свету во внешности Эла внимание привлекали две вещи: насколько он болезненно тощий, и как лихорадочно, недобро горят у него глаза. Не задумываясь и не спрашивая, Джим вытащил из припасов протеиновый батончик и флягу с водой и протянул их Элу. Тот, на удивление, еду принял – словно бы и не он каждый день отказывался от предложений Джима разделить с ним завтрак или поздний ужин.
    Они устроились на полу, прислонившись к остаткам решётки. Эл ел – неторопливо, тщательно ловя в ладонь осыпавшиеся крошки. Джим перебирал запасы, разбирая их на две неравные кучи: что придётся оставить, а что удастся спрятать под одеждой и унести с собой. На редкость мирную тишину первым нарушил Эл. Доев и облизав пальцы и обёртку от батончика, он повернулся к Джиму и в лоб спросил:
    – Что будет, если я просто останусь здесь?
    – Для начала я попытаюсь силком оттащить тебя к генератору. Не думаю, что в нынешнем твоём состоянии это будет особо сложной задачей. – Джим невесело усмехнулся и смерил Эла оценивающим взглядом. Фунтов сто двадцать-сто тридцать, не больше.
    – А если не получится?
    – Сяду рядом. Что мне ещё с тобой делать?
    Если бы не острый взгляд Эла, направленный на его руки, Джим вряд ли бы заметил, что нервно потирает запястья. Но движение было и выдавало слишком многое, поэтому Джим мысленно приказал себе прекратить и сцепил пальцы в замок. Это помогло, но взамен тот же внимательный взгляд переместился ему на лицо.
    Они смотрели друг на друга где-то с минуту – очень долго в почти пустом, неверно освещённом и по-могильному тихом помещении. Взгляд сумасшедших карих глаз Эла, слишком мягких и абсолютно нечитаемых, был уверен и внимателен. Но Джим никак не мог отделаться от ощущения, что видит – или пытается увидеть – Эл совсем не его лицо.
    От этого ощущения вдоль позвоночника поползли холодные мурашки предвкушения.
    – Ладно. Допустим… – слова Эла прозвучали глухо и неожиданно. – Я начинаю верить, что мне тебя не переубедить.
    – Не переубедить, – обеими руками вцепился в свою удачу Джим. – Так ты согласен?
    Вместо ответа Эл потянулся за многострадальным блокнотом, чистыми в котором осталось с десяток страниц.
    – Смотри, если здесь дом вождя, а вот это – место посадки летуна, – одновременно с объяснениями Эл принялся чертить некое подобие карты, – то на другом конце находится южный край деревни. Два дня иди строго по прямой, никуда не сворачивая. Там когда-то была тропа, но она заросла, так что тебе придётся ориентироваться по солнцу.
    – Эл, я не собираюсь…
    – Дослушай меня! К концу второго дня ты выйдешь к скалам. Наткнёшься до этого момента на реку – иди вдоль неё. Если за два дня не найдёшь ни скал, ни реки – сворачивай направо.
    На несколько секунд Эл умолк, отвлёкшись на пометки в карте.
    – В скалах, где-то в миле от реки – придётся поискать, но не вздумай делать это ночью – найдёшь пещеру. Ты её сразу узнаешь, перед входом стоит несколько камней с выбитыми на них рисунками. Это святилище одного из местных богов. Деревенские ему уже лет пятьдесят как не поклоняются, но они суеверны, так что внутрь не полезут. Я буду ждать тебя там.
    – Как ты туда доберёшься? – Джим нахмурился. Подобная сухая деловитость не сочеталась с Элом, которого всю неделю пришлось уговаривать просто обдумать хоть какой-нибудь план.
    – Ты поднимешь ту ещё шумиху. Когда у него сбежит столь могущественный колдун, вождь вряд ли оставит людей сторожить бесполезного пленника. Все воины хотя бы на несколько часов отправятся в погоню, и я смогу уйти незамеченным. Возьму припасы, выберусь под шумок… а если ты ещё и поводишь вождя кругами, то у меня будет фора. Я вполне успею добраться до святилища первым.
    Это действительно походило на план, но кое-что Джиму не понравилось:
    – Ты два дня будешь в джунглях один и без защиты. Это опасно.
    – Не особо, если не спать. Я достаточно хорошо знаю эти места, чтобы спокойно передвигаться и ночью.
    – Может быть. Это святилище… мы точно не нарвёмся в нём на деревенских?
    – Точно. – Эл странно дёрнул плечом и невидящим взглядом уставился на лежащий у него на коленях блокнот. – Молодёжь уже даже не знает о его существовании, а старикам запрещено о нём говорить.
    Что поднимало вопрос «Откуда про святилище известно тебе?» и явно было попыткой – весьма грубой – избежать правды. Но, как и многие другие тайны Эла, эту Джим предпочёл до поры не трогать. Не та ситуация, не то место и уж точно не тот момент, чтобы выпытывать незначительные подробности.
    Затянувшееся молчание Джима Эл понял по-своему. Оторвав взгляд от блокнота, он тяжело вздохнул, смутно знакомым жестом потёр висок строго над кончиком правой брови и произнёс:
    – Джим, я буду ждать тебе в пещере, честное слово. А если меня не будет, то ты выбреешься сам и приведёшь подмогу. После всех этих лет уже не так важно: днём раньше, тремя позже…
    – Я просто удивлён, что ты в итоге согласился. Добровольно.
    – Я бы не назвал это добровольным решением. – Эл на удивление тепло улыбнулся, хотя в собравшихся вокруг глаз морщинах и было нечто ироничное. Затем он вновь опустил взгляд на блокнот Джима. – К тому же, в мире есть вещи, ради которых стоит возвращаться.
    Если бы месяц назад Джиму сказали, что он посреди джунглей будет читать обзорные лекции по физике потерявшему всякую надежду и страдающему амнезией парню, и что эти лекции заставят его встрепенуться… Джим вряд ли бы рассмеялся, но определённо позавидовал бы фантазии рассказчика. Подобный сюжет походил на литературную задумку, но никак не на историю из жизни.
    – То, что я тебе рассказывал? Всего лишь капля в море. – Джим ободряюще толкнул Эла плечом. – Когда мы выберемся отсюда, я познакомлю тебя с настоящими учёными. Теоретиками. Они знают о мире куда больше инженеров.
    – Мне интересней практика.
    – Ну значит познакомлю с практиками. У меня есть парочка аспирантов – они на заднем дворе собирают космическую ракету. Думаю, через пару лет у них получится. Идёт?
    – Идёт.
    Ни Джим, ни Эл даже не попытались лечь спать. В течение ночи они затевали короткие беседы, но разговоры ни о чём не ладились, план уже был обговорён, а читать новую лекцию Джим нелогично побоялся: они договорились продолжить по возвращении домой, так что начинать до срока означало сглазить шанс на успех. В столь напряжённый момент дразнить даже глупые суеверия было опасно. Джим понимал, что лучше отдохнуть, что в случае успеха впереди два тяжёлых дня… но вместо сна приходила лишь вязкая дрёма.
    В очередной раз вынырнув из мутного забытья, Джим обнаружил, что за единственным окном хижины окончательно рассвело. Сквозь щели в стенах доносился гомон просыпающейся деревни; ещё приглушённый, он обещал набрать сил буквально за четверть часа.
    Шум означал, что вскоре Джима выведут на улицу: вначале завтракать, а там и колдовать на благо деревенских воинов.
    Джим в последний раз проверил собственное снаряжение, а так же содержимое мешка, который должен был взять с собой Эл. Вынул оттуда отвёртку с треснувшей рукоятью, положил взамен третий резервный комплект батареек, потом вернул всё как было. В итоге выкинул и отвёртку, и батарейки, и вместо них с трудом впихнул пачку протеиновых батончиков. Эл не мешал Джиму возиться с его поклажей, наблюдая за нервными метаниями с какой-то даже покровительственной улыбкой.
    Само собой, стук в дверь, которым их обычно будили стражники, раздался в середине очередной перепаковки. Джим спешно покидал все вещи в мешок, впихнул его в руки Элу и после мимолётного размышления бросил туда же доселе припрятанный в заднем кармане джинсов перочинный нож. Эл убрал его – быстро, но без паники – и протянул Джиму свободную ладонь.
    – Через два дня встречаемся в святилище.
    – Надеюсь…
    Ладонь у Эла оказалась горячая, жёсткая, с грубой кожей. Почти что шкурой.
    Шаман встретил Джима у самых дверей и тут же выплеснул ему под ноги содержимое крохотной пиалушки. И без того перетянутые нервы заставили Джима дёрнуться, в результате он весьма чувствительно приложился плечом об косяк. Шаман победно оскалился, с самым довольным видом оглядываясь на стоящих за его спиной жителей деревни. Что бы ни означала подобная проверка, Джим её явно не прошёл, и это отнюдь не улучшило его настроение.
    – Сукин сын, – в бессильной злобе прошипел он в спину шаману, гордо возглавившему их маленькую процессию. – Руки бы тебе поотрывать…
    Как ни странно, пара сердитых проклятий действительно помогла.
    Вокруг наспех сооружённого навеса, где по указу вождя Джим хранил свои приборы, уже собралось дюжины три деревенских. Приставленный охранять «артефакты» воин лениво гонял детвору, так и норовившую утащить какой-нибудь блестящий винтик, но, судя по радостным восклицаниям, особо в этом деле не усердствовал. Вождя не было видно, зато в тени навеса широко и заразительно зевал Тен-Ну.
    Джим не хотел включать генератор посреди толпы, поэтому на утро ему пришлось сделать вид, что он и дальше работает над своим «заклинанием». Нервное притворство обмануло многих, но не шамана. Он продолжал пристально следить за каждым шагом Джима даже тогда, когда разбрелись старики, разбежалась играть детвора, а Тен-Ну окончательно задремал в уголке. Нельзя было не отдать должное: интуиция шамана не подводила.
    Солнце тем временем поднималось к зениту, и Джим решил, что абсолютного уединения он всё равно не добьётся, а значит пора действовать. Как можно небрежней он отослал Тен-Ну – проснувшийся мальчишка крутился слишком близко, внутри контура будущего поля, – затем подтащил к самодельному верстаку короб радио. Когда Джим потянулся за чехлом от аптечки, в который сложил часть припасов, из-за его спины раздался возмущённый окрик.
    Крики, топот приближающихся воинов, характерный перестук косточек на боевых посохах – всё это не имело уже никакого значения, поскольку Джим поправлял на плечах лямки генератора, так и норовящие врезаться в более широкие ремни мешка. Но простое человеческое любопытство всё же заставило его оглянуться. И он замер.
    Воины, выставив перед собой кто копья, кто посохи, а кто и натянутые луки, выстроились полукругом, отрезая Джиму пути отхода. В фокусе дуги оказались вождь и шаман. Первый сжимал в руке свой бронзовый нож, второй забрал у одного из воинов копьё и целился им Джиму в живот. В хмурых лицах и напряжённых мускулах читалась готовность сорваться в любой момент, сдерживая лишь страхом перед «колдовством» чужака. Но остановило Джима не это. То, как шаман держал копьё: обеими руками почти за середину древка, вытянув их перед собой – помещало по меньшей мере одну его ладонь внутрь контура щита.
    Это означало: нажми Джим сейчас на кнопку, и шаман, всю неделю горящий желанием отрезать ему руки, сам останется без них. Нельзя было не оценить недобрую иронию ситуации – даже тогда, когда времени на размышления почти и не было.
    Джим так и не разобрался, были ли его действия осознанным решением, пусть и принятым за долю секунды, или инстинктивным поступком. Он обернулся, увидел окруживших его воинов, увидел оружие, увидел вытянутые руки шамана… и с диким криком, срывающим горло, швырнул один из стоящих на верстаке коробов вождю под ноги. Мгновение замешательства дало ему необходимую брешь в толпе и три фута форы. Оказавшись на безопасном от чужих конечностей расстоянии, Джим включил генератор.
    В воцарившейся суматохе тихое гудение поля послышалось едва-едва, но странное недоощущение, сопровождающее работу высокочастотной техники, вполне заметно кольнуло Джима в висок. Секундой позже проснулись и остальные чувства: предгрозовой запах электричества, металлический привкус разворачивающейся волны щита. Десятифутовый цилиндр, заметный лишь по примятой траве, непроницаемой стеной встал между Джимом и деревенскими. Стеной, на которую тут же посыпались удары оружия.
    В первый момент, увидев летящее в него копьё, Джим ощутил первобытный страх. Древняя, самая подозрительная часть мозга отказывалась верить в надёжность защиты, которую нельзя увидеть. Но кончик копья ударился о барьер, и не ожидавший сопротивления воин с недоуменным вскриком выпустил из рук затрещавшее древко. Следом посыпались стрелы, ещё копья, пара брошенных из толпы камней… Звуки ударов заставляли Джима невольно вздрагивать; если снаружи они тонули в гомоне толы, то внутри барьера почти оглушали.
    Джиму потребовалась целая минута, прежде чем он собрался с силами и сделал первый шаг.
    Поле растолкало воинов, сбив с ног всех, кто попытался перегородить дорогу своими телами. Джим шёл медленно и уверенно, не оглядываясь по сторонам и не прислушиваясь к летящим над барьером крикам. Хижина вождя, центр деревни, утоптанная дорога на юг, через полтысячи ярдов обернувшаяся полузаросшей тропой посреди джунглей. За ним, как крысы из Гамельна, тянулась чуть ли не вся деревня. Зеваки держались в стороне, но воины продолжали колотить в барьер, а шаман и ещё двое мужчин с нераскрашенными лицами то помахивали в воздухе пучками трав, то закидывали дорогу перед и за Джимом кусочками засохшей глины.
    Джим дважды провёл своих преследователей вокруг деревни, постепенно расширяя радиус спирали и оставляя за спиной неестественно ровную просеку в джунглях. К концу второго круга вождь разогнал всех мирных жителей и явно приказал воинам экономить силы: они перестали непрерывно барабанить в барьер и лишь периодически короткими тычками проверяли его наличие. Шаман продолжал выпрыгивать, но уже без прежнего энтузиазма, и Джим был готов поспорить, что большая часть его бормотаний – неприкрытая ругань, а не заклинания или молитвы. Даже помощники шамана давно сдались и теперь опасливо брели в самом хвосте процессии, держась подальше как от своего непосредственного начальника, так и от пылающего бессильным гневом вождя.
    Судя по часто бившейся жилке у него на лбу, вождь счёл побег за личное оскорбление.
    Во всём сюрреализме происходящего единственное, что оставалось Джиму, так это думать. Вот только в голове было довольно пусто, и, перебрав разные бесполезные мысли, в итоге он выбрал Эла.
    Поначалу это были вопросы, большей частью тревожные: хватило ли Элу времени незаметно выбраться из деревни, достаточную ли фору дали блуждания Джима, не забыл ли он впопыхах что-нибудь важное. Потом Джим переключился на визуальные образы: от их первой встречи неделю назад и показавшегося знакомым лица до ночных лекций и последних посиделок на рассвете. Контраст между горящими глазами и явным истощением, между пассивным равнодушием первых дней, лишь изредка нарушаемым вспышками любопытства, и треснувшим каменным упрямством минувшей ночи. Его многочисленные рассказы о деревенских и редкие, всегда малость неуверенные замечания о себе.
    И с внезапной ясностью Джим вдруг понял, что в рваной истории Эла не то, что концы с концами не сходятся – их для этого было слишком мало, – а вся она звучит неправильно. Не фальшиво, но… как объяснение, а не как причина.
    Эл ничего не рассказывал о себе, если не спросить напрямую. Даже с его избирательной амнезией (а у Джима были сомнения и по этому поводу) оставалось время, проведённое в плену. Годы, по словам Эла. Непонятное, бестолковое заключение, и деревенские вели себя так, словно второго пленника у них никогда и не было.
    О нём не говорил Тен-Ну. Ему не приносили еду и воду. Заходящие в хижину стражники не обращали на него никакого внимания, даже если их появление приходилось на разгар очередной лекции. Эл находил объяснение каждому из таких фактов, но каждому – своё, не связанное с предыдущим.
    И чем дольше Джим размышлял над этими наблюдениями, тем чётче вырисовывался единственный разумный вывод. Если отбросить всякие откровенно мистические объяснения и маловероятную версию того, что Эл не врал, то ситуация, когда ты видишь невидимое, называется просто: галлюцинации.
    В конце концов, первый раз очнувшись в деревне, Джим сразу же понял, что у него сотрясение. Загадочный сокамерник вполне мог быть его последствием, а нежелание уходить – воплощением собственного страха перед побегом.
    Но если Эл – всего лишь порождение его ушибленного мозга, то куда Джим с такой уверенностью шёл; с припасами на пару дней и в окружении толпы вооруженных аборигенов?
    Джим остановился.
    Остановка получилась настолько резкой, что шедшие позади него воины во главе с вождём едва успели затормозить, а двое так и вовсе налетели на барьер. Джим раздражённо покосился на них – удары и несомненная ругань отвлекли от размышлений – и вновь зашагал. Уже гораздо медленнее, но не меняя, впрочем, направления пути.
    В вариант с галлюцинацией и Элом-порождением-ушибленного-мозга не вписывалась одна маленькая деталь: магнитола. До того момента, как над деревней заиграл классический оркестр, Джим злополучное радио не видел и не слышал. И даже если предположить, что его подсознание сумело по-быстрому обработать полученную информацию и выдать правдоподобную версию, откуда Джиму было знать о модели приёмника? Эл упомянул, что магнитола появилась в деревне лет пятнадцать тому назад, и на корпусе действительно значилось «2007».
    На фоне прочих обстоятельств эта мелочь не выглядела особо значительной – ей наверняка можно было подобрать с полдюжины объяснений, начиная с банального совпадения, – но инженерный разум Джима привык критически оценивать выходящие за рамки данные. Момент с магнитолой не походил на случайность, зато подтверждал ту маловероятную версию, что Эл Джиму не врал. Не говорил всей правды, очевидно, но не врал. И даже если в итоге окажется, что загадочный сокамерник – действительно плод воображения Джима, пока ему стоило доверять.
    Откуда-то вся эта информация появилась.
    Размышления о природе галлюцинаций, большей частью сводящиеся к попыткам вспомнить читанные на тему психологии и нейрофизиологии научно-популярные книги, заняли Джима ещё на несколько часов. День потихоньку переходил в вечер, и растративший весь свой энтузиазм конвой начинал роптать. Из деревни они выбрались без малейших припасов, даже без воды, и в душных жарких джунглях это сказывалось. Пару раз от группы воинов отделялось несколько человек; через полчаса они возвращались с охапками мясистых листьев и небольшими продолговатыми плодами – но для затянувшегося марша их не хватало.
    Джим понимал, что в этих заминках его шанс стряхнуть конвой. И потому упрямо продолжал идти, хотя с каждым часом генератор и припасы всё настырнее давили на плечи, а мышцы всё настойчивее просили об отдыхе. Если он и останавливался, то всего на минуту-другую: свериться с картой и солнцем и скорректировать направление.
    Тогда же, когда усталость из досадной помехи превратилась в серьёзное затруднение, Джим начал цепляться за простенькую математику: каждый пройденный им ярд – это два ярда, отделяющие деревенских от дома и воды.
    Первыми сдались помощники шамана. В какой-то момент Джим оглянулся, и их уже не было рядом, а место в конце конвоя занял сам шаман. Остальные продержались до сумерек. Джим тащился на автомате, механически переставляя налитые свинцом ноги; и, хотя воины деревни были в заметно лучшей форме, жажда компенсировала разницу в физической подготовке. Со стороны они должны были выглядеть жалко, по меньшей мере странно: дюжина людей, спотыкаясь и переругиваясь бредущая через джунгли.
    С наступлением ночи деревенские бросили преследование.
    В сгущающейся темноте Джим отшагал ещё час, после чего плюхнулся на землю прямо там, где остановился – посреди расчищенной барьером площадки пяти футов в диаметре. В свете дневных размышлений к рациону Джим отнёсся с особым вниманием, поев лишь чтобы чуть приглушить мешающий спать голод. С водой было проще, в аптечке летуна нашлась горсть обеззараживающих таблеток, но и тут Джим ограничил себя десятком глотков. Больше ему перед сном делать было нечего и, проверив работу генератора (простенькая сигнализация всё равно предупредила бы о возникших проблемах), Джим устроился на ночлег с мешком под головой.
    Несмотря на холод и жёсткую землю, усталость и предыдущая бессонная ночь взяли своё: Джим отключился, даже не успев толком додумать застрявшую в голове мысль. Тем неожиданнее было его пробуждение. Он проснулся от оглушительного грохота, такого близкого, что после него утих даже привычный гомон ночных джунглей – до сей поры сам казавшийся невыносимым. Джим испугано подскочил, запутался в усталых ногах и в результате получил под зад одной стенкой барьера и въехал носом во вторую. Кое-как поймав равновесие, Джим бешено завертел головой, пытаясь найти источник грохота.
    Буквально в пятнадцати футах от барьера горело дерево. Света от огня хватало, чтобы различить надлом на одной из самых толстых веток; судя по длине, раньше она располагалась прямо над Джимом. Чуть в стороне, но на безопасном расстоянии, на дерево таращился воин из деревни. В руке он сжимал обгоревшее копьё, а на одежде были заметны подпалины.
    Громыхнуло ещё раз, теперь уже в отдалении – нормальным, естественным громом. Одновременно с этим небо прорезали две почти горизонтальные молнии. В следующее мгновение словно бы кто-то вылил на джунгли целое море: разразившийся ливень за несколько секунд промочил Джима до нитки и меньше, чем за минуту, погасил горящее дерево. Несчастный воин, вжавшись в барьер, таращился на разверзшееся небо и что-то лихорадочно то ли шептал, то ли кричал; поток смывал все звуки корме барабанной дроби падающей воды.
    Джиму никогда ещё не доводилось наблюдать подобное буйство стихий. Открытый цилиндр барьера заливало чуть ли не на полфута, хотя из-за неровности земли кое-где под ним оставались дюймовые щели. Вспышки молний освещали джунгли тысячеваттными прожекторами, а от каждого удара грома закладывало уши. Барьер защищал от поднявшегося ветра, не только обдирающего макушки деревьев, но и проскальзывающего между стволами, однако ничего не мог поделать с заметно упавшей температурой. Прижавшись к стенке поля и упершись пятками в раскисшую землю, Джим без единой мысли в голове ждал, когда успокоится разошедшаяся природа.
    Вместо мыслей в голове царил первобытный страх человека, впервые оказавшегося один на один с первозданной стихией – никуда не подевавшийся за все тысячелетия развития цивилизации.
    Шторм кончился так же внезапно, как и начался. За пару минут перестали мелькать молнии, утих гром, и ливень смолк до обыкновенного дождя, а там и вовсе превратился в невесомую весеннюю морось. Ещё четверть часа спустя очистилось небо, и вместе с тускнеющими звёздами над джунглями заиграл робкий рассвет. Деревенского стражника нигде не было видно, да и вода скрыла все следы, которые Джим мог хотя бы попытаться прочесть. Идея отправиться на поиски пришла и ушла, встреченная усталым равнодушием.
    Джим не стал дожидаться, пока полностью взойдёт солнце, и в сумерках двинулся дальше. Дождь не повредил водоотталкивающим кожухам приборов, но наскоро выжатая одежда неприятно липла к телу, а быстро нагревающиеся джунгли обещали влажную духоту.
    К реке, о которой рассказывал Эл, Джим вышел во второй половине дня, за это время успев не только отогреться, но и проклясть вездесущую жару. Уже не преследуемый деревенскими, он позволял себе привалы; найдя посреди джунглей особо сухой холмик, Джим даже чуть подремал. Поэтому до указанного ориентира он добрался если и не отдохнувшим, то готовым к дальнейшему пути.
    Скалы начались ещё два часа спустя.
    Каменистая равнина, которой внезапно обернулись джунгли, плавно переходила в склон полусъеденной ветром горы. Промеж серых гранитных осколков едва-едва угадывалась тропа: её занесло каменной крошкой, и на ней так же, как и промеж валунов, росла чахлая, упорная трава. Джим с трудом находил наиболее ровный путь наверх, но после нескольких тупиков и слишком широких расщелин он всё же увидел пещеру, о которой говорил Эл. Ошибиться было невозможно. Десятиярдовую площадку перед входом окружали огромные валуны; часть из них раскололась или попадала, но периметр оставался слишком чётким для естественного образования. К тому же, камни украшала полустёртая резьба. В выемках сохранились лишь случайные пятна краски, но сами узоры глубоко вгрызались в поверхность.
    Прежде, чем шагнуть под своды пещеры, Джим в последний раз оглянулся. Синевато-зелёное полотно джунглей у подножья, мутная после шторма лента реки; камни, когда-то поставленные и украшенные человеческими руками, а теперь заброшенные и забытые. Слишком много совпадений с описанием Эла, чтобы считать последнее шалостью травмированного мозга. Джим просто не мог всё это придумать на голом месте.
    На краткий миг ему стало страшно. Что если он войдёт в пещеру – святилище, – а Эла там не окажется? Стоит ли ждать, искать, возвращаться в деревню, бояться возможности найти труп (или что от него оставили хищники), или надо будет смириться с потерей этой тайны? Существовал ли вообще человек по имени Элиот, удерживаемый туземцами в плену?
    Реально ли всё происходящее?
    Джим не понаслышке знал чувство неуверенности на пороге важного события, и от того, что в данном случае порог был самый что ни на есть буквальный, легче на душе не становилось. Но Джим не потратил бы большую часть жизни на невозможные изобретения, если бы страх всякий раз останавливал его в последний момент. Поэтому он глубоко вдохнул, коротко помолился сам не зная кому и, выключив генератор, шагнул в узкий разлом пещеры.
    Внутри было темно.
    Влажно, даже скорее сыро, и прохладно. Сильно пахло застоявшимся воздухом и болотной тиной, но в первое мгновение темнота перебила все прочие ощущения. Не рискуя продвигаться наощупь, Джим остановился в двух шагах от входа. Странная это была темнота, такая же, как в клетке Эла: Джим ясно видел перед собой узкую полоску света, но она не таяла, создавая вокруг сумеречное пространство, а резко обрывалась в черноту.
    Джим чуть истерично подумал о фундаментальных законах физики, которые нарушала эта полоска, и крепче прижал к груди выключенный генератор.
    Ни несколько секунд, ни пару минут спустя глаза к темноте так и не привыкли, поэтому Джим нашёл рукой шершавую каменную стену и сделал первый осторожный шаг. Где-то неподалёку капала вода, тёплый влажный воздух почему-то бил в спину. Судя по так и норовящим соскользнуть кончикам пальцев, пещера довольно резко расширялась. Шагах в тридцати от входа Джим заметил первый дрожащий огонёк. Ещё через несколько футов появились второй, третий, а вскоре проступила и основная часть пещеры – огромная зала ярдов двадцати в диаметре – щедро залитая светом.
    Большей частью светили факелы на стенах и костры на полу, но было и огромное отверстие в потолке. Прямо под ним, обласканный солнечными лучами, находился булыжник с ровно стесанной верхней стороной. А на булыжнике с самым беззаботным, даже чуть скучающим видом сидел Эл.
    Почему-то первым, что бросилось Джиму в глаза, оказалась одежда Эла: дикие в своей повседневной обыденности джинсы и фланелевая рубашка. Точная копия его собственных, только цвета другие; джинсы чёрные, а рубаха, наоборот, заметно светлее, красная в серую клетку. При этом выглядели вещи если и не абсолютно новыми – приглядевшись, Джим заметил, что манжеты чем-то перепачканы, – то явно не так, как должна выглядеть одежда человека, долгие годы проведшего в плену.
    Второй яркой деталью, уже менее тревожной, было лицо. Оно больше не казалось измождённым, а глаза хоть и горели, агрессивный блеск в них сменился тёплым мерцающим любопытством. При виде Джима Эл соскочил с булыжника, широко – по-настоящему дружелюбно – улыбнулся и уверенной походкой двинулся навстречу. Всё ещё растерянный, Джим позволил забрать генератор, снять с плеч оба мешка и отвести себя к ближайшему костру.
    Только после этого Джим заметил, что его весьма ощутимо колотит.
    С прежними молчанием и улыбкой Эл откуда-то (кажется, из чистого воздуха) достал флягу с водой, открыл её и протянул Джиму. Тот, моргнув пару раз, неуверенно сделал несколько жадных глотков.
    – Садись. Отдыхай, – мягко, но с отчётливо различимым весельем в голосе приказал Эл. – Здесь нас не тронут.
    Мозги Джима наконец-то перезагрузились, и теперь у него на языке вертелась добрая дюжина вопросов. Не зная, какой из них выбрать, он брякнул первое попавшееся:
    – Как ты всё это успел?
    И для ясности ткнул полупустой флягой в бесконечные костры.
    – Была пара свободных часов. – Эл уже по-хозяйски копался в припасах Джима, выковыривая кусочки вяленого мяса, которое дня три тому назад приносили на ужин. Радостно вцепившись в один, другим Эл великодушно поделился. – Добрался сюда раньше, чем планировал. Нашёл короткий путь.
    Насколько Джим представлял себе местность, никаких коротких путей здесь не было. И дюжина костров посреди голой заброшенной пещеры, не говоря уже о факелах, требовала куда большего, нежели «пара часов».
    – Ты хорошо здесь ориентируешься…
    – Наслушался от деревенских.
    – О святилище, о котором нельзя говорить?
    Эл в ответ радостно улыбнулся, всем своим видом показывая: «Ты меня подловил, и мне это нравится, но я всё равно ничего не скажу».
    Несколько минут после этого они молча ели. Джим без возражений допил всю воду из фляги и принял вторую порцию мяса, хотя ещё несколько часов назад ему и в голову бы не пришло так раскидываться запасами. Эл, когда втихаря не потешался над ним (что было заметно по никак не желавшим опускаться уголкам губ), смотрел с восторженным энтузиазмом любящей бабушки. И вроде бы подобное поведение вкупе со всеми мутными загадками должно было цеплять Джима, но к собственному удивлению он обнаружил, что не против. Если Эл нашёл повод повеселиться, то оно всяко лучше прежней апатии заключения.
    – Это святилище… – начал Джим, доев и незатейливо обтерев руки о и без того грязную одежду. – Почему деревенские его забросили?
    Эл удивлённо на него покосился, но отрываться от вылизывания собственных пальцев не стал. Лишь убедившись, что на ладонях не осталось налипших жилок, он повернулся к Джиму и без особого интереса произнёс:
    – Перестали поклоняться богу, которому оно посвящено. Деревенские раньше были ремесленниками и почитали мирных богов. А потом к власти пришёл вождь-воин, прогнал шамана-мастера и вместо него поставил шамана-колдуна. И заодно запретил учить мальчишек ремеслу, то есть отправлять сюда, – Эл для наглядности похлопал по ближайшей колонне. – С тех пор ремеслом в деревне занимаются только женщины, у которых свои богини. Мужчины же либо колдуны, либо воины, либо охотники.
    – А кем был этот бог?
    – Кузнецом. Мастером.
    На последних словах в тоне Эла проскользнуло что-то странное. То ли сожаление, то ли жалость – непонятно только, к кому, – то ли и вовсе зависть. Джим не стал комментировать, вместо этого спросил:
    – И много у деревенских богов?
    – Считая всех забытых и запрещённых? Четыре дюжины, по двое на каждое дело. Для мужчин и для женщин: муж и жена.
    – То есть, по джунглям разбросано ещё с полсотни таких святилищ?
    Вот в это Джим точно не мог поверить. В его представление о деревенских и данная-то пещера плохо вписывалась: со своими отшлифованными стенами, высокими колоннами и резными камнями у входа. А уж дюжины их… где архитектура и где «заколдованные» летающие воины?
    – Нет, конечно же. – Эл улыбнулся, но как-то механически, одними губами. – Каменные святилища только у ремесленников и богов мёртвых. Первым нужно где-то учить молодёжь, вторым точно никогда не перестанут поклоняться. У остальных… проще убрать в чулан неугодного деревянного болванчика, чем всякий раз перетаскивать камни.
    – Мне всегда казалось, что подобные вещи должны быть… чуть более постоянны, нет?
    – Тебе казалось. У людей не бывает ничего постоянного.
    Они опять помолчали, и в итоге Джим тихо признал:
    – Пожалуй, ты прав.
    Отдохнув, Джим принялся за установку маячка. Дело было не столько тяжёлым, сколько кропотливым: требовалось вынуть блок питания из генератора щита, подключить его к транслятору и заново откалибровать. Эл держался рядом, ежеминутно вклиниваясь с новыми вопросами о принципах действия аппаратуры. Джима это несколько отвлекало, но, очарованный чужим энтузиазмом, он старался по возможности отвечать.
    И после каждого объяснения – долгого и уже не такого детсадовского – Джим порывался задать свой собственный вопрос. Но прямолинейное «Кто ты?» звучало дико и странно, а придумать что-то серьёзнее он не успевал. Эл засыпал его всё новыми и новыми «Как?» и «Почему?».
    Когда же ближе к сумеркам они включили маячок и первый сигнал ушел в стремительно темнеющее небо, спрашивать Джиму уже ничего не хотелось. Хотелось домой и выспаться в безопасности, но в пещере посреди джунглей ему, кажется, светило лишь второе.
    Джим проснулся посреди ночи, за минувшую неделю отвыкнув спать в тишине. Большинство факелов и костров уже погасло, но у последнего, горящего ярко и уверенно, Джим увидел Эла. Тот сидел у самого огня, одной рукой в задумчивости потирая лоб, а зажатой в другой палочкой тыкая в разобранный генератор. Судя по движениям губ, Эл что-то бормотал себе под нос.
    Разбросанные запчасти подкрашивало блеклое рыжеватое сияние, которое могло бы сойти за отблески костра, когда бы не неправильно лежащие тени.
    В тот момент Джим подумал, что он знает, кто или что такое Эл – знал уже некоторое время, – но сон был настойчив, а переплетение огненных язычков усыпляло не хуже колыбельной. Джим пообещал себе на следующее утро вспомнить о своём открытии и с тем закрыл глаза.

    Сказать, что вождь Таа-Ли из двухдневного похода за сбежавшим Ин-Лов-Ану вернулся взбешённым, было бы несомненным преуменьшением. Достаточно упомянуть двоих, оставшихся в лесу: охотника Лон-На и главного шамана – уже, конечно же, бывшего главного шамана – Реха. Пока охотника было велено искать и ждать, о шамане вождь только зло бросил: «Он ушёл».
    Из перешёптываний воинов становилось понятно, что не по собственной воле.
    Нгу поставили новым главным шаманом на следующий же день, вместе с приказом если и не найти Ин-Лов-Ану (даже самые безумные старики деревни понимали, что искать в Лесу столь могущественного колдуна бесполезно), то хотя бы разобраться в случившемся. Нгу в поручение вцепился с достойными его ремесла рвением и покорностью. Младших шаманов, недовольных командованием вчерашнего раскрашенного юнца, он послал к железной птице Ин-Лов-Ану, а сам занялся его временным жилищем.
    Недавняя гроза не пожалела деревню, затопив дома и частично оборвав крыши, но этой хижине досталось особенно сильно. Стены и потолок прожгло с полдюжины молний, и только проливной дождь не дал ей сгореть дотла, взамен размочив некогда утоптанный пол. Нгу за всю свою жизнь не видел подобного разрушения и подобной грозы; он внутренне соглашался с другими шаманами, считавшими молнии гневом богов. Вождю, впрочем, он об этом пока не говорил. Таа-Ли, внук Таа-Ова, продолжил дело своего деда, заставившего деревню сменить кузнечный молот на копьё. Единственным богом, которого вождь действительно почитал, был бог воинов и мёртвых.
    В хижине Нгу нашёл всего пару вещей Ин-Лов-Ану, а целой и вовсе ни одной: все они либо обгорели, либо оплавились. Он разворошил раскисшее травяное месиво, в которое превратился лежак, но и там не было ничего интересного. Уже без особой надежды Нгу подошёл к решётке, отделяющей одну часть хижины от другой – по ту сторону сваливали тотемы старых богов, которым запрещено было поклоняться, – и тут в глаза ему бросилось, что часть прутьев не просто обгорела, а явно была срезана.
    Среди небрежно сваленных тотемов ярко выделялись останки одного. Нгу осмотрел треснувшую напополам деревяшку, смахнул с неё слой копоти и гари. В разрушенных чертах с трудом, но угадывался Эл-Ту, много лет назад попавший в немилость бог огня и кузнечества.
    Что могло объяснить молнии, пропавшего охотника и защищавшую Ин-Лов-Ану невидимую стену, отражавшую любое оружие. Но не делало легче жизнь самого Нгу. Он с невесёлой ясностью понимал, что Таа-Ли не понравится идея шамана-чужака, взявшего себе в сообщники обиженного бога.
    Нгу она тоже не нравилась.

            (с) Миф, февраль-апрель'14

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		27	(100%)
2. Нет.		0	(0%)
Всего:		27

@темы: Сказки и истории

---

"Шаман" (1/2)

    С этим текстом пробовала один новый приём: тотальное построение от идеи. Идея хорошая. Над всем остальным - думаю.

    Вторая часть

Шаман, Который Упал с Небес
(часть первая)

Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.
Третий закон Кларка

    Первой Джим осознал темноту. Неплотную, рыхлую – скорее вырезанную из неприметного закутка большого города, нежели родственницу космического мрака. В центре этой темноты чуть более светлой тенью выделялось нечто небольшое и прямоугольное. Вернее, Джиму показалось, что оно прямоугольное. Почти с той же вероятностью тень могла быть и кругом, и квадратом; края дрожали и размывались, безо всякой чёткой границы вливаясь в окружающую черноту.
    Даже через несколько минут пристального изучения тень не стала резче или понятней. Тогда Джим зажмурился и переключился на остальные чувства. Осязание подсказывало, что он лежит, и что под ним что-то мягкое и одновременно неприятно-колючее. Обоняние ловило горький запах застарелого пота и почти перебивающие его – влажной земли и свежесорванной травы. Где-то вдалеке слышалось присутствие людей; их голоса звучали едва различимо, и Джим не мог разобрать даже пары слов.
    Меньше всего толку было от памяти.

    Вспоминалось многое, но всё не то. Кто он, сколько ему лет и откуда он родом (инженер, тридцать шесть, Бруклин). Как четыре года строил летун. Как несколько дней назад впервые поднял его в воздух. Как посреди намеченного маршрута был вынужден остановиться, потому что теория и лабораторные эксперименты не выдержали столкновения с реальностью. Как сажал несчастную, скрипящую и воющую машину в гущу джунглей, так и не найдя ни клочка чистой замели. Как, разбив лагерь и включив тревожный маячок, принялся ждать спасателей.
    Утро после первой ночёвки Джим тоже помнил до последней детали. А вот с полудня – с того самого момента, как он от скуки по локти зарылся в потроха летуна – начиналась пустота. Джим некоторое время потыкался в неё, но попытки вытащить из головы воспоминания, которых там явно не было, увенчались лишь злой болью в висках. Джим осторожно их потрогал и совсем не удивился, кончиками пальцев почувствовав что-то подсохшее, но всё ещё липкое.
    Сотрясение объясняло испортившееся зрение и потерю памяти. Правда, оставались дальние голоса и запах травы, но Джим решил, что разберётся с ними позже, когда его голова не будет раскалываться от любой случайной мысли.
    Очнувшись второй раз, Джим решил, что первый ему наполовину приснился. Темнота никуда не делась, но стали различимы силуэты: три деревянных стены, решётка из прутьев вместо четвёртой (вот за ней сохранилась густая чернота), чёткий проём затянутого чем-то бежевым окна. Неподалёку от него располагался низкий прямоугольник двери; её доски прилегали друг к другу настолько неплотно, что можно было заметить тонкие полоски света.
    Насколько Джим мог рассмотреть, комнатка, в которой он находился (а то и вся хижина), была откровенно небольшой. Футов десяти в ширину и длину, и не больше шести в высоту. Солнце пробивалась сквозь окно и щели в дверях, а так же сквозь крытую листвой крышу. Из мебели был один только тюфяк, на котором Джим и лежал, да и тот при ближайшем рассмотрении оказался завёрнутым в дерюгу стогом сухой травы.
    Конечно, Джим особо и не надеялся обнаружить рядом свои пожитки, но осознание, что его лишили даже бутылки с чистой водой и перочинного ножа, оказалось не из приятных.
    Ещё неприятнее было то, что никто не удосужился смыть кровь с его лица. Эта деталь, вкупе с теперь отчётливо звучащими голосами (слова по-прежнему не улавливались, так что Джим начал подозревать, что дело не в сотрясении, а в незнакомом языке), наводила на определённые мысли. Например, о заложниках. Если бы Джим был гостем, уж точно кто-нибудь позаботился бы оказать ему первую помощь. Так?
    Джим решил, что так. Но даже с прояснившейся головой он не мог вспомнить ни как здесь оказался, ни где это «здесь» находится, ни кто (и чем) раскроил ему череп. Последнее беспокоило особо сильно. Если это были те же самые люди, к чьим голосам он прислушивался, то они могли в любой момент вернуться и закончить начатое.
    Может, их традиции требовали добивать только пришедшую в сознание жертву?
    Решив не сдаваться без боя – или хотя бы без его видимости – Джим осторожно поднялся с тюфяка. Несмотря на тупую боль в перепачканных кровью висках, чувствовал он себя неплохо, даже на ногах стоял вполне уверено. Привыкшие к темноте глаза позволяли легко ориентироваться в пространстве, а скудное убранство хижины – не беспокоиться о преградах. Джим толкнул дверь (предсказуемо запертую) и потыкал пальцем в затягивающую окно плёнку. Плёнка оказалась тёплой и слегка тянущейся, и откуда-то из недр памяти выплыло, что в старину взамен стёкол использовались внутренности животных. Джим брезгливо обтёр ладонь о и без того перепачканную драную рубашку и двинулся к решётке, заменявшей его тюрьме четвёртую стену.
    Чернота за решёткой на фоне сумерек, расчерченных проникающим сквозь щели светом, казалась неестественной; настолько плотной, что её почти можно было потрогать. Совать руки непонятно куда Джим не решился и вместо этого вытянул из тюфяка несколько соломинок, сложил их и ткнул в темноту получившимся пучком.
    Вопреки ожиданиям, качественно зашпаклёванной стены, выкрашенной чёрной краской, там не оказалась, равно как и чёрной драпировки; по крайней мере, соломенный щуп не нашёл ничего, кроме пустого воздуха. Зато из-за решётки почти сразу послышались шорохи и неясное бормотание.
    Секунду спустя на прутья легла пара очень бледных ладоней.
    Джим отшатнулся, но с небольшой заминкой; мозг не сразу сообразил, что внезапного появления можно было бы и испугаться. Ладони тут же исчезли, что-то скрипнуло в темноте – и за решёткой нарисовалось настолько же бледное лицо.
    – Привет, – на чистейшем английском произнесло оно и дружелюбно улыбнулось.
    В этот раз Джим не дёрнулся, только во все глаза уставился на своего… соседа? тюремщика? галлюцинацию? Судя по разделяющей их решётке и восковой бледности незнакомца, всё же сокамерника. Но и последний вариант имел право на существование, потому что на какой-то миг Джиму показалось, что из темноты на него смотрит Пит – его старый друг, нынче живущий по другую сторону океана.
    Затем Джим проморгался, оттёр с век засохшую кровь, и выяснилось, что общего у незнакомца и Пита только короткие вьющиеся волосы да тёмные глаза; впрочем, последнее могло быть следствием скудного освещения. В то время как Пит всегда производил впечатление парня дружелюбного, незнакомец обладал гротескно-резкими чертами, какие в пору джокеру из карточной колоды. Со слишком острыми линиями подбородка, носа и скул контрастировали только глаза: большие, круглые, под мягко изогнутыми бровями. Было в них что-то женственное или даже детское, такое, из-за чего на фоне прочих строгих граней они выглядели почти беззащитно.
    А вот сколько незнакомцу лет Джим понять не смог абсолютно. В уголках его рта и глаз виднелись неглубокие морщины, но появиться они могла как от возраста, так и от излишне живой мимики. Незнакомцу с равным успехом могло быть и тридцать, и в полтора раза больше, и что угодно посередине.
    Страннее же нелогичного лица было то, что мельчайшие подробности легко читались в скудном освещении, словно бы незнакомец сам по себе источал какой-то свет. А ещё Джим вдруг понял, что, засмотревшись, так и не ответил на внезапное приветствие. И тут же поспешил исправить это:
    – Эм-м-м… привет?
    Получилось не особо уверенно. Но, судя по тому, как незнакомец придвинулся к прутьям, его устроили и подобные сомнения.
    – Ты здесь целый день провалялся. Я уже начал бояться, что деревенские тебя прибили ненароком.
    – Не успели? – Нервная шутка сорвалась сама собой. – Меня Джим зовут, кстати.
    – Эллиот, – представился его собеседник, но имя прозвучало как-то странно – словно бы его давно не использовали. – Лучше Эл.
    – Хорошо… приятно познакомиться?
    Джим хотел было протянуть сквозь прутья руку, но вовремя заметил на ней кровь. Эл на оборванное движение не обратил никакого внимания; он не отрывал взгляда от лица Джима и чему-то счастливо, по-детски безмятежно улыбался. Словно в его жизни не случалось ничего радостнее, чем появление сокамерника.
    С другой стороны, вряд ли кто-нибудь на его месте стал бы плакать.
    – Ты случайно не знаешь, где мы сейчас находимся? – пару мгновений спустя спросил Джим, решив, что улыбчивость его нового знакомого – не худшее, что может случиться с человеком.
    – Знаю. В джунглях, в деревне племени Белого Гепарда. В сотне… километров?.. миль от ближайшего города.
    Джим заметил оговорку, но предпочёл не заострять на ней внимание. Складывалось впечатление, что английский для Эла не родной, и потому он в нём слегка путается.
    – А как мы сюда попали?
    – Тебя принесли вчера днём; охотники наткнулись на тебя в джунглях. А я тут давно.
    – Давно?
    – Очень давно. Несколько циклов… лет.
    Что, несмотря на очевидную кошмарность, Джима немного успокоило. Если Эла так долго держали в заключении, то и его вряд ли станут убивать прямо сразу. Следовательно, у спасателей есть несколько дней, чтобы его найти.
    – Мне жаль…
    – Не надо, – тут же оборвал Эл, и по тону сразу стало ясно, что действительно: не стоит ворошить эту тему.
    Джим неловко замолчал и, чтобы чем-то себя занять, принялся устраиваться на полу. Решётка удобно ткнулась в относительно здоровое плечо.
    – Тогда расскажи мне, что это за племя.
    – Племя как племя. Аборигены. Бронзовый век.
    – Не каменный?
    – Я видел у них металлическое оружие. Не очень хорошее, но…
    Джим тихо фыркнул. Перед его мысленным взором словосочетание «племя из джунглей» порождало разве что образ пигмея в бусах и перьях, с кремниевым копьём наперевес.
    – Они охотники, – тем временем продолжал Эл. – Немного ремесленники. Торгуют с соседними племенами, но чужаков не любят. Два раза в год к ним приезжает гуманитарная миссия: привозит лекарства, кое-какие припасы, одежду – хотя кому она здесь нужна? Несколько лет назад отца нынешнего вождя утащил в реку аллигатор. Я не знаю, что ещё рассказать.
    – Почему они так долго держат тебя здесь? Заставляют работать?
    Эл засмеялся – неожиданно громко, сорванным хриплым голосом, совсем не похожим на его разговорный. Отсмеявшись, он посмотрел на Джима с непонятной насмешкой:
    – Нет, никто никого не заставляет. Видимо, им просто нравится иметь пленника.
    – А гуманитарные миссии? Неужели они…
    – Они не знают обо мне.
    И опять у Эла был такой тон, словно он скорее отрежет себе язык, чем продолжит говорить. Подобные скачки настроения если и не пугали Джима, то определённо настораживали. Он догадывался, что, проведя несколько лет в заключении, недолго и тронуться умом, но перспектива оказаться запертым в одном помещении с психом дёргала нервы.
    Поэтому Джим не стал упоминать, что его, скорее всего, уже ищут, и вместо этого спросил:
    – Ты хочешь рассказать что-нибудь о себе?
    – Хотел бы, – в темноте не было видно, но по тону Эла Джим решил, что тот пожал плечами, – но я почти ничего о себе не помню. У деревенских традиция: привечать чужаков дубиной по затылку.
    Джим не нашёл, что ответить, и взамен просто кивнул. Эл же, почувствовав в разговоре паузу, спросил с любопытством:
    – А ты как попался? Помнишь?
    – Не совсем…
    Джим рассказал о неудачном тестовом полёте и вынужденной посадке – коротко, пока не рискуя затевать долгие монологи; голова хоть почти и не болела, но фокусы зрения заставляли осторожничать. Эла, к его удивлению, незатейливый рассказ отчётливо взбудоражил. Мягкие глаза лихорадочно сияли, а бледные руки с такой силой сжимали прутья, что дерево протестующее скрипело. Джим никогда не отрицал, что его летун – действительно крутая штука, но в подобных обстоятельствах энтузиазм выглядел странно. Для человека, смирившегося со своим заключением, Эл слишком радовался гипотетическому средству призрачного побега.
    Джим потихоньку начинал клевать носом – что-то в Эле всё же невероятно утомляло, – когда дверь распахнулась и внутрь вошли трое. Войдя, они остановились на пороге, и бьющий им в спины дневной свет очертил контуры тел. Прошла добрая минута, прежде чем заново привыкшие к свету глаза Джима сумели разглядеть хоть какие-то подробности.
    Все трое были невысокими, со смуглой кожей, коротко остриженными тёмными волосами и длинными жилистыми руками. Тот, что зашёл первым, выглядел старше всех, лет на шестьдесят пять. Лица остальных двоих прятались под густым слоем краски, но, судя по крепким мышцам и отсутствию морщин, было парням не больше тридцати. Одежда, которую они носили, представляла собой пёстрое сочетание расшитых грубыми бусинами шкур и привычных элементов современного гардероба: один мог похвастаться порванными в нескольких местах, но тщательно заштопанными джинсами, другой – футболкой с отрезанными рукавами. У старика же на обнажённом поясе болтались два брючных ремня. В целом «деревенские», как их назвал Эл, являли собой картину скорее любопытно-комическую, нежели вызывающую опасения, но расслабляться Джим себе не позволил.
    В конце конов, каждый из вошедших держал в руках по пятифутовой палке. И, несмотря на игрушечную несерьёзность намотанных на концы ремешков с камушками и косточками, выглядели посохи достаточно крепкими.
    Пока Джим рассматривал вошедших, они в ответ рассматривали его. Эмоций во взглядах с такого расстояния было не различить, но одно из вымазанных белой краской лиц явно скривилось в недоумении. Джим вопросительно оглянулся, однако за решёткой его встретили лишь красноречивые чернота и тишина.
    Ждать пришлось недолго. Насмотревшись, деревенские двинулись вглубь хижины; старик держался чуть позади, выставив своих молодых подручных живым щитом. Пока они осторожно подбирались, нацелив посохи в явной угрозе, тот что-то бормотал себе под нос. Для Джима чужая речь сбивалась в тягучий поток звуков, лишённый слишком большого количества согласных. Монотонное почти-гудение сопровождалось мелкими рваными жестами; старик то чертил в воздухе перед собой непонятные фигуры, то резко вскидывал голову, словно бы сверяясь с потолком.
    Так продолжалось минут пять: парни держали Джима «под прицелами» своих посохов, направив один ему в живот, а второй – в голову; старик бормотал и дёргался. Эл прятался в темноте. Джим подумывал его позвать – но стоило ему открыть рот, как камушки на посохах начинали перестукиваться в явной угрозе.
    Ожидание закончилось внезапно. Дотянув очередной певучий слог, старик не поднял глаза к потолку, а плавным движением достал из-за спины нож. Джим попятился, инстинктивно вжимаясь в прутья решётки; пальцы скользнули по земляному полу, сдирая размякший от влаги дёрн. На том же монотонном и невнятном наречии заворчали стражи. Тот, что в джинсах, описал кончиком посоха круг напротив сердца Джима и легонько, скорее в предупреждение, ткнул его в плечо. Джим на долю секунды отвлёкся, и в этот момент старик кинулся к нему с ножом.
    Джим инстинктивно сжался и прикрыл голову руками, хотя и понимал, что от подобной защиты в нынешней ситуации толку ноль. Однако его не стали разворачивать или даже просто тыкать ножом в незащищённые бока и затылок. Вместо этого старик ухватил Джима за волосы, оттянул несколько прядей и резанул по ним. После чего с негромким, но явственно победным криком метнулся к самым дверям.
    Добытым трофеем он, вопреки киношным стереотипам, не потрясал. Наоборот, прижимал его к груди как ценное, хрупкое сокровище.
    На этом первый визит деревенских подошёл к концу. Вновь погрузившийся в своё бормотание старик выскочил за дверь, стражи медленно попятились туда же. Они явно опасались поворачиваться к Джиму спиной и, слегка оробев без своего начальника, тоже принялись что-то пришёптывать. В последний момент, перед тем как захлопнуть дверь, стражник в футболке снял с пояса флягу и плеснул из неё на порог. В хижине ещё сильнее запахло свежей травой и, почему-то, металлом.
    – Ну и что это было? – вслух, но больше самого себя спросил Джим. Он нервно провёл рукой по волосам, стряхивая задетые ножом пряди, затем прижал ладонь к всё ещё лихорадочно бьющемуся сердцу.
    – Магия, – раздался из темноты голос Эла. – Деревенские верят, что если раздобыть частичку человека – прядь волос там или немного крови, – то его можно заколдовать.
    – Заколдовать? Проклясть, что ли?
    – И это тоже. Молился шаман чуть ли не всем известным ему богам, в том числе и зловредным.
    Значит, прыгучий старик был шаманом. И с молитвами Джим почти угадал, что по необъяснимой причине его развеселило.
    – Так ты знаешь их язык?
    – Не очень хорошо. Но за годы кое-чего нахватался.
    Эл вылез из тёмного угла, в котором прятался последние несколько минут, и устроился рядом с Джимом; теперь их разделяла только решётка. Несмотря на влажную жару джунглей, Джим чётко ощущал исходящее от его соседа тепло. Эл грел воздух вокруг себя как хорошо прокалённая доменная печь. Во всём остальном же (если не считать светящегося лица), он оказался самым обыкновенным парнем. Не очень высоким – примерно одного роста с Джимом, – объяснимо-тощим и кутающимся в рубашку, заношенную до состояния тряпки.
    Ещё Джим впервые обратил внимание на его акцент. Что-то смутно знакомое, восточноевропейское или славянское – похожим образом говорил один из многочисленных аспирантов Джима, но кто именно, он никак не мог вспомнить.
    Несмотря на обилие впечатлений, вскоре после визита шамана в хижине воцарилась тишина. У Джима были вопросы, но скачки адреналина оставили его сонным и не-любопытным. Эл же сдался после третьего к ряду односложного ответа и совсем перестал расспрашивать: о летуне, о путешествии Джима, о его доме.
    Ближе к вечеру, когда воздух стал чуть прохладней, Джиму принесли большую миску с водой и втрое меньшую – с какими-то кореньями и листьями. Эл уверил, что они не только съедобны, но и безвредны, однако от предложенной половины отказался. Джима удивило, что их тюремщики не покормили второго заключённого, но пока Эла это не тревожило, решил и сам не волноваться.
    Поужинав и наконец-то смыв с лица кровь (пришлось пожертвовать частью воды и манжетой рубашки), Джим почувствовал себя гораздо лучше, хотя и более уставшим. Травяной тюфяк уже не казался таким колючим, ситуация – кошмарной, а перспектива попасть под проклятье деревенского шамана – тревожной. Последней мыслью Джим поделился с Элом, но тот на его замечание рассеяно хмыкнул и ничего не ответил.
    В хижине окончательно стемнело и сквозь щели в стенах пробивалась разве что густая ночь, когда дверь распахнулась в третий раз. Успевший к тому моменту задремать Джим дёрнулся, в первое мгновение растерянно заозиравшись по сторонам. Осознание навалилось комом: деревенские, старик с ножом, посохи охранников, «магия».
    Эл снова прятался, чему Джим не удивился.
    На этот раз визитёров было четверо. К уже знакомому старику и двумя парням с палками (то ли тем же самым охранникам, то ли новичкам – мешала рассмотреть краска) присоединился рослый молодой мужчина. Он не мог похвастаться особо широкими плечами или крупными кулаками, но удерживаемый в его руке факел освещал внушительное сплетенье жил и жёсткое, расчерченное белыми линиями прямо поверх шрамов лицо человека, привыкшего к сражениям.
    Вдобавок, он был вооружён. Сквозь прорези в круто изогнутых ножнах, которые висели у него на поясе, отчётливо блестел металл. Это, да ещё поведение старика, который подобострастно жался и не лез вперёд, наводило на мысль, что Джима посетила какая-то большая шишка племени. Вождь, решил он для себя.
    Холодный, оценивающий взгляд нового посетителя Джиму не понравился. На него смотрели не как на человека, пускай даже и пленника, а как на имущество, целесообразность приобретения которого ещё предстояло определить. Он не знал, как может пригодиться аборигенам из джунглей; вряд ли их интересовала передовая инженерия. И так же вряд ли им была нужна ещё одна пара рабочих рук. Они держали Эла уже несколько лет и, если верить его словам, всё это время не выпускали его из хижины.
    Может, деревенские в итоге решили, что два бесполезных заложника – всё-таки слишком много?
    Вождь не глядя впихнул шаману свой факел, что-то приказал, властно и отрывисто, и протянул освободившуюся руку. Старик тут же вложил в неё какой-то массивный медальон. Зажав его в кулаке, вождь опустил вторую ладонь на рукоять кинжала и двинулся к Джиму и его тюфяку. Стражники шагнули следом, в то время как шаман остался у дверей, неловко переминаясь с ноги на ногу и сжимая по факелу в каждой руке.
    Вождь остановился в двух шагах от Джима и внимательно посмотрел на него сверху вниз; тот смирно полулежал на тюфяке, не рискуя лишний раз дёргаться в присутствии напряжённых вооружённых людей. Что-то угрожающе – или просто грозно – произнеся, вождь протянул руку с зажатым в ней медальоном. Острый угол, виднеющийся из-под смуглой, изрезанной шрамами ладони, оказался в паре дюймов от носа Джима. От медальона неприятно пахло сырой кожей и жжёным волосом, так что Джим осторожно подался назад.
    Вождь в ответ сунул медальон под самый нос Джима, заставляя его невольно свести глаза в кучку.
    Мерзкий запах отвлекал, к тому же чужая рука в опасной близости от незащищённого горла изрядно нервировала. Джим не сразу понял, что вождь ему что-то втолковывает; певучая, хоть и угрожающая речь тонула в треске факелов и оглушительной ночной перекличке тропических насекомых.
    Вождь говорил долго. Иногда он потряхивал медальоном, словно бы угрожая Джиму, иногда хватался за кинжал – и вот это было куда более пугающе. Один-единственный раз Джим попытался изобразить, что не понимает ни слова; но стоило ему открыть рот, как стражники вскинули посохи, а шаман в полный голос зачастил какую-то скороговорку. Больше Джим не рисковал, даже кивнул в паре мест, где вождь брал паузы и принимался таращиться на него своими колючими глазами. В какой-то мере это помогло: интонации адресованной ему речи теплее не стали, но за оружие больше никто не хватался, а старик вернулся к едва различимому бормотанию.
    Речь вождя длилась минут пятнадцать. После этого он ещё на несколько секунд вытаращился на Джима, но уже без особой настойчивости; скорее в качестве напоминания или предупреждения. Покончив и с этим, вождь буркнул себе под нос, круто повернулся на пятках и промаршировал к выходу. Стражники тут же последовали за ним, так что на некоторое время Джим остался один на один с шаманом. Тот не выглядел особо счастливым по этому поводу. Вынув из висевшего на поясе мешочка ещё один медальон – копию перекочевавшего к вождю, – он демонстративно нацепил его себе на шею и выпятил грудь.
    Джим пожал плечами и тихо фыркнул в кулак. Как оскорбительный жест – если это действительно был он – подобная мелочь котировалась низко. Он видел и похуже. Он был адресатом подобного «хуже»; некоторые студенты не скупились на грубости, наивно полагая, что отвернувшийся к доске преподаватель не замечает происходящего за его спиной.
    Старика подобное равнодушие опять не порадовало. Он сплюнул себе под ноги и, пару раз хлопнув ладонью по медальону, бросил в адрес Джима что-то ядовито-сердитое. К удивлению последнего, на реплику отозвался Эл. Он выпалил в ответ нечто не менее агрессивное, так, впрочем, и не вылезая из своего угла. Шаман дёрнулся, испуганно уставился на решётку и тут же вылетел из хижины, с громким стуком захлопнув за собой дверь.
    Джим удивлённо моргнул ему вслед.
    – Крысёныш… – Эл, наконец-то объявившийся у решётки, уставился на дверь с непонятным, но хорошо читаемым презрением. – Тварь злорадная…
    – Шаман? – недоуменно переспросил Джим.
    – Он самый. Старший шаман. Та ещё сволочь. Поговаривают, его предшественник не сам по себе на двадцать лет раньше положенного к праотцам отправился … Будь осторожен.
    – Что ты имеешь в виду?
    – Деревенские думают, что ты колдун. Ин-Лов-Ану – Шаман, Который Упал С Небес – так они тебя называют. Кто-то из охотников видел, как твоя… машина приземлилась в джунглях, и рассказал об этом вождю. А тот решил, что от такого сильного колдуна должна быть большая польза.
    – И чего они хотят? – всё ещё не понимая, спросил Джим.
    – Чтобы ты научил их летать. Заколдовал так же, как и свою «железную птицу».
    – Никакая это не магия. Да и летун посреди джунглей собрать просто невозможно.
    – Я понимаю, – как-то неожиданно устало ответил Эл. – Но шаман назвал тебя колдуном, а колдунам нужны только травы, жертвенные животные, да молитвы богам. Вождь хоть шамана и презирает, но в подобных вещах верит ему без оглядки.
    – И что будет, если я не смогу… «научить их летать»?
    Эл помолчал некоторое время, так что Джим и сам начал догадываться об ответе.
    – Они дают тебе шесть дней. Если за это время ты не научишь воинов племени летать, шаман заберёт твою силу.
    – То есть?
    – Деревенские верят, что сила любого колдуна – в руках. Если их отрубить, то он не сможет колдовать.
    Джим инстинктивно дёрнулся, пряча ладони подмышками. На краткий миг его замутило от одной только мысли о подобном варварстве, но дурноту быстро сменил пробивший холодным потом страх. Не говоря о том, что от механика без рук мало проку, любая открытая рана посреди джунглей равнялась неминуемой смерти. Ему нужно было найти способ сбежать. Перенастроить маячок, починить летун, убедить деревенских отвести его в ближайший город – что угодно, лишь бы не дать разобрать себя на части.
    – Эй, приятель! Джим? Всё в порядке? – встревоженный голос Эла выдернул Джима из зациклившихся размышлений. – Ты что, паникуешь?
    – Уже нет. Просто ты… немного напугал меня, да.
    – Я сам боюсь, – мрачно признался Эл. – Последнее время нравы у деревенских…
    Он не договорил, но Джим и сам мог дорисовать картину: с отрубленными руками, многолетними заключениями и кровожадными шаманами, нашёптывающими тупоголовым вождям-воинам. Всё это больше походило на детали приключенческого фильма, нежели на фантастические мечты, с которыми Джим отправлялся тестировать свой летун. Он-то грезил о космосе и о полётах со скоростью больше скорости света – но никак не о джунглях и аборигенных племенах.
    – Надо заставить их отвести меня к летуну – вполголоса пробормотал Джим. – Это наш единственный шанс.
    – Сделай вид, что согласен на их условия, тогда они дадут тебе всё необходимое. Вождь действительно хочет этих летающих воинов.
    – Логично… Ты будешь моим переводчиком?
    Эл не к месту рассмеялся, но настолько горько, что Джим почувствовал за этим смехом явный подтекст. И действительно, отсмеявшись, Эл пояснил:
    – Ещё прошлый шаман убедил деревенских, что я подлое чудовище, мечтающее сожрать их души, поэтому они не разговаривают со мной и не слушают меня. Это запрещено под страхом изгнания из племени. За годы запрет так въелся, что никто не услышит твои слова через мои уста.
    Что, конечно, объясняло увиденный ранее испуг шамана, но Джиму не помогло. Он сердито выдохнул и хлопнул ладонью по земле:
    – Ну и как я тогда должен с ними разговаривать? Он же не знают английский!
    – Пара мальчишек знает; их учат люди из гуманитарной миссии, когда она приезжает в деревню. Вождь приставит к тебе кого-нибудь из них. Не всё же ему угрожать, рано или поздно он захочет поговорить с тобой.
    Это утешало, но лишь слегка.
    Уснуть той ночью Джим так и не смог. То ли мешали проведённые в бессознательном состоянии полдня, то ли брали своё взвинченные нервы. Он ворочался, устраиваясь на колючем тюфяке, пару раз поднимался, даже подумывал разбудить Эла, после их разговора скрывшегося в темноте своей половины хижины. Хотелось пить, но вода уже закончилась. Хотелось двигаться, но без света факелов Джим видел не дальше своей руки. Хотелось лезть на стены, но от этого не было никакого толку.
    На рассвете его первый раз вывели из хижины.
    Вождя не было, но, как и предсказывал Эл, к паре охранников и старику-шаману присоединился парнишка-переводчик. Совсем ещё молодой, лет четырнадцати, и по-английски он говорил так плохо, что за первые пять минут Джиму удалось вызнать лишь как зовут его помощника. Парнишка назвался Тен-Ну, что по видимости переводилось как «Быстроногий», «Далеко идущий» (его произношение было кошмарно, а жесты больше сбивали, чем помогали), однако, когда Джим попытался представиться в ответ, в дело вмешался шаман. Сжав в кулаке вчерашний амулет, он оттащил Тен-Ну за шиворот и отвесил ему затрещину. Мальчишка виновато и обиженно сопел, пока шаман сердито лопотал что-то совсем уж неразборчивое, то потряхивая кулаком, то зло косясь на Джима.
    На то, как чужак-«колдун» плещется в ближайшей речке и завтракает, высыпала посмотреть добрая половина деревни, в основном старики и маленькие дети. Большинство «деревенских» были небольшого роста, худощавые, со смуглой кожей и тёмными волосами, но если кто из стариков держал при себе боевой посох, то непременно оказывался на полголовы выше остальных. Помимо этого, различались аборигены разве что наличием или отсутствием краски на лице: белой, чёрной либо кирпично-красной. Первая выделяла воинов и встречалась только у мужчин, двух других было поровну между мужчинами и женщинами, причём красная попадалась даже у детей. Чистой кожей щеголяли лишь младенцы и несколько стариков, как и шаман не носивших рубах.
    После завтрака Джима отвели в самый центр деревни, к большой круглой хижине, принадлежавшей вождю. В отличие от прочих домов, приземистых и хлипких, она оказалась более чем основательной: стены были сложены из массивных по меркам джунглей шестидюймовых брёвен и поднимались на восемь футов; крышу покрывали не только листья, но и доски; окна затягивали широкие витражи из гнутого стекла, по виду – обточенного бутылочного.
    Вождь, что Джима несколько удивило, лично встретил конвой. Он скользнул по шаману безразличным взглядом, жестом велел стражникам держаться в стороне, а Тен-Ну, наоборот, подойти поближе. Несмотря на присутствие последнего, новый разговор мало чем отличался от предыдущего. Вождь так же много угрожал – это было скорее понятно по тону, нежели по хромому переводу, – и по-прежнему хотел от Джима летающих воинов. В ответ Джим, дурея от собственной смелости, потребовал отвести его к месту посадки летуна.
    Скудность словарного запаса Тен-Ну тут оказалась как нельзя кстати: не надо было придумывать пространные объяснения, хватило объявить, что летун нужен для «колдовства». Судя по тому, что вождю мальчишка переводил чуть ли не втрое дольше, чем разбирал слова Джима, с причинами он справился и без помощи пленного «колдуна». Вождь поупрямился, даже подозвал к себе шамана, чтобы что-то у него уточнить, но в итоге дал добро. Когда Тен-Ну перевёл, что Джим сможет увидеть свою машину и даже поработать с ней, тот с трудом удержал облегчённый выдох.
    Чего Джим точно не ожидал, так это того, что в дорогу они отправятся немедленно. Он рассчитывал перекинуться парой слов с Элом, сообщить ему хорошие новости; если повезёт, уговорить вождя назначить второго пленника его помощником. Шансы были малы, да и реакции Эла отличались непредсказуемостью, но он старался помогать Джиму, а это стоило ответной поддержки.
    Однако в путь они двинулись прямо от дома вождя.
    Как оказалось, Джим приземлился всего в часе ходьбы от деревни, в чём была горькая ирония: учитывая крейсерскую скорость летуна, он легко мог промахнуться на пару десятков миль. На этом факте условно хорошие новости заканчивались, и начинались безусловно плохие:
    По месту посадки явно прошло стадо слонов. Или вандалов.
    В маленьком лагере Джима не осталось ничего целого. Кто-то основательно разодрал палатку, выпотрошил спальник и растоптал вытащенные из летуна припасы. Саму машину тоже пытались вскрыть, но допотопное оружие деревенских оставило лишь вмятины на корпусе и длинные неровные царапины. Антенну тревожного маячка Джим искал добрых четверть часа, а когда нашёл, она оказалась разломанной чуть ли не на десяток частей. Даже собрав их все, Джим не мог сказать, получится ли у него починить её без материалов и настоящих инструментов. Хранимый в летуне ремонтный набор был рассчитан на мелкие неполадки, а не на предумышленный вандализм.
    В первый момент от масштабов разгрома у Джима опустились руки. Собрав антенну, он ещё несколько минут побродил по руинам лагеря; среди притоптанной травы взгляд цеплялся разве что за совсем уж бесполезный хлам. Оставался запечатанный летун, но прежде, чем открывать его и пускать внутрь своих тюремщиков, Джим хотел понять, что именно ему надо найти и что с найденным делать. Поэтому он не стал торопиться и, помимо антенны прихватив чудом уцелевшие блокнот с карандашом, а так же несколько покорёженных железок, сообщил Тен-Ну, что готов вернуться в деревню.
    Там их первым делом встретил шаман. Он тут же отобрал у Джима все его находки и принялся внимательно их изучать, иногда даже пробуя на зуб или нюхая. Писчие принадлежности его не заинтересовали, равно как и треснувший диодный фонарик, а вот пару батареек и одну из секций антенны он упрятал в мешочек на поясе. При этом на Джима шаман смотрел с явным вызовом, словно бы подбивая потребовать своё добро обратно. Джим в ответ лишь пожал плечами. Чувствуя неприязнь шамана, он заранее рассчитывал на подобную провокацию и потому приказал себе не реагировать.
    Второго разговора за день вождь Джима не удостоил. Его отвели обратно в хижину, выдали миски с обедом и водой и велели звать Тен-Ну, если для работы над «заклинанием» потребуется что-нибудь ещё. После похода в джунгли и угроз вождя охранники гораздо меньше боялись Джима, и теперь в их интонациях явственно зазвучали презрительные нотки. С другой стороны, они перестали по любому поводу хвататься за посохи, и это немного успокаивало.
    Эл вцепился в Джима, как только их оставили наедине. Вслух никто ничего не говорил, но по лихорадочности слов и жестов Джим понял, что его долгое отсутствие изрядно напугало нового знакомого. Подобная забота, хоть естественная и безыскусная, грела душу. Джим даже закрыл глаза на очередные скачки настроения Эла и сосредоточился на плане побега:
    – Летун в воздух я не подниму, – сразу же отсёк он самый соблазнительный вариант. – Для вертикального взлёта потребуется перенаправить основной генератор массы строго вверх, а вручную это сделать практически невозможно. К тому же, с барахлящим двигателем я могу и не успеть развернуть его обратно, а полёт в космос пока не входит в мои планы. Для горизонтального взлёта нужна полоса. И если вынести при старте десять миль джунглей я ещё готов, то шанс задеть деревню мне не нравится. Опять же, неполадки с двигателем.
    – А с чем нет неполадок?
    По неуверенному тону Эла стало ясно, что большую часть объяснений Джима он не понял. И это… настораживало. Конечно, летун – дитя передовых технологий, но самолёты изобрели не вчера, и Эл должен был представлять, как именно они взлетают. Амнезия же не затрагивает такие воспоминания.
    Или затрагивает?
    – Генератор экранирующей массы, защитное поле корпуса и маневровые двигатели в порядке, хотя заряд последних я не проверял. Умерла связь, следовательно, нет навигации; если мы выберемся из деревни, ориентироваться придётся по солнцу и звёздам – не то чтобы я в этом был особо силён. Бортовой компьютер работает, но без спутников это лишь рулевое колесо с жёстким диском. Скорее всего, там найдётся карта местности, так что…
    Джим на мгновение оторвался от составляемого в блокноте списка и понял, что потерял Эла. В лучшем случае на середине перечисления, в худшем – на третьем слове, и, судя по абсолютно пустым глазам Эла, второй вариант на правду походил сильнее.
    – Слушай, – Джим открыл чистую страницу и устроился спиной к решётке, так, что бы Эл мог заглянуть ему через плечо, – две головы всегда лучше одной, да? А ты вдобавок хорошо знаешь деревенских и джунгли. Давай я накидаю базовые принципы работы летуна и какие узлы сейчас доступны, и мы вместе подумаем, как их можно использовать. Идёт?
    – Идёт. Правда, я мало что понимаю в современной технике…
    – Буду объяснять простыми словами. Если что-нибудь непонятно – спрашивай, у нас есть время.
    – Хорошо, – Эл кивнул и с почти детскими любопытством и вниманием уставился на блокнот Джима.
    – Смотри, летун летает на гравитационном притяжении…
    – Что?
    – Гравитации. – Заметив, что в ответ на его пояснение Эл только смущённо и виновато потупился, Джим пару раз недоверчиво моргнул. – Притяжение всего ко всему? Ньютон, яблоко, Солнечная система… не вспоминаешь?
    Эл мотнул головой с видом не выучившего урок школьника, что в сочетании с его резким экспрессивным лицом произвело странное впечатление. Одно из двух выбивалось из цельного образа: или подобное выражение, или же демонстрирующий его человек. Вместе они как-то не складывались, больше напоминая не подходящие друг другу кусочки разных мозаик.
    Джим встряхнулся, загнал подальше несвоевременные размышления и принялся объяснять Элу школьные основы механики.
    Он оказался на удивление способным, вдумчивым учеником. Очень мало – почти ничего – не знающим о мироустройстве, однако готовым не только впитывать предложенные знания, но и задавать дельные вопросы. Когда поутихло первое смущение невежества, Эл вцепился в Джима с такой жадностью, с какой в него редко вцеплялись даже лучшие из студентов. Признаться, чего-то подобного он ожидал накануне, когда выяснилось, что Эл несколько лет не видел ни одного дружественного лица… Но абстрактные знания оказались для него куда более сильным мотиватором, нежели жажда человеческого общения.
    Джим рассказывал основы основ, с большим трудом не позволяя вопросам Эла увести их в дебри серьёзной науки. И всё же он потратил два часа и почти треть блокнота, прежде чем смог вернуться к устройству летуна. Эл, к тому моменту ошеломлённый концентрированным знанием и при этом разве что не сияющий от счастья, на каждый чистый лист смотрел с жадным интересом.
    – Так вот, летун. – Джим нарисовал веретенообразный корпус, стекло кабины, человечка под стеклом. Чуть подумал и дорисовал на носу небольшой прямоугольник, от которого узким конусом шли дуги-волны. – Это генератор положительной массы, он как бы создаёт очень маленькое, но очень тяжёлое тело, к которому летун притягивается. Вот это, – по бокам от генератора Джим поставил две жирные точки, – генераторы отрицательной массы. Они экранируют положительную со всех сторон кроме непосредственно носа летуна, чтобы не притягивать посторонние объекты.
    Эл кивнул, тихо пробормотал себе что-то под нос и спросил:
    – А защитное поле? Ты сказал, что у летуна есть защитное поле. Для чего оно?
    – Во-первых, чтобы корпус не разорвало от перегрузок. Я рассчитывал летун для полётов в космосе, на огромных скоростях – и для корабля десяти футов длиной подобная разница в силе притяжения на носу и на корме слишком опасна. Во-вторых, поле – дополнительная защита от столкновений. В атмосфере это не так уж и важно, а вот вокруг Земли болтается немало мусора. На подобных скоростях даже полуобгоревшая запчасть от спутника способна пробить обшивку.
    Эл снова покивал с понимающим видом. И хотя Джим видел, что часть его объяснений пролетает мимо ушей – с космосом у Эла отношения были ещё более натянутыми, чем с силой притяжения, – задумчивость на хитром лице ему понравилась.
    – То есть, – пару минут спустя Эл протянул руку и потыкал в кривой овал защитного поля на рисунке, – у тебя есть непробиваемый щит, и он в рабочем состоянии.
    – Более или менее.
    – И как долго он может проработать?
    – В зависимости от размеров защищаемого объекта. Если мы говорим о летуне, то это десять-двенадцать часов непрерывной работы.
    – А если мы говорим об одном человеке?
    – А если мы говорим о паре человек, – с нажимом исправил Джим, – то порядка трёх-четырёх суток. Для более точных расчётов надо знать, сколько места мы займём внутри.
    Эл улыбнулся. Одновременно довольно и как-то недобро, настораживающе.
    – Ты сможешь снять этот… генератор с летуна и принести в деревню? – Додумав свои злорадные мысли, Эл тут же вернулся к мальчишескому любопытству: – Он большой?
    – Не очень. – Джим очертил в воздухе ящик где-то в фут длиной и по полфута высотой и шириной. – Весит фунтов десять, так что унести его не проблема. Меня другое волнует: как бы шаман его не отнял и не попытался бы разобрать.
    – Ты же пронёс всё это, – Эл указал на сваленные на тюфяк бесполезные запчасти.
    – Мусор.
    – Ну так принеси ему кучу мусора, пусть играется. Как выглядит этот генератор?
    – Коробка: несколько проводов, пара разъёмов, ручки….
    – Раскрашенная?
    – Снаружи – нет.
    – Тогда шамана она не заинтересует. Гуманитарная миссия всякий раз привозит дюжины коробок, ими уже никого не удивишь. Особенно если подсунуть деревенским несколько блестяшек; здесь верят, что чем ярче предмет, тем больше в нём силы.
    – Поэтому они все ходят раскрашенными?
    Эл кивнул:
    – Воины хвалятся победами, ремесленники – мастерством. Чем больше краски, тем выше статус.
    – Но у шамана лицо чистое.
    – Новый вождь не любит колдунов.
    Произнесено это было со странной, цепанувшей Джима горечью. Он внимательно посмотрел на Эла, но тот отказывался поднимать взгляд и вместо этого подчёркнуто таращился на схему летуна.
    Они потратили ещё час на попытки придумать запасной план – на случай, если одно из многочисленных «а что, если» первого обернётся не в лучшую сторону, – но идея с переносным защитным полем оказалась самой здравой. Два оставшихся варианта: запереться в летуне, либо переделать один из многочисленных генераторов в оружие – Джиму не нравились в равной степени. Первый своей тупиковостью, второй – бессмысленной агрессией. Джим помнил о перспективе остаться без рук, но пока она нависала нечёткой тенью, слишком далёкой, чтобы всерьёз задумываться о карманной вакуумной бомбе.
    На третьем круге спора о том, испугаются ли деревенские подобного оружия (Джим был уверен, что нет, не испугаются; чтобы бояться бомбы, надо хоть раз увидеть её взрыв), их с Элом прервал разнёсшийся по деревне странный шум: на негромкий ритмичный звук накладывался стройный гул голосов, тянущих одну ноту. Несколько минут спустя голоса замолчали, и в воцарившейся тишине стало отчётливо слышно…
    Музыку. Джим ушам своим не поверил. Нет, его не удивили бы барабаны, какие-нибудь свистелки, палки со струнами. Но посреди джунглей явственно звучал оркестр, и исполнял он нечто, Джиму смутно знакомое. Что-то из классики.
    – Это ещё что… откуда?
    – В деревне есть… радио? – Эл замялся, словно бы сверяясь с неким внутренним словарём, и тут же кивнул себе: – Радио. Магнитола. Миссия привезла её, чтобы дети могли учить английский по записям. Каждый год довозят… батарейки.
    – В деревне есть радио, и кто-то умеет им пользоваться? – Джим уставился на Эла в растерянном недоумении. Если то, что он говорил, было правдой, то Джим здорово недооценил понимание деревенскими современных технологий. Что, в свою очередь, означало, что ему вряд ли удастся без помех поработать над деталями летуна, сославшись на универсальное «это нужно для заклинания».
    Эл, почему-то изрядно развеселившийся, вскинул руки и яростно замотал головой:
    – Нет-нет-нет, куда уж им! Единственного парня, которого сумели научить аккуратно менять диски, несколько лет назад укусила ядовитая змея. Всё, что они сейчас могут, так это найти на «чудо-коробке» заколдованное место, в которое надо ткнуть, чтобы зазвучала музыка. Деревенские пользуются ей во время ритуалов.
    – Хотя бы во вкусе им не откажешь, – нервно усмехнулся Джим. Слова Эла успокоили его, но не полностью. – Классика всё же лучше, чем уроки английского для дошкольников.
    Эл почему-то злорадно фыркнул, но кроме этого промолчал, и Джим не стал развивать тему.
    К вечеру был готов если и не окончательный план действий, то по меньшей мере схема рекалибровки генератора и список необходимых инструментов. Перед ужином Джима снова вытащили в деревню, и через Тен-Ну он пообещал, что к указанному сроку «заколдует» воинов – если ему обеспечат свободный допуск к летуну и разрешат приносить в деревню необходимые «артефакты». Присутствующий при разговоре шаман был против, даже протянул вождю в качестве аргумента отобранный утром кусок антенны. Но вождь покрутил железку в руках, не нашёл в ней ничего интересного и с презрительной усмешкой швырнул её обратно.
    Впрочем, он добавил, что все находки Джима будет проверять один из доверенных воинов, так что недовольными встречу покинули оба «колдуна».
    Той ночью Джим снова долго не мог уснуть – в его голове крутились различные схемы и возможные переделки. Некоторые он отметал сразу из-за нехватки инструментов, над другими крепко задумывался. Когда он в третий раз за ночь попытался записать в кромешной тьме очередную идею, у разделяющей хижину решётки появилось светящееся лицо Эла:
    – Джим, спи уже.
    Как ни странно, это подействовало.

            (с) Миф, февраль-апрель'14

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		20	(100%)
2. Нет.		0	(0%)
Всего:		20

@темы: Сказки и истории

---

Заказ

    Люди-читатели, кто хочет себе сказочку? Возьму один заказа, сроком на неделю, объёмом - до 10-12 т.з.
    Условия традиционные: не высокий рейтинг, не слэш и не фанфик (во всех проявлениях; в том числе не пишу по чужим уже готовым мирам и/или героям).
    Если нужен полностью самостоятельный текст - прошу указывать отдельно. Иначе могу прислониться к какому-то из уже имеющихся у меня миров.

@темы: Читателям, Перо, тетрадь, пегас...

---

Рабочее

    Это, наверное, можно назвать потерей дизайнерской невинности:
    У меня первый заказчик, который одновременно "Сделай мне красиво" и "ТЗ меняется с каждым письмом". Вторую неделю развлекаемся
    Оно, конечно, ещё не семь взаимно перпендикулярных синих линий, три из которых красные... Но судя по тому, что ТЗ-макет (включая растровые картинки) заказчик присылает в ворде - есть шансы дорасти.
    Практически ощущаю себя тыждизагнером.

@темы: Нелюдские будни, Страшные сказки

---

Ро-о-оботы

    Друг поделился роликом. И скажите, что оно не прелесть:

@темы: Из паутины, Чудесатости

---

Писательское, скоп материала

    И ещё гости!  Amertath,  Tayana TS, добро жаловать! Не менее приятно видеть вас и здесь.

    Ок, я от этого уже неделю бегаю... Но у меня в голове живёт новая команда персонажей, с которой я понятия не имею, что делать - и делать ли что-либо вообще. Потому что у меня есть "Стая", есть "Пенелопа"... и я слишком медленно пишу, чтобы докидывать себе новые идеи в эту кучу.
    Но ребята хорошие, они мне нравятся...
    В общем, под катом - 12 т.з. голых идей. Кое-что по истории мира "Плоскости" (наконец-то дошли руки расписать, что такое "Завод" и почему его часто поминают недобрым словом) плюс первое описание команды. Ещё пять персонажей в мою копилку.

   

Завод

Завод
    К началу ХХ века баланс сил между людьми и Дивными (чистокровными расами, см. примечание) сдвинулся в сторону первых. Прежде разрозненный мир, в каждой области которого Дивные обладали либо большей силой, либо большим авторитетом, связала цепь коммуникаций. Люди стали брать количеством. И если спорить с могущественными Бестиями по-прежнему было себе дороже, то прочие представители малых народов оказались в положении если и не угнетаемого, то явно ограниченного в правах меньшинства.
    «Завод» основан в 30-ых годах, когда ситуация с Дивными оказывается наихудшей с точки зрения социальных взаимоотношений. Основное направление его деятельности – это широкомасштабная продажа услуг Дивных, граничащая с откровенной эксплуатацией. За определённую сумму каждый может купить себе домового, джинна или элементаля. Поначалу социум воспринимает такое положение как само собой разумеющееся; «Завод» разумно продаёт в откровенное рабство лишь тех из Дивных, кто наиболее далёк (внешне или по способностям) от обычных людей.
    Со второй половины ХХ века ситуация в обществе начинается меняться. Всё чаще появляются движения за права малых народов, некоторые из них набирают серьёзный политический вес. Борьба становится общим местом, прежде разрозненные рода Дивных объединяются, чтобы отстаивать свои права. Когда к движению присоединяются Бестии, обществу ничего не остаётся, кроме как отказаться от прежних двойных стандартов. К 70-ым годам все разумные существа признаются равноправными.
    «Завод», к тому моменту имеющий за плечами почти полувековую историю и статус одной из богатейших и успешнейших корпораций в мире, не желает терять свою долю рынка в связи с таким поворотом событий. Он подстраивается, часть операций уходит в тень, внутренние дела огораживаются эффектной ширмой. «Завод» богат, он может позволить себе заплатить всем, кому надо, чтобы по большому счёту продолжать работать по старым схемам. На смену откровенному рабству приходят хитроумные контракты, но суть не меняется: пока есть спрос на таланты Дивных, «Завод» обеспечивает предложение.
    К концу ХХ века «Завод» имеет двоякую репутацию. С одной стороны, он по-прежнему экономический гигант с миллиардными оборотами, с другой – в обществе его откровенно недолюбливают, а среди Дивных и откровенно ненавидят. Пользоваться его услугами считается дурным тоном; многие это делают, но никто об этом не говорит.

   

Мусорщики

Мусорщики
    «Завод» – корпорация, руководство которой все эти годы передавалось по наследству.
    В начале XXI века во главе становится Кит Формад, племянник предыдущего владельца и типичная «белая ворона», умудрившаяся к сорока годам сохранить идеализм, избавившись от наивности. Его с самого начала не устраивала политика «Завода», и Кит взялся исправить ситуацию, в первую очередь отказавшись от неприкрытого нарушения прав человека.
    За последующие двенадцать лет Кит и приведённая им с собой команда сумели поставить «Завод» на новые рельсы, пусть и ценой многократно уменьшившихся прибылей и немалого количества подковёрных войн. От накопленной за предыдущие семьдесят лет репутации избавиться оказалось ещё сложнее, так что Киту постоянно приходится изобретать новые способы демонстрации того, что «Завод» отныне – заботящаяся о своих сотрудниках и клиентах организация.
    Одной из таких демонстраций стала Служба контроля, в простонародье – Мусорщики.
    Служба состоит из двух дюжин оперативных групп и офиса поддержки, их назначение – обеспечение безопасности сделок и устранение нежелательных последствий. Неправильно использованные артефакты, пошедшие «вразнос»; порождённые неуёмной фантазией монстры; вырвавшиеся из-под контроля проклятья – если к этому причастен «Завод», его Мусорщики исправляют чужие ошибки, причём срока давности у этих контрактов нет.

   

Оперативная группа «Бета»

Оперативная группа «Бета»
    Группа «Бета» – старейшая в службе Мусорщиков. Её состав неоднократно менялся, единственным постоянным участником оставался лишь её лидер, Стивен Корн. На данный момент группа насчитывает пятерых членов, и в нынешнем составе имеет за плечами без малого два десятка успешных операций.
    Корн – давний знакомый Формада, именно под него Кит изначально и придумывал службу Мусорщиков. Однако возглавить её Корн наотрез отказался, вместо этого предпочтя работу «в поле».
    Название группы связано не столько с её возрастом, сколько с составом. На протяжении всего существования «Беты» все её члены (или большая их часть) являлась чистокровными Бестиями либо их ближайшими потомками.

    Состав группы:
   

Стив

Стив (Стивен Корн) – чистокровная мантикора, 83 года (Бестии стареют медленнее людей, так что внешне – около 35). Лидер группы, тактик и полевой агент.
    В молодости участвовал в двух войнах, однако к тридцати годам решил не искушать внутреннего зверя военными действиями и ушёл в отставку. На протяжении жизни вся его профессиональная деятельность так или иначе сводилась к обеспечению безопасности. Стив успел поработать полицейским, пожарным, руководителем СБ в нескольких крупных фирмах (через одну из них он и познакомился с Китом), телохранителем… Будучи чистокровной Бестией, предпочитает профессии, требовательные к уровню физической подготовки и умению мыслить «на ногах».
    Группу «Бета» непрерывно возглавляет с 2004 года, за это время провёл более сотни успешных операций. В перерывах между заданиями предпочитает тренировать молодых Мусорщиков, либо проводить время со своей командой. Свято верит, что в поле стоит вести лишь тех, кого ты знаешь как свои пять пальцев.
    Очень спокойный, собранный и трезвомыслящий человек. Чувство юмора наличествует, но демонстрируется нечасто. По природе – одиночка, привязывается лишь к группе, с которой в данный момент работает. Как и полагается мантикоре, территориален, за посягательство на «своё» может и жало показать.
    Стив – потомок «новых» мантикор, зародившихся в средние века, поэтому в истинной своей форме имеет вполне работоспособные нетопыриные крылья, но голова у него остаётся львиной.
   

Зак

Зак (Закари Койл) – виверна-полукровка первого поколения, 32 года. Полевой агент, главные «мускулы» команды.
    Отец Зака служил вместе со Стивом, и это была последняя война, в которой разрешено было участвовать вивернам. Самых крупных из Бестий, по физической силе превосходящих даже драконов, во второй половине двадцатого века приравняли к оружию массового поражения. Для виверн это решение оказалось тяжёлым ударом. Бестии исторически составляли военную аристократию общества, но если другие могли найти себя в иных сферах жизни, то виверны жили только для того, чтобы сражаться.
    Зак – полукровка, поэтому данная проблема стоит для него менее остро. И всё же, дабы не сойти с ума, он должен постоянно контролировать свою агрессию (либо куда-то её выплёскивать). Попробовав разные механики, в конце концов он остановился на смехе: то, что тебя по-настоящему смешит, не может тебя разозлить.
    Из-за этого со стороны Зак может показаться недалёким или даже откровенно глупым парнем. Практически всё вызывает у него улыбку, причём чувство юмора виверны не отличается особой тонкостью. Однако за фасадом добродушного дурачка скрывается могущественный зверь. Настолько могущественный, что Зак специально не стал учиться обращаться с огнестрельным оружием. Боевые искусства были жизненной необходимостью – способом контроля своего тела, – но от оружия Зак предпочитает держаться подальше.
    Внешность Зака вполне соответствует его образу: высокий, широкоплечий, но костлявый; виверны никогда не обрастают ярко выраженными мускулами. Особой грацией не отличается, но в поле способен двигаться быстро и точно. В быту слегка неуклюж.
   

Макс и Ди

Макс и Ди (Максимилиан и Диего Варгасы) – братья-близнецы, химеры-полукровки второго поколения, 28 лет. Макс – компьютерщик, специализирующийся на базах данных (в основном их взломе), Диего – колдун-алхимик.
    Самые молодые члены группы «Бета», wonder twins команды. Близнецы, чья феноменальная схожесть начинается и кончается внешностью. Во всём остальном они диаметрально противоположны.
    Компьютерщик Макс, несмотря на свою хакерскую специализацию, ничем не напоминает типичного гика. Он весьма разносторонне образованный человек, с неплохими социальными навыками (хотя скорее интроверт) и чётким пониманием своего места в жизни. Сохранившаяся с детства толика идеализма привела его в Мусорщики, и он чрезвычайно рад тому, что может хоть чем-то помочь иным Дивным. Даже при том, что полукровки второго поколения в общественном сознании практически равносильны «обычным» людям, Макс ощущает крепкую связь со своими предками-Бестиями.
    Алхимик Диего – человек, которому необходимо иметь самое крупное шило в любой компании. Он постоянно в движении, не умолкает ни на мгновение и способен одновременно делать с полдюжины дел, как минимум два из которых – чреватые взрывами эксперименты. Ди – типичный сумасшедший учёный, только ещё молодой. В Мусорщики он пошёл вслед за братом. Несмотря на кардинальные расхождения в характерах, друг к другу братья относятся более чем тепло и по жизни стараются держаться рядом.
    Из троих технических специалистов группы, Ди чаще всего выходит «в поле», поэтому за два года работы со Стивом он приобрёл кое-какие навыки самообороны. Макс в этом деле абсолютно безнадёжен и в чрезвычайных ситуациях привык полагаться на унаследованную от предков-химер силу и скорость.
   

Таша

Таша (Таис Орбах) – чистокровный домовой-брауни, 31 год. Интендант, техник и водитель группы.
    Единственная женщина в нынешнем составе «Беты» и единственная не-Бестия, хотя и чистокровная Дивная. Домовой великих талантов, способна за час найти или организовать продовольствие и ночлег в любом уголке земного шара. С командой уже четыре года, пришла по личной просьбе Стива; до этого работала в штаб-квартире Мусорщиков техником-ремонтником.
    Учитывая историю взаимоотношений Брауни и «Завода», сам факт работы Таши в последнем – причина немалого количества споров вокруг неё. Далеко не все сородичи понимают это решение, но, как и Макс, Таша стремится помочь исправить ошибки прошлого. Для домового она удивительно увлекающийся человек, её жизнь отнюдь не ограничена обеспечением комфорта для себя и ближнего окружения.
    В команде, состоящей из могущественных Бестий, Ташу воспринимают как общую сестрёнку – что не мешает ей, в свою очередь, весьма покровительственно относится к «бестолковым мальчишкам». На ней держится весь быт команды во время выездных миссий, а так же обеспечение снаряжением и большая часть взаимодействий со штаб-квартирой. Вне боевых ситуаций Таша – второе лицо в «Бете» после Стива.
    Для брауни внешность у неё вполне типичная: чуть ниже среднего ростом, худощавая, с резкими чертами лица. Непременные каштановые волосы и ярко-синие глаза. Что совсем не типично, так это любовь Таши к первозданной природе. Умение найти крышу над головой тесно соседствует в ней с любовью к открытому небу.

   

Прим.: Расовая градация

Прим.: Расовая градация
    1. Чистокровные
    Признаки: наличие второй формы и/или полного спектра уникальных способностей.
    В категорию входят Дивные, а так же чистокровные люди.
    2. Полукровки первого поколения
    Признаки: отсутствие второй формы и части способностей. Однозначно или с высокой точностью определяемая расовая принадлежность.
    Дети (в отдельных случаях – внуки) чистокровных Дивных.
    3. Полукровки второго поколения
    Признаки: отсутствие второй формы и большинства способностей. С высокой точностью определяемая родовая принадлежность.
    Дальние потомки чистокровных, либо потомки семей, где регулярны браки с полукровками первого поколения одного рода.
    4. Люди.
    Признаки: способности полностью отсутствуют. Видовые признаки не выходят за рамки общечеловеческой нормы.

    Начиная с 70-х годов ХХ века две последние категории принято объединять, и тех, и тех называя людьми. На данный момент четырёхступенчатое разделение используют только в научных целях.

@темы: Рабочие материалы, Плоскость обыденного

---

Лекция, итог

    Во-первых, гости!
     captainspring,  Lisa Lins, добро пожаловать! Весьма рада видеть Вас в своём лежбище!

    По итогам вчерашней лекции имею сказать следующее:

    Парная, для моих "студентов":

    Лекция вышла часа на два с гаком. по моим ощущениям - несколько сумбурная, но вот слушатели утверждают, что что-то из неё вынесли. И, по большому счёту, это самый главный результат.
    Впрочем, аудитория была замечательная. Любопытная, это главное, и пытающаяся понять. Помимо этого самого супа с клёцками (и макроклёцками - это когда уже пошло образование звёзд) была пара хороших задачек: моделировали гравитацию раскручиванием грузиков на нитках, запихивали Анду в чёрную дыру, коллективно любили эффект Доплера (там очень вовремя за окном сирена промчалась)... Народ даже захотел ещё.
    В следующий раз буду делать оптику. Уже нашла, где надыбать призмы и пару дифракционных решёток; смотрю, какие ещё эксперименты можно будет поставить "на коленке". Хочется добавить наглядности, ибо тема благодатная. Буду говорить про миражи, про зелёное солнце и синее небо, про радугу и бензиновую плёнку, про нечёткость синего цвета (самая та тема для художников) и про блестящие объекты, про оптиковолокно... Тут легче, чем с космосом, оптика хоть одним тесным боком прижимается к моей специализации.

    Несколько выпала в осадок: я, оказывается, в состоянии проболтать два часа почти без перерывов. С бумажками, конечно, и не так гладко, как нормальный преподаватель... но сам факт.

---

Лекция

    upd: окончательный план первой лекции выглядит так:

    Тема: Вселенная и чёрные дыры
    1. Введение. Как случайно нашли реликтовое излучение
    2.1. Расширяющаяся Вселенная. Схлопнемся ли мы обратно?
    2.2. Почему ночью темно?
    3. Большой взрыв и история Вселенной. В начале было… что?
    4. Скрытая масса: тёмная энергия и тёмная материя. Куда делись 96% вещества.
    5.1. Чёрные дыры. Никто не видел, но все знают.
    5.2. Что будет, если мы залезем в чёрную дыру?
    5.3. Каких размеров чёрная дыра получится из Земли?

    Кажись, я в следующее воскресенье опять буду читать художникам лекции по физике.
    Под катом - предварительный план. Оффтопиком помечено то, что точно не будет читаться в этот раз.
   

Ориентировочный план лекций

    I. Космос
        1. Большой взрыв (сингулярность, эпохи, образование звёзд, планет и скоплений, вакуум).
        2. Расширяющаяся вселенная (ускорение/замедление, тёмная энергия, тёмная материя).
        3. Чёрные дыры (горизонт событий, куда ведут чёрные дыры, до каких размеров надо сжать Землю, станет ли Солнце чёрной дырок, градиент притяжения на примере человека, испарение чёрной дыроы(?)).
        4. Специальная теория относительности (причинно-следственная связь, скорость света, растяжение/сжатие по координатам, парадоксы (близнецов, шеста и сарая)).
        5. Путешествия со скоростью, большей скорости света (червоточины (мультивселенные?), отрицательная масса).
        6. Почему ночью чёрное небо (отсутствие солнечного света, количество звёзд, эффект Доплера).
        7. Звёздные системы (образование, законы расположения планет, гравитация (задача трёх тел?)).
    II. Квантовая физика
        1. Предпосылки, нерешённые задачи на начало 20 века (ультрафиолетовая катастрофа, модель атома Бора).
        2. Квантование энергии. Постоянная Планка.
        3. Квантово-волновой дуализм. (Отступление – дифракция и интерференция волн). Эксперимент с двумя щелями. Дифракция фотонов. Дифракция электронов.
        4. Вероятностное описание. Принцип неопределённости Гейзенберга. Кот Шредингера. Оценка квантовых эффектов для макрообъектов.
    III. Материалы
        0. Агрегатные состояния, кристаллическая решётка.
        1. Металлы, диэлектрики, полупроводники.
        2. Современное использование полупроводников (на примерах!).
        3. Металлы с памятью формы. Избранные сплавы (?).
        4. Углерод (алмаз, графит, фуллерены, нанотрубки, графены (Гейм!)). Примеры.
        5. Композиты (?).
        6. Сверхпроводимость, сверхтекучесть.

запись создана: 06.04.2014 в 00:29

@темы: Чудесатости

---

Бурк

    Всё-таки ненавижу болеть. Особенно в режиме "Голова у тебя, чтобы было чем сопеть и чему болеть. Думать - не предусмотрено".
    Обидно. Первая неделя за три месяца, когда относительно мало работы. Можно было бы своими делами позаниматься, нормально лекцию подготовить... Вместо этого существую в режиме зомби-совы: проснуться в три часа ночи, уснуть за два часа до начала рабочего дня. И говорить практически не могу. Два дня в институт школу не ходила, одногруппники звонят с удивленным "Ты там вообще живая?".
    Дорогое мироздание... где справедливость, а?

@темы: Гхыр!

---

Бытство

    Собирать лекцию - та ещё задачка.
    Собирать лекцию по непрофильному направлению... *достаёт любимую табличку "мазохист и не лечится"*
    Подумала, посоветовалась, решила, что в первый раз буду читать только один блок: космос. Собираю информацию, тихонько ужасаюсь: как всё это прочесть на уровне, не требующем никаких знаний? Не, по плану всё связано красивыми логичными переходами: реликтовое излучение-расширяющаяся вселенная-большой взрыв-скрытая масса-чёрные дыры. Но я малец подвисла на том, как объяснить, что такое эти исходные 2,7 К.
    И куда впихнуть законы небесной механики. Потому что надо прикручивать красивые иллюстрации или байки, и если на реликтовое излучение есть дивная история его экспериментального открытия, а к расширяющейся вселенной прикручивается задачка про ночное небо, то с остальными пока немного вишу. А небесная механика даёт задачку о том, почему Луна не падает на Землю. И про приливы, конечно про приливы. И почему пирамиды смотрят не туда.
    Хотя, у чёрных дыр есть же задачка про схлопывание Земли и Солнца. И для любителей "кровь-кишки" - градиент притяжения. И червоточины. И мультивсленные.
    В общем, пока большей частью коплю "скучный" материал. Завтра его покромсаю до удобоваримого минимума и начну вписывать иллюстрации.

    Схлопотала-таки весенний простудифилис. Сачкую, отогреваюсь. К воскресенью надо быть на ногах и способной выдать больше трёх слов вслух - при всём том, что перспектива читать эту лекцию вводит в лёгкую панику, опыт обещает быть чертовски интересным.

@темы: Нелюдские будни

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Полуночное

    Иногда я думаю о том, что лучше бы бросить всё писательство к чертям и пойти учиться рисовать.
    Потом вспоминаю про свой кастрированные мозги, для рисования не пригодные на физиологическом уровне, и возвращаюсь к буковкам. Но думаю...

    Не обращайте внимания. Хандрю помаленьку: дорогое мрзд. решило меня сегодня опять прокатить, два раза и по не зависящим ни от кого причинам. Оно уже настолько рутинно, что обращать на это внимание - глупо.
    В итоге весь день работала и зубрила к зачёту. Продуктивный выходной, ничего не скажешь.

@темы: Нелюдские будни

---

Пятничное

    Не, клочков сегодня не будет.

     Тризель, добро пожаловать! Рада приветствовать нового гостя.

    А что касается клочков и выводов из всего этого дела...
    1) За десяток читателей я так и не вылезла;
    2) Классическая история о том, что читателям и автору нравятся диаметрально противоположные вещи, подтвердилась в очередной раз;
    3) Заставлять себя придумывать что-то каждый день - полезное упражнение. И приятное. В том смысле, что вначале тебе всякий раз страшно: а вдруг не придумаешь? Но когда в голове что-то щёлкает и складывается первый образ... Удовольствие из серии "смог!";
    4) Но при этом на редактуру уже не остаётся ни сил, ни желания. Вычистила за две недели десяток страниц, никуда не годится;
    5) С "Шаманом" я пролечу как та самая фанера над тем самым древним городом, подобное у моих читателей не заходит от слова "вообще". Оно не отменяет того факта, что доделывать текст буду в любом случае... но как бы надо сразу придумать, чем бы мелким занять себя после текста. Может, возьму парочку заказов. Или доделаю ещё одно романтическое безобразие, которое в набросках уже месяц болтается.

    Настолько привыкла к авралу, что любое свободное время катастрофически сказывается на производительности. Нехватка шила в одном месте - тоже диагноз.

    Сижу и думаю: а тащить в "Паяльник" правила русского языка - это совсем, или сойдёт? "Любимую" классику: не и ни в причастиях, запятые у "как", такого сорта штуки. Следующий уровень после н/нн и тся/ться.

@музыка: "стоит печальный бог Облом..."

@темы: Нелюдские будни, Перо, тетрадь, пегас...

---

Клочки-10

    Опять страшилки, на этот раз в фантастическом антураже.
    Пока на этом притормаживаю, надо подумать над результатами.

    Визуальный образ:
    «Приходи через неделю».
    Вариантов развития событий от этой точки было немного. Джек в первую очередь ожидал вкусную историю о том, кто же такой завёлся у Нат – потому что иного объяснения внезапные каблуки, выкрашенные и завитые волосы, цветные линзы и загар за два дня не предусматривали, – на худой конец, привычных их пятничных посиделок.
    Чудовище он не ожидал.
    Нат встретила его в полутёмной гостиной: ещё одна тень, длинная и нечёткая. Жестом указала на диван, так же молча принялась стягивать толстовку и домашние штаны. Джек ошарашено щёлкнул челюстью; первый раз от неожиданности, второй – от шока.
    Тело на полпути между хрупкой человеческой плотью и изящной африканской статуэткой казалось миражом. Длинное, тонкое – полузабытый металлический браслет часов болтался на кисти, съехав до самой костяшки большого пальца. Кожа – если это была она, а не плотная шкура – тёмная, гладкая, блестящая; как отполированная, покрытая тонким слоем лака благородная древесина. Под ней не чувствовались мышцы, только чуть торчащие косточки и крепкие нити сухожилий. Мягкие, пушистые волосы одуванчиковым пухом торчали во все стороны, взметаясь и замирая в воздухе от каждого движения. Нат нервно демонстрировала себя, оглаживала чуть трясущимися заострившимися пальцами новые линии тела: плоскость груди, острые грани бёдер, слишком длинные конечности, слишком хрупкое лицо.
    Первой эмоцией, которую Джек смог разобрать в больших, пыльно-серых глазах – похожих на заметённые остывшим пеплом кострища – был усталый страх.

    Концепт:
    Инопланетная раса по доброте душевной занимается своеобразным прогрессорством. Прежде, чем установить первый контакт, они готовят к нему виды, являющиеся на своей планете единственными разумными существами. Подготовка происходит с помощью вируса, вызывающего случайные изменения в облике; большей частью они «косметические», по возможности не влияющие на физиологию и психологию заражённого. Каждый новый «осчастливленный» вид добавляется в копилку возможных мутаций для следующей итерации.
    Процесс заражения идёт долго, несколько поколений. Начиная от одиночных целей – и до того момента, пока общество полностью не примет и не привыкнет к существованию иных разумных видов. В худших случаях процент заражённых достигал 25-30.
    Тот факт, что первые волны, как правило, кончают очень плохо (и очень быстро), «прогрессоры» считают неизбежным злом.

Вопрос: Понравился концепт?

1. Да!		6	(85.71%)
2. Нет :(		1	(14.29%)
Всего:		7

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Рабочие материалы

---

Клочки-9

    Эмоци-и-и!.. Потому что "А почему бы и нет"?

    Образ:
    Ник не успел не то что осмыслить только что сказанное – им самим, и всё же – но даже просто закрыть рот, договорив, а Дэнни уже среагировал. Он не отшатнулся, не попытался отвернуться или инстинктивно прикрыться руками; что там ещё должны делать люди, когда им прицельно бьют в самую чувствительную, самую тщательно охраняемую болевую точку?.. Реакция была в мелочах. В резко сузившихся зрачках, где помутневшая тёмно-каряя радужка вмиг затопила черноту. В странной не-совсем-улыбке: до того, как Ник открыл рот, Дэнни явно собирался усмехнуться, и теперь уголок его губ застыл в неловком полужесте; выражение неестественное и хрупкое, как перемёрзший по зиме пластик. В чуть дрогнувших, но тут же расслабившихся пальцах, в безвольно повисших руках.
    Все эти мелочи промелькнули и исчезли, задержавшись на две-три секунды, не больше. Дэнни закончил свою улыбку, щелчком пальцев сбил с и без того идеально чистой манжеты несуществующую пылинку и посмотрел на Ника с удивительным теплом. Словно бы тот мгновение назад и не назвал его по большому счёту бесполезным, безответственным существом, недостойным воздуха, которым дышит.
    Не его, конечно, а ту маску, которую Дэнни зачем-то нацепил на себя в последние два месяца… Но вот этот-то кусочек Ник не проговорил.
    – Спасибо, приятель. – Обычно тяжёлая рука Дэнни удивительно легко коснулась его плеча, на четверть дюйма безвольно соскользнула вдоль шва футболки. – Ты не будешь возражать, если я повешу эти твои слова к прочим дипломам? Официальное подтверждение, как-никак.
    Чёртова улыбка, уже не пластиковая, а самая настоящая. Только вот осознание за ней было какое-то нехорошее, поспешное. Словно бы у Ника на глазах принимали неправильное жизненно-важное решение, и оно ему не нравилось, но он был его причиной.
    Глупо всё как-то.

    Концепт:
    Среди людей один на пару сотен тысяч рождается человек, генетически не способный ошибаться и врать. В обществе их уважают, но стараются держаться на почтительном расстоянии – мало кому приятно постоянно иметь перед глазами идеальную внешнюю совесть.
    Ник – как раз из таких «идеальных». С Дэнни они дружат уже лет пятнадцать, и Никовы «таланты» не раз проверяли эти отношения на прочность. Но как бы крепко ни сталкивала их лбами патологическая честность последнего, рано или поздно они всегда умудряются найти общий язык.
    Нику, конечно, не нравится, что он своими словами раз за разом топчется по болевым друга, но Дэнни упёрт. Если он решил, что будет приятелем этого странного парня, то ещё не каждым ломом их потом отдерёшь друг от друга.

Вопрос: Понравился концепт?

1. Да!		6	(85.71%)
2. Нет :(		1	(14.29%)
Всего:		7

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Рабочие материалы

---

Клочки-8

    Пока продолжу. Имеющегося материала для выводов оказалось маловато.
    Я всё ещё прыгаю вокруг идеи "живой" техники.

    Образ:
    Они очаровательно не подходили друг другу: молодая барышня с невесёлой улыбкой на слишком бледных губах и тяжёлый, откровенно старый байк, кичливой маскулинности которого мог позавидовать боксёр-тяжеловес. Они и не сошлись-то поначалу; рассеянный взгляд покупательницы скользнул по отполированному хрому, оценил нелепую высоту руля и чрезмерную ширину колёс, и приобрёл то насмешливое выражение, какое Стив не раз видел в зеркале. Дескать: «И собрал же кто-то такое чудовище…».
    (Нет, желающие купить этого мамонта находились. Как правило, молодые ребята, подбирающие себе первый байк и ориентирующиеся не столько на качество, сколько на цену и «внушительность». Стив их мягко переубеждал, подсовывая модели понадёжней и полегче в управлении).
    Однако же барышня сделала три круга по гаражу, без особого интереса потопталась у парочки байков – и вернулась к громоздкому чудовищу, с видом неуверенным и чуточку виноватым. Прежде, чем кончиками пальцев огладить винтажную кожу сиденья, она даже стыдливо оглянулась по сторонам, словно бы опасаясь, что её застукают за столь неподобающим занятием.
    После этого, впрочем, от стыдливости не осталось и следа. Уже через пару минут барышня деловито примерялась к выбранному чудовищу, пробуя его на рост и вес, а ещё четверть часа спустя Стив поднимал документы и спешно выковыривал из базы данных паспорт допотопного байка. Чудовище разве что не порыкивало мотором под уверенными руками новой владелицы, а та, в свою очередь, ни на мгновение не прекращала его касаться.
    Когда все бумажки были оформлены и деньги переданы, она уже что-то ему шептала, склонившись к вилке руля и рассеяно поглаживая полустёртую эмблему на раме.

    Концепт:
    Любые достаточно сложные механизмы (компьютеры, машины, любая самоходная техника) со временем могут вступать со своим владельцами в симбиотическую связь. Человек начинает воспринимать технику как продолжение собственного тела (с соответствующими уровнем и лёгкостью контроля), техника получается доступ к человеческим ощущениям и эмоциям. Для установления связи требуются месяцы, если не годы (зачастую она так и не фиксируется), но начальная «искра» между будущими симбионтами должна проскочить в первые же несколько минут, иначе не стоит и пытаться.

Вопрос: Понравился концепт?

1. Да!		6	(75%)
2. Нет :(		2	(25%)
Всего:		8

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Рабочие материалы

---

Клочки-7

    Закрываю неделю. Над итогами подумаю, пока последний обязательный клочок.

    Образ:
    В пустыне кратчайший путь идёт так же, как и самый длинный: петляя через барханы. Вся разница в том, знает ли петляющий, какой именно узор надлежит ему выткать своими следами в золотом песке, чтобы пустыня привела его туда, куда ему нужно.
    Узор богат, как персидский ковёр, и сложен, как древняя геометрия. В нём, как и в любой работе действительно талантливого ремесленника, в равной степени замешаны мастерство и интуиция: умение читать пустыню и понимание, что именно она хочет сказать. Путь направо ничем не отличается от пути налево, и лишь посвящённый видит подсказки в ином дрожании теней, в ином преломлении лучей солнца и ином шорохе беспокойного сухого песка. Для остальных же пустыня безлика и однообразна. Но как за волнами океана скрывается диковинный и чуждый мир подводного разнотравья, так зыбучие барханы таят в себе совсем иной, не зависящий от человека мир.
    Пустыня требует уважения, требует внимания и размеренности. Она – не легкомысленная волоокая красавица-оазис, а длиннобородый седой поэт, раскрывающий свои тайны лишь достойнейшим из достойных. Красавицей можно родиться, достойным нужно стать. Ткать песок доступно каждому, но лишь единицам хватило любви к пустыни достичь в этом деле мастерства.

    Концепт:
    Среди пустынных племён особым уважением пользуются Ткачи песка – люди, умеющие находить дороги. Частично они следопыты, но частично – шаманы, поскольку в пустыне из точки А в точку Б никогда не ведёт прямая. Ты должен выстроить из своего пути определённый узор, чтобы пройти его до конца и без затруднений.
    Ткачём может стать любой, но эта профессия требует долгих лет обучения и особого образа жизни.

Вопрос: Понравился концепт?

1. Да!		11	(100%)
2. Нет :(		0	(0%)
Всего:		11

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Рабочие материалы

---

Клочки-6

    Вернусь к визуалке по уже имеющимся персонажам.

    "Вариация", "Стая". Кев, элементы траура в канисидской культуре.
    Визуальный образ:
    Кевин не носит украшений – по крайней мере, Дейв их никогда не замечал, – поэтому возникшая после поездки на Арзу цепочка сразу же бросается глаза. Довольно крупное, прочное плетение, потемневшее до серости и местами позеленевшее серебро; необычное расположение – вместо того, чтобы носить её на шее, вместе с жетонами Корпорации, Кевин таскает её обмотанной вокруг левого запястья. Четыре или пять витков – длинная, учитывая, что руки у их сновидца почти не по росту крепкие.
    К цепочке прилагаются новые татуировки: россыпь крошечных коричневых меток вдоль позвоночника; десяток, или около того. И поверх них – собственно, поверх доброй половины тела Кевина – не татуировка даже, а рисунок, выполненный бледнеющей со временем краской. Пыльно-серые линии легко перекрывают лозы сновидческого клейма, почти заглушая оранжевое и голубое. Они тянутся ровными широкими лучами: параллельные на спине, боках и животе, и сливающиеся в сплошной ошейник на плечах и ключицах. Сзади рисунок тянется до самой линии роста волос, спереди обрывается под кадыком. Канисидские татуировки всегда аккуратны, гораздо чётче земных, но этот узор выбивается своей бездушной строгостью. Как будто его рисовали по трафарету или, более того, рисовала не живая рука.
    Цепочка и новый рисунок связаны, само собой. И дело не в одновременном появлении, и даже и не в схожести цветов: неухоженный металл, тусклая краска… Дело скорее в том, как сам Кевин относится к приобретениям. Как темнеет его лицо, когда пальцы случайно цепляют витки цепочки, и как рассеяно, словно бы не замечая своих действий, он трёт ещё чёткий контур «ошейника». Словно бы пытается избавиться от него как можно быстрей. Словно бы и знать не хочет то, что этот узор обозначает.

Вопрос: Понравился образ?

1. Да!		5	(71.43%)
2. Нет :(		2	(28.57%)
Всего:		7

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Рабочие материалы