Я не волшебник, я - сказочник.
Оглавление:
Часть первая: (1/2), (2/2)
Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
Эпилог: (1/1)
Ссылки на скачивание полного текста:
Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt
Невидимые часы подгоняли не хуже кусающих за пятки псов. Несмотря на усталость, на ноющие после оврага мышцы и расфокусированный взгляд Льва, Саша едва ли не бежала. Через холодные подземные переходы «Коломенской», слишком просторные из-за отсутствия ларьков. Через пустой вестибюль с единственным рядом турникетов, светящихся зелёными огоньками оплаченного проезда. По крохотной лестнице, ведущей в зал.
Саша остановилась на нижней ступеньке.
Слева на путях стоял тот самый поезд, что ранее привёз их на «Каширскую». Двери ближайших вагонов были закрыты, да и маршрут вёл дальше, к противоположному торцу станции. Сашу насторожило отсутствие видимых ловушек. Она уже привыкла, что на своей территории Холмы не так скрытничали, как в Обратном городе; «Коломенская» же пустовала, ничем не отличаясь от себя-настоящей.
А затем Саша услышала шаги. Обыкновенные, человеческие, и кто бы ни шёл навстречу, он явно никуда не опаздывал. Тонкая чёрточка силуэта быстро превратилась в несомненно мужскую фигуру — крупную, хотя и меньше Льва. Затем стали заметны светлые волосы, собранные в хвост, и традиционный офисный костюм с галстуком и белоснежной рубашкой.
— Александр Евгеньевич?!
— Сашенька.
Они остановились метрах в пяти друг от друга. И если Саша — готовая встретить кого угодно, хоть всех богов и демонов вместе взятых, но только не своё начальство — ошарашено уставилась на Александра Евгеньевича, он удивлённым не выглядел. Поздоровавшись с Сашей, он холодно кивнул Льву и указал на распахнувшиеся перед ними двери вагона:
— Прошу. У вас мало времени, не стоит его тратить.
— Как? Откуда?! — Забыв о тикающих часах, Саша бессильно оглянулась на Льва.
Александр Евгеньевич подхватил Сашу под локоть, завёл её в вагон и так же спокойно ответил:
— Холмам на игру тоже нужны проводники.
Двери захлопнулись с мягким стуком, и динамик пробормотал что-то неразборчивое. Растеряно переводя взгляд со Льва на Александра Евгеньевича и обратно, Саша остановилась у первого же поручня.
— Садись, Сашенька. Поезд идёт до «Домодедовской», так что минут десять-пятнадцать у нас есть.
Она села, и тут же рядом обосновался Лев. Саша ждала объяснений, хоть какой-то реакции, но он молчал. Причём лицо у Льва было такое, словно бы они ехали на его расстрел. Судя же по вине в глазах — абсолютно заслуженный.
— Я не понимаю, — начала Саша, кончиками пальцев растирая лоб. — Что вы здесь делаете? Почему вы? Почему сейчас?
— Как я уже сказал, я проводник Холмов. Вчера мы прокладывали маршрут, по которому сегодня идёте вы. Что касается «Почему?»… — Александр Евгеньевич сел напротив и подался вперёд, ловя Сашин взгляд, — то это весьма поучительная история. Ты так не считаешь, уважаемый Византиец?
Лев отчётливо скрипнул клыками и снова промолчал. С каким-то мазохистским удовольствием Саша поняла, что после всех его недомолвок и тайн чего-то подобного она и ожидала.
— Мне придётся начать издалека, хорошо? — не дождавшись ответа Льва, Александр Евгеньевич повернулся к Саше. — С две тысячи третьего года, когда мне было чуть больше, чем тебе сейчас. Если опустить всё лишнее, то в тот год я оказался проводником Обратного — там, где я жил, как раз открыли первую в двухтысячных станцию. Игру мы проиграли. После четвёртой метки нас с игроком растащили по разным улицам и прогоняли всю ночь. Неприятное воспоминание.
Александр Евгеньевич помолчал пару секунд, пустым взглядом глядя куда-то поверх Сашиной макушки, затем встряхнулся и продолжил:
— Суть в том, что наутро я ничего не помнил. Я проснулся вымотанным до предела и даже не понял, что провёл ночь не в своей постели. И не понимал бы дальше, если бы год назад ко мне не пришли Холмы. Они предложили научить меня пользоваться даром проводника в обмен на моё участие в следующей игре. Конечно же, я им не поверил. — Александр Евгеньевич рассмеялся. Беззаботно, легко — так, что у Саши мурашки поползли от неуместности его смеха. — Это тебе, Сашенька, достался храбрый, хоть и лохматый рыцарь. А меня уговаривала парочка водяных. В Верхнем городе они выглядели сущими бомжами.
— Но вы согласились.
— Согласился. Не сразу: они меня месяца полтора уговаривали, я уже хотел санитаров вызывать. А потом Холмам надоело, и они вернули мне память. Первую игру, от и до.
— И вы всё равно решили им помочь?!
Саша не верила своим ушам. Она поняла бы, если Александр Евгеньевич не знал, во что ввязывается… но он же вспомнил о Холмах и их методах!
— «Всё равно»? А почему я не должен был им помогать?
— Вы сами видели, на что они способны!
— Ровно на то же, на что способен и Обратный город. — Голос Александра Евгеньевича стал чуть жёстче — словно бы они обсуждали свалившийся на «Гипату» неприятный заказ. — Здесь все хороши, Саш. И если нас впихивают между чужими молотом и наковальней, то в первую очередь надо думать о себе. Холмы научили меня пользоваться моим даром так, как и не снилось ни одному альфа-редактору. Что тебе дал Обратный город?
В недоброй насмешке именно в эту секунду поезд выехал на «Каширскую» и неутихающая стена пламени осветила вагон. Саша вздрогнула, вспомнив причинённую огнём боль. И тут же дёрнулся доселе молчавший Лев. Одной рукой обняв Сашу за плечи, он сердито прорычал:
— Мы не покупаем своих проводников!
— Правильно, — мирно согласился Александр Евгеньевич. — Вы всего лишь залезаете к ним в головы.
— Что?
В голове Саши словно бы ударил колокол, и голос её прозвучал тихо и жалко. Она повернулась ко Льву, почувствовав, как он почти до боли сжал её плечо.
— Твой благородный рыцарь не такой уж и благородный, Сашенька, — с искренним сочувствием произнёс Александр Евгеньевич. — Вместо того чтобы тратить время на уговоры, он просто заставил тебя слушаться каждого его слова.
— Вранье.
Сухой, резкий тон Льва заставил Сашу замереть. Она не понимала, кому доверять: духу, охраняющему её в самую опасную ночь её жизни, или человеку, пятый год опекающему её как любимую племянницу.
— Враньё? А почему тогда Обратный выбрал на игру именно тебя — сына полудницы? Нечисти, прославившейся своей способностью охмурить любого. Почему молодого вольного духа, а не кого-нибудь более опытного?
Лев не ответил, и от его молчания что-то холодное скользнуло вдоль Сашиного позвоночника.
— Я тебе отвечу, почему. Потому что Обратный понимал: Холмы ещё с прошлого года знают всех потенциальных проводников, а значит успеют или перекупить, или запугать их. Когда же выбор пал на Сашу, к ней подослали тебя: славного рыцаря для наивной девочки. И мозгоправа заодно. Я опять вру?
Саша вспомнила все те мимолётные, недодуманные мысли, что посещали её во время и до игры: когда она не хотела верить в духов и нечисть — и всё равно поверила, резко, внезапно. Когда, поверив, согласилась на мутную авантюру, даже толком в ней не разобравшись. Когда не спорила там, где должна была спорить — хотя бы из обыкновенной человеческой гордости.
Саша всё ещё доверяла Льву. Но поверить в то, что у всех его несостыковок есть какое-то иное объяснение, у неё уже не получалось.
— Впрочем, я должен отдать тебе должное: ты хотя бы не отрицаешь очевидное.
От полуфилософского замечания Александра Евгеньевича словно бы что-то щёлкнуло в голове Льва. Он вдруг перестал отводить взгляд и рычать, а наоборот посмотрел прямо, уверенно. На Сашу. Лев убрал руку с её плеча и чуть отодвинулся, создавая между ними нейтральную зону, после чего произнёс:
— Я никогда не использовал свой дар тебе во вред.
— А не во вред?
— Дважды. Вчера, чтобы ты мне поверила и не выставила за дверь. И сегодня, после Нескучного.
— Чтобы я не сбежала?
— Чтобы ты не ударилась в панику. Я не заставлял тебя оставаться и продолжать. Я и сейчас не заставляю. — В сдержанности Льва появилась тонкая трещина, нотка отчаянья: — Ты можешь уйти, Саш. Как только мы выберемся в город, я отведу тебя в Верхний.
— Так просто?
— Конечно просто, — вмешался Александр Евгеньевич, и насмешка в его словах царапнула Сашу. — Ты практически довела его до второй метки, где первая — он знает и сам. Кому нужен проводник, когда игра почти закончена?
— К чёрту игру! — раздражённо рыкнул Лев. — Я обещал защищать тебя. И от самого себя тоже, если ты мне не доверяешь.
И опять они говорили о доверии. Вопросе, на который Саша уже нашла ответ, хотя и многого не знала.
— Я, наверное, наивная идиотка… — она устало потёрла лоб и щёки, смахнула упавшие на лицо волосы. В пальцах осталась пара грязных листиков: липовый и кленовый. — Но я тоже обещала помочь тебе.
— Сашенька, ты…
— Саш…
— Хватит! Закрыли тему.
Оба: и Лев, и Александр Евгеньевич — умолкли так резко, будто бы не ожидали от Саши подобной решительности. А она залезла в рюкзак, достала блокнот с ручкой — каким-то неведомым чудом не поломавшейся за время их приключений — и принялась срисовывать метки с телефона на бумагу.
Седьмая — из Чайного дома Господина Луна. Шестая — из сундука Вия. Пятая — с памятника Петру…
— Дай мне, пожалуйста, твой телефон.
Лев протянул его безо всяких вопросов.
Четвёртая — дощечка, поднятая Пажом со дна Патриарших. Третья…
— Сашенька, ты совершаешь ошибку. Ты лезешь между слишком могущественных сил. И ради чего? Обратному на тебя плевать. Для Холмов игра — и вовсе забава, возможность поохотиться на живую дичь. Ты думаешь, кому-то из них действительно нужна эта станция?
Третья — с «волшебного» камня из Коломенского.
— Они развлекаются за твой счёт и за счёт всех остальных проводников. Холмы охотятся, Обратный пытается утереть им нос и показать, кто в Москве главный. При чём тут мы?
— Ни при чём, — согласилась Саша, убирая блокнот в задний карман джинсов. — И мне не важно, почему они делают то, что делают, и так, как делают. Просто я обещала.
— Кому?! — почти вскрикнул Александр Евгеньевич.
— Льву.
Удивлённые глаза Льва — ставшие по-кошачьи круглыми и блестящими — заставили Сашу слегка улыбнуться. Она дёрнула плечом и прокашлялась, скрывая неуместную улыбку. Лев недоверчиво покачал головой.
— Кажется, нам пора.
За окном мелькнула первая колонна «Домодедовской». Встав у дверей, Саша внимательно осмотрела станцию; если на ней и были ловушки, то их хорошо спрятали. Привычный вид зала нарушали лишь пробившие свод корни, да и те свисали всего на пару метров.
На всякий случай Саша достала нож; после знакомства с флорой Холмов она понимала, что чем невиннее выглядит очередной «цветочек», тем больше у него ядовитых шипов.
— Не волнуйся, — усталый голос Александра Евгеньевича раздался справа, от второй двери. Лев традиционно встал за Сашиной спиной. — Ловушек больше нет. Когда игроки подбираются так близко, на них интереснее охотиться вживую.
— Так для Холмов игра — на самом деле забава? — Саша вышла на станцию и недоверчиво покосилась на корни. — Не соревнование?
— Отчасти соревнование. Больше охота в честь солнцестояния.
— А станция? Лев говорил, что Холмам в последние годы нужна новая земля.
— Она нужна всегда, но нечисть не так привязана к своим домам, как духи. Станет тесно в Москве — переберётся ещё куда-нибудь.
Саша оглянулась на идущего следом Льва. Тот дёрнул плечом и ответил:
— Часть нечисти — возможно. Другая останется и займёт наши дома или дома Верхнего города. То, что Холмы развлекаются, не означает, что они не хотят получить станцию.
— Вы расходитесь в показаниях, — невесело пошутила Саша, по очереди заглянув в глаза каждому из своих спутников.
— Скорее, в мировоззрениях, — в тон ей отозвался Лев.
В возникшей затем тишине Саша крепко задумалась об Александре Евгеньевиче и его словах. В отличие от Холмов в целом, его врагом Саша не считала. С другой стороны, безоглядно ему доверять она тоже не хотела. Он наверняка желал лучшего, пытался по-своему защитить Сашу, вот только в игре участвовал на стороне соперника.
Что цепляло. Зная методы Холмов, что игра для них — повод устроить охоту на людей и духов, Александр Евгеньевич всё равно им помогал. Даже не как проводник — разве нужен проводник тому, кто сам прокладывает маршрут? — а как живые ворота из города в город.
Да, ради своего дара. Примерив роль проводника, Саша поняла, что знание «как правильно»: в любой ситуации, в любом деле — великий соблазн. Стать альфа-редактором собственной жизни и при этом не замарать рук ни в прямом, ни в переносном смысле… Решение Александра Евгеньевича можно было понять.
Принять его оказалось труднее.
Поплутав в переходах «Домодедовской», маршрут вывел на лестницу, серовато-сизую от хмурого утреннего света. За время поездки Саша забыла, что они так и не выбрались с Холмов, поэтому огромный муравейник — настоящий, из хвои и мелких веток — на месте торгового центра ошарашил её. Сглотнув, Саша с трудом отвела взгляд от гигантской шевелящейся горы. Парковку перед ней расчертили муравьиные тропы; шириной с восьмиполосное шоссе у самого муравейника, вдали они превращались в тонкие нити.
Противоположно одной из нитей и вёл маршрут. Саша порадовалась, что первопроходец не засунул метку в муравейник: она бы вряд ли справилась с подобным испытанием. Но дорога шла по Ореховому бульвару, мимо всё новых и новых магазинов. Их Холмы превратили в полуобвалившиеся бетонные коробки.
Саша чувствовала, что за ней наблюдают. Вначале отдельные пары глаз: из вышек жилых домов, с деревьев и из-за выломанных бордюров. Затем десятки. Затем взгляды слились в единое чужое присутствие, и Саша ощутила себя дичью, на которую вот-вот спустят стаю голодных псов.
За домами начиналась длинная асфальтовая полоса бывшего рынка, а ныне парковки. Холмы разворотили её, оставив нагромождение камней и ломаного асфальта. К Сашиному удивлению, трава до них ещё не добралась, и в промежутках виднелась влажная, жирная земля.
Чем дальше заходили Саша и её спутники, тем выше становились стены гротескного лабиринта. Вскоре они поднялись так высоко, что закрыли даже часть безоблачного утреннего неба.
Послышались неразборчивые голоса. Саша тут же притормозила, пропустила Льва вперёд и нащупала в кармане нож. Голоса неслись со всех сторон, даже сверху и сзади, ещё ярче подчёркивая образы охоты и дичи.
А за очередным поворотом лабиринт оборвался, и перед Сашей раскинулась ровная площадка, густо утыканная полутораметровыми бетонными столбами. Промеж столбов сновала какая-то шустрая нечисть, похожая на классических чертей: росточком от дюжины сантиметров до метра, с густой чёрной шерстью и лысыми макушками. Черти лазили по столбам, спорили, размахивали лапами. Почти у каждого при себе были инструменты для рисования: кисточки, вёдра с краской, мелки, уголь, встречались даже баллончики.
С мрачным каким-то весельем Саша поняла, что черти все поголовно раскрашивают столбы. И что где-то под их художествами скрывается единственная метка, которую нужно найти как можно скорее.
Саша посмотрела на Льва, на ближайший столб, на весёлое море чертей… и решительно кивнула:
— Идём. Здесь я могу только на ощупь.
Лев кивнул в ответ и начал прокладывать дорогу сквозь пока не заметившую их нечисть.
К первым, липким от масляной краски столбам они подобрались без особого труда — но и метки там не нашли. Да Саша и не рассчитывала на такую удачу. А вот дальше они заинтересовали чертей. По одному, по два они подходили к Саше и смотрели на то, как она ощупывает столб за столбом. Затем кто-то попытался потрогать её саму, и тут уже вмешался Лев. На грубость огромного духа черти ответили шипением и градом мелков и угля.
После чего разверзся ад.
Черти нашли себе новое развлечение, куда более весёлое, чем возня с краской: игру «Поймай проводника». Ото Льва они разбегались и уже издали закидывали его кисточками и карандашами, а вот в Сашу радостно вцепились. Они толкали её, хватали за волосы и одежду, тащили на другой край площадки; самые мелкие забирались ей на плечи и лезли в рюкзак. Затем его и вовсе сорвали, едва не свалив и Сашу.
Потасовка до боли напоминала первую стычку ночи, гарцуков. Тогда Саша испугалась и растерялась, сейчас же в ней кипела смесь ярости и решительности. Саша выпутывалась из цепких пальцев, не давала оттащить себя ото Льва. Затем она вспомнила о ноже, и со второй попытки сумела раскрыть лезвие.
Холодного металла черти испугались до визга.
Они всё ещё лезли к Саше, но теперь избегали её правой руки, всё больше заходя слева или со спины. Саша отбивалась широкими взмахами, на секунду-другую отпугивающими нечисть; за это время она успевала прикоснуться к одному столбу или сделать шаг к следующему.
Чем дальше продвигалась Саша, тем сильнее злились черти. Пальцы сменились когтями, толчки — ударами. Всё чаще между ней и Львом вставало сразу несколько чертей, и ей приходилось выбираться самостоятельно. Полетели банки из-под краски и баллончики. Один из них ударил Сашу между лопаток, другой попал в живот, выбив дыхание. Ещё от одного, пущенного ей в голову, Сашу спас Лев: он в последний момент рукой отбил жестянку.
Отмахиваясь от чертей, Саша не могла сосредоточиться на даре; она чувствовала только общее направление. Рисунки сливались в одно сплошное переплетение цветных линий, бессмысленных и нечётких. Чем больше их оставалось позади Саши, тем яростнее защищали черти каждый новый столб. И так продолжалось до тех пор, пока Саша не ощутила резкое изменение в маршруте. Абстрактное «Вперёд» вдруг стало не менее абстрактным «Назад».
Саша попятилась, ловя точный миг смены направлений. Один из чертей попытался утащить её обратно, в самую гущу свалки — Саша отмахнулась и вспорола ножом шкуру. Чёрт отшатнулся с почти детским плачем, тут же потонувшим в рёве десятков голосов.
Один столб, другой. У третьего Саша на несколько жутких секунд потеряла Льва, но сумела пробиться к нему. У четвёртого уже Лев возвращался за Сашей, уворачивающейся от чёрта с огромным малярным валиком в руках.
У шестого столба им улыбнулась удача.
Метка — угольный рисунок не крупнее Сашиной ладони — терялась за дрожащими линиями аэрозольной краски. Пока Саша возилась со столбом, а затем и с телефоном, Лев несокрушимой стеной стоял между ней и чертями. Погружённая в работу проводника, она не обращала на них никакого внимания.
Что-то просвистело над Сашиной головой, и она запоздало пригнулась — не сообразив, что снаряд уже давно пролетел. Радостно взвизгнули черти, разом, все как один. Убирая телефон в карман, Саша подслеповато огляделась. Прямо перед её носом оказался крупный — почти полутора метров ростом — чёрт; он уселся на столб, свесил по бокам лохматые лапы с изломанными ступнями без пяток и пшикнул Саше в лицо из баллончика. На её счастье пустого: в лицо ударил только пахнущий краской воздух.
Саша взмахнула ножом, после чего, не глядя, нашла Льва и потянула его вперёд, к выходу с площадки. Потеря метки изменила чертей: они всё ещё лезли под ноги, швыряли кисточки и краску и норовили выдрать лоскут одежды или клок волос, но прежней злости в них уже не чувствовалось. Саша позволила себе выдохнуть. Не расслабиться, а скорее поверить, что они сумеют выбраться.
Она ощутила, как Лев споткнулся и ухватился за её плечо — совсем как на залитой ядовитым газом «Пушкинской». У Саши ёкнуло сердце. Она обернулась, в первый раз за последние пять минут внимательно посмотрев на Льва.
Всю правую половину его лица заливала кровь. Она текла откуда-то из-под падающих на лоб волос, потемневших и слипшихся, и её было так много, что она пропитала воротник плаща и теперь стекала дальше, намочив даже футболку. И если вид крови пугал, то ещё страшнее оказался взгляд единственного открытого глаза Льва: расфокусированный, слепой.
С утробным рыком Лев замахнулся на ткнувшего ему под рёбра чёрта и промазал на добрых тридцать сантиметров.
Запоздалый холодок понимания скользнул вдоль Сашиного хребта. Она схватила Льва за руку — даже не подумав о том, насколько опасно хватать слепого разъярённого духа — и потащила его вперёд. Бегом, сбивая чертей пинками и ударами свободного кулака. Зажатый в кулаке нож порой царапал мохнатые шкуры, и вопли нарвавшихся на холодный металл отпугивались остальных.
Её проводили до конца парковки, напоследок пихнули за шиворот горсть угля, но дальше преследовать не стали. Забыв об игре, о метках, о Холмах вокруг, Саша притормозила и скользнула Льву под руку, давая возможность опереться. Она должна была отвести его в безопасное место.
Откуда-то справа вынырнул Александр Евгеньевич, бросивший их на время драки с чертями. Саша сердито покосилась на него, и он, вскинув руки, кивнул и отошёл на два шага.
— Со мной всё в порядке, — слишком тихо произнёс Лев, когда они немного перевели дух.
— Конечно, — безо всякой насмешки согласилась Саша.
— Я серьёзно, Саш.
— Я знаю. Знаю, что ты не бросишь игру в шаге от последней метки — даже если приползёшь к ней полудохлым. Поэтому мы сейчас идём в метро, а не в Верхний город.
— Спасибо, — голос Льва сорвался на шипение. Саша перехватила его руку, когда он попытался рукавом стереть кровь с лица.
— Не торопись, только хуже сделаешь. Сейчас доберёмся до станции и промоем тебе глаза.
— Да, конечно. Прости. — И тут же неуверенно, как нашкодивший ребёнок, Лев пожаловался: — Жжётся.
— Потерпи немного.
Саша похлопала лежащую на её плече ладонь и потерлась об неё щекой. Лев обмяк, словно бы внутри него разжалась какая-то пружина. Даже его походка стала увереннее и мягче, тише; он больше не вбивал пятки в землю, излишним усердием компенсируя потерю зрения.
Преодолев последнее нагромождение камней, в десяти метрах от себя Саша увидела спуск в метро. Она оглянулась в поисках очередной ловушки Холмов, но нашла только вездесущие бесконечные глаза. Те следили с холодным вниманием, жутковатым в своей пристальности. Не поддаваясь страху, Саша сердито расправила плечи и подошла к спуску.
Чужое разочарование повисло в воздухе густым туманом.
В вестибюле «Красногвардейской» Саша уже не обращала внимания на чудеса Холмов. Какие-то растения, какие-то камни, ржавое железо взамен привычной отделки… На эскалаторе Саша встала рядом со Львом, оставив Александра Евгеньевича где-то сзади.
Поезд снова ждал на путях, любезно распахнув двери первого же вагона. Саша завела Льва внутрь, усадила его и сама встала рядом, одним коленом упершись в лавку. По-прежнему молчащий Александр Евгеньевич уселся напротив. Только когда поезд начал набирать скорость, Саша сообразила, что её рюкзак — а вместе с ним и аптечка, и небольшой запас воды — остался трофеем чертей.
Она ругнулась: коротко, матом. Не используемые в обычной жизни слова оставили во рту горький привкус.
— Саш? — Лев повернул голову на её голос.
— Рюкзак. Я его потеряла наверху.
— Ничего страшного. — Когтистая ладонь, прежде до треска сжимавшая край сиденья, удивительно нежно коснулась вначале Сашиных волос, затем щеки. — Всё в порядке.
Саша хотела возразить — взорваться, на самом деле, — что ничего не в порядке, что она не договаривалась на чужую кровь… Но усилием воли она сдержалась. Взамен Саша выдрала из рукава длинную полоску ткани, свернула её внутренней стороной наружу и принялась оттирать кровь с лица Льва.
— Сашенька, у тебя ещё есть время одуматься.
Неожиданные слова Александра Евгеньевича заставили дёрнуть рукой и зацепить край только-только подсохшей царапины. Лев зашипел, и Саша сердито бросила начальству:
— Замолчите!
— Не могу. Послушай меня, пожалуйста. Потом будет поздно. Византиец рассказал тебе, что происходит с проводником после игры?
— Мне не интересно, — не отвлекаясь от крови на лице Льва, огрызнулась Саша.
— Но это важно! Сашенька, так просто Обратный тебя не отпустит. Ты выиграешь ему станцию, и он оставит тебя на ней хранителем. В тебе и так уже духа больше, чем человека! Ещё чуть-чуть — и ты не сможешь вернуться домой.
Саша на удивление легко пропустила слова Александра Евгеньевича мимо ушей, хватило заметить, как окаменели плечи Льва и как дёрнулась царапина из-за прорезавших лоб морщин. Кончиками пальцев разгладив хмурые складки, Саша склонилась к самому уху Льва и тихо сказала:
— Мы поговорим позже. Не волнуйся.
Он шумно выдохнул и расслабился под её прикосновением.
— Сашенька!..
— Нам пора.
Поезд действительно тормозил у конечной станции затянувшейся ночи чудес — «Алма-Атинской». Саша переложила ладонь Льва на поручень, помогла ему подняться и встала рядом; он свободной рукой легко сжал её локоть. Драные и окровавленные, они выглядели той ещё героической парочкой, особенно на фоне аккуратного, словно бы только что из офиса Александра Евгеньевича. В иной ситуации Саша бы постеснялась появляться в таком виде перед возлюбленным начальством, однако сейчас начальство особо тёплых чувств не вызывало.
Табло над туннелем показывало «5:38». Справа тянулась блестящая лента узкого пустого перрона с чёрно-серой плиткой на полу и ярко-красными дугами светильников в центре. Слева располагалось три коротких эскалатора; единственный работающий вёл на подъём. Не отпуская руки Льва, Саша коснулась одной из дуг. Маршрут указал наверх.
Трудно было сказать, в каком именно городе они находятся. Ярко светили люминесцентные лампы, сверкали хром и полированный гранит, перемигивались турникеты. Но строгие линии расплывались, словно бы окутанные туманной дымкой. И на самом деле цвёл огромный витраж между дверей вестибюля: стилизованная яблоня, увешанная оранжево-алыми плодами. Из стекла вылезали ветки и листья, над расположенными ниже эскалаторами висели корни, и царил повсюду августовский запах спелых яблок.
Встав по центру вестибюля, Саша глубоко вдохнула и задрала голову. Над ней, прямо поверх светильника в форме перечёркнутого круга, была нарисована первая метка Холмов.
— Мы её нашли… — неверяще пробормотала Саша и вцепилась в плечо Льва: — Слышишь: нашли!
— Я слышу, Саш, — улыбнулся он в ответ. — Теперь осталось переписать метки так, чтобы станция привязалась к Обратному.
— Пере… — начала она и вдруг поняла, что ей совсем не надо задавать глупые вопросы.
Что она прекрасно знает дальнейшие шаги, ведь в этом и заключается профессия альфа-редактора: исправлять тексты. Да, так, как задумано автором — в данном случае первопроходцем, который не собирался дарить станцию Обратному. Но текст, переписанный Сашиной рукой, становился её собственным.
Саша не увидела, как Лев отошёл к турникетам, только мельком отметила две высокие фигуры по бокам от эскалаторов; Александр Евгеньевич тоже не вмешивался в последний момент игры. Не торопясь, с неожиданным спокойствием, Саша вынула из кармана телефон и блокнот, за пружину которого невесть как попал огрызок художественного угля. Выковыряв его, Саша начала переносить метки на колонны вестибюля, по одной на каждую.
Пока Саша работала, в вестибюле стояла абсолютная тишина — такая же, как и в Сашином офисе в «Гипате». Лишь эхом отдавались её шаги, да поскрипывал уголёк. Не слышалось ни тиканья часов, ни шума вечно бодрствующего города, ни звука человеческой речи.
Переписав найденные ранее метки, Саша скопировала и уже имеющуюся первую — прямо на пол. После чего вернулась к эскалаторам и осмотрела получившийся текст. Что бы Лев ни говорил, это действительно был текст: фраза на живом языке. А значит, она поддавалась редактуре, и существовала формулировка, наиболее точно соответствующая задумке.
Повинуясь чутью, в первом слове Саша перерисовала две линии. Второе оставила без изменений. Переставила третье и четвёртое местами. Выкинула половину пятого. Шестое стёрла целиком и написала новое. Затем вернулась к первому, убрала внесённые изменения и вместо них нарисовала совсем другие линии. Знакомый редакторский танец всё длился и длился, пока потребность вносить правки не стала ослабевать с каждой вставшей на место чёрточкой.
Саша замерла у седьмой метки — первого слова — когда тишину вестибюля нарушил усталый голос Александра Евгеньевича:
— Саша, подожди.
Он стоял за её спиной: серьёзный, бледный, с взлохмаченными волосами. Поймав на себе Сашин взгляд, Александр Евгеньевич посторонился и указал на стеклянные двери по бокам от цветущей яблони:
— Смотри, Сашенька. Смотри внимательно, что тебя ждёт, если ты завершишь игру.
По ту сторону дверей собрались Холмы. Почти вся увиденная в последние дни нечисть: пушистые шарики-криксы, визгливые гарцуки, русалки, черти, даже люди-кони караконджо… Были тут и новые твари. Рыси с женскими головами и мужчины с головами баранов. Птицы с железными крыльями и звери о пяти ногах. Белобородые старики, скрюченные древние старухи и безрукие, безногие младенцы. Вся жуть, которую за тысячелетия породило славянское сознание, ожидала конца игры и возможности поквитаться с выигравшими духами Обратного.
Саша сглотнула и перевела взгляд на Льва.
Несмотря на слепоту, он чувствовал нечисть. Но вот чего Саша не ожидала, так это спокойствия, с которым Лев готовился к неизбежной драке. Он стянул плащ и принялся аккуратно его складывать. Рука Льва скользнула по топорщащемуся карману, залезла туда и достала пригоршню конфет — купленных в кафе ещё до начала игры. Пять часов тому назад.
Разорвав обёртку одной конфеты, Лев положил её в рот. Остальные он ссыпал обратно в карман и с тем повесил плащ на ограждение эскалатора. После чего встал сразу за турникетами, между Сашей и нечистью.
— Лев, — негромко позвала Саша.
— Я хочу выиграть, — ответил он, не поворачиваясь. — Но тебя я не заставляю.
— Тогда я заканчиваю.
— Сашенька, это же не компьютерная игрушка! — в последний раз вмешался Александр Евгеньевич. — Враги не исчезнут, как только ты выполнишь квест!
— Само собой. — Саша перечеркнула три линии и добавила финальный штрих в правый верхний угол метки. — Тут же не РПГ, а мои любимые «башни».
Не было спецэффектов и фанфар, не засветились отредактированные метки и не заревела теснящаяся на улице нечисть. Просто вестибюль резко пришёл в фокус и по исчерченным метками колоннам зазмеились вечные лозы Холмов.
Несколько секунд стояла абсолютная — гробовая — тишина. А затем нечисть, как и предостерегал Александр Евгеньевич, ворвалась на станцию.
Саша бросилась ко Льву, уже сцепившемуся с кем-то чёрным и мохнатым. Лев швырнул противника через турникеты, схватил предложенную Сашей руку, и вместе они помчались обратно к залу. Куча мала, созданная ломящейся сквозь узкие двери нечистью, подарила несколько драгоценных секунд — их хватило, чтобы добраться до эскалаторов.
Пикировали из-под потолка диковинные птицы и кусали за ноги проворные змеи; когти, клыки и рога тянулись со всех сторон. Саша, как могла, вертелась и отбивалась. У неё был план: незатейливый, одноходовый, основанный на смутном предположении… Кроме плана у неё больше ничего и не было.
Они вылетели на станцию, с половиной Холмов на хвосте. Мелькнула одна дуга светильников, вторая… около третьей Сашину руку вырвали из руки Льва, и Саша поняла: пора.
Кольнуло под сердцем: мимолётное ощущение, кристально-ясное на фоне резко исчезнувшего шума. Одно короткое мгновение на станции — на оборотной стороне станции, куда и ушла Саша, — их было только двое: она сама и Льва. А затем с Холмов стала прорываться нечисть.
Лев тогда не сказал, как близко надо подойти к полукровке, чтобы по его следам попасть в чужой город; Саша надеялась, что близко. Она вновь потащила Льва, не давая нечисти подобраться вплотную, но её метаний хватило всего на минуту. А затем их поймали в центре станции и окружили плотным кольцом. Саша вскинула нож, Лев, ссутулившись, поднял когтистую лапу. В нём уже не осталось почти ничего человеческого: на нечисть скалился антропоморфный хищник с перекошенной полузвериной мордой вместо лица.
Неуместно-успокаивающей лаской по Сашиной ноге скользнула кисточка хвоста.
Холмы замерли в предвкушении: загнав дичь, они не спешили расправляться с ней. Саша закрыла глаза и медленно выдохнула. Дар тянул во все стороны разом, пытался подсказать, откуда ждать первого нападения. Кто-то пошевелился, выдвинулся на лишний миллиметр, и Саша хрипло шепнула Льву: «На пять часов».
Когти полоснули по горлу тощего медведя даже прежде, чем тот успел замахнуться.
«Три часа» — и с воплем отшатнулся огромный бурый чёрт.
«Двенадцать» — и ворон с огненными перьями лишился широкого железного крыла.
А затем Холмы навалились скопом, и от противоположных указаний дара у Саши загудело в висках. Да так сильно, что она не сразу ощутила пробирающий до костей холод, воцарившийся на станции.
— Хватит, — властно произнёс знакомый женский голос. — Игра закончилась.
Нечисть расступилась, шипя и огрызаясь, и в образовавшемся проёме Саша увидела Купчиху. Она шла, опираясь на согнутую руку Студента; в другой он держал исцарапанный и чуть погнутый посох.
Купчиха одарила нечисть брезгливым взглядом, и та отступила ещё на два шага. Затем ещё. Затем кто-то в задних рядах исчез с тихим хлопком. В итоге вокруг Саши и духов осталась редкая цепочка самых крупных, самых жутких и наверняка самых могущественных чудовищ.
— Я не отдам своего проводника, — с прежним спокойствием заявила Купчиха. — Можете не ждать.
Нечисть не шелохнулась. Тогда Купчиха по очереди заглянула каждому чудовищу в глаза, и температура на станции упала ещё на несколько градусов. После этой явной угрозы даже самые упёртые звери Холмов поспешили вернуться домой.
Саша никак не могла поверить, что всё закончилось. Она полусползла по дуге лампы и слепо нашарила ладонь Льва. Он, вернувшись в свой человеческий облик, встал рядом с Сашей. Оба они молчали, ожидая, что им скажет Купчиха.
А она одарила каждого из своих игроков улыбкой и довольно — даже самодовольно — похвалила:
— Вы хорошо потрудились, дети мои.
Саша тупо кивнула и крепче сжала руку Льва, потянувшуюся к опять кровоточащей царапине.
— Я вами довольна.
— Спасибо? — У Саши почему-то сорвался голос. Она прокашлялась и попробовала ещё раз: — Теперь мы можем идти?
— Не спеши, доченька. — Сладкий тон Купчихи на фоне усталости дёрнул как-то особенно остро. — Я хочу отблагодарить тебя за твою помощь.
— Не стоит…
— И слушать не желаю! Впервые за пять лет у Обратного появилась новая станция, и ты, Александра, заслужила право стать её хранительницей.
Запрокинув голову, Саша зажмурилась и протяжно выдохнула. Всё шло так, как и предсказывал Александр Евгеньевич — чему она и не удивлялась. Только вот уже нельзя было спрятаться за бурлящим в крови адреналином.
— Нет.
— Нет? — В удивлении смоляные брови Купчихи сошлись на переносице. Или не в удивлении, а в раздражении… глядя снизу вверх, да ещё и едва открытыми глазами, Саша не могла точно понять эмоцию.
— Нет. Я не хочу.
— Ты отказываешься от такой чести? — Вот теперь в голосе Купчихи точно звенело возмущение, пусть и сдержанное. — От возможности послужить своему городу, стать его хранителем? Редкому полукровке выпадает такой шанс. Хорошо подумай, прежде чем отвернуться от величайшей удачи в своей жизни.
— Я уже подумала. Спасибо, но нет.
— Твоё право, Александра, хотя я и разочарована. — Купчиха сокрушённо покачала головой, словно мать неразумного, упрямого ребёнка. — В таком случае мне остаётся только взять с тебя клятву, что ты никому не расскажешь об игре, Обратном городе и Холмах.
Саша вспомнила, как после визита к бронзовому Петру спросила у Льва, почему никто из проводников не проболтался об изнанках. И он ответил, что их просили этого не делать. Получалось, Лев не врал.
— Клянусь, — рассеяно пообещала Саша.
— Одних слов мало. Ты должна принести настоящую клятву.
Если бы Саша ещё могла пугаться, она испугалась бы. Не столько самой фразы, сколько тона Купчихи: требовательного, не терпящего возражений. Саша и не собиралась возражать, но тут в их разговор вмешался Лев:
— Барыня, — начал он, неловко втискиваясь между Сашей и Купчихой, — я возьму новую станцию.
— Ты? Я годами безуспешно уговаривала тебя осесть, и вдруг ты хочешь стать хранителем?
— Я осяду, если ты отпустишь Сашу без клятвы.
— Ты знаешь, что это против правил, мальчик мой. — Сочувствие прозвучало почти искренне. — Проводник должен молчать.
— Она будет. Я верю Саше.
Купчиха смерила Льва долгим, нечитаемым взглядом — почти таким же слепым, как и его собственный. От её равнодушия у Саши на душе заскребли кошки. Она с трудом поднялась, положила руку Льву между лопаток и спросила:
— Ты уверен?
— Да. Я тоже тебе обещал.
— Ты не обязан…
— Саш, — Лев обернулся через плечо и чуть опустил голову, словно бы действительно мог заглянуть Саше в глаза. — Я же с тобой не спорил.
Она кивнула и неловко похлопала его по спине.
— Хорошо, — объявила Купчиха томительную минуту спустя. — Ты, Византиец, станешь хранителем «Алма-Атинской». И ты же в ответе за своего проводника. Если Александра заговорит об игре…
— Я знаю, какое наказание меня ждёт.
В первый раз Лев позволил себе перебить Купчиху. И его резкость ярче всех слов подчеркнула, что принятое им решение едва ли не важнее самой игры.
Где-то вдалеке часы громко пробили шесть. Саша встряхнулась, одёрнула рубашку и неуверенно произнесла:
— Я, наверное, пойду… Лев, ты со мной? Тебе бы в больницу...
— Я о нём позабочусь, — отозвался забытый за разговором Студент. — Дома ему будет лучше.
— Хорошо… — не зная, что ещё сказать, Саша сунула руки в карманы и по очереди оглядела духов. — Ну, я пошла?
— Береги себя, Саш. — Напоследок обняв, Лев слепо ткнулся ей в висок. — Я тебя скоро проведаю. Договорились?
— Договорились, — выдохнула Саша и крепко сжала широкие плечи.
А затем развернулась и сделала шаг к выходу в город. Другой. Третий.
С полдороги Саша обернулась:
— Ни у кого полтинника на автобус не найдётся? Холмы украли у меня кошелёк…
Часть первая: (1/2), (2/2)
Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
Эпилог: (1/1)
Ссылки на скачивание полного текста:
Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt
Москва-Обратная
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года
Читать (5/5)
(~13 стр./40 т.з.)
(~13 стр./40 т.з.)
Невидимые часы подгоняли не хуже кусающих за пятки псов. Несмотря на усталость, на ноющие после оврага мышцы и расфокусированный взгляд Льва, Саша едва ли не бежала. Через холодные подземные переходы «Коломенской», слишком просторные из-за отсутствия ларьков. Через пустой вестибюль с единственным рядом турникетов, светящихся зелёными огоньками оплаченного проезда. По крохотной лестнице, ведущей в зал.
Саша остановилась на нижней ступеньке.
Слева на путях стоял тот самый поезд, что ранее привёз их на «Каширскую». Двери ближайших вагонов были закрыты, да и маршрут вёл дальше, к противоположному торцу станции. Сашу насторожило отсутствие видимых ловушек. Она уже привыкла, что на своей территории Холмы не так скрытничали, как в Обратном городе; «Коломенская» же пустовала, ничем не отличаясь от себя-настоящей.
А затем Саша услышала шаги. Обыкновенные, человеческие, и кто бы ни шёл навстречу, он явно никуда не опаздывал. Тонкая чёрточка силуэта быстро превратилась в несомненно мужскую фигуру — крупную, хотя и меньше Льва. Затем стали заметны светлые волосы, собранные в хвост, и традиционный офисный костюм с галстуком и белоснежной рубашкой.
— Александр Евгеньевич?!
— Сашенька.
Они остановились метрах в пяти друг от друга. И если Саша — готовая встретить кого угодно, хоть всех богов и демонов вместе взятых, но только не своё начальство — ошарашено уставилась на Александра Евгеньевича, он удивлённым не выглядел. Поздоровавшись с Сашей, он холодно кивнул Льву и указал на распахнувшиеся перед ними двери вагона:
— Прошу. У вас мало времени, не стоит его тратить.
— Как? Откуда?! — Забыв о тикающих часах, Саша бессильно оглянулась на Льва.
Александр Евгеньевич подхватил Сашу под локоть, завёл её в вагон и так же спокойно ответил:
— Холмам на игру тоже нужны проводники.
Двери захлопнулись с мягким стуком, и динамик пробормотал что-то неразборчивое. Растеряно переводя взгляд со Льва на Александра Евгеньевича и обратно, Саша остановилась у первого же поручня.
— Садись, Сашенька. Поезд идёт до «Домодедовской», так что минут десять-пятнадцать у нас есть.
Она села, и тут же рядом обосновался Лев. Саша ждала объяснений, хоть какой-то реакции, но он молчал. Причём лицо у Льва было такое, словно бы они ехали на его расстрел. Судя же по вине в глазах — абсолютно заслуженный.
— Я не понимаю, — начала Саша, кончиками пальцев растирая лоб. — Что вы здесь делаете? Почему вы? Почему сейчас?
— Как я уже сказал, я проводник Холмов. Вчера мы прокладывали маршрут, по которому сегодня идёте вы. Что касается «Почему?»… — Александр Евгеньевич сел напротив и подался вперёд, ловя Сашин взгляд, — то это весьма поучительная история. Ты так не считаешь, уважаемый Византиец?
Лев отчётливо скрипнул клыками и снова промолчал. С каким-то мазохистским удовольствием Саша поняла, что после всех его недомолвок и тайн чего-то подобного она и ожидала.
— Мне придётся начать издалека, хорошо? — не дождавшись ответа Льва, Александр Евгеньевич повернулся к Саше. — С две тысячи третьего года, когда мне было чуть больше, чем тебе сейчас. Если опустить всё лишнее, то в тот год я оказался проводником Обратного — там, где я жил, как раз открыли первую в двухтысячных станцию. Игру мы проиграли. После четвёртой метки нас с игроком растащили по разным улицам и прогоняли всю ночь. Неприятное воспоминание.
Александр Евгеньевич помолчал пару секунд, пустым взглядом глядя куда-то поверх Сашиной макушки, затем встряхнулся и продолжил:
— Суть в том, что наутро я ничего не помнил. Я проснулся вымотанным до предела и даже не понял, что провёл ночь не в своей постели. И не понимал бы дальше, если бы год назад ко мне не пришли Холмы. Они предложили научить меня пользоваться даром проводника в обмен на моё участие в следующей игре. Конечно же, я им не поверил. — Александр Евгеньевич рассмеялся. Беззаботно, легко — так, что у Саши мурашки поползли от неуместности его смеха. — Это тебе, Сашенька, достался храбрый, хоть и лохматый рыцарь. А меня уговаривала парочка водяных. В Верхнем городе они выглядели сущими бомжами.
— Но вы согласились.
— Согласился. Не сразу: они меня месяца полтора уговаривали, я уже хотел санитаров вызывать. А потом Холмам надоело, и они вернули мне память. Первую игру, от и до.
— И вы всё равно решили им помочь?!
Саша не верила своим ушам. Она поняла бы, если Александр Евгеньевич не знал, во что ввязывается… но он же вспомнил о Холмах и их методах!
— «Всё равно»? А почему я не должен был им помогать?
— Вы сами видели, на что они способны!
— Ровно на то же, на что способен и Обратный город. — Голос Александра Евгеньевича стал чуть жёстче — словно бы они обсуждали свалившийся на «Гипату» неприятный заказ. — Здесь все хороши, Саш. И если нас впихивают между чужими молотом и наковальней, то в первую очередь надо думать о себе. Холмы научили меня пользоваться моим даром так, как и не снилось ни одному альфа-редактору. Что тебе дал Обратный город?
В недоброй насмешке именно в эту секунду поезд выехал на «Каширскую» и неутихающая стена пламени осветила вагон. Саша вздрогнула, вспомнив причинённую огнём боль. И тут же дёрнулся доселе молчавший Лев. Одной рукой обняв Сашу за плечи, он сердито прорычал:
— Мы не покупаем своих проводников!
— Правильно, — мирно согласился Александр Евгеньевич. — Вы всего лишь залезаете к ним в головы.
— Что?
В голове Саши словно бы ударил колокол, и голос её прозвучал тихо и жалко. Она повернулась ко Льву, почувствовав, как он почти до боли сжал её плечо.
— Твой благородный рыцарь не такой уж и благородный, Сашенька, — с искренним сочувствием произнёс Александр Евгеньевич. — Вместо того чтобы тратить время на уговоры, он просто заставил тебя слушаться каждого его слова.
— Вранье.
Сухой, резкий тон Льва заставил Сашу замереть. Она не понимала, кому доверять: духу, охраняющему её в самую опасную ночь её жизни, или человеку, пятый год опекающему её как любимую племянницу.
— Враньё? А почему тогда Обратный выбрал на игру именно тебя — сына полудницы? Нечисти, прославившейся своей способностью охмурить любого. Почему молодого вольного духа, а не кого-нибудь более опытного?
Лев не ответил, и от его молчания что-то холодное скользнуло вдоль Сашиного позвоночника.
— Я тебе отвечу, почему. Потому что Обратный понимал: Холмы ещё с прошлого года знают всех потенциальных проводников, а значит успеют или перекупить, или запугать их. Когда же выбор пал на Сашу, к ней подослали тебя: славного рыцаря для наивной девочки. И мозгоправа заодно. Я опять вру?
Саша вспомнила все те мимолётные, недодуманные мысли, что посещали её во время и до игры: когда она не хотела верить в духов и нечисть — и всё равно поверила, резко, внезапно. Когда, поверив, согласилась на мутную авантюру, даже толком в ней не разобравшись. Когда не спорила там, где должна была спорить — хотя бы из обыкновенной человеческой гордости.
Саша всё ещё доверяла Льву. Но поверить в то, что у всех его несостыковок есть какое-то иное объяснение, у неё уже не получалось.
— Впрочем, я должен отдать тебе должное: ты хотя бы не отрицаешь очевидное.
От полуфилософского замечания Александра Евгеньевича словно бы что-то щёлкнуло в голове Льва. Он вдруг перестал отводить взгляд и рычать, а наоборот посмотрел прямо, уверенно. На Сашу. Лев убрал руку с её плеча и чуть отодвинулся, создавая между ними нейтральную зону, после чего произнёс:
— Я никогда не использовал свой дар тебе во вред.
— А не во вред?
— Дважды. Вчера, чтобы ты мне поверила и не выставила за дверь. И сегодня, после Нескучного.
— Чтобы я не сбежала?
— Чтобы ты не ударилась в панику. Я не заставлял тебя оставаться и продолжать. Я и сейчас не заставляю. — В сдержанности Льва появилась тонкая трещина, нотка отчаянья: — Ты можешь уйти, Саш. Как только мы выберемся в город, я отведу тебя в Верхний.
— Так просто?
— Конечно просто, — вмешался Александр Евгеньевич, и насмешка в его словах царапнула Сашу. — Ты практически довела его до второй метки, где первая — он знает и сам. Кому нужен проводник, когда игра почти закончена?
— К чёрту игру! — раздражённо рыкнул Лев. — Я обещал защищать тебя. И от самого себя тоже, если ты мне не доверяешь.
И опять они говорили о доверии. Вопросе, на который Саша уже нашла ответ, хотя и многого не знала.
— Я, наверное, наивная идиотка… — она устало потёрла лоб и щёки, смахнула упавшие на лицо волосы. В пальцах осталась пара грязных листиков: липовый и кленовый. — Но я тоже обещала помочь тебе.
— Сашенька, ты…
— Саш…
— Хватит! Закрыли тему.
Оба: и Лев, и Александр Евгеньевич — умолкли так резко, будто бы не ожидали от Саши подобной решительности. А она залезла в рюкзак, достала блокнот с ручкой — каким-то неведомым чудом не поломавшейся за время их приключений — и принялась срисовывать метки с телефона на бумагу.
Седьмая — из Чайного дома Господина Луна. Шестая — из сундука Вия. Пятая — с памятника Петру…
— Дай мне, пожалуйста, твой телефон.
Лев протянул его безо всяких вопросов.
Четвёртая — дощечка, поднятая Пажом со дна Патриарших. Третья…
— Сашенька, ты совершаешь ошибку. Ты лезешь между слишком могущественных сил. И ради чего? Обратному на тебя плевать. Для Холмов игра — и вовсе забава, возможность поохотиться на живую дичь. Ты думаешь, кому-то из них действительно нужна эта станция?
Третья — с «волшебного» камня из Коломенского.
— Они развлекаются за твой счёт и за счёт всех остальных проводников. Холмы охотятся, Обратный пытается утереть им нос и показать, кто в Москве главный. При чём тут мы?
— Ни при чём, — согласилась Саша, убирая блокнот в задний карман джинсов. — И мне не важно, почему они делают то, что делают, и так, как делают. Просто я обещала.
— Кому?! — почти вскрикнул Александр Евгеньевич.
— Льву.
Удивлённые глаза Льва — ставшие по-кошачьи круглыми и блестящими — заставили Сашу слегка улыбнуться. Она дёрнула плечом и прокашлялась, скрывая неуместную улыбку. Лев недоверчиво покачал головой.
— Кажется, нам пора.
За окном мелькнула первая колонна «Домодедовской». Встав у дверей, Саша внимательно осмотрела станцию; если на ней и были ловушки, то их хорошо спрятали. Привычный вид зала нарушали лишь пробившие свод корни, да и те свисали всего на пару метров.
На всякий случай Саша достала нож; после знакомства с флорой Холмов она понимала, что чем невиннее выглядит очередной «цветочек», тем больше у него ядовитых шипов.
— Не волнуйся, — усталый голос Александра Евгеньевича раздался справа, от второй двери. Лев традиционно встал за Сашиной спиной. — Ловушек больше нет. Когда игроки подбираются так близко, на них интереснее охотиться вживую.
— Так для Холмов игра — на самом деле забава? — Саша вышла на станцию и недоверчиво покосилась на корни. — Не соревнование?
— Отчасти соревнование. Больше охота в честь солнцестояния.
— А станция? Лев говорил, что Холмам в последние годы нужна новая земля.
— Она нужна всегда, но нечисть не так привязана к своим домам, как духи. Станет тесно в Москве — переберётся ещё куда-нибудь.
Саша оглянулась на идущего следом Льва. Тот дёрнул плечом и ответил:
— Часть нечисти — возможно. Другая останется и займёт наши дома или дома Верхнего города. То, что Холмы развлекаются, не означает, что они не хотят получить станцию.
— Вы расходитесь в показаниях, — невесело пошутила Саша, по очереди заглянув в глаза каждому из своих спутников.
— Скорее, в мировоззрениях, — в тон ей отозвался Лев.
В возникшей затем тишине Саша крепко задумалась об Александре Евгеньевиче и его словах. В отличие от Холмов в целом, его врагом Саша не считала. С другой стороны, безоглядно ему доверять она тоже не хотела. Он наверняка желал лучшего, пытался по-своему защитить Сашу, вот только в игре участвовал на стороне соперника.
Что цепляло. Зная методы Холмов, что игра для них — повод устроить охоту на людей и духов, Александр Евгеньевич всё равно им помогал. Даже не как проводник — разве нужен проводник тому, кто сам прокладывает маршрут? — а как живые ворота из города в город.
Да, ради своего дара. Примерив роль проводника, Саша поняла, что знание «как правильно»: в любой ситуации, в любом деле — великий соблазн. Стать альфа-редактором собственной жизни и при этом не замарать рук ни в прямом, ни в переносном смысле… Решение Александра Евгеньевича можно было понять.
Принять его оказалось труднее.
Поплутав в переходах «Домодедовской», маршрут вывел на лестницу, серовато-сизую от хмурого утреннего света. За время поездки Саша забыла, что они так и не выбрались с Холмов, поэтому огромный муравейник — настоящий, из хвои и мелких веток — на месте торгового центра ошарашил её. Сглотнув, Саша с трудом отвела взгляд от гигантской шевелящейся горы. Парковку перед ней расчертили муравьиные тропы; шириной с восьмиполосное шоссе у самого муравейника, вдали они превращались в тонкие нити.
Противоположно одной из нитей и вёл маршрут. Саша порадовалась, что первопроходец не засунул метку в муравейник: она бы вряд ли справилась с подобным испытанием. Но дорога шла по Ореховому бульвару, мимо всё новых и новых магазинов. Их Холмы превратили в полуобвалившиеся бетонные коробки.
Саша чувствовала, что за ней наблюдают. Вначале отдельные пары глаз: из вышек жилых домов, с деревьев и из-за выломанных бордюров. Затем десятки. Затем взгляды слились в единое чужое присутствие, и Саша ощутила себя дичью, на которую вот-вот спустят стаю голодных псов.
За домами начиналась длинная асфальтовая полоса бывшего рынка, а ныне парковки. Холмы разворотили её, оставив нагромождение камней и ломаного асфальта. К Сашиному удивлению, трава до них ещё не добралась, и в промежутках виднелась влажная, жирная земля.
Чем дальше заходили Саша и её спутники, тем выше становились стены гротескного лабиринта. Вскоре они поднялись так высоко, что закрыли даже часть безоблачного утреннего неба.
Послышались неразборчивые голоса. Саша тут же притормозила, пропустила Льва вперёд и нащупала в кармане нож. Голоса неслись со всех сторон, даже сверху и сзади, ещё ярче подчёркивая образы охоты и дичи.
А за очередным поворотом лабиринт оборвался, и перед Сашей раскинулась ровная площадка, густо утыканная полутораметровыми бетонными столбами. Промеж столбов сновала какая-то шустрая нечисть, похожая на классических чертей: росточком от дюжины сантиметров до метра, с густой чёрной шерстью и лысыми макушками. Черти лазили по столбам, спорили, размахивали лапами. Почти у каждого при себе были инструменты для рисования: кисточки, вёдра с краской, мелки, уголь, встречались даже баллончики.
С мрачным каким-то весельем Саша поняла, что черти все поголовно раскрашивают столбы. И что где-то под их художествами скрывается единственная метка, которую нужно найти как можно скорее.
Саша посмотрела на Льва, на ближайший столб, на весёлое море чертей… и решительно кивнула:
— Идём. Здесь я могу только на ощупь.
Лев кивнул в ответ и начал прокладывать дорогу сквозь пока не заметившую их нечисть.
К первым, липким от масляной краски столбам они подобрались без особого труда — но и метки там не нашли. Да Саша и не рассчитывала на такую удачу. А вот дальше они заинтересовали чертей. По одному, по два они подходили к Саше и смотрели на то, как она ощупывает столб за столбом. Затем кто-то попытался потрогать её саму, и тут уже вмешался Лев. На грубость огромного духа черти ответили шипением и градом мелков и угля.
После чего разверзся ад.
Черти нашли себе новое развлечение, куда более весёлое, чем возня с краской: игру «Поймай проводника». Ото Льва они разбегались и уже издали закидывали его кисточками и карандашами, а вот в Сашу радостно вцепились. Они толкали её, хватали за волосы и одежду, тащили на другой край площадки; самые мелкие забирались ей на плечи и лезли в рюкзак. Затем его и вовсе сорвали, едва не свалив и Сашу.
Потасовка до боли напоминала первую стычку ночи, гарцуков. Тогда Саша испугалась и растерялась, сейчас же в ней кипела смесь ярости и решительности. Саша выпутывалась из цепких пальцев, не давала оттащить себя ото Льва. Затем она вспомнила о ноже, и со второй попытки сумела раскрыть лезвие.
Холодного металла черти испугались до визга.
Они всё ещё лезли к Саше, но теперь избегали её правой руки, всё больше заходя слева или со спины. Саша отбивалась широкими взмахами, на секунду-другую отпугивающими нечисть; за это время она успевала прикоснуться к одному столбу или сделать шаг к следующему.
Чем дальше продвигалась Саша, тем сильнее злились черти. Пальцы сменились когтями, толчки — ударами. Всё чаще между ней и Львом вставало сразу несколько чертей, и ей приходилось выбираться самостоятельно. Полетели банки из-под краски и баллончики. Один из них ударил Сашу между лопаток, другой попал в живот, выбив дыхание. Ещё от одного, пущенного ей в голову, Сашу спас Лев: он в последний момент рукой отбил жестянку.
Отмахиваясь от чертей, Саша не могла сосредоточиться на даре; она чувствовала только общее направление. Рисунки сливались в одно сплошное переплетение цветных линий, бессмысленных и нечётких. Чем больше их оставалось позади Саши, тем яростнее защищали черти каждый новый столб. И так продолжалось до тех пор, пока Саша не ощутила резкое изменение в маршруте. Абстрактное «Вперёд» вдруг стало не менее абстрактным «Назад».
Саша попятилась, ловя точный миг смены направлений. Один из чертей попытался утащить её обратно, в самую гущу свалки — Саша отмахнулась и вспорола ножом шкуру. Чёрт отшатнулся с почти детским плачем, тут же потонувшим в рёве десятков голосов.
Один столб, другой. У третьего Саша на несколько жутких секунд потеряла Льва, но сумела пробиться к нему. У четвёртого уже Лев возвращался за Сашей, уворачивающейся от чёрта с огромным малярным валиком в руках.
У шестого столба им улыбнулась удача.
Метка — угольный рисунок не крупнее Сашиной ладони — терялась за дрожащими линиями аэрозольной краски. Пока Саша возилась со столбом, а затем и с телефоном, Лев несокрушимой стеной стоял между ней и чертями. Погружённая в работу проводника, она не обращала на них никакого внимания.
Что-то просвистело над Сашиной головой, и она запоздало пригнулась — не сообразив, что снаряд уже давно пролетел. Радостно взвизгнули черти, разом, все как один. Убирая телефон в карман, Саша подслеповато огляделась. Прямо перед её носом оказался крупный — почти полутора метров ростом — чёрт; он уселся на столб, свесил по бокам лохматые лапы с изломанными ступнями без пяток и пшикнул Саше в лицо из баллончика. На её счастье пустого: в лицо ударил только пахнущий краской воздух.
Саша взмахнула ножом, после чего, не глядя, нашла Льва и потянула его вперёд, к выходу с площадки. Потеря метки изменила чертей: они всё ещё лезли под ноги, швыряли кисточки и краску и норовили выдрать лоскут одежды или клок волос, но прежней злости в них уже не чувствовалось. Саша позволила себе выдохнуть. Не расслабиться, а скорее поверить, что они сумеют выбраться.
Она ощутила, как Лев споткнулся и ухватился за её плечо — совсем как на залитой ядовитым газом «Пушкинской». У Саши ёкнуло сердце. Она обернулась, в первый раз за последние пять минут внимательно посмотрев на Льва.
Всю правую половину его лица заливала кровь. Она текла откуда-то из-под падающих на лоб волос, потемневших и слипшихся, и её было так много, что она пропитала воротник плаща и теперь стекала дальше, намочив даже футболку. И если вид крови пугал, то ещё страшнее оказался взгляд единственного открытого глаза Льва: расфокусированный, слепой.
С утробным рыком Лев замахнулся на ткнувшего ему под рёбра чёрта и промазал на добрых тридцать сантиметров.
Запоздалый холодок понимания скользнул вдоль Сашиного хребта. Она схватила Льва за руку — даже не подумав о том, насколько опасно хватать слепого разъярённого духа — и потащила его вперёд. Бегом, сбивая чертей пинками и ударами свободного кулака. Зажатый в кулаке нож порой царапал мохнатые шкуры, и вопли нарвавшихся на холодный металл отпугивались остальных.
Её проводили до конца парковки, напоследок пихнули за шиворот горсть угля, но дальше преследовать не стали. Забыв об игре, о метках, о Холмах вокруг, Саша притормозила и скользнула Льву под руку, давая возможность опереться. Она должна была отвести его в безопасное место.
Откуда-то справа вынырнул Александр Евгеньевич, бросивший их на время драки с чертями. Саша сердито покосилась на него, и он, вскинув руки, кивнул и отошёл на два шага.
— Со мной всё в порядке, — слишком тихо произнёс Лев, когда они немного перевели дух.
— Конечно, — безо всякой насмешки согласилась Саша.
— Я серьёзно, Саш.
— Я знаю. Знаю, что ты не бросишь игру в шаге от последней метки — даже если приползёшь к ней полудохлым. Поэтому мы сейчас идём в метро, а не в Верхний город.
— Спасибо, — голос Льва сорвался на шипение. Саша перехватила его руку, когда он попытался рукавом стереть кровь с лица.
— Не торопись, только хуже сделаешь. Сейчас доберёмся до станции и промоем тебе глаза.
— Да, конечно. Прости. — И тут же неуверенно, как нашкодивший ребёнок, Лев пожаловался: — Жжётся.
— Потерпи немного.
Саша похлопала лежащую на её плече ладонь и потерлась об неё щекой. Лев обмяк, словно бы внутри него разжалась какая-то пружина. Даже его походка стала увереннее и мягче, тише; он больше не вбивал пятки в землю, излишним усердием компенсируя потерю зрения.
Преодолев последнее нагромождение камней, в десяти метрах от себя Саша увидела спуск в метро. Она оглянулась в поисках очередной ловушки Холмов, но нашла только вездесущие бесконечные глаза. Те следили с холодным вниманием, жутковатым в своей пристальности. Не поддаваясь страху, Саша сердито расправила плечи и подошла к спуску.
Чужое разочарование повисло в воздухе густым туманом.
В вестибюле «Красногвардейской» Саша уже не обращала внимания на чудеса Холмов. Какие-то растения, какие-то камни, ржавое железо взамен привычной отделки… На эскалаторе Саша встала рядом со Львом, оставив Александра Евгеньевича где-то сзади.
Поезд снова ждал на путях, любезно распахнув двери первого же вагона. Саша завела Льва внутрь, усадила его и сама встала рядом, одним коленом упершись в лавку. По-прежнему молчащий Александр Евгеньевич уселся напротив. Только когда поезд начал набирать скорость, Саша сообразила, что её рюкзак — а вместе с ним и аптечка, и небольшой запас воды — остался трофеем чертей.
Она ругнулась: коротко, матом. Не используемые в обычной жизни слова оставили во рту горький привкус.
— Саш? — Лев повернул голову на её голос.
— Рюкзак. Я его потеряла наверху.
— Ничего страшного. — Когтистая ладонь, прежде до треска сжимавшая край сиденья, удивительно нежно коснулась вначале Сашиных волос, затем щеки. — Всё в порядке.
Саша хотела возразить — взорваться, на самом деле, — что ничего не в порядке, что она не договаривалась на чужую кровь… Но усилием воли она сдержалась. Взамен Саша выдрала из рукава длинную полоску ткани, свернула её внутренней стороной наружу и принялась оттирать кровь с лица Льва.
— Сашенька, у тебя ещё есть время одуматься.
Неожиданные слова Александра Евгеньевича заставили дёрнуть рукой и зацепить край только-только подсохшей царапины. Лев зашипел, и Саша сердито бросила начальству:
— Замолчите!
— Не могу. Послушай меня, пожалуйста. Потом будет поздно. Византиец рассказал тебе, что происходит с проводником после игры?
— Мне не интересно, — не отвлекаясь от крови на лице Льва, огрызнулась Саша.
— Но это важно! Сашенька, так просто Обратный тебя не отпустит. Ты выиграешь ему станцию, и он оставит тебя на ней хранителем. В тебе и так уже духа больше, чем человека! Ещё чуть-чуть — и ты не сможешь вернуться домой.
Саша на удивление легко пропустила слова Александра Евгеньевича мимо ушей, хватило заметить, как окаменели плечи Льва и как дёрнулась царапина из-за прорезавших лоб морщин. Кончиками пальцев разгладив хмурые складки, Саша склонилась к самому уху Льва и тихо сказала:
— Мы поговорим позже. Не волнуйся.
Он шумно выдохнул и расслабился под её прикосновением.
— Сашенька!..
— Нам пора.
Поезд действительно тормозил у конечной станции затянувшейся ночи чудес — «Алма-Атинской». Саша переложила ладонь Льва на поручень, помогла ему подняться и встала рядом; он свободной рукой легко сжал её локоть. Драные и окровавленные, они выглядели той ещё героической парочкой, особенно на фоне аккуратного, словно бы только что из офиса Александра Евгеньевича. В иной ситуации Саша бы постеснялась появляться в таком виде перед возлюбленным начальством, однако сейчас начальство особо тёплых чувств не вызывало.
Табло над туннелем показывало «5:38». Справа тянулась блестящая лента узкого пустого перрона с чёрно-серой плиткой на полу и ярко-красными дугами светильников в центре. Слева располагалось три коротких эскалатора; единственный работающий вёл на подъём. Не отпуская руки Льва, Саша коснулась одной из дуг. Маршрут указал наверх.
Трудно было сказать, в каком именно городе они находятся. Ярко светили люминесцентные лампы, сверкали хром и полированный гранит, перемигивались турникеты. Но строгие линии расплывались, словно бы окутанные туманной дымкой. И на самом деле цвёл огромный витраж между дверей вестибюля: стилизованная яблоня, увешанная оранжево-алыми плодами. Из стекла вылезали ветки и листья, над расположенными ниже эскалаторами висели корни, и царил повсюду августовский запах спелых яблок.
Встав по центру вестибюля, Саша глубоко вдохнула и задрала голову. Над ней, прямо поверх светильника в форме перечёркнутого круга, была нарисована первая метка Холмов.
— Мы её нашли… — неверяще пробормотала Саша и вцепилась в плечо Льва: — Слышишь: нашли!
— Я слышу, Саш, — улыбнулся он в ответ. — Теперь осталось переписать метки так, чтобы станция привязалась к Обратному.
— Пере… — начала она и вдруг поняла, что ей совсем не надо задавать глупые вопросы.
Что она прекрасно знает дальнейшие шаги, ведь в этом и заключается профессия альфа-редактора: исправлять тексты. Да, так, как задумано автором — в данном случае первопроходцем, который не собирался дарить станцию Обратному. Но текст, переписанный Сашиной рукой, становился её собственным.
Саша не увидела, как Лев отошёл к турникетам, только мельком отметила две высокие фигуры по бокам от эскалаторов; Александр Евгеньевич тоже не вмешивался в последний момент игры. Не торопясь, с неожиданным спокойствием, Саша вынула из кармана телефон и блокнот, за пружину которого невесть как попал огрызок художественного угля. Выковыряв его, Саша начала переносить метки на колонны вестибюля, по одной на каждую.
Пока Саша работала, в вестибюле стояла абсолютная тишина — такая же, как и в Сашином офисе в «Гипате». Лишь эхом отдавались её шаги, да поскрипывал уголёк. Не слышалось ни тиканья часов, ни шума вечно бодрствующего города, ни звука человеческой речи.
Переписав найденные ранее метки, Саша скопировала и уже имеющуюся первую — прямо на пол. После чего вернулась к эскалаторам и осмотрела получившийся текст. Что бы Лев ни говорил, это действительно был текст: фраза на живом языке. А значит, она поддавалась редактуре, и существовала формулировка, наиболее точно соответствующая задумке.
Повинуясь чутью, в первом слове Саша перерисовала две линии. Второе оставила без изменений. Переставила третье и четвёртое местами. Выкинула половину пятого. Шестое стёрла целиком и написала новое. Затем вернулась к первому, убрала внесённые изменения и вместо них нарисовала совсем другие линии. Знакомый редакторский танец всё длился и длился, пока потребность вносить правки не стала ослабевать с каждой вставшей на место чёрточкой.
Саша замерла у седьмой метки — первого слова — когда тишину вестибюля нарушил усталый голос Александра Евгеньевича:
— Саша, подожди.
Он стоял за её спиной: серьёзный, бледный, с взлохмаченными волосами. Поймав на себе Сашин взгляд, Александр Евгеньевич посторонился и указал на стеклянные двери по бокам от цветущей яблони:
— Смотри, Сашенька. Смотри внимательно, что тебя ждёт, если ты завершишь игру.
По ту сторону дверей собрались Холмы. Почти вся увиденная в последние дни нечисть: пушистые шарики-криксы, визгливые гарцуки, русалки, черти, даже люди-кони караконджо… Были тут и новые твари. Рыси с женскими головами и мужчины с головами баранов. Птицы с железными крыльями и звери о пяти ногах. Белобородые старики, скрюченные древние старухи и безрукие, безногие младенцы. Вся жуть, которую за тысячелетия породило славянское сознание, ожидала конца игры и возможности поквитаться с выигравшими духами Обратного.
Саша сглотнула и перевела взгляд на Льва.
Несмотря на слепоту, он чувствовал нечисть. Но вот чего Саша не ожидала, так это спокойствия, с которым Лев готовился к неизбежной драке. Он стянул плащ и принялся аккуратно его складывать. Рука Льва скользнула по топорщащемуся карману, залезла туда и достала пригоршню конфет — купленных в кафе ещё до начала игры. Пять часов тому назад.
Разорвав обёртку одной конфеты, Лев положил её в рот. Остальные он ссыпал обратно в карман и с тем повесил плащ на ограждение эскалатора. После чего встал сразу за турникетами, между Сашей и нечистью.
— Лев, — негромко позвала Саша.
— Я хочу выиграть, — ответил он, не поворачиваясь. — Но тебя я не заставляю.
— Тогда я заканчиваю.
— Сашенька, это же не компьютерная игрушка! — в последний раз вмешался Александр Евгеньевич. — Враги не исчезнут, как только ты выполнишь квест!
— Само собой. — Саша перечеркнула три линии и добавила финальный штрих в правый верхний угол метки. — Тут же не РПГ, а мои любимые «башни».
Не было спецэффектов и фанфар, не засветились отредактированные метки и не заревела теснящаяся на улице нечисть. Просто вестибюль резко пришёл в фокус и по исчерченным метками колоннам зазмеились вечные лозы Холмов.
Несколько секунд стояла абсолютная — гробовая — тишина. А затем нечисть, как и предостерегал Александр Евгеньевич, ворвалась на станцию.
Саша бросилась ко Льву, уже сцепившемуся с кем-то чёрным и мохнатым. Лев швырнул противника через турникеты, схватил предложенную Сашей руку, и вместе они помчались обратно к залу. Куча мала, созданная ломящейся сквозь узкие двери нечистью, подарила несколько драгоценных секунд — их хватило, чтобы добраться до эскалаторов.
Пикировали из-под потолка диковинные птицы и кусали за ноги проворные змеи; когти, клыки и рога тянулись со всех сторон. Саша, как могла, вертелась и отбивалась. У неё был план: незатейливый, одноходовый, основанный на смутном предположении… Кроме плана у неё больше ничего и не было.
Они вылетели на станцию, с половиной Холмов на хвосте. Мелькнула одна дуга светильников, вторая… около третьей Сашину руку вырвали из руки Льва, и Саша поняла: пора.
Кольнуло под сердцем: мимолётное ощущение, кристально-ясное на фоне резко исчезнувшего шума. Одно короткое мгновение на станции — на оборотной стороне станции, куда и ушла Саша, — их было только двое: она сама и Льва. А затем с Холмов стала прорываться нечисть.
Лев тогда не сказал, как близко надо подойти к полукровке, чтобы по его следам попасть в чужой город; Саша надеялась, что близко. Она вновь потащила Льва, не давая нечисти подобраться вплотную, но её метаний хватило всего на минуту. А затем их поймали в центре станции и окружили плотным кольцом. Саша вскинула нож, Лев, ссутулившись, поднял когтистую лапу. В нём уже не осталось почти ничего человеческого: на нечисть скалился антропоморфный хищник с перекошенной полузвериной мордой вместо лица.
Неуместно-успокаивающей лаской по Сашиной ноге скользнула кисточка хвоста.
Холмы замерли в предвкушении: загнав дичь, они не спешили расправляться с ней. Саша закрыла глаза и медленно выдохнула. Дар тянул во все стороны разом, пытался подсказать, откуда ждать первого нападения. Кто-то пошевелился, выдвинулся на лишний миллиметр, и Саша хрипло шепнула Льву: «На пять часов».
Когти полоснули по горлу тощего медведя даже прежде, чем тот успел замахнуться.
«Три часа» — и с воплем отшатнулся огромный бурый чёрт.
«Двенадцать» — и ворон с огненными перьями лишился широкого железного крыла.
А затем Холмы навалились скопом, и от противоположных указаний дара у Саши загудело в висках. Да так сильно, что она не сразу ощутила пробирающий до костей холод, воцарившийся на станции.
— Хватит, — властно произнёс знакомый женский голос. — Игра закончилась.
Нечисть расступилась, шипя и огрызаясь, и в образовавшемся проёме Саша увидела Купчиху. Она шла, опираясь на согнутую руку Студента; в другой он держал исцарапанный и чуть погнутый посох.
Купчиха одарила нечисть брезгливым взглядом, и та отступила ещё на два шага. Затем ещё. Затем кто-то в задних рядах исчез с тихим хлопком. В итоге вокруг Саши и духов осталась редкая цепочка самых крупных, самых жутких и наверняка самых могущественных чудовищ.
— Я не отдам своего проводника, — с прежним спокойствием заявила Купчиха. — Можете не ждать.
Нечисть не шелохнулась. Тогда Купчиха по очереди заглянула каждому чудовищу в глаза, и температура на станции упала ещё на несколько градусов. После этой явной угрозы даже самые упёртые звери Холмов поспешили вернуться домой.
Саша никак не могла поверить, что всё закончилось. Она полусползла по дуге лампы и слепо нашарила ладонь Льва. Он, вернувшись в свой человеческий облик, встал рядом с Сашей. Оба они молчали, ожидая, что им скажет Купчиха.
А она одарила каждого из своих игроков улыбкой и довольно — даже самодовольно — похвалила:
— Вы хорошо потрудились, дети мои.
Саша тупо кивнула и крепче сжала руку Льва, потянувшуюся к опять кровоточащей царапине.
— Я вами довольна.
— Спасибо? — У Саши почему-то сорвался голос. Она прокашлялась и попробовала ещё раз: — Теперь мы можем идти?
— Не спеши, доченька. — Сладкий тон Купчихи на фоне усталости дёрнул как-то особенно остро. — Я хочу отблагодарить тебя за твою помощь.
— Не стоит…
— И слушать не желаю! Впервые за пять лет у Обратного появилась новая станция, и ты, Александра, заслужила право стать её хранительницей.
Запрокинув голову, Саша зажмурилась и протяжно выдохнула. Всё шло так, как и предсказывал Александр Евгеньевич — чему она и не удивлялась. Только вот уже нельзя было спрятаться за бурлящим в крови адреналином.
— Нет.
— Нет? — В удивлении смоляные брови Купчихи сошлись на переносице. Или не в удивлении, а в раздражении… глядя снизу вверх, да ещё и едва открытыми глазами, Саша не могла точно понять эмоцию.
— Нет. Я не хочу.
— Ты отказываешься от такой чести? — Вот теперь в голосе Купчихи точно звенело возмущение, пусть и сдержанное. — От возможности послужить своему городу, стать его хранителем? Редкому полукровке выпадает такой шанс. Хорошо подумай, прежде чем отвернуться от величайшей удачи в своей жизни.
— Я уже подумала. Спасибо, но нет.
— Твоё право, Александра, хотя я и разочарована. — Купчиха сокрушённо покачала головой, словно мать неразумного, упрямого ребёнка. — В таком случае мне остаётся только взять с тебя клятву, что ты никому не расскажешь об игре, Обратном городе и Холмах.
Саша вспомнила, как после визита к бронзовому Петру спросила у Льва, почему никто из проводников не проболтался об изнанках. И он ответил, что их просили этого не делать. Получалось, Лев не врал.
— Клянусь, — рассеяно пообещала Саша.
— Одних слов мало. Ты должна принести настоящую клятву.
Если бы Саша ещё могла пугаться, она испугалась бы. Не столько самой фразы, сколько тона Купчихи: требовательного, не терпящего возражений. Саша и не собиралась возражать, но тут в их разговор вмешался Лев:
— Барыня, — начал он, неловко втискиваясь между Сашей и Купчихой, — я возьму новую станцию.
— Ты? Я годами безуспешно уговаривала тебя осесть, и вдруг ты хочешь стать хранителем?
— Я осяду, если ты отпустишь Сашу без клятвы.
— Ты знаешь, что это против правил, мальчик мой. — Сочувствие прозвучало почти искренне. — Проводник должен молчать.
— Она будет. Я верю Саше.
Купчиха смерила Льва долгим, нечитаемым взглядом — почти таким же слепым, как и его собственный. От её равнодушия у Саши на душе заскребли кошки. Она с трудом поднялась, положила руку Льву между лопаток и спросила:
— Ты уверен?
— Да. Я тоже тебе обещал.
— Ты не обязан…
— Саш, — Лев обернулся через плечо и чуть опустил голову, словно бы действительно мог заглянуть Саше в глаза. — Я же с тобой не спорил.
Она кивнула и неловко похлопала его по спине.
— Хорошо, — объявила Купчиха томительную минуту спустя. — Ты, Византиец, станешь хранителем «Алма-Атинской». И ты же в ответе за своего проводника. Если Александра заговорит об игре…
— Я знаю, какое наказание меня ждёт.
В первый раз Лев позволил себе перебить Купчиху. И его резкость ярче всех слов подчеркнула, что принятое им решение едва ли не важнее самой игры.
Где-то вдалеке часы громко пробили шесть. Саша встряхнулась, одёрнула рубашку и неуверенно произнесла:
— Я, наверное, пойду… Лев, ты со мной? Тебе бы в больницу...
— Я о нём позабочусь, — отозвался забытый за разговором Студент. — Дома ему будет лучше.
— Хорошо… — не зная, что ещё сказать, Саша сунула руки в карманы и по очереди оглядела духов. — Ну, я пошла?
— Береги себя, Саш. — Напоследок обняв, Лев слепо ткнулся ей в висок. — Я тебя скоро проведаю. Договорились?
— Договорились, — выдохнула Саша и крепко сжала широкие плечи.
А затем развернулась и сделала шаг к выходу в город. Другой. Третий.
С полдороги Саша обернулась:
— Ни у кого полтинника на автобус не найдётся? Холмы украли у меня кошелёк…
@темы: Сказки и истории