Ужастик

    Мастер-класс "Как убить два дня выходных одной задачей": попробуйте привести в рабочее состояние стационарный комп, на котором стоит win 7 starter. Компу четыре года, заниматься им никто и никогда даже не пробовал.
    Непередаваемые ощущения, скажу я вам. 16 часов: от физической чистки системного блока (из шерсти, снятой с кулеров, можно было вязать шарфики на зиму) до снятия финального бэкапа системы со всеми установленными и настроенными программами.
    Стартер - самая тормозная операционка, что попадалась мне за последние лет пять. Тому гению, который додумался поставить её на PC, хочется то ли пожать руку за самое креативное издевательство над человечеством, то ли дать в морду. Тут просто откатиться к чистой системе - и то пришлось доставать бубен.
    Радует одно: на следующий раз у меня уже будет пригодный для разворачивания бэкап. В жизни больше не полезу на эти галеры...

    Выходные действительно в трубу, танцы с бубнами энергоёмки в плане мозгов. Работа радует объёмами прошлой недели, контрольные продолжаются, текст не открывала три дня, а вторник только начался.
    Надо как-то экономить силы. Иначе бобик сдохнет, а у бобика ещё месяц учебного семестра, сессия и диплом. Чего же у бобика не было, так это отпуска, так что батарейки изначально полупустые.
    Если так продолжится, первым делом начну резать сетевую социалку. Прошу прощения, но для меня она - часть ежедневных энергозатрат с минимальным кпд. Вообще, последние несколько месяцев заметила за собой такую штуку: меня стало раздражать неинформативное общение; болтовня, из которой ни одна сторона не выносит ничего, кроме самой болтовни. Вот это буду выкорчёвывать к чертям. В какой-то момент начинаешь понимать, что на всё тебя не хватает, а пустой трёп в моём интровертном случае ещё и жрёт кучу сил. Ну его.

    Зато наконец-то начала читать. Латаю дыры в образованию, иду по классикам фантастики: Оруэлл, Бредберри, Адамс, Азимов... В данный момент - "Основание" последнего (правда, в имеющемся переводе оно почему-то "Академия"... не очень понимаю, почему). Славно идёт. Мне вообще чертовски симпатична идея прикрутить статы на социологию больших масс. Знаете, идея такая... очень естественнонаучная.
    Тут вычитала, что Нолан собрался делать сериал по "Основанию". Чертовски любопытно будет посмотреть на результат.

    До сих пор не могу понять, как отношусь к тому, что "Москву" здесь прочитало всего два человека. Тупо - не знаю.

@темы: Будни, Книги

---

Рабочее, мотать

    Если работа продолжит любить меня так же, как любила последние три дня, к пятнице я кончусь как личность и начнусь как злостный монстр, питающийся кровью невинноубиенных дизайнеров.
    Дорогое мироздание, ну почему они такие криворукие, а?!
    И почему дорогая альма-матер о прошедшем без малого месяц назад полусеме решила вспомнить именно сейчас и воткнуть на этой неделе три контрольные и лабу?
    У нормальных людей свободные вечера, Dragon Age третий вчера вышел... а у Миф - дневная норма по тексту до третьего часа ночи, ибо днём не успеваешь рукопись даже открыть.
    Выдохнула. Вдохнула. Побежала на очередную контрольную.

@темы: На свете счастья нет

---

Москва-Обратная: эпилог (1/1)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Эпилог
Верхний город
24 июня 2013 года

    — Знаете, я до последнего верила, что вы — очередная ловушка Холмов. Иллюзия.

    — Увы, Сашенька.

    С Александром Евгеньевичем Саша встретилась на своей территории, в небольшом сетевом кафе в двух шагах от дома. В понедельник она честно пришла на работу: вымотанная, еле держащаяся на ногах от усталости и боли в перетруждённых мышцах. Но как только Саша поймала виноватый взгляд Александра Евгеньевича, стало ясно: ничего у них не получится.

    — Я вас не виню. — Она мелко дёрнула плечом. — Просто не понимаю.

    — Ты ещё слишком молодая. С возрастом поймёшь.

    — Надеюсь, что нет.

    Они немного помолчали, думая каждый о своём. Александр Евгеньевич подозвал официантку и, пока ему несли счёт, ещё раз перечитал Сашино заявление «по собственному желанию».

    — Ты уверена? Случившееся не обязано влиять на наши рабочие отношения.

    — Вы сами знаете, что оно не может не повлиять. Лучше нам разойтись сейчас, пока это получится сделать по-дружески.

    — Хорошо… Я не ставлю тебе отработку, отдыхай. Только зайди в офис через неделю, Мариночка подготовит документы и рекомендательное письмо. Если хочешь, я поговорю с «Демидовым»: у них всегда есть интересная работа для текстовиков.

    — Спасибо, но не надо. Я пару месяцев посижу на фрилансе.

    — Как знаешь, Сашенька. Если понадоблюсь — звони, я всегда к твоим услугам.

    Вернулась официантка. Александр Евгеньевич расплатился, Саша заказа себе ещё чашку кофе.

    — Увидимся на следующей неделе?

    — Увидимся. Хорошего дня.

    В дверях Александр Евгеньевич едва не столкнулся с заходящим в кафе мужчиной. Они посмотрели друг на друга, обменялись напряженными репликами… Саша не обратила бы никакого внимания, если бы не внезапная резкость начальства. Не мог Александр Евгеньевич просто так огрызнуться на незнакомца, не в его это правилах.

    А затем Саша поняла, что вошедший — никакой не «незнакомец». Оставив за спиной сердитого Александра Евгеньевича, к её столику шёл Лев.

    За те два дня, что они не виделись, он изменился до неузнаваемости. Исчез лохматый полудикий хищник в неизменном плаще. Теперь Лев был чисто выбит — ни щетины, ни бакенбард — и с аккуратно собранными в короткий пушистый хвостик волосами. Взамен футболки и джинсов появился деловой костюм: расстегнутый пиджак и брюки серо-стального цвета и рубашка на несколько тонов светлее. Дополняли костюм узкий ярко-красный галстук и очки в красной же металлической оправе, выглядывающие из нагрудного кармана. Финальным, самым непривычным штрихом оказались кожаные туфли.

    — Хорошо выглядишь, — поприветствовала Саша устроившегося напротив Льва.

    — Благодарю, — довольно ответил он.

Она посмотрела на него чуть внимательнее. Когти, пусть и заметно короче, остались на месте. Не потерялся и доброжелательный, умный взгляд ярко-зелёных глаз.

    — Как ты себя чувствуешь?

    — Замечательно. Ты?

    — Устала. — Она не видела причин скрывать правду. — И ещё ничего не понимаю.

    — Например?

    — Например, что ты сделал. Что за клятву требовала Купчиха? Почему ты согласился стать духом станции? Почему вообще вернулся?

    — Последнее — самое простое. — Лев откинулся на спинку стула и поправил узел галстука. Чувствовалось, что «удавка» ещё здорово мешается. — Я обещал проведать тебя. Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. Передать приветы.

    — Приветы?

    — Да, от Студента и Господина Луна. Они считают, что мне невероятно повезло с проводником. Про клятву же… Купчиха хотела, чтобы ты поклялась обратной кровью в своих венах. — Разом посерьёзнев, Лев подался вперёд: — Это магия Холмов, и она груба. Любое, даже случайное упоминание изнанок — и ты забыла бы всю игру до последней секунды.

    Саша тяжело выдохнула и потёрла бровь. Александр Евгеньевич тоже не помнил своё первое участие, а ведь он не дошёл и до третьей метки.

    — И чтобы уберечь меня, ты стал духом станции… Оно действительно того стоило? Сохранить мне память об игре в обмен на твою свободу.

    — Конечно, — решительно кивнул Лев. — Дело же не в памяти. Я не хотел, чтобы Обратный снова лез тебе в голову. Хватило и меня.

    — Я тебя простила.

    — Я знаю, Саш.

    — Тогда зачем вспоминаешь? — Она покачала пустую чашку и сообразила, что то же самое делала в кафе перед игрой. Но тогда жест был нервным, а сейчас — рассеянным. — Хранитель станции… Что изменилось?

    — Я сам. — Лев фыркнул, словно бы говорил о чём-то маловажном. И снова поправил узел галстука. — Теперь я должен соответствовать.

    — Ты же сейчас не про внешность говоришь?

    — Не только. Честно, Саш, я не знаю, во что оно выльется. Взрослые свободные духи, успевшие обрести личность, никогда раньше не оседали. Никто не может сказать, сколько от меня-прошлого окажется во мне-настоящем. — Заметив Сашино беспокойство, Лев взял её за руку и улыбнулся: — Хороший шанс посмотреть, что в личности духа его собственное, а что — наследие топонима. Чем не любопытный эксперимент?

    — Ты мне нравился и прежним.

    — Придётся уживаться с тем, что есть сейчас. Мы же теперь соседи.

    — Безработный альфа-редактор и новорожденный дух станции метро… — Саша неуверенно улыбнулась в ответ. — Та ещё парочка, да?

    — Колоритная, — согласился Лев. И тут же нахмурился: — В отличие от тебя. Пойдём пройдёмся, а то ты какая-то бледная.

    Эта искренняя тревога убедила Сашу, что всё будет хорошо. Что бы ни изменилось во Льве, его склонность оберегать и защищать осталась на месте — а значит, изменения не затронули самое главное.

    — Просто уставшая.

    — Тем более. Тебе нужен свежий воздух.

    Саша позвала официантку и, пока та ушла за чеком, достала кошелёк. Среди прочей мелочи попалась золотая монета Купчихи, которую Саша с любопытством вытряхнула на ладонь.

    — Зачем Обратному золото? Вы что-то друг у друга покупаете?

    — Такими монетами платят Перевозчикам: духам вроде нашего Студента, только более старым и могущественным. Они могут доставить тебя в любую точку любого города.

    — И на сколько поездок хватит этого?

    — На одну.

    Саша кивнула и, когда официантка принесла папочку со сдачей, вместо чаевых вложила туда золотой.

    От дверей же Саша вернулась. Она заменила монету полтинником и спросила у усмехнувшегося Льва:

    — А вдруг тебе понадобится моя помощь?

    После чего убрала золотой в отдельный кармашек нового кошелька, к уже лежащей там дырявой китайской монетке.

    Лев улыбнулся и галантно придержал для Саши дверь кафе.

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		7	(100%)
2. Нет.		0	(0%)
Всего:		7

@темы: Сказки и истории

---

Москва-Обратная: часть вторая (5/5)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года

    Невидимые часы подгоняли не хуже кусающих за пятки псов. Несмотря на усталость, на ноющие после оврага мышцы и расфокусированный взгляд Льва, Саша едва ли не бежала. Через холодные подземные переходы «Коломенской», слишком просторные из-за отсутствия ларьков. Через пустой вестибюль с единственным рядом турникетов, светящихся зелёными огоньками оплаченного проезда. По крохотной лестнице, ведущей в зал.

    Саша остановилась на нижней ступеньке.

    Слева на путях стоял тот самый поезд, что ранее привёз их на «Каширскую». Двери ближайших вагонов были закрыты, да и маршрут вёл дальше, к противоположному торцу станции. Сашу насторожило отсутствие видимых ловушек. Она уже привыкла, что на своей территории Холмы не так скрытничали, как в Обратном городе; «Коломенская» же пустовала, ничем не отличаясь от себя-настоящей.

    А затем Саша услышала шаги. Обыкновенные, человеческие, и кто бы ни шёл навстречу, он явно никуда не опаздывал. Тонкая чёрточка силуэта быстро превратилась в несомненно мужскую фигуру — крупную, хотя и меньше Льва. Затем стали заметны светлые волосы, собранные в хвост, и традиционный офисный костюм с галстуком и белоснежной рубашкой.

    — Александр Евгеньевич?!

    — Сашенька.

    Они остановились метрах в пяти друг от друга. И если Саша — готовая встретить кого угодно, хоть всех богов и демонов вместе взятых, но только не своё начальство — ошарашено уставилась на Александра Евгеньевича, он удивлённым не выглядел. Поздоровавшись с Сашей, он холодно кивнул Льву и указал на распахнувшиеся перед ними двери вагона:

    — Прошу. У вас мало времени, не стоит его тратить.

    — Как? Откуда?! — Забыв о тикающих часах, Саша бессильно оглянулась на Льва.

    Александр Евгеньевич подхватил Сашу под локоть, завёл её в вагон и так же спокойно ответил:

    — Холмам на игру тоже нужны проводники.

    Двери захлопнулись с мягким стуком, и динамик пробормотал что-то неразборчивое. Растеряно переводя взгляд со Льва на Александра Евгеньевича и обратно, Саша остановилась у первого же поручня.

    — Садись, Сашенька. Поезд идёт до «Домодедовской», так что минут десять-пятнадцать у нас есть.

    Она села, и тут же рядом обосновался Лев. Саша ждала объяснений, хоть какой-то реакции, но он молчал. Причём лицо у Льва было такое, словно бы они ехали на его расстрел. Судя же по вине в глазах — абсолютно заслуженный.

    — Я не понимаю, — начала Саша, кончиками пальцев растирая лоб. — Что вы здесь делаете? Почему вы? Почему сейчас?

    — Как я уже сказал, я проводник Холмов. Вчера мы прокладывали маршрут, по которому сегодня идёте вы. Что касается «Почему?»… — Александр Евгеньевич сел напротив и подался вперёд, ловя Сашин взгляд, — то это весьма поучительная история. Ты так не считаешь, уважаемый Византиец?

    Лев отчётливо скрипнул клыками и снова промолчал. С каким-то мазохистским удовольствием Саша поняла, что после всех его недомолвок и тайн чего-то подобного она и ожидала.

    — Мне придётся начать издалека, хорошо? — не дождавшись ответа Льва, Александр Евгеньевич повернулся к Саше. — С две тысячи третьего года, когда мне было чуть больше, чем тебе сейчас. Если опустить всё лишнее, то в тот год я оказался проводником Обратного — там, где я жил, как раз открыли первую в двухтысячных станцию. Игру мы проиграли. После четвёртой метки нас с игроком растащили по разным улицам и прогоняли всю ночь. Неприятное воспоминание.

    Александр Евгеньевич помолчал пару секунд, пустым взглядом глядя куда-то поверх Сашиной макушки, затем встряхнулся и продолжил:

    — Суть в том, что наутро я ничего не помнил. Я проснулся вымотанным до предела и даже не понял, что провёл ночь не в своей постели. И не понимал бы дальше, если бы год назад ко мне не пришли Холмы. Они предложили научить меня пользоваться даром проводника в обмен на моё участие в следующей игре. Конечно же, я им не поверил. — Александр Евгеньевич рассмеялся. Беззаботно, легко — так, что у Саши мурашки поползли от неуместности его смеха. — Это тебе, Сашенька, достался храбрый, хоть и лохматый рыцарь. А меня уговаривала парочка водяных. В Верхнем городе они выглядели сущими бомжами.

    — Но вы согласились.

    — Согласился. Не сразу: они меня месяца полтора уговаривали, я уже хотел санитаров вызывать. А потом Холмам надоело, и они вернули мне память. Первую игру, от и до.

    — И вы всё равно решили им помочь?!

    Саша не верила своим ушам. Она поняла бы, если Александр Евгеньевич не знал, во что ввязывается… но он же вспомнил о Холмах и их методах!

    — «Всё равно»? А почему я не должен был им помогать?

    — Вы сами видели, на что они способны!

    — Ровно на то же, на что способен и Обратный город. — Голос Александра Евгеньевича стал чуть жёстче — словно бы они обсуждали свалившийся на «Гипату» неприятный заказ. — Здесь все хороши, Саш. И если нас впихивают между чужими молотом и наковальней, то в первую очередь надо думать о себе. Холмы научили меня пользоваться моим даром так, как и не снилось ни одному альфа-редактору. Что тебе дал Обратный город?

    В недоброй насмешке именно в эту секунду поезд выехал на «Каширскую» и неутихающая стена пламени осветила вагон. Саша вздрогнула, вспомнив причинённую огнём боль. И тут же дёрнулся доселе молчавший Лев. Одной рукой обняв Сашу за плечи, он сердито прорычал:

    — Мы не покупаем своих проводников!

    — Правильно, — мирно согласился Александр Евгеньевич. — Вы всего лишь залезаете к ним в головы.

    — Что?

    В голове Саши словно бы ударил колокол, и голос её прозвучал тихо и жалко. Она повернулась ко Льву, почувствовав, как он почти до боли сжал её плечо.

    — Твой благородный рыцарь не такой уж и благородный, Сашенька, — с искренним сочувствием произнёс Александр Евгеньевич. — Вместо того чтобы тратить время на уговоры, он просто заставил тебя слушаться каждого его слова.

    — Вранье.

    Сухой, резкий тон Льва заставил Сашу замереть. Она не понимала, кому доверять: духу, охраняющему её в самую опасную ночь её жизни, или человеку, пятый год опекающему её как любимую племянницу.

    — Враньё? А почему тогда Обратный выбрал на игру именно тебя — сына полудницы? Нечисти, прославившейся своей способностью охмурить любого. Почему молодого вольного духа, а не кого-нибудь более опытного?

    Лев не ответил, и от его молчания что-то холодное скользнуло вдоль Сашиного позвоночника.

    — Я тебе отвечу, почему. Потому что Обратный понимал: Холмы ещё с прошлого года знают всех потенциальных проводников, а значит успеют или перекупить, или запугать их. Когда же выбор пал на Сашу, к ней подослали тебя: славного рыцаря для наивной девочки. И мозгоправа заодно. Я опять вру?

    Саша вспомнила все те мимолётные, недодуманные мысли, что посещали её во время и до игры: когда она не хотела верить в духов и нечисть — и всё равно поверила, резко, внезапно. Когда, поверив, согласилась на мутную авантюру, даже толком в ней не разобравшись. Когда не спорила там, где должна была спорить — хотя бы из обыкновенной человеческой гордости.

    Саша всё ещё доверяла Льву. Но поверить в то, что у всех его несостыковок есть какое-то иное объяснение, у неё уже не получалось.

    — Впрочем, я должен отдать тебе должное: ты хотя бы не отрицаешь очевидное.

    От полуфилософского замечания Александра Евгеньевича словно бы что-то щёлкнуло в голове Льва. Он вдруг перестал отводить взгляд и рычать, а наоборот посмотрел прямо, уверенно. На Сашу. Лев убрал руку с её плеча и чуть отодвинулся, создавая между ними нейтральную зону, после чего произнёс:

    — Я никогда не использовал свой дар тебе во вред.

    — А не во вред?

    — Дважды. Вчера, чтобы ты мне поверила и не выставила за дверь. И сегодня, после Нескучного.

    — Чтобы я не сбежала?

    — Чтобы ты не ударилась в панику. Я не заставлял тебя оставаться и продолжать. Я и сейчас не заставляю. — В сдержанности Льва появилась тонкая трещина, нотка отчаянья: — Ты можешь уйти, Саш. Как только мы выберемся в город, я отведу тебя в Верхний.

    — Так просто?

    — Конечно просто, — вмешался Александр Евгеньевич, и насмешка в его словах царапнула Сашу. — Ты практически довела его до второй метки, где первая — он знает и сам. Кому нужен проводник, когда игра почти закончена?

    — К чёрту игру! — раздражённо рыкнул Лев. — Я обещал защищать тебя. И от самого себя тоже, если ты мне не доверяешь.

    И опять они говорили о доверии. Вопросе, на который Саша уже нашла ответ, хотя и многого не знала.

    — Я, наверное, наивная идиотка… — она устало потёрла лоб и щёки, смахнула упавшие на лицо волосы. В пальцах осталась пара грязных листиков: липовый и кленовый. — Но я тоже обещала помочь тебе.

    — Сашенька, ты…

    — Саш…

    — Хватит! Закрыли тему.

    Оба: и Лев, и Александр Евгеньевич — умолкли так резко, будто бы не ожидали от Саши подобной решительности. А она залезла в рюкзак, достала блокнот с ручкой — каким-то неведомым чудом не поломавшейся за время их приключений — и принялась срисовывать метки с телефона на бумагу.

    Седьмая — из Чайного дома Господина Луна. Шестая — из сундука Вия. Пятая — с памятника Петру…

    — Дай мне, пожалуйста, твой телефон.

    Лев протянул его безо всяких вопросов.

    Четвёртая — дощечка, поднятая Пажом со дна Патриарших. Третья…

    — Сашенька, ты совершаешь ошибку. Ты лезешь между слишком могущественных сил. И ради чего? Обратному на тебя плевать. Для Холмов игра — и вовсе забава, возможность поохотиться на живую дичь. Ты думаешь, кому-то из них действительно нужна эта станция?

    Третья — с «волшебного» камня из Коломенского.

    — Они развлекаются за твой счёт и за счёт всех остальных проводников. Холмы охотятся, Обратный пытается утереть им нос и показать, кто в Москве главный. При чём тут мы?

    — Ни при чём, — согласилась Саша, убирая блокнот в задний карман джинсов. — И мне не важно, почему они делают то, что делают, и так, как делают. Просто я обещала.

    — Кому?! — почти вскрикнул Александр Евгеньевич.

    — Льву.

    Удивлённые глаза Льва — ставшие по-кошачьи круглыми и блестящими — заставили Сашу слегка улыбнуться. Она дёрнула плечом и прокашлялась, скрывая неуместную улыбку. Лев недоверчиво покачал головой.

    — Кажется, нам пора.

    За окном мелькнула первая колонна «Домодедовской». Встав у дверей, Саша внимательно осмотрела станцию; если на ней и были ловушки, то их хорошо спрятали. Привычный вид зала нарушали лишь пробившие свод корни, да и те свисали всего на пару метров.

    На всякий случай Саша достала нож; после знакомства с флорой Холмов она понимала, что чем невиннее выглядит очередной «цветочек», тем больше у него ядовитых шипов.

    — Не волнуйся, — усталый голос Александра Евгеньевича раздался справа, от второй двери. Лев традиционно встал за Сашиной спиной. — Ловушек больше нет. Когда игроки подбираются так близко, на них интереснее охотиться вживую.

    — Так для Холмов игра — на самом деле забава? — Саша вышла на станцию и недоверчиво покосилась на корни. — Не соревнование?

    — Отчасти соревнование. Больше охота в честь солнцестояния.

    — А станция? Лев говорил, что Холмам в последние годы нужна новая земля.

    — Она нужна всегда, но нечисть не так привязана к своим домам, как духи. Станет тесно в Москве — переберётся ещё куда-нибудь.

    Саша оглянулась на идущего следом Льва. Тот дёрнул плечом и ответил:

    — Часть нечисти — возможно. Другая останется и займёт наши дома или дома Верхнего города. То, что Холмы развлекаются, не означает, что они не хотят получить станцию.

    — Вы расходитесь в показаниях, — невесело пошутила Саша, по очереди заглянув в глаза каждому из своих спутников.

    — Скорее, в мировоззрениях, — в тон ей отозвался Лев.

    В возникшей затем тишине Саша крепко задумалась об Александре Евгеньевиче и его словах. В отличие от Холмов в целом, его врагом Саша не считала. С другой стороны, безоглядно ему доверять она тоже не хотела. Он наверняка желал лучшего, пытался по-своему защитить Сашу, вот только в игре участвовал на стороне соперника.

    Что цепляло. Зная методы Холмов, что игра для них — повод устроить охоту на людей и духов, Александр Евгеньевич всё равно им помогал. Даже не как проводник — разве нужен проводник тому, кто сам прокладывает маршрут? — а как живые ворота из города в город.

    Да, ради своего дара. Примерив роль проводника, Саша поняла, что знание «как правильно»: в любой ситуации, в любом деле — великий соблазн. Стать альфа-редактором собственной жизни и при этом не замарать рук ни в прямом, ни в переносном смысле… Решение Александра Евгеньевича можно было понять.

    Принять его оказалось труднее.

    Поплутав в переходах «Домодедовской», маршрут вывел на лестницу, серовато-сизую от хмурого утреннего света. За время поездки Саша забыла, что они так и не выбрались с Холмов, поэтому огромный муравейник — настоящий, из хвои и мелких веток — на месте торгового центра ошарашил её. Сглотнув, Саша с трудом отвела взгляд от гигантской шевелящейся горы. Парковку перед ней расчертили муравьиные тропы; шириной с восьмиполосное шоссе у самого муравейника, вдали они превращались в тонкие нити.

    Противоположно одной из нитей и вёл маршрут. Саша порадовалась, что первопроходец не засунул метку в муравейник: она бы вряд ли справилась с подобным испытанием. Но дорога шла по Ореховому бульвару, мимо всё новых и новых магазинов. Их Холмы превратили в полуобвалившиеся бетонные коробки.

    Саша чувствовала, что за ней наблюдают. Вначале отдельные пары глаз: из вышек жилых домов, с деревьев и из-за выломанных бордюров. Затем десятки. Затем взгляды слились в единое чужое присутствие, и Саша ощутила себя дичью, на которую вот-вот спустят стаю голодных псов.

    За домами начиналась длинная асфальтовая полоса бывшего рынка, а ныне парковки. Холмы разворотили её, оставив нагромождение камней и ломаного асфальта. К Сашиному удивлению, трава до них ещё не добралась, и в промежутках виднелась влажная, жирная земля.

    Чем дальше заходили Саша и её спутники, тем выше становились стены гротескного лабиринта. Вскоре они поднялись так высоко, что закрыли даже часть безоблачного утреннего неба.

    Послышались неразборчивые голоса. Саша тут же притормозила, пропустила Льва вперёд и нащупала в кармане нож. Голоса неслись со всех сторон, даже сверху и сзади, ещё ярче подчёркивая образы охоты и дичи.

    А за очередным поворотом лабиринт оборвался, и перед Сашей раскинулась ровная площадка, густо утыканная полутораметровыми бетонными столбами. Промеж столбов сновала какая-то шустрая нечисть, похожая на классических чертей: росточком от дюжины сантиметров до метра, с густой чёрной шерстью и лысыми макушками. Черти лазили по столбам, спорили, размахивали лапами. Почти у каждого при себе были инструменты для рисования: кисточки, вёдра с краской, мелки, уголь, встречались даже баллончики.

    С мрачным каким-то весельем Саша поняла, что черти все поголовно раскрашивают столбы. И что где-то под их художествами скрывается единственная метка, которую нужно найти как можно скорее.

    Саша посмотрела на Льва, на ближайший столб, на весёлое море чертей… и решительно кивнула:

    — Идём. Здесь я могу только на ощупь.

    Лев кивнул в ответ и начал прокладывать дорогу сквозь пока не заметившую их нечисть.

    К первым, липким от масляной краски столбам они подобрались без особого труда — но и метки там не нашли. Да Саша и не рассчитывала на такую удачу. А вот дальше они заинтересовали чертей. По одному, по два они подходили к Саше и смотрели на то, как она ощупывает столб за столбом. Затем кто-то попытался потрогать её саму, и тут уже вмешался Лев. На грубость огромного духа черти ответили шипением и градом мелков и угля.

    После чего разверзся ад.

    Черти нашли себе новое развлечение, куда более весёлое, чем возня с краской: игру «Поймай проводника». Ото Льва они разбегались и уже издали закидывали его кисточками и карандашами, а вот в Сашу радостно вцепились. Они толкали её, хватали за волосы и одежду, тащили на другой край площадки; самые мелкие забирались ей на плечи и лезли в рюкзак. Затем его и вовсе сорвали, едва не свалив и Сашу.

    Потасовка до боли напоминала первую стычку ночи, гарцуков. Тогда Саша испугалась и растерялась, сейчас же в ней кипела смесь ярости и решительности. Саша выпутывалась из цепких пальцев, не давала оттащить себя ото Льва. Затем она вспомнила о ноже, и со второй попытки сумела раскрыть лезвие.

    Холодного металла черти испугались до визга.

    Они всё ещё лезли к Саше, но теперь избегали её правой руки, всё больше заходя слева или со спины. Саша отбивалась широкими взмахами, на секунду-другую отпугивающими нечисть; за это время она успевала прикоснуться к одному столбу или сделать шаг к следующему.

    Чем дальше продвигалась Саша, тем сильнее злились черти. Пальцы сменились когтями, толчки — ударами. Всё чаще между ней и Львом вставало сразу несколько чертей, и ей приходилось выбираться самостоятельно. Полетели банки из-под краски и баллончики. Один из них ударил Сашу между лопаток, другой попал в живот, выбив дыхание. Ещё от одного, пущенного ей в голову, Сашу спас Лев: он в последний момент рукой отбил жестянку.

    Отмахиваясь от чертей, Саша не могла сосредоточиться на даре; она чувствовала только общее направление. Рисунки сливались в одно сплошное переплетение цветных линий, бессмысленных и нечётких. Чем больше их оставалось позади Саши, тем яростнее защищали черти каждый новый столб. И так продолжалось до тех пор, пока Саша не ощутила резкое изменение в маршруте. Абстрактное «Вперёд» вдруг стало не менее абстрактным «Назад».

    Саша попятилась, ловя точный миг смены направлений. Один из чертей попытался утащить её обратно, в самую гущу свалки — Саша отмахнулась и вспорола ножом шкуру. Чёрт отшатнулся с почти детским плачем, тут же потонувшим в рёве десятков голосов.

    Один столб, другой. У третьего Саша на несколько жутких секунд потеряла Льва, но сумела пробиться к нему. У четвёртого уже Лев возвращался за Сашей, уворачивающейся от чёрта с огромным малярным валиком в руках.

    У шестого столба им улыбнулась удача.

    Метка — угольный рисунок не крупнее Сашиной ладони — терялась за дрожащими линиями аэрозольной краски. Пока Саша возилась со столбом, а затем и с телефоном, Лев несокрушимой стеной стоял между ней и чертями. Погружённая в работу проводника, она не обращала на них никакого внимания.

    Что-то просвистело над Сашиной головой, и она запоздало пригнулась — не сообразив, что снаряд уже давно пролетел. Радостно взвизгнули черти, разом, все как один. Убирая телефон в карман, Саша подслеповато огляделась. Прямо перед её носом оказался крупный — почти полутора метров ростом — чёрт; он уселся на столб, свесил по бокам лохматые лапы с изломанными ступнями без пяток и пшикнул Саше в лицо из баллончика. На её счастье пустого: в лицо ударил только пахнущий краской воздух.

    Саша взмахнула ножом, после чего, не глядя, нашла Льва и потянула его вперёд, к выходу с площадки. Потеря метки изменила чертей: они всё ещё лезли под ноги, швыряли кисточки и краску и норовили выдрать лоскут одежды или клок волос, но прежней злости в них уже не чувствовалось. Саша позволила себе выдохнуть. Не расслабиться, а скорее поверить, что они сумеют выбраться.

    Она ощутила, как Лев споткнулся и ухватился за её плечо — совсем как на залитой ядовитым газом «Пушкинской». У Саши ёкнуло сердце. Она обернулась, в первый раз за последние пять минут внимательно посмотрев на Льва.

    Всю правую половину его лица заливала кровь. Она текла откуда-то из-под падающих на лоб волос, потемневших и слипшихся, и её было так много, что она пропитала воротник плаща и теперь стекала дальше, намочив даже футболку. И если вид крови пугал, то ещё страшнее оказался взгляд единственного открытого глаза Льва: расфокусированный, слепой.

    С утробным рыком Лев замахнулся на ткнувшего ему под рёбра чёрта и промазал на добрых тридцать сантиметров.

    Запоздалый холодок понимания скользнул вдоль Сашиного хребта. Она схватила Льва за руку — даже не подумав о том, насколько опасно хватать слепого разъярённого духа — и потащила его вперёд. Бегом, сбивая чертей пинками и ударами свободного кулака. Зажатый в кулаке нож порой царапал мохнатые шкуры, и вопли нарвавшихся на холодный металл отпугивались остальных.

    Её проводили до конца парковки, напоследок пихнули за шиворот горсть угля, но дальше преследовать не стали. Забыв об игре, о метках, о Холмах вокруг, Саша притормозила и скользнула Льву под руку, давая возможность опереться. Она должна была отвести его в безопасное место.

    Откуда-то справа вынырнул Александр Евгеньевич, бросивший их на время драки с чертями. Саша сердито покосилась на него, и он, вскинув руки, кивнул и отошёл на два шага.

    — Со мной всё в порядке, — слишком тихо произнёс Лев, когда они немного перевели дух.

    — Конечно, — безо всякой насмешки согласилась Саша.

    — Я серьёзно, Саш.

    — Я знаю. Знаю, что ты не бросишь игру в шаге от последней метки — даже если приползёшь к ней полудохлым. Поэтому мы сейчас идём в метро, а не в Верхний город.

    — Спасибо, — голос Льва сорвался на шипение. Саша перехватила его руку, когда он попытался рукавом стереть кровь с лица.

    — Не торопись, только хуже сделаешь. Сейчас доберёмся до станции и промоем тебе глаза.

    — Да, конечно. Прости. — И тут же неуверенно, как нашкодивший ребёнок, Лев пожаловался: — Жжётся.

    — Потерпи немного.

    Саша похлопала лежащую на её плече ладонь и потерлась об неё щекой. Лев обмяк, словно бы внутри него разжалась какая-то пружина. Даже его походка стала увереннее и мягче, тише; он больше не вбивал пятки в землю, излишним усердием компенсируя потерю зрения.

    Преодолев последнее нагромождение камней, в десяти метрах от себя Саша увидела спуск в метро. Она оглянулась в поисках очередной ловушки Холмов, но нашла только вездесущие бесконечные глаза. Те следили с холодным вниманием, жутковатым в своей пристальности. Не поддаваясь страху, Саша сердито расправила плечи и подошла к спуску.

    Чужое разочарование повисло в воздухе густым туманом.

    В вестибюле «Красногвардейской» Саша уже не обращала внимания на чудеса Холмов. Какие-то растения, какие-то камни, ржавое железо взамен привычной отделки… На эскалаторе Саша встала рядом со Львом, оставив Александра Евгеньевича где-то сзади.

    Поезд снова ждал на путях, любезно распахнув двери первого же вагона. Саша завела Льва внутрь, усадила его и сама встала рядом, одним коленом упершись в лавку. По-прежнему молчащий Александр Евгеньевич уселся напротив. Только когда поезд начал набирать скорость, Саша сообразила, что её рюкзак — а вместе с ним и аптечка, и небольшой запас воды — остался трофеем чертей.

    Она ругнулась: коротко, матом. Не используемые в обычной жизни слова оставили во рту горький привкус.

    — Саш? — Лев повернул голову на её голос.

    — Рюкзак. Я его потеряла наверху.

    — Ничего страшного. — Когтистая ладонь, прежде до треска сжимавшая край сиденья, удивительно нежно коснулась вначале Сашиных волос, затем щеки. — Всё в порядке.

    Саша хотела возразить — взорваться, на самом деле, — что ничего не в порядке, что она не договаривалась на чужую кровь… Но усилием воли она сдержалась. Взамен Саша выдрала из рукава длинную полоску ткани, свернула её внутренней стороной наружу и принялась оттирать кровь с лица Льва.

    — Сашенька, у тебя ещё есть время одуматься.

    Неожиданные слова Александра Евгеньевича заставили дёрнуть рукой и зацепить край только-только подсохшей царапины. Лев зашипел, и Саша сердито бросила начальству:

    — Замолчите!

    — Не могу. Послушай меня, пожалуйста. Потом будет поздно. Византиец рассказал тебе, что происходит с проводником после игры?

    — Мне не интересно, — не отвлекаясь от крови на лице Льва, огрызнулась Саша.

    — Но это важно! Сашенька, так просто Обратный тебя не отпустит. Ты выиграешь ему станцию, и он оставит тебя на ней хранителем. В тебе и так уже духа больше, чем человека! Ещё чуть-чуть — и ты не сможешь вернуться домой.

    Саша на удивление легко пропустила слова Александра Евгеньевича мимо ушей, хватило заметить, как окаменели плечи Льва и как дёрнулась царапина из-за прорезавших лоб морщин. Кончиками пальцев разгладив хмурые складки, Саша склонилась к самому уху Льва и тихо сказала:

    — Мы поговорим позже. Не волнуйся.

    Он шумно выдохнул и расслабился под её прикосновением.

    — Сашенька!..

    — Нам пора.

    Поезд действительно тормозил у конечной станции затянувшейся ночи чудес — «Алма-Атинской». Саша переложила ладонь Льва на поручень, помогла ему подняться и встала рядом; он свободной рукой легко сжал её локоть. Драные и окровавленные, они выглядели той ещё героической парочкой, особенно на фоне аккуратного, словно бы только что из офиса Александра Евгеньевича. В иной ситуации Саша бы постеснялась появляться в таком виде перед возлюбленным начальством, однако сейчас начальство особо тёплых чувств не вызывало.

    Табло над туннелем показывало «5:38». Справа тянулась блестящая лента узкого пустого перрона с чёрно-серой плиткой на полу и ярко-красными дугами светильников в центре. Слева располагалось три коротких эскалатора; единственный работающий вёл на подъём. Не отпуская руки Льва, Саша коснулась одной из дуг. Маршрут указал наверх.

    Трудно было сказать, в каком именно городе они находятся. Ярко светили люминесцентные лампы, сверкали хром и полированный гранит, перемигивались турникеты. Но строгие линии расплывались, словно бы окутанные туманной дымкой. И на самом деле цвёл огромный витраж между дверей вестибюля: стилизованная яблоня, увешанная оранжево-алыми плодами. Из стекла вылезали ветки и листья, над расположенными ниже эскалаторами висели корни, и царил повсюду августовский запах спелых яблок.

    Встав по центру вестибюля, Саша глубоко вдохнула и задрала голову. Над ней, прямо поверх светильника в форме перечёркнутого круга, была нарисована первая метка Холмов.

    — Мы её нашли… — неверяще пробормотала Саша и вцепилась в плечо Льва: — Слышишь: нашли!

    — Я слышу, Саш, — улыбнулся он в ответ. — Теперь осталось переписать метки так, чтобы станция привязалась к Обратному.

    — Пере… — начала она и вдруг поняла, что ей совсем не надо задавать глупые вопросы.

    Что она прекрасно знает дальнейшие шаги, ведь в этом и заключается профессия альфа-редактора: исправлять тексты. Да, так, как задумано автором — в данном случае первопроходцем, который не собирался дарить станцию Обратному. Но текст, переписанный Сашиной рукой, становился её собственным.

    Саша не увидела, как Лев отошёл к турникетам, только мельком отметила две высокие фигуры по бокам от эскалаторов; Александр Евгеньевич тоже не вмешивался в последний момент игры. Не торопясь, с неожиданным спокойствием, Саша вынула из кармана телефон и блокнот, за пружину которого невесть как попал огрызок художественного угля. Выковыряв его, Саша начала переносить метки на колонны вестибюля, по одной на каждую.

    Пока Саша работала, в вестибюле стояла абсолютная тишина — такая же, как и в Сашином офисе в «Гипате». Лишь эхом отдавались её шаги, да поскрипывал уголёк. Не слышалось ни тиканья часов, ни шума вечно бодрствующего города, ни звука человеческой речи.

    Переписав найденные ранее метки, Саша скопировала и уже имеющуюся первую — прямо на пол. После чего вернулась к эскалаторам и осмотрела получившийся текст. Что бы Лев ни говорил, это действительно был текст: фраза на живом языке. А значит, она поддавалась редактуре, и существовала формулировка, наиболее точно соответствующая задумке.

    Повинуясь чутью, в первом слове Саша перерисовала две линии. Второе оставила без изменений. Переставила третье и четвёртое местами. Выкинула половину пятого. Шестое стёрла целиком и написала новое. Затем вернулась к первому, убрала внесённые изменения и вместо них нарисовала совсем другие линии. Знакомый редакторский танец всё длился и длился, пока потребность вносить правки не стала ослабевать с каждой вставшей на место чёрточкой.

    Саша замерла у седьмой метки — первого слова — когда тишину вестибюля нарушил усталый голос Александра Евгеньевича:

    — Саша, подожди.

    Он стоял за её спиной: серьёзный, бледный, с взлохмаченными волосами. Поймав на себе Сашин взгляд, Александр Евгеньевич посторонился и указал на стеклянные двери по бокам от цветущей яблони:

    — Смотри, Сашенька. Смотри внимательно, что тебя ждёт, если ты завершишь игру.

    По ту сторону дверей собрались Холмы. Почти вся увиденная в последние дни нечисть: пушистые шарики-криксы, визгливые гарцуки, русалки, черти, даже люди-кони караконджо… Были тут и новые твари. Рыси с женскими головами и мужчины с головами баранов. Птицы с железными крыльями и звери о пяти ногах. Белобородые старики, скрюченные древние старухи и безрукие, безногие младенцы. Вся жуть, которую за тысячелетия породило славянское сознание, ожидала конца игры и возможности поквитаться с выигравшими духами Обратного.

    Саша сглотнула и перевела взгляд на Льва.

    Несмотря на слепоту, он чувствовал нечисть. Но вот чего Саша не ожидала, так это спокойствия, с которым Лев готовился к неизбежной драке. Он стянул плащ и принялся аккуратно его складывать. Рука Льва скользнула по топорщащемуся карману, залезла туда и достала пригоршню конфет — купленных в кафе ещё до начала игры. Пять часов тому назад.

    Разорвав обёртку одной конфеты, Лев положил её в рот. Остальные он ссыпал обратно в карман и с тем повесил плащ на ограждение эскалатора. После чего встал сразу за турникетами, между Сашей и нечистью.

    — Лев, — негромко позвала Саша.

    — Я хочу выиграть, — ответил он, не поворачиваясь. — Но тебя я не заставляю.

    — Тогда я заканчиваю.

    — Сашенька, это же не компьютерная игрушка! — в последний раз вмешался Александр Евгеньевич. — Враги не исчезнут, как только ты выполнишь квест!

    — Само собой. — Саша перечеркнула три линии и добавила финальный штрих в правый верхний угол метки. — Тут же не РПГ, а мои любимые «башни».

    Не было спецэффектов и фанфар, не засветились отредактированные метки и не заревела теснящаяся на улице нечисть. Просто вестибюль резко пришёл в фокус и по исчерченным метками колоннам зазмеились вечные лозы Холмов.

    Несколько секунд стояла абсолютная — гробовая — тишина. А затем нечисть, как и предостерегал Александр Евгеньевич, ворвалась на станцию.

    Саша бросилась ко Льву, уже сцепившемуся с кем-то чёрным и мохнатым. Лев швырнул противника через турникеты, схватил предложенную Сашей руку, и вместе они помчались обратно к залу. Куча мала, созданная ломящейся сквозь узкие двери нечистью, подарила несколько драгоценных секунд — их хватило, чтобы добраться до эскалаторов.

    Пикировали из-под потолка диковинные птицы и кусали за ноги проворные змеи; когти, клыки и рога тянулись со всех сторон. Саша, как могла, вертелась и отбивалась. У неё был план: незатейливый, одноходовый, основанный на смутном предположении… Кроме плана у неё больше ничего и не было.

    Они вылетели на станцию, с половиной Холмов на хвосте. Мелькнула одна дуга светильников, вторая… около третьей Сашину руку вырвали из руки Льва, и Саша поняла: пора.

    Кольнуло под сердцем: мимолётное ощущение, кристально-ясное на фоне резко исчезнувшего шума. Одно короткое мгновение на станции — на оборотной стороне станции, куда и ушла Саша, — их было только двое: она сама и Льва. А затем с Холмов стала прорываться нечисть.

    Лев тогда не сказал, как близко надо подойти к полукровке, чтобы по его следам попасть в чужой город; Саша надеялась, что близко. Она вновь потащила Льва, не давая нечисти подобраться вплотную, но её метаний хватило всего на минуту. А затем их поймали в центре станции и окружили плотным кольцом. Саша вскинула нож, Лев, ссутулившись, поднял когтистую лапу. В нём уже не осталось почти ничего человеческого: на нечисть скалился антропоморфный хищник с перекошенной полузвериной мордой вместо лица.

    Неуместно-успокаивающей лаской по Сашиной ноге скользнула кисточка хвоста.

    Холмы замерли в предвкушении: загнав дичь, они не спешили расправляться с ней. Саша закрыла глаза и медленно выдохнула. Дар тянул во все стороны разом, пытался подсказать, откуда ждать первого нападения. Кто-то пошевелился, выдвинулся на лишний миллиметр, и Саша хрипло шепнула Льву: «На пять часов».

    Когти полоснули по горлу тощего медведя даже прежде, чем тот успел замахнуться.

    «Три часа» — и с воплем отшатнулся огромный бурый чёрт.

    «Двенадцать» — и ворон с огненными перьями лишился широкого железного крыла.

    А затем Холмы навалились скопом, и от противоположных указаний дара у Саши загудело в висках. Да так сильно, что она не сразу ощутила пробирающий до костей холод, воцарившийся на станции.

    — Хватит, — властно произнёс знакомый женский голос. — Игра закончилась.

    Нечисть расступилась, шипя и огрызаясь, и в образовавшемся проёме Саша увидела Купчиху. Она шла, опираясь на согнутую руку Студента; в другой он держал исцарапанный и чуть погнутый посох.

    Купчиха одарила нечисть брезгливым взглядом, и та отступила ещё на два шага. Затем ещё. Затем кто-то в задних рядах исчез с тихим хлопком. В итоге вокруг Саши и духов осталась редкая цепочка самых крупных, самых жутких и наверняка самых могущественных чудовищ.

    — Я не отдам своего проводника, — с прежним спокойствием заявила Купчиха. — Можете не ждать.

    Нечисть не шелохнулась. Тогда Купчиха по очереди заглянула каждому чудовищу в глаза, и температура на станции упала ещё на несколько градусов. После этой явной угрозы даже самые упёртые звери Холмов поспешили вернуться домой.

    Саша никак не могла поверить, что всё закончилось. Она полусползла по дуге лампы и слепо нашарила ладонь Льва. Он, вернувшись в свой человеческий облик, встал рядом с Сашей. Оба они молчали, ожидая, что им скажет Купчиха.

    А она одарила каждого из своих игроков улыбкой и довольно — даже самодовольно — похвалила:

    — Вы хорошо потрудились, дети мои.

    Саша тупо кивнула и крепче сжала руку Льва, потянувшуюся к опять кровоточащей царапине.

    — Я вами довольна.

    — Спасибо? — У Саши почему-то сорвался голос. Она прокашлялась и попробовала ещё раз: — Теперь мы можем идти?

    — Не спеши, доченька. — Сладкий тон Купчихи на фоне усталости дёрнул как-то особенно остро. — Я хочу отблагодарить тебя за твою помощь.

    — Не стоит…

    — И слушать не желаю! Впервые за пять лет у Обратного появилась новая станция, и ты, Александра, заслужила право стать её хранительницей.

    Запрокинув голову, Саша зажмурилась и протяжно выдохнула. Всё шло так, как и предсказывал Александр Евгеньевич — чему она и не удивлялась. Только вот уже нельзя было спрятаться за бурлящим в крови адреналином.

    — Нет.

    — Нет? — В удивлении смоляные брови Купчихи сошлись на переносице. Или не в удивлении, а в раздражении… глядя снизу вверх, да ещё и едва открытыми глазами, Саша не могла точно понять эмоцию.

    — Нет. Я не хочу.

    — Ты отказываешься от такой чести? — Вот теперь в голосе Купчихи точно звенело возмущение, пусть и сдержанное. — От возможности послужить своему городу, стать его хранителем? Редкому полукровке выпадает такой шанс. Хорошо подумай, прежде чем отвернуться от величайшей удачи в своей жизни.

    — Я уже подумала. Спасибо, но нет.

    — Твоё право, Александра, хотя я и разочарована. — Купчиха сокрушённо покачала головой, словно мать неразумного, упрямого ребёнка. — В таком случае мне остаётся только взять с тебя клятву, что ты никому не расскажешь об игре, Обратном городе и Холмах.

    Саша вспомнила, как после визита к бронзовому Петру спросила у Льва, почему никто из проводников не проболтался об изнанках. И он ответил, что их просили этого не делать. Получалось, Лев не врал.

    — Клянусь, — рассеяно пообещала Саша.

    — Одних слов мало. Ты должна принести настоящую клятву.

    Если бы Саша ещё могла пугаться, она испугалась бы. Не столько самой фразы, сколько тона Купчихи: требовательного, не терпящего возражений. Саша и не собиралась возражать, но тут в их разговор вмешался Лев:

    — Барыня, — начал он, неловко втискиваясь между Сашей и Купчихой, — я возьму новую станцию.

    — Ты? Я годами безуспешно уговаривала тебя осесть, и вдруг ты хочешь стать хранителем?

    — Я осяду, если ты отпустишь Сашу без клятвы.

    — Ты знаешь, что это против правил, мальчик мой. — Сочувствие прозвучало почти искренне. — Проводник должен молчать.

    — Она будет. Я верю Саше.

    Купчиха смерила Льва долгим, нечитаемым взглядом — почти таким же слепым, как и его собственный. От её равнодушия у Саши на душе заскребли кошки. Она с трудом поднялась, положила руку Льву между лопаток и спросила:

    — Ты уверен?

    — Да. Я тоже тебе обещал.

    — Ты не обязан…

    — Саш, — Лев обернулся через плечо и чуть опустил голову, словно бы действительно мог заглянуть Саше в глаза. — Я же с тобой не спорил.

    Она кивнула и неловко похлопала его по спине.

    — Хорошо, — объявила Купчиха томительную минуту спустя. — Ты, Византиец, станешь хранителем «Алма-Атинской». И ты же в ответе за своего проводника. Если Александра заговорит об игре…

    — Я знаю, какое наказание меня ждёт.

    В первый раз Лев позволил себе перебить Купчиху. И его резкость ярче всех слов подчеркнула, что принятое им решение едва ли не важнее самой игры.

    Где-то вдалеке часы громко пробили шесть. Саша встряхнулась, одёрнула рубашку и неуверенно произнесла:

    — Я, наверное, пойду… Лев, ты со мной? Тебе бы в больницу...

    — Я о нём позабочусь, — отозвался забытый за разговором Студент. — Дома ему будет лучше.

    — Хорошо… — не зная, что ещё сказать, Саша сунула руки в карманы и по очереди оглядела духов. — Ну, я пошла?

    — Береги себя, Саш. — Напоследок обняв, Лев слепо ткнулся ей в висок. — Я тебя скоро проведаю. Договорились?

    — Договорились, — выдохнула Саша и крепко сжала широкие плечи.

    А затем развернулась и сделала шаг к выходу в город. Другой. Третий.

    С полдороги Саша обернулась:

    — Ни у кого полтинника на автобус не найдётся? Холмы украли у меня кошелёк…

Продолжение

@темы: Сказки и истории

---

Москва-Обратная: часть вторая (4/5)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года

   Подходя к наземному вестибюлю станции, Саша едва не подпрыгивала в предвкушении: ей не терпелось узнать, какие ещё ловушки заготовили Холмы. Тем сильнее оказалось её разочарование, когда, сбежав по эскалатору, Саша обнаружила хорошо знакомый ей по Верхнему городу зал. На месте были и неровные, расширяющиеся кверху колонны, и ломаная линия светильников на потолке, и кирпично-рыжая плитка облицовки — станция не изменилась ни на йоту.

   Разочарованная, Саша спрыгнула с нижней ступеньки эскалатора и двинулась направо, к путям. Она не смотрела под ноги и потому пропустила момент, когда вместо плитки под кроссовкой оказалась пустота. Саша вскрикнула, неловко взмахнула руками… и в последний момент зависла над ямой, схваченная Львом за воротник рубашки.

   Он молча оттащил Сашу от тёмного провала, на месте которого ещё несколько секунд тому назад лежала плитка. Нервно сглотнув, Саша посмотрела вниз. Лампы освещали примерно метр неровных земляных стен, дальше переходящих в непроглядную черноту.

   Саша прислушалась к своему дару, но на станции он подсказывал лишь направление. Тогда, опустившись на корточки, она стала по очереди ощупывать каждую плитку. Лев занялся тем же самым, и, хотя его рука послушно проваливалась сквозь миражи, сами мороки оставались на месте.

   Вскоре плитка, на которой стояла Саша, напоминала утёс посреди ночного моря. Со своего места она дотянулась до одного-единственного надёжного «островка». С него — до следующего. Трижды Саше везло и «островки» оказывались в доступных пределах, а на четвёртый она не смогла найти верный ход.

   — Даже так… — протянула Саша и оглянулась на Льва. — А Холмы вправе делать непреодолимые ловушки?

   — Нет, правилами запрещено.

   — Хм-м-м… Ясно. Ну, если тебе не даётся квест — время копаться в инвентаре.

   Опасно балансируя на узком прямоугольнике плитки, Саша полезла в рюкзак. Нож, вода, зажигалка… бесполезный в данном случае хлам. А вот моток бечёвки навёл Сашу на мысль. Из потайного кармана рюкзака она достала бумажник, из бумажника — дырявую китайскую монетку, когда-то подаренную отцом в качестве талисмана на удачу. Привязав бечёвку к монетке, Саша закинула её на манер удочки.

   — Пора на рыбалку! Ну-ка, ну-ка…

   Монетка не обладала даром проводника, так что фальшивый пол от соприкосновения с ней не исчез. Зато звон ударившегося об камень металла разнёсся по всей станции.

   Находя очередную надёжную плитку, Саша проводила ладонью вокруг неё — чтобы не промахнулся идущий следом Лев — и тут же возвращалась к своей «рыбалке». Ловушка оказалась проходимой, хотя и сложной: иногда расстояние между «островками» заставляло прыгать. Саша подозревала, что без зелья Пажа она куда бы сильные испугалась подобной акробатики; с зельем же ей любой прыжок был по плечу.

   Достигнув середины станции, плиточная дорожка свернула и оборвалась в метре от раскрытых дверей поезда — снова именного, теперь уже «Читающей Москвы». На всякий случай Саша проверила и вагон, но его пол и не думал проваливаться под весом монетки. Тогда Саша затолкала свою «удочку» в карман и запрыгнула. Длинноногий Лев благочинно шагнул следом.

   Памятуя о жутковатых картинах «Акварельки», Саша не стала вчитываться в цитаты на стенах. Тем более что им достался вагон сказок, где Холмы могли развернуться во всю силу своей больной фантазии. Саше хватило и случайно замеченного: судя по гротескным иллюстрациям, за основу брались славянские аналоги европейских оригиналов; тех самых, где Ганс и Гретель живьём сжигали ведьму, а сёстры Золушки отрезали себе пятки, чтобы влезть в хрустальную туфельку.

   Реальность игры слишком напоминала подобную сказку, чтобы добавлять к ней ещё и вымысел.

   Поняв, что маршрут ведёт обратно на ядовитую «Пушкинскую», Саша внутренне напряглась. Но остановившийся на станции поезд не спешил открывать двери; правильное место ещё не означало правильный город. Обратный здесь сменялся Холмами, а вместе с ними поменялся и вагон. Если раньше иллюстрации занимали лишь часть стен, то сейчас их, равно как и пол с потолком, целиком покрывали отталкивающие в своей натуралистичности картины. Словно какой-то безумный художник со слишком живым воображением попытался превратить вагон в смесь бестиария и филиала ада.

   — И я готова поспорить, что добрая половина этой мерзости существует на самом деле, — мрачно проворчала Саша. Прежняя лёгкость быстро таяла в свинцовой атмосфере Холмов.

   — Они все существуют, — так же хмуро отозвался Лев. — Просто не все московские.

   — Чему я весьма благодарна.

   К Сашиному облегчению воздух на станции был чист. В отличие от обстановки. Вместо светлого просторного зала, заставляющего забыть о пятнадцати метрах земли над головой, «Пушкинская» превратилась в пещеру. Под ногами хлюпала влажная земля, стены и потолок едва угадывались под тускло светящимся мхом, а посреди зала тёк мелкий мутный ручеёк. И повсюду, насколько хватало глаз, росли грибы, каждый с ведро размером. Разных, но равно-тошнотворных цветов: желтушного, болезненно-голубого, плесневело-зелёного. По форме они напоминали обыкновенные дождевики; те самые, которые в детстве так забавно «пыхали» серым дымком.

   С тем, чем «пыхали» местные аналоги, Саша уже познакомилась. Из шляпки каждого гриба тянулось по тонкой пластиковой трубочке; собранные пучками, они уходили к потолку и свисающим с него люстрам.

   Чтобы добраться до перехода на «Тверскую» и не сбить ни одного гриба, Саше и Льву пришлось сделать крюк через половину зала. Ни на лестнице, ни в коридоре флора не уступала своих позиций. На смену быстро измельчавшим грибам пришли заросшие плесенью валуны и лужицы маслянистой жидкости, на поверхности которых плавала отнюдь не ряска. Распустившийся шнурок Сашиной кроссовки попал в одну из луж и в лучших традициях фильмов ужасов зашипел и растворился. Обуглившегося кончика едва хватило, чтобы завязать кроссовку обратно.

   Если «Пушкинская» обернулась влажной и тёплой грибной плантацией, то «Тверская» — сталагмито-сталактитовым лесом. Пробираясь сквозь частокол острых камней, с которых капала всё та же едкая жидкость, Саша не раз и не два почувствовала свою «не совсем клаустрофобию». Помнил о ней и Лев. Он держался достаточно близко, чтобы вовремя прикоснуться или отвлечь словом, но не настолько, чтобы давить своим присутствием.

   Тяжело дыша и ощущая сердце где-то у самого горла, Саша протиснулась между последними каменными шипами и ввалилась в вагон. Её хватило лишь на беглый осмотр — никаких видимых ловушек — прежде чем она рухнула на ближайшую скамью. Даже присутствие Льва Саша заметила лишь по упавшей на неё тени.

   — Ты в порядке? — спросил он, опустившись на корточки и схватившись за край лавки.

   — Кажется… сейчас, отдышусь.

   — Не торопись. — Заглянув Саше в лицо, Лев сочувственно улыбнулся: — Ещё и похмелье?

   — Похоже на то. Штормит от этого пойла… Да и лабиринт. Все радости жизни к моим услугам.

   Договорив, Саша зажмурилась и прижалась затылком к стене. Несколько секунд тишины и относительного спокойствия — поезд ехал мягко, почти не гремя — помогли прийти в себя и выровнять дыхание. Открыв глаза, Саша огляделась.

   Вагон оказался типичным для Холмов: потрёпанный, ржавый, с заросшими углами. Сашино внимание зацепила только схема метро на окне напротив. Проверяя внезапно появившуюся у неё теорию, Саша подошла к схеме и коснулась её кончиком пальца. Руку потянуло вниз и вправо: за пределы Кольцевой ветки и вдоль Замоскворецкой, до станции «Каширская».

   Прямой перегон в шесть станций, подсчитала Саша. Единственная длинная поездка за всю ночь.

   — Похоже, мы приближаемся к цели, — произнёс Лев, царапая когтем кружок «Алма-Атинской» — конечной станции Замоскворецкой ветки. — Два часа до открытия метро. Мы вряд ли двигались медленнее первопроходца — ему просто не хватило бы времени на лишние петли.

   — Нам нужны ещё три метки.

   — Первая в самом конце пути, — Лев постучал по названию призовой станции. — И если ты права насчёт «Каширской», то третья метка где-то в Коломенском. В оврагах, если мы за время пути не выберёмся из Холмов.

   Саша обернулась. Голос Льва звучал спокойно и размеренно, словно бы они обсуждали какую-то случайную точку Москвы, а не дом его родителей. Помня, как напряжённо Лев встречал эту тему раньше, Саша даже не знала, задавать ли вопрос или придержать язык за зубами.

   Она выбрала первый вариант, незатейливо его замаскировав. Молчание нынешней ночью не приносило ничего хорошего.

   — Коломенское? Ты знаешь, на кого мы можем там натолкнуться?

   — Саш… — По лицу Льва сразу стало ясно, что диверсия не удалась. — Если тебе хочется что-то спросить — спрашивай открыто. И, предвещая твой вопрос: нет, вряд ли мы там встретим мою мать или моего отца. Про других духов не знаю.

   Саша смущённо опустила голову. Проницательность Льва в очередной раз напомнила, что он о Саше знал больше, чем Саша о нём.

   — Но дело ведь не в Коломенском, так? — Отойдя к противоположной стене вагона, Лев плюхнулся на лавку. Громко скрипнул потёртый дерматин.

   — Не в Коломенском, — согласилась Саша. Она устроилась на другой лавке, прямо под картой. — Я хотела поговорить о тебе.

   — А как же «не трогаем личные темы»?

   — Сглупила. Мне иногда свойственно ошибаться.

   Второй раз за ночь во взгляде Льва проскользнуло уважение. Словно бы признание ошибок равнялось такому же геройству, как и Сашина стычка «одна против троих» у монумента Петру.

   — Хорошо… поговорим обо мне. — Лев широко расставил ноги, упёр локти в колени и опустил подбородок на переплетённые пальцы. — Что ты хотела узнать?

   — Тебя постоянно называют «Византийцем»: Господин Лун, Купчиха, Паж. Что это? Должность? Прозвище?

   — Имя.

   — А «Лев»?

   — Тоже имя, только для Верхнего города. Наши имена привязаны к нашим топонимам или, в случае свободных духов, к топонимам наших родителей. «Лун» в переводе с китайского означает «Дракон», «Паж» взят напрямую из книги. Львы Коломенского продолжали традиции львов, охраняющих византийский престол. Так что оба своих имени я получил по отцу: одно для людей, другое для изнанок.

   — И как же тебя называть?

   — Без разницы. Как тебе удобнее.

   — Я хотела узнать, как удобнее… приятнее тебе.

   Лев аккуратно улыбнулся, не продемонстрировав и самых кончиков клыков:

   — Зачем менять то, к чему мы уже привыкли?

   — Договорились. Византиец… — на пробу произнесла Саша и поняла, что это слово никак у неё со Львом не ассоциируется. — Нет, не правильно. Ладно, тогда следующий вопрос. Ты говорил, что духи не похожи друг на друга. И, как я понимаю, дело не только в имени и внешности, но и в способностях. Что умеешь ты? Кроме как отводить людям глаза и работать сушилкой.

   Даже нарочитая беззаботность Льва не смогла скрыть внезапно — и беспричинно — появившееся в нём напряжение.

   — По большому счёту, ими всё и ограничивается. — Его интонации тоже чуть сбились, сквозь прежнюю лёгкость теперь скользила неуверенность. — Я могу поиграть с человеческим восприятием: заставить увидеть то, чего нет, и не увидеть то, что есть. Немного контролирую огонь; хотя умения наши схожи, до гарцуков или Господина Луна с их властью над ветром мне далеко. Чутьё лучше, чем у людей — что иногда мешает. Ну и дар любого полукровки: проход в свои города.

   — И все твои умения — наследство родителей?

   Вновь что-то странное проскользнуло во взгляде Льва: то ли страх, то ли вина. Разглядеть Саша не успела, поезд добрался до перрона, и на миг в вагоне потухли все лампы.

   — Практически. У полукровок, в отличие от истинных духов, гораздо меньше уникальных черт. Мы среднее арифметическое своих родителей; не чета людям.

   — Почему?

   — Вы сложнее… Многограннее. Духи, да и нечисть тоже, в первую очередь — функции. Личность, способности, имя — всё это лишь продолжение того, что мы олицетворяем.

   — Как-то не слишком похоже на правду. — Саша упрямо мотнула головой. — Я бы не сказала, что ты плоский или однобокий.

   — Ты просто ещё плохо меня знаешь. Впрочем, оно тебе и не надо.

   Поезд остановился посреди туннеля, постоял там секунд десять — долгих и оглушительно-тихих — и двинулся дальше. Растерев лицо обеими руками, Саша сквозь растопыренные пальцы посмотрела на Льва. Ни напряжения, ни показушного легкомыслия в нём не осталось. Он с грустной полуулыбкой ждал новых вопросов, и она не стала его разочаровывать:

   — Что случится с тобой, если мы проиграем?

   — Ничего особенного.

   — Но Купчиха…

   — Купчиха капризна и не любит неудач — как и полагается Москве. Это не значит, что она готова отрубить голову каждому, кто не справился с её поручением. Для такого расточительства нас слишком мало.

   — По ней не скажешь, что её волнуют подобные мелочи. То, как она с тобой обращалась…

   — Барыня погневается да успокоится, ей не привыкать.

   — Допустим. И всё же… Что случилось с духами, проигравшими предыдущие четыре игры?

   — Они живы и здоровы. Саш, если я говорю, что моей шее ничего не угрожает, то так оно и есть. Нет?

   — Не знаю. Наверное.

   Лев выпрямился, положил левую руку на спинку сидения и усмехнулся. Усмешка его — пронзительная, горькая — заставила что-то сжаться у Саши внутри.

   — Вот мы и дошли до главного... Весь допрос — он же для того чтобы понять: доверяешь ты мне или нет.

   Ирония Льва была такой же фальшивой, как и его прежнее легкомыслие. Саша промолчала, не возражая, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем Лев перестал ухмыляться и произнёс:

   — Никто не решит за тебя, а уж я — в последнюю очередь. Если остались вопросы: обо мне, об игре или изнанках — задавай, отвечу. Если хочешь всё бросить и уйти — уходи, пока мы не застряли в Холмах. Если… Саш, прими решение. Сейчас. Когда мы побежим наперегонки со временем, станет поздно.

   Поезд выехал на открытый перегон между «Автозаводской» и «Коломенской», и Саша заметила голубую полоску неба на востоке. Под железнодорожным мостом блестящей мазутной лентой тянулась река; на её берегах мерцал огнями неспящий город. Холмы здесь почти ничем не отличались от привычной Москвы: живой, шумной, скорой на решения. Закрыв глаза, Саша чуть сползла по сидению.

   — Я больше не хочу у тебя ничего спрашивать. По крайней мере, сейчас. Оно… не имеет значения.

   — Раньше тебе так не казалось.

   — Говорю же: глупая… Хотя, нет. Один вопрос. Последний.

   — Какой?

   — Если бы я сейчас спросила тебя о чём угодно — действительно о чём угодно, пусть даже о самом неприятном — ты бы сказал мне правду?

   Молчание Льва тянулось так долго, что поезд успел нырнуть в туннель и даже проехать мимо «Коломенской». Саша терпеливо ждала, не отводя глаз и не делая поспешных выводов.

   На середине последнего перед «Каширской» перегона Лев произнёс:

   — Да.

   — Тогда я тебе доверяю.

   Спокойствие, которое Саше подарило её решение, не имело ничего общего с даром проводника. Просто впервые с начала игры она ощутила твёрдую почву под ногами, чёткое понимание зачем делает то, что делает.

   Не из страха, не по велению своей двоякой природы и уж точно не ради благодарности Обратного. А потому, что Лев попросил Сашу помочь, и она ему это обещала. Пусть слепо и необдуманно, впечатлённая судьбой бездомных духов… Саша, осознавая наивность такого подхода, всегда держала своё слово.

   На великое откровение её понимание не тянуло. И всё же Саша вздохнула чуть легче, когда мучавшая всю ночь проблема решилась незатейливым «Так надо».

   На «Каширской» отблеск пламени на миг выкрасил оконное стекло оранжевым. Саша подошла к дверям взглянуть на станцию. Легкомысленные язычки огня плясали по полу и колоннам, густо облепили дальнюю стену. Каждый огонёк был не больше Сашиной ладони размером, светло-жёлтый, с голубой сердцевиной. Издали они напоминали безобидные солнечные зайчики.

   Пасторальная для Холмов картинка царила лишь в правой половине станции. Чем ближе к выходу в город подбирался огонь, тем крупнее становился каждый отдельный язычок, и тем плотнее они льнули друг к другу. Лестницу перехода в центре зала покрывал уже ровный огненный ковёр, к верхней ступеньке превращающийся в высокую стену.

   Скрипнув зубами, Саша решительно шагнула вперёд. Холмы не имели права оставлять непроходимые ловушки, а значит, существовал путь и через огненное поле.

   Сплошная стена начиналась ровно с середины зала. Подойдя к ней, Саша протянула руку и почувствовала жар. Недостаточно сильный для двухметровых столбов пламени, так что Саша подошла ещё ближе, пока пластиковые носки её кроссовок не коснулись огня. И даже не потемнели.

   — Интересно, — фыркнула она и сунула руку в огонь по самый локоть.

   После чего отпрыгнула на метр и тихонько взвыла. Тут же рядом оказался Лев; схватив Сашу за плечо, он аккуратно и быстро закатал ей рукав и осмотрел ожог. Только ожога не было, была здоровая кожа без единого красного пятнышка.

   — Больно? — тихо спросил Лев и провёл костяшкой согнутого пальца по внутренней стороне локтя.

   — Уже нет. — Саша медленно выдохнула сквозь сжатые зубы. Вспышка боли прошла мгновенно, оставив после себя лишь странное покалывание в ладони. — Похоже на горячий воск: обжигает только в первый момент.

   — Ненастоящий огонь, ловушка для людей. Холмы могут убедить тебя в том, что он жжётся, но не обжечь на самом деле.

   — То есть, через него можно пройти?

   — Более или менее.

   — А если точнее?

   Коротко вздохнув, Лев обеими руками обхватил Сашину кисть. Прикосновение шершавой сухой кожи прогнало последние иголки.

   — Жар ты почувствуешь.

   — М-мило…

   Саша осмотрелась. Часы над туннелем показывали ровно половину пятого, намекая, что времени на размышления у неё нет. Спину ласкало тепло огненной стены. Неумолимый маршрут по-прежнему тянул наверх, в город — к третьей метке, спрятанной в Коломенском.

   Между Сашей и парком лежали пятьдесят метров «ненастоящего огня».

   — Выбора у нас всё равно нет, так? — криво улыбнулась Саша и сжала свободной рукой запястье Льва. — Вот и думать не о чем.

   — Саш, я пойму, если ты решишь уйти. Это серьёзней всего того, о чём я просил тебя раньше.

   — Даже Вия?

   Лев мрачно посмотрел ей в глаза и до боли честным том произнёс:

   — Вий тебя только напугал. Тут же точно будет больно — тебе одной, меня огонь не тронет.

   — Тем лучше. Сможешь вытащить меня, если я сама не справлюсь.

   — Саша!

   — Ты серьёзно хочешь отговорить меня за полтора часа до конца игры? Уже поздно!

   Не слушая возражений, Саша резко повернулась и шагнула в огонь.

   Ошарашенному телу хватило двух секунд, чтобы ощутить окружившее со всех сторон пламя. Проскользнула нелепая мысль, что так должны себя чувствовать грешники в аду — том самом, классическом, с котлами и вилами. А затем шок укутал ватным одеялом и поставил прозрачную стенку между Сашей и её болью. Они существовали в одном месте — в одном теле, — но в разных плоскостях. Совсем как страницы в книге, на примере которой Лев объяснял Саше магические изнанки.

   Она не знала, как долго шла через огненное поле. Огонь длился, и длился, и длился, с каждым шагом всё более злой и бессильный. Он слепил. Он шептал на ухо о страшных ожогах и об уродливых шармах. Он находил открытую кожу, чтобы вцепиться в неё особенно сильно, на йоту яростнее. Саша же не отрывала взгляд от рукава своей рубашки, драного и серого от грязи. Из шва торчала пара ниточек, которую яростное пламя не могло даже подпалить.

   А затем огонь медленно сошёл на нет. Прежде, чем разум заметил отсутствие боли, Саша успела подняться до средины пятнадцатиметровой лестницы. И тут же к горлу подкатила запоздалая паника. Саша упрямо мотнула головой. Раз, другой… На третий её лицо обхватили жёсткие ладони.

   — Тише, тише… всё уже закончилось.

   Неловко перегнувшись через Сашу, Лев залез к ней в рюкзак и вытащил бутылку воды. У Саши так дрожали руки, что Льву пришлось её поить, и эта мелочь отрезвила лучше крепкой оплеухи.

   Лев не торопил, молча держался рядом. Тревога в его глаза попеременно сменялась то гневом, то виной, то страхом. Крепко, наверняка до боли сжав одну из касающихся её лица ладоней, Саша хрипло произнесла:

   — Это моё решение.

   — Саш…

   — Моё. Решение. Как равноправного игрока. — Лев отвёл взгляд, и Саша вдруг поняла, что дело не в одном только обещании защищать. Уже мягче она добавила: — Я рада, что огонь не тронул тебя.

   — Так не честно. Тебе же было больно!

   — Не настолько, как того хотели Холмы.

   Взгляд Льва медленно поднялся, и тут же его губ коснулась первая неуверенная улыбка. Отодвинув Сашу на расстояние вытянутых рук, Лев внимательно осмотрел её с головы до пят. После чего вынул из Сашиных кудрей ещё один листик, теперь дубовый.

   — Паж действительно пробудил твою обратную половину…

   — Вот видишь, — улыбнулась Саша в ответ. Успокаивая Льва, она незаметно успокоилась и сама. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Идём, нас ждёт метка.

   И действительно, стоило им выйти из метро, как маршрут кратчайшей дорогой повёл их в Коломенское.

   Саша хорошо знала и сам парк, и районы вокруг него, поэтому с интересом рассматривала вариант Холмов. До неузнаваемости изменилась дорога, идущая параллельно ограде Коломенского. Недавно отремонтированный асфальт превратился в широкую ленту застывшего селевого потока. Первые лучи солнца выхватывали застрявшие в земле камни: и огромные бурые валуны, и крошечную гальку, гладкую и блестящую. За бывшей дорогой тянулся сплошной ковёр дикого разнотравья. Он утыкался в ограду, покосившуюся и местами полностью скрытую диким виноградом.

   За забором рос очередной дремучий лес. Исполинские деревья виднелись от выхода из метро, и чем ближе Саша к ним подбиралась, тем увереннее заслоняли небо острые макушки сосен. У распахнутых ворот парка, с их выдранной калиткой и полуразрушенной сторожкой постового, солнечный свет уже не мог пробиться сквозь сине-зелёную завесу.

   На поляне, где в Верхнем городе стояла кособокая махина деревянного дворца — ещё одного сомнительного порождения современной московской архитектуры — Сашу и Льва ждали. К Сашиному удивлению, не нечисть. Во-первых, ждущий не спешил кидаться на них, во-вторых, не было в его внешности ничего свойственного Холмам. Обычный парень лет двадцати восьми или тридцати: в джинсах и расстёгнутом пиджаке, с рюкзаком, похожим на Сашин. Не высокий и не низкий, худощавый, с шапкой рыжевато-каштановых кудрей и приятными, ясными чертами лица. Из картины выбивался только лежащий на его плечах металлический посох.

   Лев на парня отреагировал ироничным, дружелюбным фырком:

   — Я даже не спрашиваю, что ты здесь делаешь.

   — Составляю вам компанию. — Не слишком тепло, но широко улыбнувшись, парень повернулся к Саше и представился: — Вечный студент, дух Московского инженерно-физического. — Протянув одну руку, другой он махнул себе за спину, в направлении институтского городка.

   — Саша, проводник.

   Ладонь у Студента оказалась жёсткой и прохладной, сплошь в чернильных пятнах и крошках мела. Такие же пятна нашлись и на его одежде, и даже на шершавой поверхности посоха.

   — Рад знакомству. Как успехи с игрой?

   — Осталось три метки, — вместо Саши ответил Лев.

   — Должны успеть. Ведите, Саша, поговорить мы можем и по пути.

   Опустившись на колено чтобы коснуться земли, Саша одобрительно хмыкнула. Студент единственный из духов обратился к ней на «вы», даже Лев «тыкал» с самой первой фразы. Она тогда не обратила внимания, а потом решила, что таковы традиции Обратного города. Но внезапная вежливость Студента была приятна.

   — Нам в овраги. — Поднявшись, Саша отряхнула джинсы и поправила рюкзак. — И довольно далеко, так что поторопимся.

   Один из оврагов как раз начинался рядом с каширским входом, так что до него добрались быстро. И без того заросший крапивой и репейником в человеческий рост, с единственной узкой тропинкой на самом дне, в Холмах овраг превратился в густую чащобу. Студент шёл первым, то сбивая посохом настырные ветки, то отодвигая их; Саша сразу за ним. Замыкал процессию Лев, оставляя после себя приличной ширины просеку.

   Когда они углубились в овраг на сотню метров, и молодая поросль уступила место вековым деревьям, Студент оглянулся через плечо и бросил Льву:

   — Я тут с самой полуночи, и парк будто вымер. Даже местных не видно. Меня это беспокоит.

   — Меня тоже, — глухо признался Лев и придвинулся к Саше так близко, что она почти ощутила тепло его тела. — После Нескучного меня отсутствие нечисти беспокоит куда сильнее её присутствия.

   Студент удивлённо присвистнул:

   — Лихо вас занесло. Кого бы Холмы ни нашли в первопроходцы, у парня хватает яи… — Студент кашлянул, покосился на Сашу и исправился: — смелости.

   — Я бы предпочёл труса.

   — Кто нам запретит мечтать?

   Ещё через несколько минут деревья расступились и на дне оврага появилось сухое русло ручейка. Саша догнала Студента и с любопытством на него покосилась. Он ответил быстрой дружелюбной улыбкой:

   — Спрашивайте. Я же вижу, вам любопытно.

   — Скорее непонятно, — тоже улыбнулась Саша. — Лев говорил, что переходы между городами спрятаны в подземке и что в ночь игры духам запрещено туда спускаться. Как тогда в Холмах оказался выходец из Обратного?

   — Так же, как и вы со Львом. Я полукровка.

   — Не скромничай, — проворчал из-за их спин Лев. И пояснил: — Наш Студент — особо редкая птица. Смесь всех трёх городов.

   — Мой отец был проводником с Холмов; вы удивитесь, сколько таких работало и работает в оборонной промышленности. Пока преподавал, он познакомился с моей матерью — одним из коломенских духов. В итоге у них получился я, хранитель для институтского памятника.

   — Полукровки могут стать духами чего-то конкретного?

   — Если оно уже существует и не породило собственного хранителя — пожалуйста. Приходится кое-чем жертвовать, зато у тебя есть дом. Некоторые, правда, предпочитают вести кочевой образ жизни. — Студент заговорщицки указал взглядом на Льва.

   Саша призадумалась. Что-то в словах Студента не сходилось с её представлениями о духах и изнанках. Какая-то мелочь, не высказанная напрямую…

   — Поправьте меня, если я ошибаюсь… На игру идут проводник и дух, живущие рядом с новой станцией. Так?

   — Так.

   — Я живу в Братеево, от моего дома до «Алма-Атинской» минут пятнадцать — тут всё ясно. Но ваш институт всяко ближе к станции, чем историческая часть Коломенского. Почему тогда на игру отправился Лев, а не вы?

   — Во-первых, он бродячий дух, так что волен участвовать в любой игре, — Студент ответил даже прежде, чем Лев успел открыть рот. — А во-вторых, Купчиха решила, что от его талантов больше проку, чем от моего умения выходить в Верхний город. Всё равно оно есть у проводника.

   Лев рассказывал о своей способности контролировать огонь — скорее удобной, чем необходимой («Каширская» и заплыв через Москву-реку тому примером) — и о возможности залезать людям в головы. Саша здорово сомневалась, что Купчиха думала о мелочном отводе глаз. Какое-то иное, критичное для победы применение держала в уме московская матрона. Что-то, без чего игра могла и не состояться.

   Саша не успела придумать, что именно.

   Земля задрожала под ногами, сильно, яростно. Саша инстинктивно вцепилась в ближайшее дерево, Лев снова прикрыл её своей спиной; где укрылся Студент, Саша не увидела. Её взгляд замер на эпицентре землетрясения. По дну пересохшего русла зазмеилась длинная трещина, её края разошлись и осыпались. С громким фырканьем из ямы выбрался огромный зверь; с коня-тяжеловеса размером, он обладал головой быка и двумя массивными загнутыми рогами: одним, побольше, на лбу, и ещё одним — на носу. Из ноздрей зверя валил красноватый пар, а длинный хвост с кисточкой расшвыривал по оврагу комья влажной глины.

   Вместе со зверем из разлома поднялась вода.

   Земля ещё дрожала, когда Лев толкнул Сашу вглубь леса и велел не высовываться. Сам он двинулся зверю наперерез, и тут же откуда-то справа появился Студент. На каждом шагу он с силой втыкал посох в раскисшую землю, и воздух вокруг него дрожал, как над раскалённым асфальтом. Попадающие же под посох травинки и листва стремительно вяли, пока не превращались в серо-бурую осеннюю гниль.

   Зверь обвёл соперников бешеным взглядом и первым бросился к Студенту. Тот увернулся и ударил чудовище посохом по задним лапам. Шипение обожженной плоти потонуло в яростном рёве. Пока зверя оглушила боль, Лев подскочил к нему сбоку и полоснул когтями по крепкой шкуре. Они оставили после себя четыре рваные раны, но и Лев не ушёл невредимым. Взвившийся на дыбы зверь задел его копытом и наподдал передним рогом, свалив двухметрового духа так легко, словно бы тот весил не больше пластикового манекена.

   Поднявшись, Лев больше не рисковал нападать первым, равно как и Студент. Зверь метался из стороны в сторону, получая по бокам то железным посохом, то когтями, и всё равно не останавливался ни на мгновение. Только бестолковость его атак не давала чудовищу растащить соперников по углам и перебить по одному. Саша понимала, что после того, как он додумается до столь очевидной тактики, у них не останется ни единого шанса выбраться из сражения живыми.

   Она выждала, пока Лев оттащит зверя на другой край оврага, и помчалась вдоль набирающего воду русла. Из-за спины слышались вскрики, влажные удары железа о плоть и знакомый рык. Что-то громко треснуло, и Саша понадеялась, что сломанная кость принадлежала зверю, а не кому-то из её спутников.

   Затем на одну короткую секунду шум притих. Саша обернулась; к ней, скользя по влажной земле оврага, нёсся зверь. Опущенные рога ярко блестели мокрым и красным, в тон им полыхали выпученные глаза. Слишком поздно Саша поняла, что надо бежать; между ней и зверем осталось меньше десяти метров.

Её сбило с ног что-то огромное и горячее, знакомое. Лев. Они кубарем скатились в полноводный уже ручей, зверь же пролетел по берегу. Поняв, что промахнулось, чудовище резко затормозило; в этот миг на него запрыгнул Студент. Просунув посох между опущенной головой и шеей зверя, Студент резко дёрнул оружие вверх. Ответный рёв взвился до небес.

   — Саш! — окликнул откуда-то из-под неё Лев, и она, оступаясь и скользя, поднялась на ноги. Он вскочил следом. — Метка далеко?

   — Нет.

   — Тогда беги. — Прежде, чем Саша успела сорваться с места, Лев ухватил её за плечо и мелко встряхнул. — Через лес!

   Она кивнула и, выбравшись из ручья, тут же кинулась к деревьям.

   Густой подлесок заслонил дно оврага и приглушил звуки драки. Саша мчалась насквозь, больше доверяя маршруту, чем собственным глазам. Поначалу лес вёл себя негостеприимно, как и в Нескучном норовя сунуть ветку в лицо или бросить под ноги камень. Но вскоре Саша поймала ритм. Она знала, где притормозить, а где, наоборот, ускориться, чтобы не влететь в очередную ловушку Холмов. В отличие от дара проводника, этот инстинкт не требовал физического контакта, а главное — не имел никакого отношения к внутреннему чувству правильности. Саша просто знала лес, как знала свой район и своё отражение в зеркале.

   Стремительный марш-бросок через заросли не подходил для размышлений. И всё же Саше пришло в голову одно возможное объяснение: зелье Пажа и обратная кровь в её венах. Теперь оставалось найти метку, вернуться с ней ко Льву (если зверь не… впрочем, Саша и думать не хотела о такой возможности) и проверить свои выводы.

   Метка нашлась на одном из «волшебных» камней Коломенского — каком конкретно, Саша сказать не могла, ибо вечно путала их названия. В любом случае, в Холмах плоский серый булыжник сохранил лишь форму. Теперь его расчертили золотые жилы, сияющие даже в скромном предутреннем свете. Кроме жил гладкую поверхность камня нарушало лишь чёрное пятно метки.

   Проблема была в том, что камень лежал на открытом и скользком глиняном склоне, метрах в пяти от дна оврага. Саша попробовала подняться, вбивая в склон носки кроссовок, но ей не хватило опоры для рук: верхний слой глины просачивался сквозь пальцы.

   Мысленно чертыхаясь, Саша огляделась по сторонам. Деревья, камни. Ручей, после весны забитый поломавшимися ветками… Ветки подкинули идею. Набрав с полдюжины самых толстых и длинных и найдя увесистый булыжник, Саша вернулась к склону.

   Под ударами камня палки легко входили в размякшую глину. Саша вбивала их почти целиком, оставляя лишь хвостики в десять-пятнадцать сантиметров. Часть держалась. Часть выскальзывала с влажными хлюпами. На пять метров пути ей потребовались дюжина палок и почти две дюжины попыток. И слишком много времени. Камень лежал так далеко от места, где на них напал зверь, что вокруг царила тишина. Многозначительная. Мертвецкая.

   Вбив последнюю палку и выкинув камень, Саша поднялась к булыжнику. Метку нарисовали по самому его центру — так далеко, что фотографировать пришлось вслепую. В первый раз Саша промахнулась, второе фото вышло смазанным. На третий раз ей улыбнулась удача и, прижав мобильный к груди, Саша полусползла-полусъехала по склону.

   Обратно она бежала вдоль ручья, свернув в лес лишь когда услышала звуки сражения.

   Овраг там, где из-под земли выбрался зверь, теперь напоминал болото. Смесь земли и воды местами пузырилась из-за бьющих ключей, местами стекала в новые разломы. Склоны устилали выломанный подлесок и гнилая листва. Перемазанные грязью, Лев и Студент все ещё гоняли окровавленного зверя, который игрался с ними, как избалованная кошка с глупыми мышами. Саша не собиралась ждать, пока ему надоест развлекаться. Выскочив из-за деревьев в дюжине шагов от зверя, она громко закричала.

   Остановились все трое. На мгновение Саша поймала ошарашенный и гневный взгляд Льва, а в следующую секунду она уже бросилась в лес, и следом за ней кинулся зверь.

   По поросшему деревьями склону Саша вскарабкалась куда быстрее массивного чудовища. А вот на равнине они двигались с одной скоростью; там, где сам лес помогал Саше найти дорогу, зверь нёсся напролом. Вдобавок, дорога сильно петляла; иногда Саше приходилось чуть ли не возвращаться назад, в то время как её преследователь легко срезал углы.

   В какой-то момент рядом с Сашей оказался Лев. Он схватил её за руку и потащил за собой. Студента Саша не видела и не слышала, но, судя по ровному топоту зверя, ему под рога институтский дух не попался. Затем ветер принёс сладковатый запах увядшей листвы, и Саша немного успокоилась.

   В конце концов лес вывел к склону, отделяющему дикую часть парка от исторической. Он сверху донизу порос луговой травой: высокой, крепкой, блестящей в лучах рассветного солнца. Лезть на семидесятиметровый холм, когда в спину пыхтело кровожадное чудовище, было настоящим безумием. И всё же Лев потащил их наверх.

   На полдороги что-то с боевым кличем пронеслось в двух шагах от Саши. Она оглянулась через плечо и увидела, как Студент снова забирается зверю на спину. Вид духа, остервенело сжимающего руками и коленями слишком крутые бока, напугал Сашу. Она запнулась, боясь отвести взгляд от сцепившихся врагов, проигнорировала хриплый окрик Льва…

   В следующую секунду исчезли оба: и Студент, и зверь.

   — Идём, Саш!

   Она растеряно огляделась, не понимая, что произошло.

   — Саша! Если мы и дальше будем здесь торчать, индрик вернётся!

   Угроза заставила Сашу пошевелиться. Вслед за Львом она вскарабкалась по склону, и они почти побежали через яблоневый сад — срезая все углы по дороге к выходу.

   Лев задал такой темп, что отдышаться Саша смогла только через несколько минут. К тому времени они миновали сад и вышли на единственную в Коломенском дорогу, Холмами превращённую в нагромождение асфальта и гальки.

   — Куда они делись? — тихо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, спросила Саша.

   — В Обратный. Студент затащил туда индрика, а сам ушёл дальше, в Верхний город.

   Саша нахмурилась. Такое простое решение…

   — Почему сейчас, а не раньше?

   — Мы ему мешали. — Лев сбавил скорость и отошёл подальше от обочины и леса за ней. — Ты давала индрику путь в Верхний, я — способ вернуться в Холмы. Поймать его Студент мог, только оторвавшись от нас, а затем сбежав.

   — С ним всё будет в порядке?

   — Надеюсь. — Пожав плечами, Лев невесело усмехнулся: — До конца игры мы этого не узнаем. Студент не рискнёт возвращаться в парк, пока здесь бродит индрик. Даже в разных городах они могут натолкнуться друг на друга.

   — И на нас тоже?

   — И на нас тоже. Так что давай убираться отсюда.

   Они свернули на узкую, полузаросшую тропинку, начало которой терялось где-то под вековыми дубами. Саша заметила недовольный треск массивных веток, но стоило ей коснуться ближайшего ствола, как деревья успокоились.

   Жест привлёк внимание Льва. Он фыркнул и одобрительно заметил:

   — Ты быстро освоилась.

   — Ещё бы знать, с чем. У меня такое ощущение, что я всю жизнь могла… чувствовать лес. — Собственные слова звучали странно. Раньше Саша такие фразы встречала только в вычитываемых игрушках.

   — Так и есть. Ты же дочь паркового духа.

   — Почему тогда я не чувствовала Нескучный? Что изменилось?

   — Твоя кровь, скорее всего. — Лев пожал плечами, затем пояснил: — Зелье Пажа.

   — Но зачем ему это? Он помогает нам выиграть станцию?

   — Не знаю, Саш. Возможно. Возможно и нет. Многие духи себе на уме, и Паж из таких. Я не удивлюсь, если он просто захотел подарить Москве ещё одного духа.

   — Он может?

   — Насильно привязать тебя к Обратному? Нет, такие решения принимают самостоятельно. Дать тебе попробовать на вкус жизнь духа? Несомненно. Вопросы крови — определённо стихия Пажа, ещё с первоисточника. Если…

   Резко замолчав, Лев вскинул руку, и Саша послушно замерла. Она не почуяла ничего подозрительного, но вокруг всё ещё царили Холмы.

   — Потом договорим. Двигаемся.

   Когда они дошли до руин выставочного зала, Саша услышала пронзительный вой. На него жалобным скулежом ответили сразу три или четыре голоса, все — откуда-то сзади. Вновь ухватив Льва за руку, Саша ещё быстрее потянула его к границе парка.

   Неподалёку от закрытых ворот маршрут сворачивал и дальше вёл вдоль забора — здесь выросшего в четырёхметровую решётку с наконечниками-пиками. Вскоре появилась и причина столь резкой смены направления: у одной секции в верхней половине отсутствовало несколько прутьев.

   Вой и скулёж приближались; теперь они доносились с трёх сторон одновременно. Вскоре к ним присоединились и красноватые отблески прячущихся в зыбких тенях глаз. Когда Саша, забравшись на решётку, оглянулась через плечо, на искорёженный асфальт вышла стая волков. Единственного беглого взгляда хватило, чтобы понять: ничего общего с обычными, нормальными животными у этих зверей нет. Дело было не в деталях, а в общем впечатлении чего-то болезненного, изломанного и вывернутого наизнанку.

   Хотя волки и не пытались перелезть через забор, Лев на прощание грозно на них рыкнул. Стая ответила ему высоким, почти детским плачем.

   — Жуть какая-то, — пробормотала Саша, выбираясь на искорёженную Холмами парковку. Волчий плач неприятно царапнул что-то внутри. — Они из-за нас так скулят?

   — Из-за индрика. Вся нечисть, какая могла, из парка сбежала; в том числе и волчий пастырь. А сами волки слишком крепко привязаны к своей земле.

   — Индрик нападает даже на нечисть?

   — Индрик нападает на всех. Он зверь. Бездумное существо.

   — Жуть, — повторила Саша и хмуро замолчала.

    До спуска в метро они добрались в мрачной тишине, подчёркнутой угрюмостью полуразрушенных дворов. Утренний свет безжалостно выхватывал изъяны руин, заставлял окна слепо таращиться пустыми глазницами, а ржавую арматуру торчать гнилыми клыками. Не менее потрёпанными выглядели и сами Лев и Саша. Коломенская грязь подсохла на одежде и в волосах, перекрасив их в одинаковый бурый цвет. Там, где из-под грязи виднелись участки чистой кожи, непременно оказывались царапина или уже покрасневшая ссадина. Плащ Льва окончательно превратился в лохмотья. У Саши саднило руки, ободранные в попытках добраться до метки.

    В глаза било зябкое утреннее солнце.

@темы: Сказки и истории

---

Москва-Обратная: часть вторая (3/5)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года

   Из всех посещённых за время игры станций, «Кропоткинская» единственная для спуска на платформу ограничивалась лестницей. С неё открывался прекрасный вид на сам зал, светлый и просторный, с двумя рядами далеко отстоящих друг от друга колонн. И устланным чем-то блестящим полом.

   На нижней ступеньке Саша опустилась на корточки. При ближайшем рассмотрении «блестяшки» оказались осколками стекла и кусками железа, свитыми в миниатюрные противотанковые ежи. Саша с трудом отковыряла один: его держало на плитке что-то наподобие эпоксидной смолы.

   — Детский сад какой-то. — Поднявшись, Саша осмотрелась в поисках того, что помогло бы перебраться через внезапную «полосу препятствий». В осколокоустойчивость своих кроссовок Саша не верила, не говоря уже о босых ногах Льва. — Холмы пытаются нас остановить или с нами поиграть?

   — Отойди, пожалуйста.

   Подчёркнуто-вежливая просьба Льва заставила Сашу оглянуться через плечо. Он стоял на пару ступенек выше, сжимая в руках секцию ограждения. Только вместо спаянных алюминиевых труб на обратной стороне использовались кованые решётки. Судя по цвету и тому, как бугрились мышцы Льва — чугунные.

   Напоследок мазнув пальцами по свободному кусочку пола, Саша поспешила убраться с дороги.

   — Нам направо. На поезд.

   — Понял.

   Сухо кивнув, Лев опустил верхний — ровный — край решётки на пол. Ухватившись за завитки сквозных узоров, Лев толкнул свой «плуг», и металл и стекло с хрустом полетели во все стороны, оставляя после себя ровный слой раскрошившейся эпоксидки.

   Лев не стал расчищать дорогу до самого поезда — как назло короткого, в четыре вагона, и стоящего на противоположном конце станции, — а ограничился узкой тропинкой до края перрона. И даже эти несколько метров потребовали значительных усилий. Отложив исцарапанную решётку, Лев с болезненной гримасой размял плечи и спрыгнул на пути. Оттуда он внимательно посмотрел на Сашу.

   — Пойдём понизу. Не трогай контактный рельс — он сбоку, заметишь — и постарайся идти по центру.

   Сашу удивило, что Лев не сразу направился к поезду, а помог спуститься ей, аккуратно сняв с платформы. Поставив же на пути, он притянул её к себе и виновато прошептал:

   — Саш, я не хочу с тобой ссориться. Не-хо-чу.

   Сердиться на Льва, снизу вверх глядя в грустные зелёные глаза, у Саши получалось гораздо хуже, нежели рассматривая широкую спину или не видя его вообще.

   — Прости меня. — Лев обнял её крепче и коротко поцеловал в макушку. — Я бы рассказал тебе всё, что знаю, но у нас слишком мало времени.

   — Я понимаю. Я просто… мне страшно.

   — Не бойся. Я обещал, что не дам тебя в обиду, и это касается не только Холмов. Что бы ни случилось с предыдущими проводниками, ты вернёшься из игры целой и невредимой. Ясно?

   Наконец позволив себе расслабиться, Саша уткнулась носом в плечо Льва: потрёпанного, исцарапанного, с синяками и следами укусов… вряд ли она сама выглядела лучше.

   — У тебя уже не получится с «целой и невредимой».

   — Я сделаю всё, что в моих силах. — Лев улыбнулся и звучно чмокнул её в лоб. — Идём.

   И они пошли. Друг за другом, поскольку ширина путей не позволяла идти рядом.

   Им повезло с поездом. Ополовиненный, он оканчивался промежуточным вагоном с дверью в торце, а не традиционным вторым головным. Лев, особо не церемонясь, выбил замок и распахнул дверь, после чего помог Саше забраться внутрь. На фоне прежних развалюх вагон выглядел аккуратным, даже ухоженным, и очаровательно старомодным: деревянные поручни, занавески на непривычно-квадратных окнах, ситцевая обивка сидений. В мелкий голубой цветочек. Несмотря на напряжение, Саша не сдержала удивлённой улыбки.

   — Очаровательно, — с не меньшим весельем в голосе пробормотал Лев.

   В этот момент поезд сорвался с места, едва не отправив своих пассажиров кубарем через полвагона.

   После короткого, эмоционального разговора на путях Саше не хотелось затевать новые беседы. Она молча уселась на лавку, поставила рюкзак на колени и обхватила его руками; Лев пристроился рядом. Закрыв глаза, Саша почти сразу прижалась лбом к горячему плечу.

   Хотя поезд не останавливался, темноту туннеля дважды разбивали светлые участки. Саша мысленно отсчитала: «Библиотека», «Охотный ряд»… На «Лубянке» они затормозили. Короткий перерыв — поезд ехал минут пять-шесть, не больше — пошёл Саше на пользу. Она вовремя вспомнила о бумажной ловушке, встретившей её в самом начале игры, и пропустила Льва вперёд.

   Огромные шкафы всё ещё перекрывали выходы с перрона. Опустевшие, они уже не так крепко стояли на полу, так что Лев без особого труда свалил ближайший. Саша благоразумно держалась в стороне, зажмурившись дабы случайно не зацепить взглядом один из плакатов.

   — Всё чисто! — крикнул Лев откуда-то из-за колонн. — Можешь идти сюда.

    «Чисто» не совсем точно описывало зал. Пол, стены, даже значительную часть потолка покрывал густой слой сажи. Спрыгнув с перевёрнутого шкафа, Саша по щиколотку провалилась в чёрные хлопья. Вдобавок, по станции гулял сильный сквозняк — явный наследник давнишнего ураганного ветра — и поднимал целые облака пепла.

   Огонь от души сплясал на станции. Если где-то в чёрных сугробах и остались читаемые строчки текста, Саша в жизни бы их не нашла.

   Стараясь не совершать лишних движений, чтобы не поднимать в воздух ещё больше сажи, Саша и Лев вновь двинулись к переходу. Как и прежде, «Кузнецкий мост» встретил их отсутствием ловушек: и серьёзных, и детских. А вот маршрут теперь вёл в противоположную сторону, к «Пушкинской», а не к «Лубянке».

   И поезд на путях их тоже ждал другой. Вдоль перрона вытянулось знакомое большинству москвичей живописное полотно «Акварельки». Гостеприимно распахнутые двери манили чуждым Обратному городу ярким светом, а сквозь начищенные стёкла виднелись кусочки висящих в поезде-галерее картин. Счастлива встретить на изнанке хоть что-то знакомое, оставшееся неизменным, Саша прибавила шагу.

   Двери за ними закрылись почти бесшумно. И так же мягко поезд двинулся в путь, перед въездом в туннель едва заметно моргнув лампами.

   Саша помнила, что картины в поезде регулярно меняются, поэтому не могла сказать, повлияла ли обратная сторона на набор репродукций. Ничего знакомого Саша не увидела; впрочем, она плохо разбиралась в живописи. Её вполне устраивало то, что в данный момент украшало одну из стен вагона: облачённые в тяжёлые узорчатые рамы пейзажи старой Москвы. Только вот чем дольше Саша их рассматривала, тем тревожнее становилось у неё на душе. Несмотря на светлые нежные цвета, на несомненный талант художников и простоту сюжетов, что-то в городских пейзажах было не так.

   — Мёртвые районы, — произнёс Лев из-за Сашиной спины.

   — Что?

   — Здесь собраны районы, которые не дожили до наших дней. Пожары, в основном. Войны. Износ.

   Саша сглотнула и внимательно посмотрела на картину, висящую перед ней. Аккуратные домики в лучах тёплого весеннего солнца выглядели так невинно… пока в падающих на отштукатуренные стены тенях не стали заметны костлявые лапы чудовищ.

   — Их перестроили?

   — Конечно. Москва не любит пустого места, особенно в последние годы.

   — Тогда почему…

   — Теперь они все — территория Верхнего города.

   Поёжившись, Саша отвернулась от картин. Лев мог считать, что Холмы — обладающие иным мировоззрением соседи, но в её понимании превращение поезда-галереи в жутковатый поезд-кладбище совсем не походило на «инакость». Скорее уж на грубоватое, незатейливое запугивание.

   Теперь Сашу не так радовали яркое освещение и тихий ход. Она с трудом дождалась станции и шустро выскочила из вагона — несмотря на недовольный окрик Льва. Саша физически не могла и дальше оставаться посреди морга на колёсах, хотя и понимала, что слишком бурно реагирует на очередной «фокус» Холмов.

   По перрону стелился плотный, мерцающий от яркого света туман. Он выглядел вполне безвредно: не лип к одежде и не поджигал всё, к чему прикасался; и всё же Саша ощутила странную неуверенность. Маршрут определённо вёл к эскалаторам в конце зала, а вот дар отказывался выводить из-за колонн. Саша на пробу двинулась вдоль путей, там, где туман редел и стекал к рельсам.

   Всё было спокойно до того момента, пока Саша не миновала одну из высоких круглых люстр. Та моргнула болезненным желтовато-зелёным светом, и из цилиндрических плафонов повалил густой дым, гораздо гуще прежнего тумана. Когда два облака соприкоснулись, станция потонула в свистящем шипении химической реакции.

   …и Саше в нос ударил запах, отвратительнее которого она ещё не встречала. Хуже тухлых яиц и гнили, даже хуже помойного контейнера в разгар жаркого летнего полудня. От силы запаха у Саши запершило в горле и заслезились глаза. Она кое-как прикрыла лицо рукавом рубашки, пропахшим гарью и водой Москвы-реки — райскими ароматами по сравнению с воцарившейся на станции вонью.

   Саша бросилась к эскалатору и тут же остановилась, не пробежав и десяти метров. Сзади не слышалось шагов Льва. Насколько позволяли слезящиеся глаза, она огляделась, но массивную фигуру не увидела тоже. Внутренне чертыхаясь, Саша побежала обратно. Если её, с её человеческим обонянием, запах едва не сбил с ног, то по звериному чутью Льва он наверняка ударил пудовым молотом. Ей оставалось только молиться, что бы Лев не отключился и не заблудился в паутине переходов.

   Он нашёлся почти в центре зала, сжавшийся в тугой ком; текущий поверх лохматой головы туман скрывал подробности, не давая понять, где лицо, а где загривок. Саша ухватилась за крепкое плечо обеими руками и потянула на себя. На мгновение подняв голову, Лев тут же хрипло закашлял.

   Саша понимала, что, не избавившись от запаха или хотя бы не заставив его ослабнуть, она не сдвинет Льва с места. Недолго думая, Саша стянула рубашку, скомкала её и сунула Льву под нос.

   Без рукава-фильтра запах ударил с новой силой. Кашляя так, что вскоре перестало хватать дыхания, Саша вновь потянула Льва на ноги. Он поднялся, и они медленно, ориентируясь не столько на зрение, сколько на Сашин дар, двинулись к выходу.

   Жалкие пятьдесят метров заняли добрых три минуты. Зато им попался работающий эскалатор; более того, туман клубился лишь у нижних ступенек, с подъемом редея и исчезая. Лев аккуратно усадил Сашу, сам плюхнулся чуть ниже, и они, кашляя и отплёвываясь, позволили ленте утащить себя наверх.

   К моменту, как ступеньки начали выравниваться, Саша нашла в себе силы подняться. Лев поправлялся чуть медленнее; он едва не споткнулся, сходя с эскалатора, и инстинктивно ухватился за Сашино плечо. Она поморщилась: кончики когтей нашли одну из многочисленных царапин и впились в неё по всей длине.

   — Прости, — голос Льва, от природы хриплый, теперь скрипел как несмазанные дверные петли. — И спасибо.

   — Не за что, — отмахнулась Саша.

   Она поёжилась, когда традиционный сквозняк вестибюля ударил по голым плечам. Заметивший невольное движение Лев тут же протянул ей всё ещё скомканную рубашку и чуть передвинулся, закрывая собой от ветра. Незатейливая забота заставила Сашу внутренне улыбнуться. Застегнув последнюю пуговицу, она благодарно сжала ладонь Льва и потянула его за собой.

   В хитросплетении транспортного узла из сразу трёх станций им достался вестибюль с наибольшим количеством выходов в город, так что Саша внутренне обрадовалась, когда первая же лестница оказалась искомой.

   Обратный город встретил их знакомым пейзажем. Слева тянулся аккуратный прямоугольник Тверского бульвара, справа — неосвещённые дома: скучная советская коробка тут мирно уживалась с трёхэтажным наследием имперских времён. Привычно вышагивая по проезжей части, Лев чаще посматривал налево; чувствовалось, что молчаливый парк его волнует сильнее тёмных домов.

   Они добрались до перекрёстка и свернули в Сытинский переулок, когда Саша краем глаза уловила в конце Бронной ярко-алую фигуру. Лев тоже её заметил, но на прямой вопрос лишь мотнул головой, так что Саша предпочла не спорить и мирно шагать, пока Холмы дают им это сделать.

   В отходящем от переулка тупике фигура мелькнула ещё раз, и ещё — между домами на углу, уже гораздо ближе. Их преследователем оказалась женщина в пёстром платье: помимо основного красного цвета Саша отметила и изумрудно-зелёный, и белый, и даже отблеск золотой вышивки. Лев слишком торопился, чтобы можно было разглядеть лицо женщины; Саша увидела лишь очень светлую кожу и яркий, словно нарисованный румянец.

   Незнакомка догнала их несколько минут спустя, на освещённом сразу пятью фонарями перекрёстке. Она вышла из Трёхпрудного переулка неторопливой походкой никуда не опаздывающего человека и холодно улыбнулась Льву.

   Тот мигом сложился в холопском поясном поклоне.

   Саша уставилась на него в немом изумлении. Да, женщина — матрона, другое слово и на ум-то не шло, с её затканным шёлковой нитью сарафаном, кипельно-белой рубахой, золотыми перстнями и расшитым жемчугом кокошником — производила впечатление. Но Саша видела Льва говорящим на равных с драконом и раскидывающим по сторонам нечисть. Не тем, кто просто так падает в ноги вульгарным в своей лубочной пестроте красоткам.

   — Византиец, — низким грудным голосом протянула матрона и положила одну пухлую ладонь Льву на спину, — милый мой.

   Он медленно, неуверенно выпрямился и тут же попятился.

   — Барыня…

   — Я слежу за тобой, мой мальчик. — Она посмотрела на него снизу вверх, а показалось, что сверху вниз. — И надеюсь на тебя. Ты помнишь об этом?

   — Конечно, барыня. — Лев всё ещё не поднимал головы, словно бы боялся взглянуть выше унизанных перстнями пальцев. — Ты можешь на меня положиться.

   — Конечно могу.

   Её улыбка не понравилась Саше, равно как и покровительственное, с нотками презренья отношение ко Льву. Когда же «барыня» перевела взгляд на саму Сашу, ей немедленно захотелось оказаться на другом конце улицы, если не Москвы вообще.

   — Ах, моя проводница, — до приторности потеплевший голос не добавил матроне симпатии в Сашиных глазах, — подойди ко мне, деточка, дай на тебя посмотреть.

   Саша вопросительно покосилась на Льва, и тот кивнул — как ей показалось, без особого энтузиазма. Она всё же сделала шаг вперёд, и почти сразу тёплая мягкая ладонь скользнула по её щеке: вначале подушечками пальцев, а затем и тыльной стороной.

   Массивные камни в перстнях зацепили свежую ссадину и болезненно дёрнули выбившуюся из-за уха прядь.

   — Какая милая девочка… Как тебя зовут, доченька?

   — Саша.

   — Александра, «Защитница», — почти пропела матрона. — Красивое имя. Я верю, что ты принесёшь нам удачу.

   Саша не нашла, что ответить, и потому продолжила молча разглядывать стоящую перед ней женщину. Её дорогая одежда несочетающихся цветов, её бестолково-многочисленные украшения, речь её — дикая пародия на материнскую ласку… Все они подсказывали, духом чего являлась Сашина собеседница, но само понимание ускользало сквозь пальцы.

   Прерывая затянувшееся молчание, за спиной глухо, неуверенно прокашлялся Лев:

   — Барыня, если ты позволишь…

   — Не мешей мне! — резко одёрнула она, и от её грубости у Саши по спине побежали мурашки. — Я хочу отблагодарить эту девочку. Она так много для нас делает.

   Сашины возражения, что ей не надо никакой благодарности, что она лучше продолжит игру, матрона не услышала. С затканного серебряной нитью пояса она сняла бархатный мешочек, двумя пальцами вытащила из него золотую монету и протянула её Саше; той ничего не оставалось, кроме как принять подарок. Затем матрона вновь подозвала к себе Льва и, как прежде Саше, положила ладонь ему на щёку.

   — И тебе я благодарна, мой мальчик. — Её пальцы скользнули выше, запутались в прядях густой гривы и вдруг крепко сжались. Матрона потянула голову Льва вниз, заставляя его склониться к самой её груди. — Ты выиграешь для меня станцию, и тогда моя благодарность не будет напрасной. Так?

   — Та-ак, — вымученно прохрипел Лев.

   В следующую же секунду матрона разжала пальцы, развернулась и, не сказав больше ни слова, вновь исчезла в Трёхпрудном переулке.

   Повисшая после её ухода тишина оказалась настолько вязкой, что Саша побоялась задохнуться. Лев угрюмо смотрел себе под ноги; несколько прядей петухами торчали у него на затылке. Не зная, как помочь, Саша пригладила непокорную гриву и положила ладонь Льву между лопаток.

   Он медленно, как огромный усталый зверь, выдохнул, и вместе с воздухом ушла часть напряжения. Саша почувствовала, как дрожат прежде каменные мышцы, и легонько толкнула Льва. Помедлив, он сделал первый шаг в прежнем направлении.

   Они ещё раз свернули, и Саша, наконец сориентировавшись в сплетении переулков, поняла, куда их ведёт маршрут. Она могла поспорить, что четвёртая метка спрятана где-то на Патриарших.

   — Тебе не понравилась Купчиха, — мягко, без намёка на обвинение произнёс Лев минуту спустя.

   Саша пожала плечами.

   — А должна была? Учитывая, как она с тобой обращалась.

   — Это нормально.

   — Для кого? Для капризной самодурки? Самовлюблённой матроны, готовой купить всё на свете? Для…

   — Для Москвы, Саш.

   Она осеклась. Понимание, несколько минут назад метавшееся в голове раненной птицей, вдруг замерло и продемонстрировало себя во всей красе.

   Москва. Ну конечно же. Лубочная, эгоистичная, богатая — купеческая Москва.

   — Она дух всего города?

   — Да. И правительница Обратного.

   — Чёрт возьми…

   Саша честно не знала, что ещё сказать. Вся московская жизнь не подготовила её к встрече с такой душой города: пышнотелой купчихой, ни в грош не ставящей своих детей.

   Хотя, грошам-то она знала цену. Саша с ненавистью посмотрела на золотую монету и замахнулась выбросить непрошеный подарок куда подальше. В последний момент Лев перехватил занесённую Сашину руку.

   — Не надо. Такие вещи могут пригодиться.

   Не желая спорить, Саша небрежно запихнула монету в задний карман джинсов.

   Громкий женский смех они услышали ещё на подходе к Патриаршим. Лев ненадолго остановился на перекрёстке, прислушался, затем поманил Сашу к проёму в ограде. Чуть правее единственного стоящего непосредственно на берегу здания собралась довольно живописная компания. Большую её часть составляли молодые девушки в белоснежных рубашках, с распущенными русыми волосами — такими длинными, что у многих они стелились по земле. С волос и одежды девушек ручейками стекала вода; ещё несколько русых голов Саша заметила в самом пруду. А посреди непрестанно хохочущего «гарема» восседал огромный чёрный кот: не меньше метра в холке, толстый и с лоснящейся шерстью. В одной лапе он держал гранёный стакан, другой широко размахивал; хвост, пушистый, как метёлка для пыли, расчёсывали пальцами сразу две благодарные слушательницы.

   Вся компания была невозможно, безобразно пьяна. Лихорадочно трущий глаза Лев лишь подтвердил догадку, да и сама Саша быстро почувствовала тяжёлый запах перегара.

   Увидев, что их заметили (кот приветственно замахал обеими лапами, да так лихо, что из его стакана плеснуло на сидящих рядом девушек; девушки захихикали ещё довольнее), Лев неохотно двинулся к сборищу. Саша держалась за его спиной, не рискуя высовываться.

   — Византиец! — закричал кот, вскакивая на задние лапы. Стоя он оказался примерно с Сашу ростом. — Тебя-то я и жду, мой славный друг!

   — И в хорошей компании, — натянуто улыбнулся Лев.

   — А как же иначе? Барышни любезно согласились подождать со мной. Не так ли, красавицы?

   Пьяный хор ответил энергичным нестройным «Да!». Одна из «барышень» обхватила Льва за ногу и прижалась лбом к его бедру. Он дёрнулся как ошпаренный и под восторженный хохот принялся выпутываться из неожиданно цепких объятий.

   Саша сочувственно поморщилась.

   — Ты меня для чего-то ждал, Паж, или просто так? — Бросив гиблую затею, Лев шагнул в сторону. Девушка, проехав с полметра по влажной траве, в конце концов разжала руки.

   — Конечно для «чего-то»! Вот даже вполне себе для этого «чего-то».

   Жестом балаганного фокусника кот выхватил из чистого воздуха небольшую дощечку. С дощечки капало, словно бы её только что достали из воды.

   Лев вопросительно посмотрел на Сашу. Она кивнула.

   — Барышни собирались спрятать твой подарок, — продолжал кот, подкидывая метку в лапе, — но я уговорил их отдать его мне. Сделал за тебя всю работу.

   — Ценю твою предусмотрительность. — Вопреки своим словам, Лев обрадованным не выглядел. — И что же ты хочешь взамен?

   — Я? Взамен? — Уронив стакан на землю, кот прижал лапу к груди. — Да побойся всего святого, когда я что-то требовал за дружескую помощь? Ты меня обижаешь, Византиец!

   — Я тебя немного знаю…

   — Что за порочащие намёки? Вот теперь я безусловно оскорблён! И если мы немедленно не выпьем, то вся наша многолетняя дружба полетит в тартарары!

   Одна из девушек тут же подняла стакан, протёрла его мокрым рукавом и до краёв наполнила прозрачной жидкостью из валяющейся рядом бутылки. Запах спирта на мгновение перебил даже амбре перегара.

   — Пей! — приказал Льву кот. — И до самого дна, чтоб ни капли не осталось.

   Лев безо всякой охоты взял предложенную выпивку. Широкая ладонь обхватила стакан почти полностью, да и споить мужчину габаритов Льва было не так просто… но Саша понимала отчаянное нежелание своего спутника терять фокус.

   С другой стороны, без метки теряла смысл вся игра.

   Не сводя глаз с кота, Лев сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, затем разом опрокинул в себя весь стакан и замер, крепко зажмурившись и сжав свободную ладонь. После чего шумно вдохнул.

   Кот восторженно зааплодировал, словно ему показали хитрый цирковой трюк. Девушки радостно к нему присоединились. Через несколько секунд отмер и Лев, хотя дыхание его оставалось нарочито ровным. Он не глядя отшвырнул стакан и вновь обратился к коту:

   — Ну что, теперь я могу забрать свой подарок?

   — Нет-нет! — Кот отпрыгнул и помахал перед собой пухлой лапкой с выпущенными когтями. — Мы ещё не угостили нашего нового друга.

   Вся дюжина с лишним взглядов как по команде сосредоточилась на Саше — она даже попятилась от почти реальной тяжести такого внимания. Звякнула бутылка, кто-то нашёл новую посуду… в нос ударил щекотный запах спирта.

   — Нет! — сердитый окрик Льва перекрыл все остальные звуки: и смешки, и перешёптывания. На берегу воцарилось смутное напряжение.

   — Византиец… — предупреждающе начал кот.

   — Я сказал: нет. Проводника ты мне не споишь. Придумай что-нибудь другое.

   На несколько секунд они уставились друг на друга: два огромных хищника, пробующие соперника на зуб. Первым отвернулся кот; он рассеяно махнул лапой: мол, не больно-то и хотелось — и лениво протянул:

   — Можете не всё… Но я не отдам метку, пока твой проводник не выпьет за меня.

   — Договорились.

   Под возмущённые крики аудитории Лев выплеснул на землю добрую половину спирта, затем достал из Сашиного рюкзака минералку. После чего отвёл Сашу в сторону и тихо спросил:

   — Ты вообще пить умеешь?

   — Крепкое — нет, — честно ответила она и почему-то смутилась.

   — Видела, как пил я? Главное, не хватай воздух ртом, обожжёшь горло. Несколько раз вдохни и выдохни, задержи дыхание на выдохе; глотни. Вдохни — опять через нос. И постарайся уложиться в три-четыре глотка: чем меньше цедишь, тем меньше пьянеешь. Потом запьёшь. Поняла?

   — Поняла…

   — И помни: ртом не дышать. Пока не закончишь, рот у тебя только чтобы пить.

   Слишком серьёзный взгляд Льва заставил Сашу проглотить вертящийся на языке легкомысленный ответ. Она понимающе кивнула и, забрав стакан, вернулась к переминающемуся с лапы на лапу коту.

   Прежде, чем сделать первый глоток, Саша отсалютовала духу Патриарших и собравшимся вокруг него русалкам. Те ответили могильной тишиной. Никто больше не смеялся и не болтал, утих и ровный плеск, прежде доносившийся с пруда. Столь мрачно-торжественное ожидание пристало не спирту в гранёном стакане, а скорее кубку смертельного яда.

   Спирт оказался неожиданно густым, почти вязким; Саша с трудом протолкнула его в горло. Первый глоток комом упал в желудок, заставляя выдохнуть раньше срока. От поспешности на глаза навернулись слёзы, и Саша чуть не выронила стакан.

   Широкая ладонь Льва обхватила дрожащую Сашину руку. Он что-то тихо мурлыкнул над самым ухом, затем чуть чётче произнёс:

   — Не спеши. У нас есть время.

   Он, конечно же, врал. Обострившимся чутьём проводника Саша чувствовала, как непозволительно быстро утекают минуты. Оставалось чуть больше двух часов до конца игры, а от четвёртой метки их всё ещё отделяла половина стакана уже совсем не спирта.

   Жидкость стала тёмно-алой и солоноватой, тёплой. Саше в ней чудился привкус крови, и она не сильно бы удивилась, окажись оно действительно так.

   Второй глоток уже не так жёг горло. Саша рискнула сделать сразу два подряд, затем ещё один. От вкуса и липкой вязкости слегка подташнивало, но Саша смогла на время забыть о неприятных ощущениях. Поймав напряжённый, предвкушающий взгляд Пажа, она залпом допила оставшуюся жидкость.

   Кот не стал паясничать, аплодировать или отвешивать восторженные комплименты. Он молча протянул метку Саше — ей, не Льву — и глотнул из всё той же бутылки. Теперь там плескалось нечто золотисто-жёлтое, кипящее и постреливающее алыми искрами.

   — Твоё здоровье, проводник! — строго и печально произнёс кот, передавая бутылку ближайшей русалке. — Оно тебе пригодится.

   После развернувшейся на Патриарших фантасмагорической сцены Саша в этом не сомневалась.

   Три русалки вызвали проводить Льва и Сашу до противоположного края пруда. Их цепкие, голодные взгляды оставили Сашу равнодушной; не было в них настоящей угрозы, одно только желание напугать. Да и то исчезло, стоило Льву тихо рыкнуть на заигравшуюся нечисть.

   Саша вдруг подумала, что русалкам, наверное, безразлично, кто выиграет игру. Иначе бы не пропили они сопернику драгоценную метку.

   Чем дальше от Патриарших она отходила, тем отчётливее Саша понимала, что зелье Пажа не так уж невинно. Вначале у неё закружилась голова, затем в мышцах зародилось приятное, но беспокоящее тепло. Оно усиливалось и усиливалось, пока не выродилось в невыносимый жар.

   Саше пришлось остановиться.

   Она слышала встревоженный голос Льва, ощущала на плечах и затылке его руки. Напряжённое лицо то заслоняло всё поле зрения, то становилось крошечным, едва различимым. Не в силах терпеть это мельтешение, Саша зажмурилась, и тут же под веками заплясали мутные жёлто-зелёные круги.

   Её стошнило, согнув пополам и едва не швырнув на колени силой реакции. Резкий спазм прошёл так же быстро, как и появился: Саша не успела прижать руку к животу, а желудок уже успокоился и сделал вид, что ничего не случилось. Сплюнув под ноги густой угольно-чёрной слюной, Саша выпрямилась и потерянно огляделась.

   Лев, неестественно бледный и чуть ли не трясущийся, стоял в двух шагах от неё. В одной руке он держал Сашин рюкзак, другой крепко вцепился в топорщащуюся гриву. Глаза… глаза у Льва были огромные и виноватые, словно бы он насильно запихнул Саше в горло неведомое зелье.

   — Что? — хрипло спросила она и потянулась за рюкзаком, куда убрали неиспользованную бутылку воды.

   Лев засуетился, мешая сильнее, чем помогая, но под вымученным Сашиным взглядом отступил. Его паника поутихла, зато движения стали более дёрганными.

   — С тобой всё в порядке? — неуверенно поинтересовался он, глядя, как Саша пытается скрутить слишком тугую крышку.

   — Пока не знаю… Вроде жива.

   Крышка в конце концов поддалась, и Саша с огромным удовольствием выполоскала изо рта кислый привкус желчи. Одновременно с ним ушла и усталость, последний час давившая Саше на плечи. Она почувствовала себя почти хорошо. Гораздо лучше, чем человек, всю ночь собирающий синяки и шишки.

   На пробу Саша пара раз взмахнула руками; движение вышло неожиданно энергичным. Она закатала изодранный рукав рубашки и обнаружила под ним гладкую кожу без единой царапины. Под пластырем на голени осталась лишь тонкая линия шрама, едва заметная на фоне слабого загара. Ссадины, ушибы, содранная кожа… исчезли все следы минувшей ночи.

   Саша довольно улыбнулась. Чем бы ни напоил её Паж, результат того стоил.

   — Здорово, да? — Она покрутила ладонью перед носом Льва и едва не засмеялась. — Не удивительно, что на тебе всё так быстро заживает — с такой-то медициной!

   — Это не медицина, Саш. — Лев перехватил её руку и потянул вниз. — Это изнанки. Паж что-то сделал с обратной кровью в твоих венах.

   — Зато какой эффект!

   — Ещё час назад ты боялась слишком крепких связей с Обратным городом, а теперь радуешься им?

   Саша легкомысленно фыркнула. Ей не хотелось думать о своём прежнем скепсисе сейчас, когда было так хорошо. Хотелось двигаться, что-то делать. Продолжить игру.

   — Ты становишь занудой, мой друг. — Высвободившись из мягкой хватки, Саша похлопала Льва по животу. — Идём! Нас ждут ещё три метки.

   Прежде, чем сдвинуться с места, Лев перехватил Сашу и провёл ладонью по её волосам. Уже знакомо запахло лесом и осенью, что-то шуршащее щекотно скользнуло Саше за воротник. Она вытянула весёлый оранжево-красный листик и крутанула его в пальцах.

   Листик вместо прежнего липового оказался кленовым.

   — И я должна его испугаться? — Свернув из листика розочку, Саша сунула её Льву в петлю нагрудного кармана.

   — Он должен тебя насторожить… Поговорим, когда ты немного протрезвеешь.

   Не слушая ворчание Льва, Саша потащила его дальше, через слишком светлые для ночных часов переулки к Садовому кольцу, а за ним, дальше, к «Баррикадной». Пару раз по дороге Саше чудились то красный сарафан Купчихи, то нетрезвый смех русалок, то взмах роскошного чёрного хвоста. Но Лев их явно не видел, и Саша отмахнулась от них.

Продолжение

---

Москва-Обратная: часть вторая (2/5)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года

   Там светил тот же яркий лунный свет, что и на полянке.

   Но Саша даже не подняла головы посмотреть, откуда именно он брался. Потому что посреди башни (которая изнутри напоминала не столько башню, сколько зачем-то обшитую листовым железом беседку) сидел жуткий старик: коренастый, небольшого роста, с плечами, ширине которых мог позавидовать и Лев. Клоками сбитые волосы, невнятно-серые в лунном свете, небрежно падали на спину и руки старика, достигали локтей. С волосами почти что сливалась драная одежда, густо присыпанная влажной землёй и прелой листвой. От старика омерзительно пахло гнилью, словно бы где-то под его тряпками сдохла стая крыс.

   Страшнее всего оказалось лицо хозяина башни: сморщенное, землистого цвета, с многочисленными влажными язвочками на лбу и щеках. И длинными обвислыми веками под картинно-пушистыми бровями. Такими длинными, что спускались они ниже колен.

   Саше не требовались подсказки аборигена-Льва, чтобы понять, кто именно сидит перед ней.

   Первые несколько секунд она боялась выдохнуть — не то что пошевелиться. Вий тоже не двигался и как будто бы спал. Чуть осмелев, Саша рискнула оторвать взгляд от жуткой фигуры. Внутри беседка оказалась ещё теснее, чем снаружи, спрятать метку проводник мог только в огромном сундуке, стоящем у противоположной стены шестиугольной комнаты. Сундук манил любезно распахнутой крышкой и ворохом бумаг под нею.

   Медленно, останавливаясь после каждого шага, Саша двинулась вдоль стены. Вий не шелохнулся, даже когда Саша очутилась сбоку от него, но стоило ей сделать следующий крошечный шажок, как по беседке пронёсся ледяной шёпот:

   — Я слышу тебя…

   Вжавшись спиной в стену, Саша обеими руками зажала себе рот. Собственное дыхание, леденящее, а не согревающее пальцы, оглушало. Чтобы не взвыть от страха, Саша закусила ладонь и жалобно простонала в неё.

   — Кто здесь? — Вий медленно повернул голову, так и не встав с места. Опущенные веки уставились на Сашу выразительнее любого прямого взгляда. — Я слышу тебя. Я чую тебя. — Длинный нос по-собачьи втянул воздух, раздулись и опали исчерченные мелкими венками ноздри. — Человек? Полукровка. А, малыш-проводник… ты пришёл на игру?

   Саша молча дрожала, всё так же пригвождённая к месту красноречивым не-взглядом Вия.

   — Ты один, малыш? — Ледяной шёпот сменил интонацию, стал чуть живее, любопытнее: — А где твой храбрый защитник? Обратный бросил тебя, так? Мне, старику на радость и развлечение…

   Вий то ли оскалился, то ли улыбнулся: уголки рта, виднеющиеся из-под растянутых век, поползли вверх и назад. Снова дрогнули синеватые ноздри. Глубоко вдохнув, Вий причмокнул и утёрся рукавом.

   — Девочка, да? Маленькая испуганная девочка… как же ты здесь оказалась, малышка? Никто больше не ходит к хозяину леса, все боятся хозяина леса. Птицы к нему не летают, звери не бегают… А маленькая девочка пришла одна. Такая смелая, такая глупая…

   Причитания Вия стали тише, невнятнее — словно бы он убаюкал сам себя. Саша рискнула сделать полшажочка к сундуку. Движение получилось бесшумным, и Вий продолжил таращиться туда, где Сашино лицо находилось мгновение назад.

   — Расскажи мне, маленькая девочка, — не прекращал он своего вязкого бормотания, — расскажи, зачем ты пришла к хозяину леса. Или никто не остерёг тебя? В лес ходить нельзя, из леса не возвращается даже навь… Все вы: глупенькие, смелые — остаётесь со мной. Навсегда остаётесь развлекать старика. Только старику уже не весело от древних косточек, от хрупких черепков… старику нужны новые забавы…

   До сундука оставалось рукой подать. Саша уже видела, что под ворохом бумаг — на её счастье всего лишь пустых скомканных листов — лежало что-то светлое, гладкое. Целая куча, часть которой усеивала пол вокруг сундука.

   Заранее достав мобильный, Саша переложила его в левую руку и открыла приложение фотоаппарата. Не рискуя поворачиваться спиной к Вию, она подкралась к сундуку сбоку. Аккуратно сняла верхний ком бумаг… и едва не взвизгнула. Сокровищами «хозяина леса» оказались кости: старые, тусклые. Мелкие косточки, звериные и человеческие. К некоторым из них ещё липли клочки тонких, как пакля, волос.

   Саша удержала рвущийся из горла всхлип, но полузадушенный выдох привлёк внимание Вия. Он резко обернулся, выворачивая шею на сто восемьдесят градусов — длинные веки жуткой пародией на шарф легли на плечо, — и стал подниматься. Заставляя стены вздрогнуть, по беседке пронёсся яростный крик:

   — Вор! Убью! Мои сокровища… не тронь мои сокровища, вор! Не тронь!

   Не помня себя от страха, Саша одним движением смахнула верхнюю часть груды костей, на что Вий отозвался замогильным рёвом. Поспешно выцарапанная метка оказалась на внутренней стороне крышки.

   На дополнительную фотографию нервов Саши не хватило. Она сделала одну, с ужасом наблюдая, как поднявшийся на ноги Вий хватает себя за веки и тянет их вверх. Уже не сдерживая ни крика, ни застилавших глаза слёз, Саша по прямой бросилась к узкому проёму лаза. Она едва-едва не попала в цепкие когти Вия; забросив одно веко на лоб, он освободившейся рукой попытался ухватить Сашу за ворот рубашки.

   Саша с разбегу нырнула в лаз и тут же почувствовала, как пара крепких ладоней обхватывает её за запястья и тянет наружу. Края проёма больно ударили по коленям и пяткам, дёрнули по шву и без того державшуюся на честном слове штанину… мгновение спустя Саша была на поляне, в надёжных руках Льва.

   Сдавленное «Бежим!» чуть не застряло в горле. Башня за их спинами вздрогнула, гулко завибрировала; из лаза послышался совсем уж нечеловеческий вой. Опустив Сашу, Лев схватил её за руку и потащил обратно в лес.

   Они бежали со всех ног, насколько позволял густой подлесок. Ветки тянулись к ним, пытаясь остановить беглецов, но Лев паровым катком сносил всё, что только мог снести. Кипевшая в нём ярость ощущалась почти физически, и хищная флора Холмов не могла не считаться с этой силой.

   Лес медленно редел. Перейдя на быстрый шаг, Лев притянул Сашу чуть ближе и обнял за плечи. Оба они всё ещё молчали: Саша от пережитого ужаса и окончательно сбившегося дыхания, Лев же прислушивался к следам возможной погони.

   Которой они так и не дождались. Вий не соврал: даже нечисть не рисковала залезать в его проклятый лес. До самой границы Нескучного сада Саша и Лев добрались безо всяких приключений, если не считать чудившегося Саше за каждым деревом слепого взгляда бесконечных век. Относительно светлый и пустой Ленинский проспект заставил её облегчённо выдохнуть.

   С каждым шагом, уводящим их дальше и дальше от леса, всё отчётливее проявлялась тревога Льва. Он непрестанно косился на Сашу, словно одновременно боясь и желая задать некий вопрос. И она, конечно же, знала какой. Перейдя через дорогу и свернув на первую же перпендикулярную ей улицу, Саша сипло произнесла:

   — Я достала метку. Не волнуйся.

   — Да я не о ней волнуюсь! — тут же вызверился Лев. Но мигом взял себя в руки и продолжил гораздо мягче, почти нежно: — Как ты?

   — Перепугалась до смерти. Ты знал, кто живёт в том лесу?

   Лев отвёл взгляд, и Саша, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой узел, обеими ладонями вцепилась в его запястье.

   — Ты знал?!

   — Догадывался. — Он всё ещё не осмеливался заглянуть Саше в глаза. — По Обратному когда-то ходили слухи, что Холмы избегают Нескучного сада из-за поселившейся там древней нечисти. Никакой конкретики, одна болтовня. Да и первопроходец здесь как-то прошёл…

   — В той башне живёт Вий. — У Саши дрожали и руки, и голос. — И он коллекционирует человеческие кости. Они для него как игрушки. Целый сундук... и метка в нём… Мне пришлось по локти залезть…

   — Тише, Саш, тише…

   Лев потянулся обнять её, но Саша отшатнулась, не готовая простить то, что слишком сильно напоминало предательство. Ледяной шёпот Вия, его сонное бормотание звенели в голове, заставляя поминутно вздрагивать и оглядываться. Понимая, что лишь расстояние поможет ей успокоиться, Саша с места сорвалась почти на бег.

   Шаги Льва послышались с опозданием. Он, как провинившийся щенок, держался чуть позади Саши — не отставая и не попадая в поле зрения.

   В той же мрачной тишине они добрались до небольшой асфальтовой площадки перед вестибюлем «Шаболовской». Остановившись у самых дверей, Саша повернулась и внимательно посмотрела на Льва. Как бы ей ни хотелось сорваться, злость во время игры была непозволительной роскошью.

   — Я понимаю, что у тебя здесь больше опыта, и что моя роль в игре — ходячий компас. Но если мне и дальше придётся рисковать своей шеей, то я имею право знать, в какую петлю её засовываю. Ты не можешь один решать за нас обоих. Ясно?

   Ответный взгляд Льва оказался долгим, тяжёлым. Исчезли и прежнее добродушие, и свежая вина. Осталась только мрачная решимость, гудящая в каждом произнесённом Львом слове:

   — Ясно, Саш. А теперь послушай меня и ты. Холмы сегодня сделают всё возможное, чтобы запугать тебя и сбить с маршрута. Я не собираюсь им помогать. Если мы проиграем, потому что они оказались хитрее или умнее нас — пожалуйста. Не успеть из-за бесполезных эмоций в мои планы не входит.

   — При чём здесь эмоции? Ты запихнул меня в пасть какому-то древнему монстру и даже не предупредил!

   — А что бы изменилось? Ты бы отказалась туда лезть?

   Саша нахмурилась и промолчала.

   — Я знаю, что не отказалась бы. — Голос Льва смягчился, глаза потеплели. Грустно улыбнувшись, он продолжил: — Ты слишком ответственна, чтобы бросить игру. И я ценю твою помощь. Позволь и мне немного помочь в ответ.

   — Чем?.. — растеряно пробормотала Саша, уже не зная, что и думать о словах Льва.

   — Тем, что тебе сейчас нужно: самоконтролем.

   Лев галантно придержал дверь вестибюля и подтолкнул Сашу внутрь.

   Эскалатор на «Шаболовской» работал только на подъём, так что в зал они спустились пешком. После долгой пробежки через Нескучный подобные мелкие неудобства раздражали не хуже назойливой мухи. К тому же, как и всё в Холмах, эскалатор порос какой-то диковинной местной флорой: серо-коричневой суховатой лозой с колючками вместо листьев. Иголки встречались как совсем крошечные, в пару миллиметров, таки и массивные шипы с Сашину ладонь длиной. Они мирно лежали на ступеньках и поручнях, липли к тусклым цилиндрам плафонов. Кабинку дежурного лоза скрывала целиком, равно как и ограждение, разделяющее поднимающихся и спускающихся пассажиров. На полу ещё оставались свободные места, а вот проходы между колонн и потолок едва угадывались за колючим плетением.

   Дойдя до дальнего торца станции, в Верхнем городе украшенного пёстрым витражом Шуховской телебашни, а в Холмах — единственным цветком монструозной лозы, Саша повернула направо. Выход к перрону перекрывали всё те же намертво сплетённые колючки. Лев когтем подцепил самую тонкую веточку; та с хрустом обломилась, и на её месте тут же выросла новая, более толстая и колючая. Саша с аналогичным результатом выломала складным ножом ещё несколько ростков.

   — Что-то мне подсказывает, что на «Сим-Сим» оно тоже не откроется…

   Лев фыркнул и, ухватив когтями соседние толстые ветки, потянул их в разные стороны. Сухая лоза дождём посыпалась на его штанины, несколько колючих щепок зацепилось за полы плаща, но тем результат и ограничился.

   Саша и Лев одинаково задумчивыми взглядами одарили вначале живую завесу, затем друг друга.

   — Знаешь, это может быть не лучшей идеей… — Порывшись в рюкзаке, Саша достала зажигалку и спички. — Может, попробуем? Других мыслей у меня нет.

   — У меня тоже, — без особой охоты признался Лев.

   Они вернулись к началу станции, где за лозой хотя бы местами проглядывали колонны. Лев собрал пару горстей мелких щепок, наломал веток покрупнее и образцовым «шалашиком» сложил их под проходом. Саша протянула ему зажигалку и от греха подальше отошла к эскалаторам.

   Огонь занялся сразу. Щепок и веток ему хватило на пару секунд, и тут же в дело пошла сама лоза. Сухие побеги горели с задорным треском, осыпая пол и соседние колонны фонтанчиками искр. Поначалу на место сгоревших веток ещё пытались сунуться новые, но вскоре полуразумное растение спохватилось и, наоборот, стало отползать подальше от огня. Разносимое на кончиках веток пламя лишь быстрее разбегалось по заросшей станции.

   Вентиляция, рассчитанная на людей, а не на пожар, не справлялась; дым быстро заполнял станцию. Огонь не отставал. Пока Лев с Сашей вдоль путей мчались к единственному открытому вагону, пламя двигалось параллельно им, отрезая всякую надежду на возвращение.

   Они успели. Поезд вальяжно постоял, словно бы давая им насладиться зрелищем горящей станции, и тронулся в путь только тогда, когда окна густо залепило пеплом. Быстро набранная скорость смахнула большую часть завесы, оставив на окнах лишь несколько узорчатых пятен.

   Саше они напомнили негативы снежинок, которые на Новый Год лепят на витрины магазинов.

   Весь короткий перегон в вагоне царила растерянная тишина. Несмотря на примирение, Сашу беспокоило что-то незавершённое между собой и Львом, словно бы они так и не закрыли тему взаимного доверия. Ей нужно было сделать первый шаг, некий жест доброй воли.

   Достав мобильный, Саша нашла наспех сделанную фотографию шестой метки — размытую и нечёткую, но вполне понятную — и протянула его Льву.

   — Вот. Ты же их запоминаешь…

   Вместо того чтобы взять телефон у Саши из рук, Лев аккуратно обхватил её ладонь своими и поднёс к лицу. Саша оценила лаконичный, красноречивый жест.

   — Спасибо. Я запомню.

   Саша не успела ответить. Резко сбавив скорость, поезд остановился на «Октябрьской»; звякнули раскрывшиеся двери. С некоторым опозданием Саша заметила, что вагон сильно отличается от тех, которыми они пользовались ранее. Он выглядел слишком… обычным. Ни битых стёкол, ни светящегося мха — лишь традиционные дерматиновые лавки в заплатках и обильно залепленные рекламой стены. Самый стандартный московский вагон, синий, с белой полосой под окнами.

   На перроне Саша проводила уехавший поезд недоуменным взглядом. А затем она увидела станцию, не менее знакомую: со светло-серой плиткой колонн и красно-серым гранитным полом.

   — Мы в Верхнем городе, да?

   — Да, — подтвердил Лев и с прежде не свойственной ему осторожностью высунулся из-за колонны. — Вроде чисто… Нам теперь главное не попасть на глаза людям.

   — А мы сможем?

   — Придётся… — Повинуясь короткому Сашиному жесту, Лев двинулся к эскалатору перехода. — Не то чтобы у нас был выбор.

   Эскалатор, на их счастье, оказался пуст; судя по ещё не высохшим влажным следам на поручнях, его уборка закончилась всего за пару минут до появления Саши и Льва. Останавливаясь каждые несколько метров, дабы прислушаться к доносящимся из межстанционного перехода звукам, они добрались до верхних ступенек. Переход разделялся на три коридора, каждый из которых оканчивался лестницей. В левом и центральном мелькали работники в ярко-оранжевых жилетах, правый пустовал. Лев скользнул туда первым; Саша за ним. Тихо и медленно они подобрались к основанию лестницы.

   У правого торца станции женщина в спецовке толкала машину-уборщик. Шум полирующих гранит щёток скрыл шаги Саши и Льва, позволив им незамеченными нырнуть к путям. Саша не знала, дело в обыкновенном везении или какой-то хитрой магии Обратного, но тут же мимо них прополз некий жёлто-оранжевый механизм. Напоминал он обыкновенную «газельку», с которой сняли кузов и к которой прицепили огромную водяную канистру. За канистрой, в свою очередь, следовала угловатая кабина с узкой дверью. Детали Саша не рассмотрела; Лев затащил её на «газельку», как только чудо-механизм поравнялся с платформой.

   Машина заползла в туннель, и по прежде тёмным стенам лениво заплясал свет фар. Боясь лишний раз пошевелиться, дабы не привлекать к себе внимания, Саша скорчилась под цистерной; Лев устроился по другую сторону. Через несколько секунд что-то в задней кабине захрипело, ожило, угрюмо булькнуло, и на стены туннеля веером брызнули мощные струи воды.

   Несмотря на то, что раструбы поливалки находились в самом хвосте машины, капли летели во все стороны. Уже через пару минут Саша почувствовала, как липнет к спине рубашка, а следом и джинсы тяжелеют от влаги. Где-то рядом недовольно заворчал Лев. Саша подозревала, что он, как и все кошки, недолюбливает воду.

   Короткий перегон между «Октябрьской» и «Добрынинской» они проехали минут за десять — гораздо дольше, чем обычно идёт поезд. Нетерпение Льва чувствовалось в каждом его беспокойном, лишнем движении. Он ёрзал, царапал когтями пол, непрестанно одёргивал липнущий к шее ворот плаща — когда поливалка отключала распылители, его возня слышалась так отчётливо, что их обязаны были заметить. Однако не заметили.

   Лев порывался сойти, как только они выберутся из туннеля. Но маршрут вёл на переход, как и на «Октябрьской» расположенный в центре зала, так что они подождали, пока «газелька» проедет под лестницей, и в темноте незаметно спрыгнули на платформу.

   У ведущих в город эскалаторов отдыхало с полдюжины рабочих; иногда они поворачивались к залу, так что забегать на переход снова пришлось по одному. В последнюю секунду Саше почудился чей-то удивлённый окрик, и она вслед за Львом метнулась к ларьку театральной кассы, пристроившемуся у стены. Они выждали с минуту, убедились, что никто не спешит их ловить, и двинулись дальше.

   Их удача закончилась, когда они добрались до спуска на «Серпуховскую». На каждой из четырёх линий эскалатора оранжевыми жуками копошились люди в спецовках: кто-то протирал поручни, кто-то менял лампы; несколько человек переклеивали рекламные щиты на стенах. Работа кипела вовсю и завершаться в ближайшем будущем не планировала.

   Лев медленно попятился, вслед за собой утянув и Сашу. Резко, обеими руками взлохматив волосы на затылке, он расстроено произнёс:

   — Не хотел я до этого доводить… Запомни одну вещь: что бы ни случилось — молчи. Тебя здесь нет, и меня тоже. Не лезь никому под ноги, не шуми и не смотри в глаза. Поняла?

   — Да, но…

   — Саш.

   Саша сглотнула и упрямо посмотрела на Льва. Он ответил таким же прямым взглядом.

   — Ты обещал больше не отмалчиваться.

   — Какая же ты настырная… — вновь запустив пальцы в волосы, Лев протяжно выдохнул: — Хорошо… Я могу ненадолго сделать нас незаметными. Пустым местом. Если мы будем осторожны, то придётся блокировать только зрение. Если нет — ещё и слух, и осязание… вообще всё, что мы зацепим. Чего лучше не делать: работать с толпой муторно и без дополнительных усилий. Такое объяснение тебя устроит?

   Не обращая внимания на колючую интонацию вопроса, Саша кивнула. Конечно, она не отказалась бы от деталей: что Лев понимал под «сделать незаметными»; сколько человек он может обдурить; почему не воспользовался своим даром раньше, в драке с гарцуками. Но время и место не располагали к подробному обсуждению.

   — Устроит. Большего я от тебя не прошу.

   Магия Льва не сопровождалась наблюдаемыми спецэффектами. Он несколько секунд простоял у верхней ступени эскалатора, собираясь с мыслями, а затем решительно шагнул вниз. Саша последовала за ним, придерживая в карманах звякающие друг о друга телефон, ключи и фонарик.

   Рабочие продолжали заниматься своими делами и не обращали никакого внимания на странную парочку: двухметрового босого мужика с всклокоченной гривой и молодую девушку в отнюдь не художественно рваных джинсах. Поначалу Саше казалось, что их непременно — вот прямо сейчас — окликнут и остановят, а то и сдадут в полицию. Однако секунды шли, ступеньки ложились под ноги, и никто и не думал кричать и тыкать в них со Львом пальцами.

   Они добрались до основания эскалатора, обошли раскрытый механизм одной из лент (на краю люка сидела пара рабочих и пила из термоса мерзко пахнущий кофе). В конце зала, у левого пути — туда вёл маршрут — собралась очередная группа людей в оранжевом. Напротив них стояла новая «газелька», теперь уже без цистерны и поливалки. Когда Саша и Лев приблизились к ним, рабочие засуетились и принялись спешно забираться в кабину.

   Всё шло гладко до того момента, как один из рабочих не глянул в окно кабины и не отшатнулся так резко, словно бы увидел призрака. Рабочий обернулся, чуть не налетел на стоящего за его спиной Льва и принялся испуганно осматривать станцию.

   — Петька, ты чего суетишься? — спросил кто-то из кабины, и из-за двери высунулась пара любопытных лиц.

   — Да увидел кого-то. — Названный Петькой перестал бешено озираться по сторонам и виновато фыркнул: — Показалось, наверное.

   — Когда кажется — крестятся, — ворчливо заметил второй голос.

   — Или бухают меньше, — с гоготом подхватил третий.

   — Да ладно вам, мужики. Можно подумать, с вами не бывало. — Петька не выглядел особо задетым насмешками коллег. — Поехали давайте, не всю же ночь здесь торчать.

   Нестройный хор голосов его поддержал, и «газелька» сдвинулась с места. Выждав несколько секунд, Лев вместе с Сашей устроился в открытом кузове, большую часть которого занимал кран.

   Пару минут они ехали в молчании, сквозь окно в задней стенке кабины наблюдая за болтовнёй рабочих. Затем «газелька» чуть сбавила скорость, и шум утих настолько, что стали слышны обрывки разговора. Петьку всё ещё подкалывали по поводу его «глюка», но без особого азарта — скорее просто чтобы скоротать время.

   — Окно, — произнёс Лев, подчёркнуто не глядя на Сашу. — Я забыл о наших отражениях в окне.

   Не зная, что делать с неожиданным признанием, Саша неловко похлопала Льва по плечу:

   — Ничего страшного. Он всё равно не поверил.

   Лев промолчал, только сильнее нахмурился. Прошла ещё добрая минута, прежде чем Саша услышала его тихое «Прости» и ответила таким же тихим «Не извиняйся».

   Их понимающее молчание сохранилось до прибытия на станцию. Они слезли с «газельки», пересекли зал, поднялись по очередному неработающему эскалатору — как можно дальше обходя уборщиков, коих на «Полянке» хватало с избытком — и остановились у запертых дверей вестибюля. Лев немного повозился с замком, и он любезно раскрылся даже без ключа или отмычки.

   Короткий изогнутый коридор и пара лестниц вывели незваных пассажиров в центр ночной — непривычно пустой — Москвы.

   За маршрутом Саша следила, уже особо о нём не задумываясь: короткое прикосновение к углу дома здесь, к ограде — там. Её больше волновал чуть ли не вибрирующий от напряжения Лев. Влажная ткань плаща подчёркивала скованность движений, да и облепившая затылок грива не скрывала часто бьющуюся жилку на шее. Саша поймала себя на желании взлохматить слипшиеся пряди или хотя бы просто встряхнуть Льва.

   — Если ты и дальше будешь так себя грызть за каждую ошибку, далеко мы не уйдём.

   — Что? — Лев не обернулся. Его внимание целиком занимали редкие прохожие, даже в три часа ночи не исчезающие из центра Москвы. — Я вовсе не…

   — Вовсе да. Ты злишься на себя за то, что отвлёкся и чуть не подставил нас — хотя за пятнадцать минут до этого говорил о полном самоконтроле.

   Лев не стал возражать. Они прошли метров сто, повернули, затем повернули ещё раз. Впереди показалось широкое восьмиполосное шоссе Большой Якиманки.

   — Я не запрещаю тебе злиться, — философски заметила Саша, прибавляя шаг чтобы перебежать дорогу, пока там нет машин и их никто не видит. — Просто меня смущает, когда из нас двоих именно я оказываюсь голосом разума. Всё-таки ты старше.

   Непонятно откуда вылетевшая иномарка возмущённо просигналила, когда Саша проскочила перед самым её носом. Лев что-то устало пробормотал, но, утаскивая Сашу с проезжей части, положил ладонь ей между лопаток. Она улыбнулась и мысленно похлопала себя по спине.

   Стоило им свернуть с Якиманки, как маршрут вновь запетлял по мелким прилегающим улочкам. Саша внутренне напряглась, когда они вышли к ограде «Музеона», продолжающего парк Горького, а значит и Нескучный сад. Лев, вмиг заметивший Сашино беспокойство, прочно обосновался между ней и оградой.

   В благодарность Саша коротко и сильно сжала его ладонь.

   На пару полицейских, стоящих на пересечении двух Голутвинских переулков, Саша поначалу не обратила никакого внимания. Постовые как постовые; они никогда раньше не интересовались Сашей, Саша никогда не мешала им. Но стоило Льву выйти на перекрёсток, как старший из полицейских — крепкий, хотя и полноватый мужчина лет сорока — толкнул своего напарника локтём в бок и двинулся навстречу.

   — Сержант Копытин, — бодро, даже как-то весело представился старший и с не меньшей радостью продолжил: — Ваши документики, пожалуйста.

   Саша замерла. Свой паспорт она, конечно же, оставила дома. А если бы и взяла?.. Вряд ли у Льва — духа-полукровки с магической изнанки города — водилась такая обыденная вещь, как документы, удостоверяющие личность.

   Судя по внезапному хищному оскалу, документов действительно не было. И Лев, в отличие от Саши, совсем по этому поводу не переживал.

   — Так что? — поторопил заскучавший сержант, поигрывая висящей у него на поясе дубинкой. — В участок поедем или на месте договоримся?

   — Зачем же в участок? — голос Льва упал до довольного мурлыканья очень большой, очень опасной кошки. — Мы все здесь взрослые люди… Договоримся.

   Он вскинул обе руки разом. Левой ухватил за грудки не успевшего отпрыгнуть сержанта, правой отвесил крепкий подзатыльник нацелившемуся на Сашу напарнику. Того развернуло на сто восемьдесят градусов, и Лев сцапал его за шкирку. Легко, как новорожденных котят встряхнув каждого полицейского, он жизнерадостно оскалился им в лица:

   — Что, думала, я тебя не узнаю, мелочь поганая? Да от тебя за версту Холмами несёт!

   — Мы не… — начал «сержант», но Лев ещё раз его встряхнул.

   От резкого движения форменная фуражка полетела на землю, и промеж тонких русых волос Саша разглядела пару загнутых рожек. Тут же стала понятна и неожиданно агрессивная реакция Льва.

   — Твари… — продолжал рычать он, и его злое веселье настолько перепугало незадачливых двойников, что они тряслись уже безо всякой помощи. — Остановить меня хотела, чернь лохматая? Не получится… так своим и передайте: эта игра — моя. А кто встанет у меня на пути, того потом по всем Холмам собирать будут. И Обратному в придачу. Поняли?

   Не дожидаясь ответа, Лев разжал ладони и от души наподдал каждому из поддельных полицейских — младший даже пропахал носом пару метров асфальта. Проводив самодовольным взглядом чуть ли не на четвереньках удирающую нечисть, Лев заметно расслабился и приободрился.

   — Отлегло? — поинтересовалась Саша, не комментируя, впрочем, саму стычку.

   — Немного. — Лев фыркнул и напоказ повёл плечами. — Вполне.

   Последний переулок вывел их на пустующую Крымскую набережную. Они подошли к реке, спустились на сотню метров вдоль течения и остановились напротив монструозного памятника Петру, вот уже второе десятилетие мозолящего москвичам глаза. Бьющее снизу освещение красоты монументу не добавляло; скорее, оно делало его похожим на дешёвенькую декорацию к фильму-катастрофе — уже после катастрофы. Но волновала Сашу не столько сомнительная художественная ценность высившегося посреди Москвы-реки бронзового великана, сколько тот факт, что маршрут вёл к нему.

   Напрямую.

   Через реку.

   — Чёрт… — медленно выдохнула Саша, перегибаясь через каменный бортик набережной и с ужасом разглядывая спокойную воду. По дождливому июню она поднималась довольно высоко. — Я не хочу.

   — Ты не умеешь плавать? — спросил Лев со странной смесью заботы и насмешки.

   — Умею… Я не хочу в три часа ночи лезть в Москву-реку. Причём сигая с набережной, поскольку нормальных спусков здесь нет.

   — К сожалению, придётся. — Определённо, Лев посмеивался. Пускай и самую малость. — И лучше разденься. В холодной воде мокрая джинса быстро выматывает.

   — Я ещё и голышом должна плыть, да?

   Лев красноречиво промолчал. Найдя плохоосвещённый кусок набережной между двумя фонарями, он деловито принялся стягивать плащ, а затем и футболку со штанами. Саша, поймав себя на том, что откровенно пялится, густо покраснела и занялась своей одеждой.

   Конечно же, лезть совсем голой в Москву-реку Саша не собиралась: перспектива попасться купающейся в три часа ночи в белье нравилась ей чуть больше, чем попасться плавающей, в три часа ночи — и без белья (и гораздо меньше перспективы не попасться вообще). Насколько Саша видела, Льва подобные мелочи не останавливали… Чтобы не отвлекаться, она заняла себя упаковкой вещей: одежду и обувь в рюкзак, рюкзак — в пластиковые пакеты, сверху крепко обмотать бечёвкой. Не весть какая водонепроницаемая система, но и ширина огибающего памятник канала не превышала тридцати метров.

   Сбоку послышалось на удивление тихое «плюх!», и почти сразу Лев вынырнул напротив Саши. Помотав головой, он жизнерадостно улыбнулся — хищный оскал разве что не светился в ночи — и попросил:

   — Сбрось мне мои вещи, пожалуйста.

   Не слишком аккуратный кулёк из плаща, из которого торчал край штанины, Саша нашла там, где Лев раздевался. Сбросив свёрток владельцу — словно бы ей назло, Лев прекрасно держался на воде с одной занятой рукой, — Саша перелезла через ограду и снова посмотрела вниз.

   Метра два. А то и все три.

   — Осторожно: вода холодная.

   — Знаю.

   Не рискуя прыгать, Саша вначале повисла на руках, затем слегка оттолкнулась от гранитной облицовки и неловко плюхнулась в реку. Лев не соврал: вода действительно была холодной. После позавчерашней грозы так и вовсе ледяной.

   Настолько, что у Саши на мгновение перехватило дыхание, и она потеряла, где в кромешной темноте дно, а где — поверхность. Тут же что-то ухватило Сашу за плечо и с силой дёрнуло. Секунду спустя она очутилась нос к носу с недовольным Львом.

   — Ты же сказала, что умеешь плавать! — рыкнул он, одновременно удерживая над водой свёрток с одеждой и не давая потонуть им самим.

   — У меня пло… — Саша сбилась, быстро и глухо прокашлялась и повторила: — У меня п-плохо с нырянием. И с холод-дной вод-дой.

   — Тогда поплыли. Быстрее согреешься.

   Несчастные тридцать метров от одного берега до другого обернулись для Саши тремя минутами жестокой пытки: течение и пресная вода превратили короткий заплыв в силовое упражнение. Когда Саша, задыхаясь и с трудом держась на воде, добралась до окаймляющих островок с памятником фонтанов, Лев успел и выбраться на сушу, и отряхнуться, и даже одеться.

   Сашу из воды он вытаскивал чуть ли не за шкирку.

   Что такое настоящий холод Саша поняла, только очутившись на сухой земле. В воде хоть как-то грело движение; ночной ветер за пару секунд смахнул остатки тепла. Отстукивая зубами барабанную дробь, Саша сбросила рюкзак и вцепилась в мокрую бечёвку. Дрожащие, побелевшие пальцы никак не могли найти затянувшийся узел — не то что его распутать.

   — Саш…

   Она проигнорировала Льва, но её шустро ухватили подмышки и поставили на ноги. Ветер тут же ударил по голому телу, заставляя покрыться новой порцией мурашек.

   — Лев!

   — Тише, тише… Дай я тебя согрею.

   Лев притянул Сашу ближе, пока между его грудью и её спиной не осталась всего пара сантиметров. Широкие ладони скользнули по Сашиным предплечьям, шокировав контрастом между собственной холодной и его почти раскалённой кожей, и остановились на животе. Лишь в этот момент Саша заметила, что рукава плаща были сухими, хотя Лев выбрался из воды всего пару минут тому назад.

   Стало тепло, почти жарко. Саша невольно расслабилась и расправила плечи, наслаждаясь внезапным комфортом.

   — Вот так-то лучше, — довольно шепнул Лев. — Видишь, я не только людям морочить головы умею.

   — Я и не сомневалась.

   Лев безуспешно попытался спрятать ответный смешок, уткнувшись Саше в макушку. Она в отместку несильно шлёпнула его по руке. Которая тут притянула Сашу ближе.

   Вместе с новой порцией тепла пришло и смущение. Выпутавшись из в прямом смысле слова горячих объятий, Саша разорвала пластиковую упаковку на рюкзаке, торопливо оделась и огляделась в поисках ближайшей возможности проверить маршрут. Долго искать не пришлось: прикосновение к внутренней ограде памятника указало путь наверх, к нависающему над Москвой-рекой бронзовому Петру.

   — Нам туда? — откуда-то из-за Сашиной спины поинтересовался Лев. Обернувшись через плечо, она увидела его запрокинутую голову.

   — Туда.

   — Ты со мной?

   Саша помедлила. Дотянувшись до одного из бронзовых завитков, изображающих волны в основании памятника, она коснулась холодного металла. Инстинкт вновь указал наверх, но теперь к чувству общего направления добавилось конкретное место: позолоченная карта в правой руке Петра.

— Метка на карте. — Подняв глаза, Саша попыталась оценить расстояние до цели. Пятьдесят метров? Семьдесят? И, если вдоль самого Петра тянулась служебная лестница, то финальная часть пути от плеча до ладони никакой страховки не предполагала.

   — На ней самой?

   — Да, на внешней стороне.

   — Ты уверена?

   — Памятник… — Саша запнулась, пытаясь разобраться в своих ощущениях. — Он более или менее единый объект. Я чувствую его целиком — как вчера карту.

   — Хорошо. Тогда ты оставайся здесь, а я достану метку. Так будет быстрее.

   Стянув не подходящий для альпинизма плащ, Лев набросил его Саше на плечи. Она благодарно закуталась во всё ещё тёплую ткань.

   — Никуда не уходи, — с улыбкой в голосе попросил он, ловко запрыгнув на одну из нижних волн. — Я скоро вернусь.

   Несмотря на уверенные движения Льва, за его подъёмом Саша наблюдала с замирающим сердцем. Пятнистое освещение памятника бросало на поверхность слишком много теней, и на высоте пятнадцати метров уже становилось непонятно, хватался ли Лев за крепкий металл или за пустой воздух.

   Вскоре темнота и вовсе поглотила ловко карабкающуюся фигуру.

   Саша всё ещё пыталась уловить хотя бы тень движения, когда из-за её спины послышались определённо нетрезвые голоса: пара мужских и один высокий женский, задорно хихикающий. Спрятаться Саша не успела, компания увидела её почти сразу. Молодых ребят — её ровесников или даже младше — оказалось четверо: весёлую блондиночку чуть ли не полутора метров ростом обнимал за плечи молчаливый крепыш в чёрной косухе. Их Саша не заинтересовала; устроившись на внешней ограде островка, они принялись самозабвенно целоваться. А вот ещё двое парней уверенно двинулись наперерез.

   — Эй, кто это тут у на-ас?! Тоже гуляешь, сестрёнка?

   Спросивший — тощий парень с трёхдневным фингалом под левым глазом — повёл себя пугающе дружелюбно. Не дожидаясь Сашиного ответа, он протянул ей свою бутылку пива. Саша аккуратно отстранилась и пробормотала вежливое «Здрасьте».

   — Отстань ты от неё, придурок, — глухо прошипел второй парень, весь в цепях и в коже. — Небось бомжиха какая.

   Саша густо покраснела. В драном плаще Льва, свисающем чуть ли не до земли, и со спутанными после экстренной сушки волосами она действительно выглядела не слишком впечатляюще. Но понимание не делало смущение менее едким, а замечание — обидным.

   — Да ладно тебе! — Обладатель фингала ткнул кожаного локтём в бок и снова широко улыбнулся: — Хорошая же девочка. И никакая не бомжиха.

   — Вшей сам потом травить будешь, — огрызнулся его приятель. И мстительно добавил: — Или ещё чего похуже.

   У Саши тревожно кольнуло под сердцем. Покосившись наверх — Лев так и не появился, — она попыталась смягчить ситуацию:

   — Ребят, ребят, я вовсе не собираюсь вам мешать. Вы идёте своей дорогой, я — своей.

   Две равно пьяные пары глаз уставились на неё в одинаковом недоумении. Затем дружелюбный коротко хохотнул и вновь протянул Саше бутылку:

   — Выпей, сестрёнка! Ты какая-то слишком серьёзная.

   — Я не…

   — Пей!

   Внезапная злость в голосе парня заставила Сашу отшатнуться. Бутылка замаячила перед самым носом, и в ту же секунду Саше в волосы вцепилась чья-то крепкая рука.

   — Пей, с-сес-стрёнка, — почти ласково прошипел кожаный. — Ты же не хочешь с нами ссориться, нет?

   Саша мелко, насколько позволяли пальцы в волосах, мотнула головой и протянула руку. Бутылку с силой впихнули ей в ладонь, попутно расплескав большую часть содержимого. Удерживающая Сашу хватка ослабла, и тёмная фигура кожаного отступила куда-то в сторону.

   Взвесив бутылку в руке, Саша перехватила её за горлышко и ткнула дружелюбному в уже подбитый глаз.

   Поступок, конечно, особой дальновидностью не отличался. Но пить с шатающейся по ночной Москве шпаной Саша не хотела, а бояться её… бояться за эту ночь она устала. К тому же, после столкновения с личными фобиями и «хозяином леса» обыкновенное уличное хулиганьё уже не пугало.

   Оно раздражало.

   От неожиданного удара дружелюбный схватиться за лицо и попятился. Пользуясь возникшим замешательством, Саша кинулась к внешней ограде памятника — туда, где бетонная площадка образовывала выступ. Отсюда Саша могла видеть всех своих соперников; к дружелюбному и кожаному присоединился крепыш, в конце концов оторвавшийся от своей подруги.

   Понимая, что её главная и единственная задача — продержаться до возвращения Льва, Саша ещё раз осмотрела своё «оружие». Само по себе оно годилось лишь на роль короткой дубинки. Пока парни не пришли к тому же выводу и не додумались навалиться все втроём, Саша сдернула рукав плаща на ладонь, обхватила бутылку за горлышко и с силой ударила ей об ограду.

   Осколки полетели во все стороны, заставив парней отскочить на пару шагов. Саша пригнулась, выставив вперёд руку с ощерившимся стеклянными зубьями горлышком, и повела ей из стороны в сторону. Теперь её соперники не горели желанием лезть на близкую дистанцию. Оставаясь на месте, они взамен поливали Сашу отборным матом.

   Появление Льва за столь эффективной шумовой завесой осталось незамеченным, по крайней мере пьяной шпаной; Саша его увидела почти сразу. Он постоял несколько секунд, рассматривая зашедшую в тупик перепалку; одарил Сашу долгим, нечитаемым из-за темноты взглядом. А затем с оглушительным рыком схватил за шкирку ближайшего парня — им оказался кожаный — и с размаху швырнул его в реку. Через секунду та же участь постигла и дружелюбного. Крепыш ещё пытался сопротивляться, но его кулак пролетел в полуметре от цели, а он сам вслед за друзьями отправился купаться и трезветь.

   Девицу Лев не тронул, и она, как самый мудрый член компании, поспешила раствориться в тенях.

   — Если ты сейчас выдашь что-нибудь в духе «Тебя ни на минуту нельзя оставить одной», я тебя укушу, — мрачно и смущённо пообещала Саша.

   — Даже и не собирался. — Лев осторожно вынул у неё из рук горлышко бутылки и внимательно его осмотрел, после чего бросил к остальному битому стеклу. — Хорошая идея. Молодец.

   Саше показалось, что иронии в голосе Льва не было. Было уважение.

   — Спасибо?

   — Не за что. — Лев улыбнулся и тут же выразительно похлопал по карману джинсов, где лежал его телефон: — Метка нашлась там, где ты и сказала, так что здесь мы закончили. Идём.

   Последним, что Саша услышала, прежде чем ступить на ведущий к Болотной набережной мостик, оказался громкий плеск. По всей видимости, кто-то из незадачливых пьяниц не смог выбраться из Москвы-реки с первой попытки.

   Свернув с Болотной и немного поплутав в переулках, Саша и Лев выбрались на Патриарший мост, по ночному времени благословенно пустующий. В конце его высилась громада Храма Христа Спасителя, сверкающая позолотой и синеватой подсветкой. Сашу тянуло спросить, кому он принадлежит, Холмам или Обратному, и кто из духов или нечисти здесь живёт, но она сдержалась.

   Вдобавок, стоило им спуститься с моста, как Саша почувствовала знакомую прохладу внутри. Затем она заметила вернувшуюся песочно-рыжую гриву Льва и исчезнувшие ларьки вокруг Храма. На их месте лежал ровный, чистый камень плитки: Обратный город, не Холмы.

   — Твоя работа? — спросила Саша, разглядывая изменившийся пейзаж.

   — Что именно?

   — Переходы из города в город. Вначале мы сами собой оказываемся в Верхнем, теперь вот…

   — Нет. — Лев широко, клыкасто оскалился. — Твоя. Помнишь, я говорил, что полукровки могут свободно перемещаться между своими городами?

   — Но я же ничего специально не делала!

   — Правильно. Тебе и не надо. Ты приняла Обратный, и он отвечает взаимностью.

   — А можно нашу взаимность сделать чуть более… контролируемой?

   Лев остановился, взял Сашу за плечо и аккуратно повернул к себе. От прежнего веселья в его глазах не осталось ни следа, теперь в них отчётливо читалась тревога.

   — Что такое, Саш? Чего ты боишься?

   — Что Обратный останется со мной и после игры. — Опустив голову, Саша медленно выдохнула. — Что я продолжу оказываться непонятно где в обычной… нормальной жизни.

   Лев немного помолчал, затем произнёс мягко, словно уговаривая:

   — Саш, за пределами игры и Холмы, и Обратный ничуть не опаснее Верхнего города. Нечисть ты не интересуешь сама по себе — только как наш проводник.

   — А если я случайно окажусь на чьей-нибудь территории? Встречу ещё одного «хозяина леса»?

   Отпустив Сашу, Лев медленно двинулся через дорогу. Впереди гостеприимно белела арка наземного вестибюля «Кропоткинской».

   — Саш, я не могу давать…

   — Знаешь, среди альфа-редакторов ходят слухи о маньяке, который раз в год нападает на нас. В день летнего солнцестояния. Вначале я думала, что это нечисть с Холмов, а теперь понимаю: ваша игра и есть наш маньяк. Что случается с проводниками, когда заканчивается ночь? Почему никто из них не рассказал о Холмах и Обратном?

   — Потому что мы попросили их молчать. Нет? — В голосе Льва опять завибрировало глухое раздражение. Только вот Саша могла поклясться, что нацеленно оно отнюдь не на неё.

   — Ты шутишь?! Если все альфа-редакторы — полукровки, то хоть кто-нибудь бы проговорился, где нам искать своих родителей! У нас же у всех неполные семьи.

   — И? У духов нет родительских инстинктов, у нечисти и подавно. Ты можешь найти свою мать, а она тебя даже и не вспомнит.

   Саша остановилась, медленно сжала кулаки и так же медленно выдохнула. Умом она понимала, что слова Льва к нему самому относятся в не меньшей степени, чем к ней, но понимание не делало преднамеренный выпад менее болезненным.

   — Ты не сказал мне об этом раньше, когда уговаривал пойти с тобой.

   — А ты спрашивала?

   Напряжённая тишина укутала мокрым одеялом. Саша не могла понять, что именно она чувствует: то ли обиду, то ли разочарование. То ли злость на саму себя. Ей действительно не обещали ничего конкретного — она сама решила, что Лев не из тех, с кем надо следить за точными формулировками.

   — Кажется, я больше не хочу говорить с тобой на личные темы.

   — Хорошо.

   Лев равнодушно дёрнул плечом, и Саша не удержалась от мелочного укола:

   — Ты слишком много недоговариваешь. Я не могу одновременно искать метки и просчитывать, какую ещё милую особенность своей родины ты «забыл» упомянуть.

   Не дожидаясь ответа, Саша поспешно нырнула в вестибюль. Тяжело хлопнула соседняя дверь, и Лев снова оказался рядом, если и не сердитый, то определённо встревоженный.

   — Не волнуйся. — Саша устало провела рукой по лицу. — До конца игры я с тобой. А там посмотрим.

   Лев проглотил всё, что хотел сказать, и последовал за Сашей.

Продолжение

@темы: Сказки и истории

---

Москва-Обратная: часть вторая (1/5)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Часть вторая
Маршрут
22 июня 2013 года

   — Ненавижу ждать.

   В очередной раз качнув пустую кофейную чашку, Саша протяжно выдохнула и исподлобья посмотрела на Льва. Несмотря на миновавшую полночь, в небольшом круглосуточном кафе, расположенном неподалёку от «Тургеневской», толпился народ. Посетители на них со Львом не обращали никакого внимания; даром, что Саша разве что не подпрыгивала от напряжения. Лев же спокойно разглядывал календарик с картой метро на обороте. Часть станций на нём была густо вымарана, напротив других стояли мелкие неразборчивые пометки.

   — Сколько времени? — устало спросила Саша, так и не получив ответ на своё первое замечание.

   — Половина первого. Через двадцать пять минут выдвигаемся: станция закрывается ровно в час.

   Саша с трудом подавила желание огрызнуться: коренная москвичка, она, несомненно, знала, когда закрывается метро. Взамен она ещё раз толкнула свою многострадальную чашку и уставилась на календарик Льва.

   — Что это?

   Вопреки обыкновению, он не стал юлить и отговариваться вечными «потом», а послушно положил схему на центр стола.

   — Список станций, на которых первопроходец точно не выходил в город. Хотя бы в один из городов. Негусто, конечно, но районы игры понятны.

   Саша склонилась над крошечной схемой, жадно её разглядывая. Лев вычеркнул весь север и запад, центр же и значительная часть юга оставались девственно-чистыми.

   — А не проще выяснить, где он всё-таки появлялся?

   — Мы не знаем точно личность первопроходца. Здесь, — Лев кончиком когтя стукнул по схеме, — за последние два дня не видели вообще никакую нечисть.

   — Похоже, она нынче предпочитает центр.

   — Что нам на руку. Тут территории всех трёх городов крепко перемешаны: мы можем рассчитывать на помощь Обратного города.

   — И на повышенное внимание Холмов.

   — Тоже верно.

   Они немного помолчали. Саша, чтобы лишний раз не дёргать Льва, достала свой телефон и взглянула на экран. Без четверти час.

   — Ты обещал рассказать мне о моей матери.

   — Сейчас? — Лев посмотрел на Сашу с неподдельным изумлением — первой его яркой эмоцией с того момента, как они зашли в кафе.

   — Можно и потом. Просто ты…

   — Я помню. Не волнуйся, Саш: чем бы ни закончилась игра, у нас всегда будет возможность поговорить. Я никуда не денусь, обещаю.

   — Спасибо.

   Лев улыбнулся — не слишком весело, но вполне искренне — и сжал пальцы Саши, теперь нервно теребящие салфетку.

   — Я пойду расплачусь — и можем выдвигаться.

   Саша облегчённо выдохнула: наконец-то хоть какое-то движение.

   От кассы Лев вернулся с парой пол-литровых бутылок минералки и горстью леденцов. Воду он убрал в Сашин рюкзак, конфеты ссыпал в карман неизменного плаща. Саша жалостливо попросила одну, получила две и тут же закинула их в рот. Покачав головой, Лев галантно придержал ей дверь.

   Выходя, Саша заметила, что свои многострадальные ботинки — этим вечером наконец-то использованные по назначению — Лев оставил где-то в кафе.

   Спуск в метро виднелся от самого порога: тускло освещённый и абсолютно безлюдный, если не считать стоящего у лестницы полицейского. Чтобы не привлекать лишнего внимания, Лев вначале провёл Сашу мимо, давая ей возможность прикоснуться к грязноватому мрамору ограждения. Полицейский покосился на них, но безо всякого интереса.

   Завернув за ближайший угол, Саша повернулась ко Льву:

   — Он выходил через Обратный город.

   — Логично, — кивнул Лев и аккуратно подхватил Сашу под локоть. — Прятался от работников и пассажиров.

   В отличие от дневной демонстрации, нынешний переход между городами Саша почти не почувствовала. Так, на миг похолодело у сердца, словно бы внутри пробежал лёгкий сквозняк — и тут же ему на смену пришло ощущение правильности. Больше не нуждаясь в подсказках Льва, Саша сама повела его к спуску в метро.

   Здесь, в центре, Обратная сторона мало чем отличалась от Верхнего города: чуть лучше ремонт, чуть чище улицы и ровнее дороги. Безлюдно, конечно, и не так ярко горели витрины, но сам воздух старой Москвы оставался тем же самым. Прежде чем толкнуть стеклянную дверь входа, Саша глубоко вдохнула и велела себе не паниковать.

   Всё-таки её город.

   Просторный, светлый вестибюль станции дыхнул холодом, и Саша поёжилась, крепче кутаясь в плотную рубашку. По помещению гулял незаметный глазу, зато ощущавшийся кожей сквозняк. В каменном холле ветру не с чем было играться: пол сверкал чистотой, мусорные корзины и стойки для газет пустовали, на турникетах не валялись неизменные кучки использованных проездных. И почему-то, несмотря на подходящую акустику, не слышалось гула. Если бы сквозняк не швырял Саше в лицо её присыпанные листьями пряди и не забирался под одежду, она бы в него и вовсе не поверила.

   Глухая тишина и спокойствие Обратной стороны Сашу нервировали. Зато Лев заметно расслабился. Да, его цепкий взгляд плясал от стены к стене, отмечая неведомые опасности и угрозы, но в сдержанных движениях царил азарт, а не настороженность.

   Когда Саша неуверенно притормозила у ряда турникетов: старых ещё, с прорезью для круглых жетончиков — Лев положил ладонь ей между лопаток и слегка подтолкнул:

   — Всё в порядке. Идём.

   Саша сделала полшага и тут же замерла, инстинктивно ожидая болезненного удара от сработавшего турникета. Грозные резиновые валики остались на своих местах. Тогда Саша уже решительнее сделала ещё один шаг, потом второй… Оглушительный грохот захлопнувшихся турникетов раздался тогда, когда они со Львом успели дойти до эскалатора.

   Саша подпрыгнула и обеими руками вцепилась в плечо Льва.

   — Это нормально, — успокоил он, одновременно направляя Сашу к едущим вниз ступенькам. — Показывает, что станцию входа ты определила правильно.

   — Если тут такие приветствия, то я боюсь представить себе финальные фанфары…

   В обычной жизни Саша редко обращала внимание на рекламу в метро — вообще на любую текстовую рекламу в городе. На обратной же стороне цветные щиты на стенах сменились сине-зелёными витражами. В глубине стёкол что-то мерцало и переливалось, на полированное дерево эскалатора падали бледные отсветы. Из-за них спуск под землю больше напоминал погружение на морское дно. Глубоко-глубоко, где нет практически никакой живности, кроме слепых уродливых рыб.

   Рыб в центральном зале не было, была заросшая чёрной травой плитка, прямо поверх которой лежали деревянные мостки. Саша неуверенно оглянулась на Льва.

   — Ты проводник, — мягко ответил он на незаданный вопрос. — Тебе и вести.

   Присев на корточки, Саша коснулась ближайшей доски; кончики пальцев знакомо кольнуло. Маршрут вёл через станцию, но как только они со Львом шагнули на настил, трава вокруг зашевелилась и потянулась к их ногам.

   — Разве обратная сторона не должна нам помогать? — Перепрыгнув через особенно длинный лист, Саша перешла на бег; уже в десяти метрах от края зала трава доставала до середины голени.

   — Это ловушка Холмов, а не обратной стороны. — Льву с его босыми пятками приходилось ещё тяжелее, чёрные побеги ежесекундно хватали его, заставляя неловко пританцовывать.

   — Ловушка? Ты ничего не говорил про ловушки!

   — Саш… не отвлекайся и смотри под ноги. И побыстрее, пожалуйста.

   В центре зала мостки разделялись: часть вела дальше, к противоположному концу станции, другая сворачивала к переходу на «Чистые пруды» и обрывалась в трёх шагах от лестницы. Повинуясь инстинкту, Саша свернула, и трава тут же взвилась на добрых полметра. Саша притормозила.

   — Держись крепче, — приказал догнавший Лев, крепко обхватывая её за пояс. — И не дёргайся.

   После чего грозно рыкнул на волнующееся море травы.

   Та присмирела на миг, и выигранной секунды Льву хватило, чтобы в одно движение запрыгнуть сразу на третью ступеньку. Не давая Саше времени ни одуматься, ни отдышаться, он бодро двинулся дальше.

   Через пару шагов Саша оглянулась. Беснующаяся трава успела вытянуться на высоту человеческого роста.

   — А если бы мы…

   — Лучше не проверять.

   — Ты сказал, что мы всегда сможем поговорить потом… — Саша сглотнула и испуганно поёжилась. Они добрались до коротких эскалаторов, ведущих в зал «Чистых», и там их могло ожидать что-то похуже живой флоры. — Оно точно будет, это «потом»?

   Сойдя с эскалатора, Лев резко остановился, и Саша, конечно же, влетела прямо ему в спину. Впервые с момента их знакомства в том, как он нависал над Сашей, появилась смутная угроза.

   — Ты хочешь выйти из игры? — сухо спросил Лев, и блестящие кошачьи глаза полыхнули отражённым светом ламп.

   — Нет, просто…

   — Тогда не думай о том, чего не случилось.

   Слова, сами по себе не резкие, хоть и произнесённые жёстким тоном, Сашу странным образом успокоили. Действительно, отступать она не планировала, а страх только мешал двигаться вперёд. Так что Саша кивнула, обогнула посторонившегося Льва и вышла в центр зала.

   Краткое прикосновение к ближайшей мраморной колонне подсказало дальнейший маршрут: назад, вдоль спусков к эскалаторам, и к выходу в город. Только вот посреди станции путь преграждала огромная бетонная стена.

   — Она же не настоящая, да? — без особой надежды спросила Саша. — Иллюзия?

   Лев вместо ответа хлопнул по бетону. Звонкий шлепок красноречиво пронёсся по станции.

   — Нам точно на ту сторону?

   — Точно… — Саша, встав рядом со Львом, кончиками пальцев коснулась шершавой преграды. — Тянет наверх. Ты что-нибудь видишь?

   Они синхронно запрокинули головы. Подвесная лампа за их спинами освещала лишь нижнюю половину стены, скрывая верхнюю в густых тенях. Лев поочерёдно склонил голову то к одному плечу, то к другому; прищурился. Затем резко распахнул глаза и довольно улыбнулся:

   — Вон там, по самому центру. Видишь, тёмное отверстие?

   — Не вижу, — вздохнула Саша и полезла за фонариком. В диодном свете проход, о котором говорил Лев, чётко проступил на фоне более светлого бетона. — Думаешь, мы пролезем?

   — Пролезем, там до потолка не меньше метра.

   Метр до потолка и шесть метров от пола. Саша здорово сомневалась, что она сумеет вскарабкаться по голой стене на такую высоту, да ещё и в темноте. Зато Лев не колебался. Выпустив когти на полную, он вцепился в бетон и поднялся на пару метров, после чего ловко спрыгнул.

   — Сойдёт, — довольно констатировал он, отряхивая руки. — Хватайся мне за плечи и постарайся не дёргаться.

   Внутренне вздохнув — в этот раз Лев хотя бы предупредил, что именно собирается делать, — Саша послушно забралась ему на спину и для надёжности обхватила ногами за пояс. Ощущая себя то ли трёхлетним ребёнком на закорках у отца, то ли наглым ленивцем, Саша зажмурилась и принялась вполголоса считать. На счёт «четыре» Лев вновь запрыгнул на стену, на «семнадцать» — велел слезать с его шеи и перебираться в проход. Акробатика процесса особым изяществом не отличалась, но вскоре они ползли на животах по широкому, невысокому лазу.

   — Метр, говоришь? — чуть испуганно фыркнула Саша, цепляя рюкзаком низкий свод.

   — Немного ошибся.

   Судя по глухому удару, Льву повезло меньше, и он соприкоснулся с крошащимся бетоном головой.

   Несколько секунд они ползли молча. В кромешной темноте виднелись только смутный прямоугольник выхода да узкая полоска потолка сразу перед ним. Бетон скрадывал звуки, и в какой-то момент Саше показалось, что она ползёт одна.

   — Лев?

   — Да? — тут же послышалось откуда-то слева и спереди. Тихонько вздохнув, Саша принялась вдвое быстрее перебирать руками и ногами.

   — Я тебе говорила, что у меня напряжённые отношения с тесным пространством?

   — Нет… У тебя клаустрофобия?

   — Не совсем. — Разговор немного отвлекал. Саша заставила свой голос не дрожать и пояснила: — Я спокойно переношу закрытые помещения. До тех пор, пока они не давят мне на голову.

   — В прямом смысле или с какого-то расстояния?

   Шорох стал громче, и через несколько секунд Саша ощутила на предплечье знакомое шершавое тепло. Она инстинктивно посмотрела туда, где должно было находиться лицо Льва, и увидела пару мерцающих глаз.

   — Никогда не проверяла. Думаю, сантиметров двадцати-тридцати достаточно, чтобы я перестала…

   — Бояться?

   — Это не совсем страх. Скорее очень сильное желание выбраться на волю.

   — Держись. — Лев легонько сжал Сашино запястье. — Немного осталось.

   — Я держусь… просто подумала, что тебе лучше знать такие вещи, прежде чем мы полезем в следующую щель.

   Истеричную звонкость в своём голосе Саша ощущала и сама. Рюкзак ежесекундно цеплялся, и, даже прижавшись как можно теснее к полу лаза, она не могла не замечать низкий потолок. Невидимый груз упрямо давил на плечи и загривок, поясницу сводило от напряжения. Саша часто и глубоко дышала, периодически давясь глотками воздуха.

   — Спокойней, Саш, — голос Льва раздался у самого уха, и Саша испуганно отшатнулась. Поняв свою ошибку, Лев поспешно ретировался. — Просто ползи. Тут немного осталось. Несколько метров. Пара секунд — и ты на открытом воздухе. Ползи.

   Сливающийся в низкий звериный рокот речитатив Льва отвлекла Сашу от её переживаний. Она всё ещё часто и рвано дышала, но, добравшись до края, сумела притормозить и осмотреться. Бетонная стена заканчивалась прямо над неподвижным эскалатором, возвышаясь над ступеньками метра на три с половиной. Саша пропустила Льва вперёд; он ловко выкарабкался из проёма, повис на руках и спрыгнул, приземлившись в двух ступеньках от стены. Вернувшись, Лев задрал голову и оценивающе посмотрел на робко высунувшуюся по плечи Сашу.

   — Сбрось первым рюкзак, — посоветовал он. — Будет удобнее.

   Удобнее не вышло. Попытка выпутаться из лямок закончилась тем, что Саша плечами и затылком ударилась о низкий потолок. Удар сработал напоминанием о слишком тесном пространстве и заставил притихшую панику вновь выбраться на свет. Оставив рюкзак на месте, Саша полезла вместе с ним.

   Конечно, особой ловкостью она похвастаться не могла, да и бетон скользил под вспотевшими ладонями, так что Саша просто более или менее контролируемо свалилась Льву в руки. Он аккуратно, как хрупкую фарфоровую статуэтку, поставил её рядом с собой, развернул лицом и внимательно осмотрел.

   Саша, не особо скрываясь, вытерла потные ладони о перепачканные в бетонной крошке джинсы. И обняла Льва, так крепко, как только позволили дрожащие руки.

   — Идём? — негромко спросил он.

   — Да… сейчас. Секундочку.

   Протяжно выдохнув, Саша прочистила абсолютно сухое горло и медленно отстранилась.

   Пока они поднимались, Лев держался всего на ступеньку ниже и ни на мгновение не прекращал касаться Саши: то клал ладонь ей на плечо, то кончиками пальцев пробегал по шее и бокам, где их не закрывал рюкзак.

   Добравшись до верха эскалатора, Саша немного успокоилась. На её счастье Холмы не приготовили дополнительных ловушек; знакомый изогнутый коридор вывел к подземному вестибюлю «Чистых», а оттуда по лестнице они поднялись в наземный. Саша чуть помедлила, выбирая, каким из выходов воспользоваться, и в итоге свернула к ведущему на Мясницкую.

   Абсолютно пустым улицам, одновременно и похожим, и не похожим на московские, Саша уже не удивлялась. Разве что немного цепляло глаз отсутствие ларьков вдоль вестибюля и деревянного коридорчика, последние несколько лет огораживающего ремонт на углу, но на маршрут они не влияли. По диагонали перейдя пустую дорогу, Саша уверенно двинулась вдоль Мясницкой.

   Пройдя небольшой скверик перед театром (без традиционных широкоформатных афиш он приобрёл грустный, несколько заброшенный вид) и угловой дом, Саша остановилась перед пёстрым трёхэтажным зданием в китайском стиле — знаменитым Чайным домом. Как и в современной Москве, на обратной стороне всё в нём сверкало после недавнего ремонта: сине-бежево-коричневый фасад с блестящими окнами, крошечная ступенчатая пагода на крыше, золотые змейки и драконы под козырьком. И царил неизбежный терпкий запах чая, перебивающий даже запахи кофе и сладостей из соседних кафе.

   Саша внутренне улыбнулась. В самом магазине она была всего пару раз, в глубоком детстве, зато сейчас регулярно проходила мимо него. Ароматный кусочек экзотики посреди старой, сумрачной Москвы всегда приподнимал настроение. То, что игра первым делом привела их сюда, Саша посчитала добрым знамением.

   Внутри магазин оказался точно таким, каким Саша его и помнила: длинные прилавки тёмного дерева, высокие стеллажи, жестяные и стеклянные банки с чаем и кофе, самые крупные из которых напоминали круглые аквариумы. Внутреннее убранство ни в чём не уступало фасаду, да и не потревоженная непогодой позолота здесь сияла заметно ярче. Потолочные лампы, правда, горели вполсилы, так что в сумраке терялась большая часть изящной росписи.

   Зато зал магазина полнился шорохами. Тихие, почти на грани слышимости, они доносились со всех сторон одновременно; не сразу Саша поняла, что источник звука — банки на стеллажах. Присмотревшись, она заметила, что внутри стеклянных сосудов гуляют крошечные смерчи, перемешивающие невесомое содержимое. Жестяные банки с кофе отвечали им мягким перестуком, словно бы неведомые руки непрестанно перебирали зёрна.

   — Саш.

   Негромкий оклик Льва заставил Сашу вздрогнуть и смущённо покраснеть. Она вспомнила, что пришла в магазин вовсе не рассматривать диковины, а искать метки Холмов. Стоило Саше подумать об игре, как отозвался на время утихший дар. Он потянул в правое крыло магазина, за короткий перпендикулярный прилавок, но, стоило Саше приблизиться, как по залу пронёсся чей-то протяжный выдох и шипящий голос сердито спросил:

   — Кто с-с-сдес-с-сь?

   Саша замерла. Из-за неприметной дверцы в задней стене выплыла огромная рогатая голова на чешуйчатой шее. За ними последовали когтистые лапы, бесконечное, свитое тугими кольцами змеиное тело, ещё одна пара лап — чуть более массивных — и, наконец, совсем уж невозможной длины хвост. Существо заняло всё свободное пространство, от одного прилавка до другого, и единственной преградой между Сашей и чудовищем остался невозмутимо отряхивающий плащ Лев.

   — Всего лишь мы, — рассеяно ответил он, так и не отвлёкшись от своего занятия.

   — Дракон! — тихо ойкнула Саша за его спиной.

   Дракон был самый что ни на есть настоящий, китайский. Ясно-синего, лазурного даже цвета, с золотой окантовкой на каждой чешуйке, пушистой седой гривой и длинными усами. Судя по хищно оскаленной пасти, гостям он не обрадовался. Даром, что Лев на сверкающие полуметровые клыки внимания обращал меньше, чем на безуспешно оттираемое пятно.

   — Кто-с-с «мы»?

   — Ты опять не проснулся, Господин Лун? — Судя по тону вопроса, Лев улыбался. — Всё же на свете проспишь.

   — Вис-с-сантиец?!

   — Оный самый.

   Голова дракона резко опустилась, так что его по-птичьи круглые глаза оказались напротив глаз Льва. Несколько секунд оба духа рассматривали друг друга, затем Господин Лун бросился вперёд, словно бы намереваясь сбить противника с ног.

   Саша отшатнулась, но успела заметить, что Лев и не думал уворачиваться от удара. Наоборот, он широко расставил руки, ухватил дракона поперёк груди и крепко сжал, ещё и ещё раз. На боевой приём его движения не походили, скорее уж на крепкие объятья.

   — Вис-с-сантиец! Как-с-с ты с-с-сдес-с-сь?

   — Игра, — похлопав по ближайшему изгибу чешуйчатого тела, Лев начал осторожно выпутываться из обвивших его драконьих колец. — Сегодня солнцестояние.

   — Уже-с-с? Рас-с-све оно не черес-с-с неделю?

   — Сегодня, Господин Лун, сегодня. А прошлой ночью в твой дом наведался первопроходец и оставил здесь седьмую метку. Похоже, ты всё-таки проспал.

   Дракон сник и как-то даже уменьшился в размерах. Решив, что особой опасности хозяин Чайного дома не представляет, Саша подошла ближе к прилавку. Лев тут же жизнерадостно занялся представлениями:

   — Саша, это Господин Лун — хранитель и дух Мясницкой. Господин Лун, это Саша — мой проводник.

   — Здравствуйте, — нерешительно поздоровалась Саша.

   — С-с-сдравс-с-ствуй. — Господин Лун поднял голову и размашисто кивнул, затем вновь повернулся ко Льву: — С-с-седьма метка, говориш-ш-ш?

   — Седьмая.

   — И вы её наш-ш-шли?

   — Искали, пока ты не спугнул Сашу.

   — Прош-ш-шу прощ-щ-щения. — Дракон вновь понурился, длинным раздвоенным языком подцепил правый ус и принялся его жевать. — Я больш-ш-ше вам не помеш-ш-шаю.

   — Всё в порядке.

   Внезапное знакомство малость выбило Сашу из колеи. Ощупывая стеклянные банки в поисках дальнейших подсказок, она нет-нет да и поглядывала через плечо на оживлённо беседующих Льва и Господина Луна. Дракон всё ещё выглядел расстроенным: теперь он жевал оба уса и когтями выдирал волоски из кудрявых бровей. Речь его сливалась в протяжное шипение, но по ответам Льва становилось понятно: Господин Лун сердит на себя за то, что пустил в дом первопроходца с Холмов и даже не заметил его.

   Знакомым чувством уверенности отозвалась шестая обласканная Сашей банка. Саша наклонила её, потрясла и без того кружащий серо-зелёным вихрем чай, заглянула внутрь и не нашла там ничего интересного. Зато заметила странную неровность полки и идущий от неё запах гари.

   — Лев!

   — Да? — Он тут же оказался рядом, незатейливо перепрыгнув через прилавок. За его плечом чуть смущённо маячила голова Господина Луна.

   — Кажется, метка здесь, под банкой.

   Лев кивнул и одной рукой перетащил огромный аквариум на прилавок. Господин Лун тут же заботливо отодвинул чай от края и отстранился сам, чтобы не загораживать скудный свет потолочных ламп.

   — Это она?

   Саша разочарованно уставилась на выжженный рисунок. Подсознательно она ожидала чего-то более хитрого, сложного: богатого узора или древних рун, непременно светящихся в темноте. На деле метка Холмов оказалась полудюжиной угловатых линий, расплывчатых и неаккуратных — словно чьё-то хулиганское граффити на бетонном заборе.

   — Она. — Лев, в отличие от Саши, разочарованным не выглядел. Он выглядел хищником, заполучившим первую добычу на большой охоте.

   — И что мне теперь с ней делать?

   — Пока ничего особенного. Срисуй или сфотографируй. Впрочем, я запомню.

   — Но что она означает? — Разочарование Саши лишь усилилось. Она достала мобильный и наскоро сделала пару фотографий. — Это рисунок? Буквы? Карта?

   — Не знаю, Саш. Я не специалист в настолько древней магии Холмов. Нам надо найти все семь меток, а дальше твой дар подскажет, что с ними делать.

   — Надеюсь….

   Саша фыркнула и убрала телефон обратно в карман.

   Чайный дом они покинули довольно быстро: даже с Господином Луном Саша прощалась на бегу. Дракон проводил их до дверей, высунулся на улицу по самые передние лапы и уже в спины прокричал пожелания хорошего пути. Впрочем, к моменту, когда Саша обернулась помахать ему, Господин Лун успел скрыться за дверью.

   — Ты мог предупредить меня о драконе.

   Маршрут вёл дальше по тихой безлюдной Мясницкой. В отсутствии машин Лев шагал прямо по центру проезжей части, а когда Саша по привычке двинулась в сторону тротуара, то фыркнул на неё и велел идти рядом.

   — Я знал, что Господин Лун будет спать. В последние годы он редко просыпается: духи болеют из-за вмешательства людей в свою жизнь. — Заметив недоуменный взгляд Саши, Лев пояснил: — Реставрация. Чайный дом привели в порядок, и со временем ремонт пойдёт на пользу Господину Луну. Но мастера по досточке перебрали его жилище… только самые старые духи переносят такие изменения совсем безболезненно.

   — А сколько ему лет?

   — Около сотни.

   — А тебе?

   Лев вскинул руку в предупреждающем жесте, и Саша замерла, не закончив шаг. Тонкий писк она услышала одновременно с едва заметным шепотком дара: что-то потянуло назад, в безопасность Чайного дома. Лев ссутулился, повёл головой из стороны в сторону, принюхался. Вздыбленные лопатки готовыми к полёту крыльями натянули плащ.

   — Назад, — тихо прошипел Лев и без особых церемоний задвинул Сашу себе за спину. — Не высовывайся.

   Она и не собиралась. Из переулка, расположенного двадцатью метрами дальше, высыпала стая мелких, странных существ. С трёхлетнего ребёнка ростом каждое, серокожих и с серой же шерстью, клочками разбросанной по всему телу. Существа визжали: протяжно, на одной ноте — и на первый взгляд носились бессмысленными кругами, то слегка приближаясь, то тут же отдаляясь.

   Рассмотрев сереньких существ, Лев вполголоса ругнулся и отступил на несколько шагов. Его хмурое лицо не предвещало ничего хорошего.

   — Гарцуки. Духи ветра. В одиночку они в драку не лезут, слишком трусливы, но в таких количествах опасны. Особенно на игре.

   — Мы не можем сойти с маршрута. — Саша не столько спрашивала, сколько констатировала факт. Где-то внутри, где дар разделял правильное и неправильное, она знала, что обязана идти за первопроходцем след в след.

   — Не можем. Я попытаюсь ненадолго их разогнать, так что держись поближе.

   — Хорошо.

   Лев медленно двинулся в сторону безмятежно снующих человечков. Когда расстояния осталось около дюжины метров, гарцуки вскинулись, заверещали ещё пронзительнее и бросились навстречу. Лев ухватил первого, оторвавшегося от основной стаи, вздёрнул его в воздух и резко швырнул назад и чуть вбок: так, что серое тельце с хрустом впечаталось в стену дома. За это время успели побежать ещё трое. Они вцепились Льву в штанины, попытались забраться на плечи. Он встряхнулся как огромная, сердитая собака, и нечисть мигом посыпалась на асфальт.

   Гарцуки оказались сообразительными ребятами. Оценив судьбу самых шустрых, они не полезли на рожон, а принялись кружить вокруг Льва и Саши, не подходя ближе, чем на полтора метра. Поднятый нечистью птичий гвалт глушил не хуже пожарной сирены; каждое движение Льва гарцуки отмечали особо мерзкими взвизгами. Он рычал в ответ. Саша с трудом слышала его рык, скорее читая его по оголённым клыкам и напряжённому горлу.

   Стоило Льву сделать первый шаг в прежнем направлении, как в лицо ударил ураганный ветер. Саша инстинктивно пригнулась и замерла. Она нутром чуяла, что, стоит ей пошевелиться, она кубарем покатится назад.

   Больший вес Льва крепче держал его на земле. Он прикрыл Сашу, живым «волнорезом» защитив её от ветра, и тут же сразу несколько гарцуков вцепились ему в плащ. Одновременно ещё парочка накинулась на Сашу, и под их тяжестью она не удержалась на ногах. Длинные тонкие пальцы ухватили её за волосы, но спустя мгновение под оглушительный визг разжались. Лев, сам обвешенный нечистью, как новогодняя ёлка игрушками, содрал и второго человечка. Добавочный вес оказался последней каплей: чуть усилившийся ветер швырнул Льва на асфальт.

   И следом над их головами пронёсся грозный рокот.

   Ветер исчез, словно бы кто-то щёлкнул выключатель.

   Над улицей, изгибаясь бесконечной волной, замер Господин Лун: во всём своём тридцатиметровом, сине-золотом великолепии. Дракон яростно трубил в небо, чешуя его топорщилась, хвост так и норовил снести с ближайшей крыши антенну. Гарцуки замерли перед Господином Луном подобно бандерлогам перед Каа.

   — Саш, бегом!

   Окрик Льва раздался над самым ухом, и всё равно прозвучал не громче застенного разговора. А вот крепкую руку, одним рывком поднявшую Сашу с земли, не заметить оказалось труднее. Несмотря на присутствие Господина Луна, которое не давало гарцукам управлять ветром, они продолжали цепляться за одежду и лезть под ноги. Лев не церемонился, попадавшиеся ему на пути человечки не только разлетались по сторонам, но и получали крепкие пинки и удары когтями. Часть стаи под его натиском осталась неподвижно валяться под стенами.

   Несмотря на свой крошечный рост, гарцуки отличались раздражающей шустростью. Саша бежала со всех ног, первая — показывая дорогу, — Лев сразу за ней; нечисть же легко держалась с ними наравне. Через пару минут сумасшедшей погони они все скопом вылетели к спуску на «Лубянку». Саша, задыхаясь, хоть и не останавливаясь, почти скатилась по лестнице. Лев с гарцуками последовали с тем же отсутствием изящества. Не отрывая руку от холодной каменной стены, Саша круто повернула один раз, другой, пролетела через вестибюль и ряд дремлющих турникетов и только у эскалатора рискнула обернуться.

   Лев, сдёрнув с загривка последнего человечка, швырнул его в кабинку смотрителя и, как обычный московский безбилетник, перепрыгнул через жадно щёлкнувшие челюсти турникета. Пережившие погоню гарцуки — их осталось меньше десятка — остались по ту сторону глухо хлопавших стеклянных дверей. Нечисть визжала и подпрыгивала, строила зверские рожи, но зайти в вестибюль не пыталась.

   — Почему… они… — решив, что ей не хватит дыхания закончить вопрос, Саша махнула рукой в сторону беснующейся толпы.

   — Правила игры, я тебе рассказывал. — Лев не то что не задыхался; по нему вообще нельзя было понять, что он только что пробежал без малого половину Мясницкой. — В метро сегодня могут спускаться только игроки: ты, я, первопроходец.

   — В городе… ограничений… нет?

   Лев аккуратно подтолкнул Сашу к ползущему вниз эскалатору и шагнул следом.

   — Нет. Так что не расслабляйся.

   После такой погони Саше и в голову бы не пришло расслабляться. Не особо скрываясь, она вытянула из кармана мобильный и посмотрела на экран. Половина второго: ещё шесть меток и четыре с половиной часа до окончания игры. Самая короткая ночь в году обещала стать самой длинной.

   Наученная опытом предыдущих станций, от «Лубянки» Саша ожидала абсолютно чего угодно. Поэтому массивные книжные шкафы, перегородившие выходы к поездам, её не сильно удивили: всё лучше, чем ещё раз карабкаться по тесному лазу. К тому же путь вёл по центру станции, на переход. Гранитный пол не уходил из-под ног, освещение оставалось ровным и ярким, так что шкафы лишь создавали непривычный интерьер.

   Саша остановилась в центре зала чтобы проверить свою догадку о переходе, когда в спину ударил первый мощный порыв ветра. Не дожидаясь следующего, Лев оттащил Сашу к ближайшей колонне, мягко прижал к прохладному мрамору и прикрыл своим телом. Ветер быстро усиливался, но до поднятой гарцуками бури ему было далеко; и всё же Саша обеими руками испуганно вцепилась в бока Льва.

   Утих ветер так же неожиданно, как и начался. Продолжая когтями держаться за мраморную плитку, Лев слегка отстранился и огляделся. По его резкому выдоху Саша поняла, что ничем хорошим буйство стихии не закончилось.

   Весь зал, от края до края, покрывал ровный слой рекламных плакатов — тех самых, что в Верхнем городе висели вдоль эскалаторов. Ветер разложил их лицом к потолку, так что взгляд Саши тут же зацепился за цветастый слоган, рекламирующий распродажу в ювелирном магазине. За глазами привычно забегали редакторские «муравьи»; затем организм опомнился, сообразил, что теперь умеет пользоваться своим талантом по-другому… и Сашу неумолимо потянуло к злополучному плакату.

   Лев перехватил её, когда Саша полезла в рюкзак за карандашом и блокнотом.

   — Саш? Ты чего?

   Она дёрнула плечом, пытаясь стряхнуть удерживающую её руку.

   — Саша? Мне это не нравится.

   — Мне тоже. Слишком кривая фраза.

   — Ла-а-адно… потом скажешь, если я свернул не туда.

   Саша не то, что возмутиться — понять не успела, что Лев имеет в виду, а её уже аккуратно и решительно подняли в воздух и усадили на широкое плечо. Испуганно вскрикнув, Саша вцепилась в оказавшуюся под ладонью шею, но ухватила только горсть лохматой гривы. Лев с безграничным терпением выпутал её пальцы, крепко сжал их свободной рукой и двинулся к заваленному бумагой эскалатору в центре зала.

   Сминаемые плакаты грустно шуршали под его ногами.

   — Поставь меня на землю. — Чем ниже спускался Лев, тем сильнее невыполненная редакторская работа тянула Сашу обратно на станцию.

   — Даже не подумаю.

   — Поставь. Меня. На землю!

   — Саш…

   Лев резко поднял и опустил плечо, одновременно придержав Сашу за колени, и она испуганно замолчала. Где-то глубоко внутри Саша знала, что Лев не причинит ей вреда, но боязнь носом вперёд полететь с двухметрового насеста имела мало общего с рациональным мышлением.

   Удовлетворённый Сашиной реакцией, Лев прибавил шагу. Он почти сбежал по второму эскалатору, ведущему на «Кузнецкий мост», и так же бодро добрался до центра платформы. После чего ссадил Сашу на пол, оставив одну руку тяжело лежать у неё на плече.

   — Куда теперь?

   — Я возвращаюсь назад.

   Лев протяжно, страдальчески выдохнул, словно имел дело с непослушным ребёнком.

   — Саш, куда нам идти дальше? И если ты скажешь «Назад», то клянусь всем святым….

   Возмущение у него получилось не слишком убедительным, да и вдали от последней ловушки Холмов инстинкты проводника взяли верх над редакторскими привычками. Присев на корточки, Саша скользнула пальцами по красному граниту пола.

   — Налево, — решительно произнесла она, поднимаясь. — На посадку.

   Одновременно с её словами послышался шум приближающегося поезда, неожиданно громкий в гулкой пустоте станции. Поезд как поезд, не самый старый и не самый новый, с тем лишь отличием, что вместо привычного серого или синего он был травянисто-зелёным. И краска на нём блестела так ярко, как будто не успела высохнуть.

   Лев уже рутинным образом подтолкнул Сашу к распахнувшимся напротив них дверям. Внутри вагона оказалось не просто безлюдно, а абсолютно пусто: ни скамеек, ни поручней, ни единой рекламы на стенах. Не хватало стекла в части окон, из не закрытых плафонами ламп торчали голые провода. Когда быстро набравший скорость поезд нырнул в туннель и вагон погрузился в темноту, Саша тут же нашла ладонью стоявшего рядом Льва.

   — Всё в порядке, — привычно успокоил он и приобнял Сашу за талию. — Иди сюда.

   Первая за игру поездка оказалась короткой, всего в один перегон. На «Китай-городе» поезд остановился, с громким треском распахнул двери и выключил двигатель. Маршруту его остановка соответствовала, так что Саша послушно выбралась на перрон.

   Неподвижный, будто бы мёртвый поезд остался стоять за её спиной, тускло отсвечивая свежей краской и слепыми окнами.

   Ещё один поезд ждал напротив. Вернее, не целый поезд, а единственный головной вагон, к тому же очень старый. Ни облупившаяся краска, ни прилипшие к ней рекламные листовки не могли скрыть угловатых линий корпуса. Если у предыдущего поезда стёкла отсутствовали, то здесь они были разбиты; осколки зубьями торчали из оконных рам. Двери заклинило насмерть; взамен кто-то повырывал с обеих сторон по куску ржавого железа в человеческий рост каждый. Немилосердно били по глазам висящие прямо на проводах лампы накаливания.

   Саша сглотнула и подняла голову. Вместо табло, указывающего, что второй путь ведёт на пересадку, над их головами висел обгоревший деревянный щит без единой надписи.

   Как и в прошлый раз, вагон двинулся, стоило Саше со Львом зайти внутрь. Дар подсказывал, что нынешняя поездка получится длиннее предыдущей, так что Саша нашла лавку, из обивки которой не слишком сильно торчали пружины, села сама и кивком предложила устроиться Льву. Он отказался и опустился на корточки напротив Саши, положив ладони ей на колени.

   — Ты как? — спросил Лев, перекрикивая залетающий сквозь разбитые окна ветер.

   — Нормально!

   Саша действительно чувствовала себя лучше. Дар не выкидывал фокусов с внезапным желанием поработать по редакторской специальности, полностью восстановилось дыхание после сумасшедшего забега по Мясницкой, и лишь слегка дёргали оставленные гарцуками царапины.

   Лев недоверчиво мотнул головой. Приподнимая когтями разодранную ткань джинсов, он придирчиво осмотрел каждую ранку. Одна царапина ему не понравилась особо сильно, и он полез в поставленный Сашей на пол рюкзак. Из рюкзака Лев вытащил аптечку, из аптечки — вату, перекись и широкий пластырь. Вручив их Саше, Лев бесцеремонно задрал ей штанину.

   В этот раз Саша увидела рану своими глазами. Через голень, начинаясь чуть выше лодыжки и заканчиваясь на ладонь ниже колена, тянулась длинная припухшая царапина. Она всё ещё кровоточила: только теперь Саша заметила, что внутренняя часть штанины перепачкана кровью, да и на внешней уже проступило несколько бурых пятен. А вот боль почти не ощущалась; локоть, который Саша ушибла при падении, беспокоил её куда сильнее.

   Пока Лев возился с её царапиной, Саша внимательно осмотрела его самого; по крайней мере ту его часть, что не скрывалась под плащом. Мелких, подживающих чуть ли не на глазах ссадин и порезов хватало с избытком: на лице, на предплечьях, на узкой полосе виднеющегося между воротником и волосами загривка. Ровно там же нашёлся и неглубокий укус. Саша, все ещё мало понимавшая в физиологии духов Обратного, потянулась за перекисью. Не хватало ещё, что бы Лев подцепил от гарцуков какое-нибудь мифическое бешенство.

   На Сашину помощь Лев отреагировал с неожиданной покорностью. Закончив сам, он всё равно остался сидеть на корточках и даже придержал гриву, упорно лезшую под руки и липнувшую к влажной коже.

   Промыв укус, Саша аккуратно загнула воротник плаща, чтобы жёсткий шов не впивался в чувствительную ранку.

   — Спасибо. — Лев забрал у Саши использованную вату, скомкал её и зашвырнул в конец вагона вместе с прочим мусором. — Это лишнее, но всё равно спасибо.

   — Не за что. — Саша смущённо улыбнулась в ответ.

   Говорить в шумном вагоне было трудно. Они немного помолчали, глядя друг на друга, затем Лев поднялся с корточек и уселся рядом с Сашей. Через пару минут поезд остановился: посреди туннеля, в перегоне между «Октябрьской» и «Шаболовской». Отсюда маршрут вёл в другой город, и Саша с тихим вздохом повернулась ко Льву.

   — Здесь первопроходец ушёл в Холмы.

   — Ясно, — кивнул он и взял Сашу за руку.

   В Холмах их ржавый вагон мало изменился, разве что на скамейках и в углах теперь рос густой светящийся мох. Он выглядел достаточно безобидным, и Саша не стала заострять на нём внимание.

   Они сошли на «Ленинском проспекте». Вернее, спрыгнули: поезд не только не остановился на станции, а и вовсе едва притормозил, приблизившись к перрону. Приземление вышло более или менее удачным, но Лев зло рыкнул, лишь в последний момент удержав Сашу от столкновения с одной из колонн.

   И тут же что-то мелкое и тяжёлое ударило Саше в спину. Болезненно, хотя и недостаточно сильно, чтобы сбить с ног. За первым ударом последовало ещё несколько: по спине, плечам, ногам. Саша пригнулась и рванула к лестнице неиспользуемого перехода в центре зала. Более шустрый Лев через несколько метров вырвался вперёд, и Саша успела заметить, как неведомый град с размаху прибивает к телу прежде свободно развевающийся плащ.

   Добравшись до лестницы, они перепрыгнули через чёрно-жёлтую запрещающую ленту, поднялись на несколько ступенек и уткнулись в стену. Маршрут вёл к дальнему выходу в город, зато в огороженном тупике можно было спрятаться от «обстрела».

   — Дурдом какой-то, — ворчливо пробормотала Саша, плюхаясь на пыльную ступеньку. — Что дальше? Рвы с крокодилами, хищные цветы в канализации, ловушки с шипами? «Супер Марио» и «Принц Персии» в одном флаконе?

   Лев в ответ насмешливо фыркнул. Хитро скрутившись — подобная гибкость скорее пристала человеку вдвое меньших габаритов — он перебирал складки плаща у себя на спине. Поиски завершились успешно; через минуту Лев выпрямился и протянул Саше свою находку.

   Она с интересом уставилась на небольшой — не длиннее её мизинца — камушек с острыми краями. А затем поняла, что никакой это не камень, а осколок плитки, облицовывающей стены станции. Запущенный с достаточной скоростью, такой осколок мог натворить немало бед.

   Судя по помрачневшему лицу Льва, он подумал о том же.

   — И ты предлагаешь нам просто пробежаться до выхода?..

   — Тут меньше сотни метров, — «успокоил» Лев. — Даже ты пробежишь их за пятнадцать секунд.

   — И схлопочу по загривку в первые же две.

   — Саш…

   — Знаю, знаю. — Тяжело поднявшись, она поправила рюкзак и одёрнула задравшуюся над пластырем штанину. — Идём.

   — Держись между мной и колоннадой. Осколки летят с верхней части стен, так что можешь пригнуться — но не сильно, не в ущерб скорости. — Договорив, Лев выпутался из плаща и протянул его Саше: — Накинь и прикрой голову.

   — Я об него споткнусь быстрее.

   Лев попытался настоять, на что Саша упёрлась рогом: ей совесть не позволяла отнимать дополнительную защиту у человека, собравшегося прикрывать её собственным телом. В итоге Лев надел плащ обратно, хотя и с показным недовольством в каждом движении.

   Град осколков, поутихший пока Саша и Лев прятались в тупике, возобновился, как только они подошли к ленте ограждения. Лев выбрался первым и тут же замер на долю секунды, давая Саше время проскользнуть между ним и стеной перехода. Осколки застучали ещё яростнее, один из них, пролетев над плечом Льва, дёрнул Сашу за волосы.

   Бежать было неудобно. Льву приходилось подстраиваться под Сашин шаг, заметно короче собственного, и одновременно не прижимать её к колоннам. Саша же, не до конца доверяя своему дару, пыталась сохранять физический контакт со станцией — и регулярно получала рикошетом по вытянутой руке. Обстрел при этом не утихал ни на мгновение.

   Когда они добежали до короткого эскалатора, ведущего наверх, Лев даже не остановился. Он взлетел в вестибюль, таща Сашу за руку, и притормозил лишь у выходных турникетов.

   Саша упёрлась, потянула на себя когтистую руку. Лев недовольно оглянулся через плечо:

   — Что такое?

   — Повернись.

   — Что?

   — Повернись, — чуть раздражённо повторила она. — Я хочу осмотреть тебя.

   Лев посмотрел на Сашу так, словно она посреди зимы предложила ему искупаться в Москве-реке. Саша, поняв, что разговорами ничего не добьётся, сама обошла вокруг Льва и принялась изучать рваные дыры в его плаще.

   — Мы теряем время, — заворчал Лев минуту спустя. — Уже без четверти два, а у нас все ещё одна метка.

   Саша промолчала, только приподнялась на цыпочках и заглянула за помявшийся воротник. Рядом с укусом теперь красовались две параллельные царапины, сантиметра по три каждая. Кожа между ними покраснела и припухла, но сами ранки выглядели неопасно.

   — Жить будешь. — Мягко похлопав Льва по плечу, Саша двинулась к турникетам.

   — А я тебе о чём говорил?.. На мне же всё заживает как на собаке.

   — Что не повод не присмотреть за тобой.

   В ответ Лев удивлённо моргнул и промолчал.

   Первым, что Саша увидела, выбравшись на улицу, был огромный холм из земли и железа на месте развязки Ленинского проспекта с Третьим транспортным кольцом. В южном склоне холма тускло мерцал высокий проём рукотворной пещеры. Из него доносились какие-то невнятные звуки, похожие на рокот тяжёлой техники, и туда-сюда сновали чуть более яркие огоньки — совсем как в расположенном в Верхнем городе туннеле.

   Снаружи холм оставался тёмен и тих. Массивные балки угрожающе торчали из него прямо в небо, на части из них росли одинокие деревца. Ясная лунная ночь компенсировала отсутствие искусственного освещения, придавая силуэтам и теням необычайную чёткость. Город выглядел заброшенным. Заброшенным и отданным на откуп Матушке-природе с её вездесущими лесами, пробивающейся сквозь асфальт травой и ломающими стены деревьями.

   — Мне здесь не нравится, — растеряно произнесла Саша и вздрогнула от того, как одновременно глухо и громко прозвучал её голос.

   — Мне тоже, — отозвался Лев. — Давай поторопимся.

   Конечно же, маршрут вёл прямо по уродливому холму — и хорошо, что не через туннель, от которого по Сашиной спине толпами бегали мурашки. Других светлых сторон в путешествии не было. Нет, на них не нападали стаи нечисти, и ловушки не прятались за каждым кустом — выматывала сама дорога через нагромождение ржавого железа, местами прячущегося под тонким слоем дёрна. Лунный свет под кронами облюбовавших холм деревьев больше мешал, чем помогал: кидал под ноги чернильные тени, скрывающие опасность. Пару раз только звериное чутьё Льва спасало Сашу от полёта с вовремя не замеченного обрыва. В другие моменты уберегал дар проводника. Но ни то, ни другое не избавляло от необходимости цепляться, карабкаться, искать дорогу и надеяться, что земля под ногами окажется землёй, а не пустотой.

   Фонарик, который Саша взяла с собой, в Холмах отказывался даже включаться.

   Собрав по пути целую коллекцию новых царапин (Саша боялась представить, что именно она на следующий день увидит в зеркале), они добрались до вершины холма. Дальний склон, на их счастье, оказался более пологим и не таким замусоренным. Выход из сквозной пещеры тут светился противотуманной фарой, освещая дремучий лес у основания холма; в Верхнем городе ему соответствовал Нескучный сад.

   — Всё страньше и страньше, — пробормотала Саша себе под нос, делая первый шаг вниз по склону.

   Они не встретили ни единой живой души (если подобные термины вообще описывали нечисть с Холмов), ни единого намёка на чужое присутствие. Одна только искусственная пещера напоминала, что вековой лес не рос тут изначально, и что некие разумные существа всё-таки приложили руку к созданию жутковатого пейзажа.

   Чем дальше в глубь Нескучного сада пробирались Саша и Лев, тем тише становилось вокруг. Первым исчез вой гуляющего в вышине ветра, затем скрежет прогибающегося от тяжести железа, последним — глухое потрескивание деревьев. Остался лишь шорох собственных шагов — мягкий, неуверенный, почти теряющийся в густой тишине — да шумное дыхание. Саша не слышала даже Льва, хотя его локоть регулярно задевал её плечо.

   Людям здесь явно было не место. Холмы изрядно постарались, проведя маршрут через Нескучный: ещё ни одна ловушка так не напугала Сашу, как абсолютная пустота недружелюбного леса.

   — Как думаешь, сколько времени прошло? — спросила Саша, когда рука Льва в очередной раз коснулась её руки.

   — Мало. Минут семь.

   — Всего лишь?

   Ответа не последовало, но скользнувшее по рукаву тепло подсказало, что Лев пожал плечами.

   Ещё через несколько десятков метров (или полкилометра — в темноте расстояния терялись так же, как и время) маршрут резко повернул. Судя по быстро набирающему влагу воздуху, теперь они шли к реке. Лес здесь становился гуще, требовательнее. Колючий подлесок цеплялся за одежду и волосы, норовил прикоснуться к царапинам, оставленным первым часом игры; сухая трава лезла под штанины и в кроссовки. Земля размякла и проседала под ногами; хотя тишина всё так же скрадывала звуки, Саше начало казаться, что они идут по болоту.

   Появление крошечной, залитой лунным светом полянки оказалось полной неожиданностью. Саша остановилась на опушке, не зная, как реагировать на столь резкую смену пейзажа. Ещё несколько шагов тому назад они со Львом с трудом пробирались сквозь цепкую поросль и молодые деревца, а теперь перед ними расстилался кусок свободного пространства, по центру которого высилось нечто, напоминающее старую водонапорную башню. Невысокое, метров десяти, цилиндрическое строение в лесу смотрелось так же неуместно, как сами корабельные сосны в двух шагах от Третьего транспортного кольца.

   — Ну и что это? — спросила Саша, делая первый шаг на серебристую от лунного света поляну.

   — Не знаю, — отозвался Лев, — не моя часть города. Но Нескучный так давно принадлежит Холмам, что они сами здесь всё позабыли. Нам внутрь?

   — Внутрь.

   Лев кивнул и, обогнав Сашу, первым подошёл к башне.

   Она не оставляла пространства для воображения: чуть проржавевшие листы железа, клёпками сцепленные друг с другом, тянулись от земли до крыши. Ни окон, ни традиционной служебной лестницы. Расширение под водяной бак на пару метров выступало за нижний диаметр, придавая всей конструкции очертания гриба.

   Двери, как таковой, в стене не было. В метре от земли нашлось отверстие сантиметров сорока в ширину и тридцати в высоту, походившее на неиспользуемый воздуховод; некогда прикрывавшая его решётка болталась на одном винте.

   Саша бы пролезла через подобную форточку, а вот на габариты Льва она явно не рассчитывалась. Попытки её расширить ни к чему хорошему не привели: металл намертво приржавел к каркасу, и отдиралось такое разве что ломом. Едва не оставив в обшивке пару когтей, Лев признал своё поражение и виновато повернулся к Саше:

   — Прости. Мне не хватит времени проломать здесь новый вход.

   — А обойти через обратную сторону? Ты говорил, что там проще со стенами.

   Лев решительно мотнул головой:

   — Нельзя. Первопроходец шёл через Холмы, значит, и мы должны оставаться тут же.

   — Понятно, — разочарованно выдохнула Саша и скинула рюкзак. Бесполезный фонарик она всё равно положила в карман.

   — Я знаю, Саш. Мне тоже не нравится отпускать тебя одну, но нам нужна метка.

   — Да я и не спорю. Просто кто-то обещал мне, что больше никаких узких лазов.

   Так себе шутка, хотя Лев и улыбнулся — едва-едва, только чтобы подбодрить трусящую Сашу. Если ловушка на «Чистых»: обыкновенный прямой ход, ровный и широкий — напугала её до полупаники, то чёрный провал крошечной форточки… Не давая себе времени на лишние размышления, Саша сунула одну дрожащую руку в лаз. Он оказался коротким, всего в пару ладоней длиной, а дальше начиналась абсолютная пустота.

   Лев подсадил Сашу и придержал до тех пор, пока она не нащупала носком кроссовки твёрдый пол. Напоследок хватанув влажный лесной воздух, как будто бы прыгая с обрыва в море, Саша полностью скрылась внутри башни.

Продолжение

@темы: Сказки и истории

---

Москва-Обратная: часть первая (1/2)

    Немного авторского бормотания:
   

Почитать

Просто хотела сказать "Спасибо" людям, которые помогали с этим текстом своими консультациями:
     Anda, которая весьма способствовала созданию визуальных образов ключевых духов, а так же после четырёх лет хождения мимо затащила-таки меня в Чайный дом на Мясницкой.
     Арьего, которая рассказала о странной башне-беседке в Нескучном, тем самым заставив меня попробовать себя в роли писателя ужастиков.
    Отцу, к которому я бегала со странными вопросами вроде "Можно ли с Крымской набережной сигануть в Москву-реку?" и "Как хрупким барышням правильно пить чистый спирт?".
    И вечное спасибо Яндекс.Картам и Google Maps – за возможность писать такие тексты, более или менее сидя на пятой точке ровно.

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

            Моей персональной крошечной Москве...

Москва-Обратная

Сдаюсь. Столица не по мне.
Я верю в древнее преданье —
Что вздрогнет всадник на коне
С простёртой пред собою дланью,
И с пеной каменной у рта,
Сметая полчища ОМОНа,
Прибьёт на Красные врата
Рекламный щит: «Сдаю хоромы»...
А. Щербина

Часть первая
Верхний город
20-21 июня 2013 года

    Саша как раз закрыла рабочий файл, когда в углу экрана всплыло окошко внутренней почты. Короткое письмо в пару строчек: неформальное приглашение зайти да подпись, которая заставила Сашу мечтательно улыбнуться. В «Гипате» визит к шефу накануне выходных считался хорошей приметой.

    Выключив компьютер, Саша подхватила рюкзак, разложила по карманам телефон и плеер и в последний раз оглядела офис. Крошечный закуток, отведённый ей одной, с трудом вмещал рабочий стол, многофункциональное компьютерное кресло и одностворчатый шкаф для одежды, по лету служивший дополнительным стеллажом. В качестве украшения водилась ещё и пара кактусов по обе стороны от монитора. Сверившись с висящим на стене фирменным календарём «Гипаты», Саша полила правый кактус, передвинула левый, чтобы его не припекало утреннее солнце, и с тем покинула кабинет.

    Часы показывали вполне благопристойные без четверти пять.

    Всю короткую дорогу до кабинета Александра Евгеньевича Саша не могла сдержать чуть глуповатой счастливой улыбки. Как и большинство сотрудниц «Гипаты», Сашу не обошла стороной легкомысленная влюблённость в начальство. Мечтать о высоком широкоплечем блондине с ясными серыми глазами было легко и безопасно: о счастливом браке и двенадцатилетнем сынишке Александра Евгеньевича знало всё агентство. Симпатия Саши напоминала любовь к литературному персонажу: самодостаточное чувство, не требующее ответных признаний.

    Что, конечно же, не помешало Саше одёрнуть блузку и пригладить волосы, прежде чем сунуть к начальству нос.

    — Александр Евгеньевич?

    — Сашенька? Заходи-заходи. Я тебя на пороге поймал, да?

    — Есть немного. — Смущённо улыбнувшись, Саша проскользнула в кабинет. Александр Евгеньевич взглядом указал ей на монструозных габаритов кресло для посетителей и, не спрашивая, налил стакан холодной минералки — дань воцарившейся в Москве жаре. — Вы хотели меня видеть?

    — Хотел кое-что тебе передать. Пришли авторские экземпляры от февральского проекта... — не прекращая говорить, Александр Евгеньевич чуть ли не по локти зарылся в бездонный нижний ящик своего стола. — Вообще-то их ещё утром принесли, но Мариночка сказала, что у тебя какой-то тяжёлый текст, и лучше тебя лишний раз не трогать.

    — Очередной «шедевр» Соколова. Вы сами знаете, как оно…

    — Да уж… Сочувствую.

    Лицо Александра Евгеньевича выражало самое что ни на есть искреннее понимание. «Автора С.», как за глаза называли Соколова, в «Гипате» недолюбливали. Образцовый графоман, он выпекал свои романчики со скоростью промышленной хлебопечки и с завидной регулярностью таскал их в агентство, всё ещё веря, что альфа-редактор может компенсировать отсутствие таланта и бедный язык. Правда, гонорары Соколов платил щедрые, с правками не спорил, да и «Гипату» рекламировал с завидным усердием. Так что агентство всякий раз коллективно скрипело зубами и принимало очередную рукопись на вычитку.

    Саше, как младшему из четырёх текстовых альфа-редакторов, доставалась львиная доля сугубо коммерческих заказов. Чаще всего это были подобные «Авторы С.»…

    — Нашёл! — победно воскликнул Александр Евгеньевич и взмахнул стопкой DVD-дисков в прозрачных пластиковых боксах.

    …но иногда попадались и действительно любопытные проекты. Как, например, вычитка текстов для новенькой компьютерной игры.

    В стопке оказалось три диска: без полиграфии и вкладышей, зато с рукописной благодарностью от сценарного отдела в верхнем боксе. Саша тут же принялась крутить плотную картонку в руках, решая, повесить ли её в офисе или унести домой. Александр Евгеньевич за размышлениями наблюдал с явным нетерпением, словно бы ему хотелось что-то спросить.

    — Да? — незатейливо поинтересовалась Саша, заметив мучения начальства.

    Александр Евгеньевич широко и чуть смущённо улыбнулся:

    — Мне Петька с самого февраля все уши своими игрушками прожужжал… Ты не могла бы подарить ему один диск? Раз уж появились авторские.

    — Конечно! — Саша выбрала верхний бокс, вложила в него лист с серией букв и цифр, прежде прикреплённый к благодарности, и протянула его Александру Евгеньевичу.

    Он недоуменно вздёрнул бровь.

    — А это что такое?

    — Доступ на закрытый бета-тест он-лайн версии. Пете должно понравиться.

    — Спасибо! А сама чего не воспользуешься? Я же знаю, ты любишь играть.

    — Только не он-лайн, общий чат — не место для альфа-редактора. Я лучше в оффлайновой версии посижу, тут хоть все тексты вычитаны.

    — Понятно… Ну, если тебе действительно не надо, Петька будет счастлив.

    Решив, что разговор окончен, Саша поднялась из-за стола, но Александр Евгеньевич попросил её задержаться ещё ненадолго. Изменившийся взгляд его — встревоженный, если не откровенно испуганный — Саше не понравился. Она нервно дёрнула лямку рюкзака и вопросительно склонила голову.

    — Саш, ты знаешь, какое сегодня число?

    — Да, двадцатое. А что?

    — Завтра солнцестояние… опять вылезет псих, охотящийся на альфа-редакторов.

    — Разве его не поймали? Полиция в том году клялась и божилась, что изловила своего маньяка. Тогда ещё телевизор дня три гудел, я точно помню.

    — Ты же понимаешь: наша полиция… — Александр Евгеньевич мрачно покачал головой. — Понятия не имею, кого они там на деле сцапали.

    Саша нахмурилась и кивнула. Неуловимый психопат, каждое летнее солнцестояние нападающий на альфа-редакторов, для большинства москвичей был городской легендой, и только тесный редакторский мирок относился к нему на полном серьёзе. Даже когда полиция по осени объявила о его поимке, многие, подобно Александру Евгеньевичу, этому не поверили. Особенно старожилы: они любили напоминать, что слухи о маньяке ходили и в их молодости. Простая арифметика подсказывала, что некто уже более полувека охотился на альфа-редакторов Москвы. Немного утешало то, что жертвы отделывались ссадинами и переломами, иногда долгими визитами к психотерапевту. Маньяк использовал какой-то самодельный наркотик, после которого бедолаг неделями мучили красочные галлюцинации.

    — Сашенька, будь осторожней, — тихая просьба Александра Евгеньевича отвлекла Сашу от её невесёлых размышлений. — Хорошо?

    — Я постараюсь.

    — Постарайся, пожалуйста. Ты сейчас домой одна поедешь?

    — Да. — Не дав начальству возразить, Саша поспешно добавила: — На автобус идёт практически до самого моего дома. Никаких тёмных подворотен и безлюдных переулков!

    — Может, тебя всё-таки кто-нибудь проводит или встретит?

    — Отец позавчера уехал на конференцию. — Саша виновато улыбнулась, хотя о переносе на июнь традиционного питерского сбора математиков сама узнала всего пару дней тому назад. — Если вам будет спокойней, я могу позвонить, когда доберусь до дома.

    — Давай. Я бы и сам тебя проводил, да тут работы на целый вечер. — С притворно-вымученным вздохом Александр Евгеньевич ткнул пальцем в лежащую перед ним стопку бумаг сантиметра в три толщиной. — Мы всё-таки пробили проект по вычитке классиков, но издательство требует отдать первый макет в типографию не позже сентября.

    — И потому оно решило начать с «Войны и Мира»?

    — Что, это? — Александр Евгеньевич хлопнул по распечатке и от души рассмеялся. — Это, Сашенька, всего лишь контракт.

    Саша в восторженном ужасе вытаращилась на злополучную стопку:

    — Никогда в жизни не полезу в начальство… Лучше уж Соколов!

    — Согласен, Сашенька, согласен. А теперь, если ты не против… хотелось бы вернуться домой до того, как Петька ляжет спать.

    — Конечно, Александр Евгеньевич. Удачи с контрактом!

    — Спасибо. Не забудь мне позвонить.

    Уходя, Саша ненадолго задержалась в просторном холле «Гипаты»: попрощаться с Мариночкой (секретаршей Александра Евгеньевича) и тоже собравшимся домой Сергеем (коллегой-редактором из графического отдела). Радостно сверкая глазами, Мариночка уцепила Сашу за локоть и тут же принялась хвастаться новым маникюром и духами, купленными накануне в каком-то жутко дорогом бутике на Кузнецком. Выбраться из цепких отполированных коготков Саше удалось, но с потерями: ворот блузки пал жертвой драгоценного аромата.

    Не то чтобы запах оказался слишком неприятным (скорее просто тяжёлым и подходящим взрослой женщине, а не молодой девушке), просто к косметике Саша была равнодушна. Сказывались и пятнадцатилетнее отсутствие матери, и талант альфа-редактора, затрудняющий работу с самыми доступными источниками по теме: глянцевыми журналами и интернетом. Добавить сюда лежащие в иных плоскостях интересы… О своей внешности Саша заботилась ровно настолько, насколько того требовали нормы гигиены и бытовая опрятность. В остальном её устраивал образ «серой мышки». Он замечательно гармонировал с её внешностью: небольшим ростом, мальчишеским телосложением и мелкими, непримечательными чертами лица.

    Впрочем, склонность к простоте и натуральности являлась отличительной чертой всех альфа-редакторов. Это Саше объяснили в гимназии, в которую отец её перевёл, когда выяснилось, что плохие оценки и хронические головные боли — не каприз и не болезнь, а последствия учёбы по невычитанным книгам. Гимназия (крупнейшая из трёх московских, работающих с детьми-«музами») обеспечивала учеников не только «правильными» учебниками и пособиями, но и мебелью из природных материалов, максимально близким к естественному освещением и натуральной едой. А так же возможностью трудоустроиться туда, где вокруг её выпускников разве что не водили хороводы.

    За юных альфа-редакторов, особенно таких бесконфликтных и старательных, как Саша, велись настоящие войны: СМИ, издательства, редакторские и PR-агентства, политические партии и крупные фирмы, даже само государство. Люди, интуитивно чувствующие идеальные формулировки авторской мысли, требовались гораздо чаще, чем могло показаться на первый взгляд. Как правило, за прилипчивыми слоганами и запоминающимися логотипами, за любой вдохновляющей речью или сенсационным журналистским расследованием, за каждой феноменально успешной рекламной кампанией стояло по «музе».

    Саша никогда не хотела заниматься бизнесом или политикой, её страстью была литература. Поэтому, сразу после выпускного получив от Александра Евгеньевича Палого приглашение работать в «Гипате», она согласилась не раздумывая. Четвёртое по величине редакторское агентство Москвы, специализирующееся на художественных произведениях, устраивало Сашу по всем параметрам.

    К тому же, дорога от дома до офиса занимала всего сорок минут.

    Улица встретила Сашу резкими порывами ветра, разогнавшими дневную духоту. С востока надвигалась массивная туча, и в воздухе замерла звенящая предгрозовая тишина. Впервые за три невыносимо жарких дня дышалось полной грудью. Улыбнувшись темнеющему небу, Саша лёгким шагом двинулась к автобусной остановке.

    Первые тяжёлые капли дождя посыпались ровно тогда, когда Саша нырнула под козырёк. Люди, прежде рассредоточенные вокруг остановки, засуетились, тесно забились под почти бесполезную крышу. Защищённая от непогоды человеческой стеной, Саша сквозь мутный пластик наблюдала за почти горизонтальными всполохами молний.

    Подъехавший автобус заставил людскую массу тем же неделимым комом выбраться под дождь. Несколько человек раскрыли зонты, вместе с собой укрывая и соседей; Саша ловко скользнула под ближайший чёрный купол. Державший зонт мужчина улыбнулся и передвинул руку, пряча от непогоды не только их головы и плечи, но и Сашин рюкзак.

    В салоне автобуса — новеньком, с низким полом и высокими креслами — толпа быстро расползлась по углам. Саша пристроилась в центре, у окна, обеими руками схватившись за горизонтальный поручень. Бивший наискось ливень заливал стекло, так что за водяной стеной виднелись лишь фары застрявших в традиционной пятничной пробке машин. Гроза остановила и без того едва ползущую дорогу, так что Саша настроилась на долгую поездку. Достав из-за воротника наушники, она надела их, включила плеер и закрыла глаза. Первый гитарный аккорд слился с перестуком дождя и рокотом отъезжающего автобуса.

    Держать в переполненном рекламой транспорте глаза закрытыми, а голову занятой музыкой давно уже стало для Саши рефлексом. Раздражающего зуда за глазами, сигналящего альфа-редактору о необходимости внесения правок, ей хватало и на работе. Конечно, существовали специальные техники, приучавшие игнорировать дискомфорт — без них стала бы кошмаром жизнь работающих с изображениями визуальщиков — но Саше они никогда не давались.

    Потому-то знакомый зуд, появившийся тогда, когда перед глазами Саши не было ни намёка на текст, её встревожил. Она огляделась, насколько позволяла собравшаяся вокруг толпа: народ мирно висел на поручнях, прижимая к себе сумки и портфели; пара человек, держа экраны у самых носов, читала со смартфонов. Саша зажмурилась обратно, и к усилившему зуду немедленно добавилось странное ощущение, будто бы кто-то за невидимую нить тянул её к кабине водителя. У турникета в окно смотрела усталая женщина лет сорока, рядом подросток азартно давил на кнопки игровой приставки. Саша повернулась к хвосту автобуса, рассудив, что если её тянет вперёд, то причина, скорее всего, скрывается сзади.

    Худощавого пожилого мужчину на последнем ряду Саша заметила сразу: он таращился так самозабвенно, что белки его глаз сверкали через пол-автобуса. Сашин взгляд зацепился за длинные чёрные усы старика, кончики которых свисали до самого подбородка; проскальзывающий сквозь форточку ветер порой ставил их почти горизонтально. Как показалось Саше, старик ни разу не моргнул даже после того, как она его обнаружила, и этот яростный взгляд вкупе с мерзко шевелящимися усами заставил её вздрогнуть. Саша попыталась отодвинуться, спрятаться за другими пассажирами, но высокий «насест» давал отличный обзор; с расположенного над колесом сидения весь салон был как на ладони.

    Несмотря на то, что гроза ещё бушевала, да и до дома оставалось всего пять остановок, жуткий старик так напугал Сашу, что она решила пересесть на следующий автобус. Впрочем, стоило ей двинуться к выходу, как в хвосте салона началось какое-то движение.

    Старика загородила широкая спина, принадлежавшая очень лохматому высокому мужчине в лёгком тканевом плаще. Судя по беспокойству рядом сидящих и стоящих пассажиров, между лохматым и стариком тут же завязался спор. Продлился он не больше минуты, после чего невольный Сашин спаситель растворился в толпе, а его соперник сжался, поблек и скромно уставился в окно.

    Саша выдохнула и мысленно поблагодарила лохматого незнакомца. Зуд за глазами тут же утих, невидимая верёвка ослабла, а вместо испуга появилось лёгкое смущение: подумаешь, в транспорте пялятся.

    На остановке вместе с Сашей вышла добрая половина автобуса, так что в толпе, да ещё под никак не прекращающимся ливнем, трудно было сказать, сошли ли с ней усатый старик или лохматый спаситель. Быстро оглянувшись (некстати вспомнился разговор с Александром Евгеньевичем об охотящемся на «муз» маньяке), Саша бегом направилась к арке своего дома, где пережидало грозу ещё с полдюжины человек.

    На контрасте с открытой улицей в арке царила почти ночная темнота. В иной раз Саша бы задержалась, дала себе привыкнуть к резкой смене освещения, но стоило ей шагнуть под свод, как снова вернулся зуд за глазами. Он оказался настолько силён, что Саша зажмурилась и инстинктивно сжала голову руками. Мерзкое ощущение копошащихся под кожей муравьёв быстро расползлось, охватило лоб и затылок и по шее спустилось вниз, к плечам и груди.

    Кто-то дёрнул Сашу за руку, и она вздрогнула: столь обжигающе холодным было это прикосновение. Её не выпустили; наоборот, нечто тяжёлое и ледяное упало на плечи, обхватило поперёк живота, заткнуло рот. На мгновение первобытный страх расчистил туман в мыслях — Саша распахнула глаза, огляделась: вокруг стояла непроглядная темень. На фоне тьмы двигались чуть более светлые фигуры; пять или шесть грязно-серых силуэтов с дрожащими краями. Их лица и одежда так же сливались в единые пятна. Только слышались глухие тихие голоса, словно бы доносившиеся сквозь толщу воды.

    В следующий момент зуд вернулся и Саша вновь зажмурилась.

    Несколько секунд ничего не происходило, а затем холод медленно скользнул по Сашиному телу: животу, левому предплечью, плечу. Достигнув шеи, холод резко устремился вниз; вслед за ним пришло болезненное тепло. Что-то горячее скатилось по Сашиной руке, обогнуло локоть, заструилось по кисти. Жидкое, но слишком густое, что бы быть дождевой водой.

    Саша попыталась закричать, и тут же зажавшая ей рот ладонь крепко обхватила нижнюю челюсть и потянула вверх, заставляя запрокинуть голову. По открывшемуся горлу ударил порыв зимнего колючего ветра. У самого уха раздалось конское ржание, за ним несколько резких выдохов, и рука на Сашином животе сжалась невыносимо крепче, словно бы к чему-то готовясь: вспышке сопротивления или необходимости удержать бессознательную жертву. Внезапное движение выбило из Сашиных лёгких последний воздух.

    Полузадушенная, она быстро потеряла и счёт времени, и почву под ногами. Но когда её резко выпустили, даже отшвырнули, реальность вернулась пёстрым калейдоскопом. Саша ударилась о стену уже раненным плечом; невольно вырвавшийся крик мигом сорвался на тихий скулёж: не хватало воздуха. Не в силах удержаться на ногах, Саша по стенке сползла на землю. Инстинкты кричали «Бежать!», хотя от одной только мысли о движении туман перед глазами стал ещё плотнее.

    Лошадиное ржание, теперь такое же приглушённое, как и все остальные звуки, неслось со всех сторон; периодически его перекрывал злой, протяжный рык крупного зверя. Его источник находился где-то перед Сашей: ей пару раз показалось, что что-то тёплое и мягкое скользнула по подтянутым к груди коленям.

    К тому моменту, как туман перед Сашиными глазами рассеялся окончательно, под аркой воцарилась глухая тишина: ни ржания, ни рыка, ни рокота затянувшейся грозы. Нападавших не осталось тоже. Только прямо напротив Саши на корточках сидел лохматый широкоплечий мужчина в перекошенном и насквозь промокшем тканевом плаще. В автобусе Саша видела его со спины, но в том, что именно этот человек избавил её от подозрительного старика, сомневаться не приходилось.

    Он молчал, не пытаясь ни приблизиться, ни прикоснуться к Саше, и даже смотрел ей не в глаза, а куда-то в переносицу: словно бы боялся спугнуть. А бояться было чего: с такого расстояния двухметровый незнакомец выглядел невероятно внушительно. Чуть вьющиеся волосы рыжевато-каштанового цвета переходили в широкие полосы бакенбард, те — в двухнедельную щетину на подбородке. Мускулистые руки с широкими ладонями и неожиданно аккуратными пальцами заканчивались длинными заострёнными ногтями, больше напоминавшими когти. Распахнутый плащ демонстрировал обтянутую футболкой широкую грудь, которая размеренно приподнималась и опускалась, словно бы её владелец только что и не разогнал с полдюжины соперников.

    На правом плече незнакомца висели связанные за шнурки ботинки.

    Именно они, замеченные последними, выдернули Сашу из её полушокового состояния. Она вздрогнула, запоздало схватилась за разодранное плечо — и вместо ожидаемой крови нашла мокрую от дождя ткань. Прилипший к коже рукав пачкало только серое пятно грязи, оставленное ударом о стену. Исчезли и редакторский зуд, и муть перед глазами; стали различимы перестук утихающего ливня и собственное неровное дыхание. В поясницу неприятно утыкался сползший рюкзак.

    В целом, чувствовала себя Саша относительно неплохо. Если бы не дожидающийся её когтистый незнакомец с ботинками через плечо, она бы и вовсе решила, что всё случившееся ей привиделось. Мало ли: переутомление, вызванное непрерывной работой с текстом «Автора С.». Никто так до сих пор и не разобрался, как именно альфа-редакторы чувствуют идеальные формулировки и какие у их таланта побочные явления. Но незнакомец сидел, ждал. С невозмутимостью и терпением памятника.

    Было в грозном великане что-то такое, что заставило Сашу внимательно присмотреться. Что-то знакомое и одновременно тревожное, как полузабытое неприятное воспоминание. Не диковинное ли сочетание лохматой гривы, бакенбард и щетины — и на удивление умного, интеллигентного даже лица?

    — Я тебя знаю, — неожиданно для самой себя выпалила Саша. И вдруг поняла, что это действительно так: — Пятнадцать лет назад. Ты подвозил мою мать.

    Воспоминание встало перед Сашиным внутренним взором, чёткое, как фотография. Майский вечер, тёплый и сонный; сладкий запах цветущих во дворе вишен. Семья Саши жила тогда на первом этаже, и, хотя отец велел дожидаться его в гостиной, Саша наблюдала за происходящим из-за шторы в спальне. Мать с отцом вышли из подъезда: она с небольшой сумкой, он — с чемоданом; остановились у такси, боковыми колёсами залезшего на тротуар. Что-то тихо друг другу сказали. Затем отец положил чемодан в багажник, помог матери усесться на заднее сиденье и с глухим хлопком закрыл дверь машины. Через несколько секунд она отъехала.

    Последний раз, когда Саша видела свою мать… не самое лучшее воспоминание. Потому, наверное, и затёрлась малозначительная деталь: третий участник сцены. Водитель не ждал за рулём, он стоял рядом с такси, опершись о его крышу. Высокий (восьмилетней Саше он тогда и вовсе показался гигантом) лохматый мужчина в расстёгнутом плаще. Плащ за пятнадцать лет изменился, а вот грива и умное лицо остались теми же самыми.

    Безумие заключалось в том, что сидящему напротив Саши мужчине было никак не больше тридцати пяти. Но и помнила она его таким же, а не двадцатилетним юношей.

    — Я тебя помню, — ещё раз повторила Саша дрожащим от испуга голосом. — Как я могу тебя помнить?

    Незнакомец вздохнул и первый раз посмотрел Саше в глаза, внимательно и насторожено.

    — Я объясню, — негромко ответил он. — Только уберёмся с улицы.

    Он поднялся, поправил норовившие сползти с плеча ботинки, протянул руку. Саша схватилась за неё абсолютно инстинктивно, даже и не вспомнив об опасно загнутых когтях. Руки у незнакомца оказались жёсткими и чуточку шершавыми; сухое тёпло чужой ладони целиком обхватило Сашину кисть.

    Подняв Сашу на ноги, незнакомец ещё несколько секунд не выпускал её руки из своей. Не так, будто бы опасался побега, а скорее готовый в любой момент предложить дополнительную опору.

    Гроза закончилась. Дождь ещё моросил, и вода текла по асфальту широкими грязными лентами, но из-за края тучи показалось солнце. Сашин спутник пропустил её вперёд, и она внезапно поймала себя на том, что ведёт домой абсолютно не знакомого ей человека. Только ради ответов, уверяла она себя, хотя и не очень-то верила в подобный самообман.

    Сашиной решимости хватило ненадолго. Прямо перед аркой, перегородив добрую половину проезжей части, валялась огромная лошадиная туша. Ноги её лежали неестественно прямо, хвост и грива — насквозь промокли, а голова…

    Саша ощутила, как к горлу подкатывает тошнота. Круто изогнутая конская шея оканчивалась человеческой головой с грязными и спутанными русыми волосами.

    Слепо отпрянув, Саша спиной влетела в своего спутника. Он прошипел что-то неразборчивое — кажется, выругался, — взял Сашу за плечи и мягко отвернул от невозможного чудовища. Она благодарно вцепилась в одну из когтистых ладоней.

    — Ч-что эт-то?

    — Я объясню, — успокаивающе пообещали ей. — Я всё объясню.

    Саша только и смогла, что рвано кивнуть в ответ.

    Они добрались до дома, не встретив по пути ни уродливых чудовищ, ни обычных людей. Саша двигалась на автомате: панель домофона на подъездной двери, кабина лифта, замок. Руки тряслись, ключи вначале никак не хотели вылезать из кармана, затем — попадать в скважину. Пока Саша возилась, её спутник терпеливо ждал за Сашиной спиной, словно бы загораживая от неведомой опасности. Живая стена иррационально успокаивала.

    Переступив через порог своей квартиры, Саша опять растерялась. Она понятия не имела, что делать дальше. Требовать ответы? Выжидать? Закатить истерику, потому что паника плескалась у самого горла и грозила с минуты на минуту захлестнуть с головой? Звонить в психушку?

    Сашин спаситель принял решение за неё. Он оглядел крохотную прихожую, шумно втянул носом воздух, словно бы принюхиваясь, и сказал:

    — Нам надо заняться твоим плечом.

    Плечо отчаянно горело, так что возражать Саша не стала. Она показала гостю ванную и кухню, сама же ушла в спальню переодеться. Времени и сил на это дело потребовалось немало: мокрая одежда намертво прилипла к телу, а левая рука отказывалась двигаться выше локтя. При том, что никаких видимых повреждений помимо небольшой ссадины Саша не нашла, она не могла даже прикоснуться к плечу; боль вспыхивала с такой силой, что слёзы наворачивались на глаза.

    Переодевшись, Саша вышла из комнаты и тут же наткнулась взглядом на своего гостя. Он сидел на тумбочке в прихожей и терпеливо ждал. У его ног стояли ботинки, на коленях лежал аккуратно сложенный плащ, а у локтя дожидалась своего часа аптечка. В глазах же царило выражение сдержанного любопытства.

    — Пойдём на кухню, — слишком вымотанная, чтобы смущаться или пугаться, коротко попросила Саша. — Там освещение лучше.

    Они устроились за пустым кухонным столом, придвинув табуретки и разложив содержимое аптечки. Не тратя времени, Сашин гость взял её за руку, повернул ссадиной к свету и принялся рассматривать покрасневшую кожу с таким вниманием, какого не заслуживала ни одна царапина в мире.

    — Меня Лев зовут, — произнёс он минуту спустя. И потянулся за пузырьком с перекисью.

    — Я Саша.

    — Знаю. Саша Данилова. — Огромные ладони с жуткими когтями — вблизи становилось понятно, что это самые настоящие звериные когти — двигались с поразительной аккуратностью. Даром, что даже одна ладонь обхватывала две трети Сашиного плеча. — Будет щипать. Потерпи немного.

    Уверенными, почти механическими движениями Лев прочистил ссадину, затем повёл смоченную перекисью ватку ниже, к локтю. Саша собралась было поинтересоваться зачем, как у неё разом перехватило дыхание от жгучей боли. Словно бы перекись попала в глубокую царапину, а не на целую и невредимую кожу.

    Заметив Сашину реакцию, Лев тут же остановился и подул на оставленный ваткой мокрый след. На мгновение стало немного легче. Так он и продолжил, чередуя перекись и успокаивающий холодок дыхания, словно бы обрабатывал разбитую коленку маленькому ребёнку.

    Закончив с дезинфекцией, Лев взялся за бинт: замотать растревоженное плечо. Повязку он наложил быстро, а вот с узлом почему-то замялся; долго проверял натяжение, подравнивал лохматящиеся кончики, примерялся к расположению. Саше вначале показалось, что Лев просто тянет время, но он так достоверно хмурился и фыркал, словно на самом деле беспокоился о её комфорте.

    — Так будет нормально, — прервала она возню Льва пару минут спустя. — Здесь не мешает.

    Он кивнул и послушно завязал кончики бинта, после чего убрал их под соседний виток.

    Перевязка дала Саше немного времени на размышления, хотя она всё равно не решила, как начать столь необходимый ей разговор. Заняв себя сбором аптечки, Саша зашла с малого:

    — Что у меня с рукой? Обычные ушибы так не болят.

    — Не в ушибе дело. — Лев деловито принялся заворачивать в упаковку остатки бинта. — Тебя поцарапал караконджо, а у них очень грязные когти. Такие раны надо промывать сразу, и как можно тщательнее.

    — Кара… кто?

    — Караконджо, — медленно повторил Лев, словно бы угловатое слово не было бессмысленным набором звуков. — Водный демон.

    — Ты хочешь сказать, что меня поцарапал… водяной? — Тяжело плюхнувшись на табуретку, Саша на всякий случай поставил аптечку обратно на стол. — Нечисть, да? Из детских сказок? Она меня поцарапала невидимыми когтями, и теперь я тоже стану водяным?

    — Когти вполне видимые, просто надо знать, как смотреть. И нет, в этом смысле караконджо не заразны.

    Саша возмущённо замотала головой, отказываясь верить в невнятную Страну чудес на своём пороге. Какие-то водяные, туши человекоконей, несуществующие раны… босоногий Лев с когтистыми лапами — вызывающе спокойный и внимательный.

    — Я не верю, — глухо прошептала Саша. — Я. Не. Верю.

    — Придётся. Иначе я не смогу объяснить тебе, что происходит.

    — У меня глюки, да?

    — Нет. Ты же не ударилась головой?

    Саша истерично хохотнула, но тут же запнулась, наткнувшись на уверенный взгляд светло-зелёных глаз.

    — Саш, у тебя нет галлюцинаций, сотрясения мозга или солнечного удара. Я всё объясню — после того, как ты расскажешь мне свою версию. Что ты видела? Или тебе показалось, что видела. Пожалуйста?

    Безграничное терпение в голосе Льва почему-то вызвало у Саши глухое раздражение. Прикрывая неуместную, абсолютно детскую реакцию, она поднялась из-за стола и принялась возиться с чайником. Если они собирались обсуждать всякое… «мистическое», ей требовалось занять чем-то руки.

    — Я альфа-редактор. «Муза». Я чувствую, когда формулировка текста не отвечает авторской задумке. Физическое ощущение… зуд за глазами. Иногда — очень редко — оно появляется у меня само по себе, даже если рядом нет никаких текстов. — Поставив чайник на подставку, Саша методично обтёрла его полотенцем и затем включила. — Сегодня в автобусе я почувствовала этот зуд. Тот усатый, с которым ты разговаривал — он как-то странно смотрел на меня… у меня от него коленки тряслись.

    — Он следил за тобой, — мягко произнёс Лев. Саша дёрнулась и уронила на столешницу складываемое полотенце. — Баечники опасны только для спящих, зато отлично умеют маскироваться. Если бы не твой дар, ты бы его в жизни не заметила.

    — Ещё один дух? Неважно… Когда я вышла из автобуса, то увидела под аркой несколько человек. Наверное, я хотела спрятаться от старика; испугалась, что он выйдет вслед за мной. Но меня скрутило, как только я добежала до арки. Словно бы всё отключилось: зрение, слух… остался один только чёртов зуд. Дальше я плохо помню.

    Лев Саше не поверил. Она спиной ощущала его выжидающий взгляд, с каждый секундой молчания становящийся всё тяжелее и тяжелее. Саша потянулась за чашками, хотя чайник едва-едва нагрелся.

    Когда тишина стала совсем невыносима, Саша с громким стуком поставила чашки на стол и повернулась ко Льву:

    — Хорошо! Я помню, как кто-то разодрал мне руку. Когтями! Чёрт возьми, я помню, как текла кровь! И рядом постоянно ржала лошадь. И эти серые, которые на меня напали, они всё время хрипели и щёлкали... Люди так не говорят!

    — Саш…

    — Тот, что держал меня — он тоже что-то шипел. Прямо мне в ухо. И он был мокрый! И холодный. Как утопленник. Только что вылезший из проруби утопленник…

    — Саша!

    Встревоженное лицо Льва плыло перед глазами. Саша не сразу поняла, что дело в скопившихся слезах.

    — А потом ты… лохматый, с когтями, с этими б-ботинками. И к-конь… У него была ч-человеческая г-голова. Ты видел? У эт-того коня б-была ч-человеческая…

    Лев резко вскочил, и на мгновение Саша испугалась, что её сейчас ударят: такая мрачная решимость царила на его лице. Но Лев лишь мягко взял её за плечи и притянул к себе.

    Сашу никогда ещё не обнимал кто-то настолько высокий и крупный. Лев — тёплый, почти горячий и на удивление жёсткий — загораживал и стол, и кухонную дверь, и даже потолок. Длинная мягкая щетина щекотала Саше лоб, острые когти цеплялись за натянувшуюся между лопаток майку. От Льва одновременно пахло дождём и старым шерстяным одеялом — запахами знакомыми и успокаивающими. Саша чуть поёрзала в крепких, нетребовательных объятиях, уткнулась лбом в широкое плечо и медленно выдохнула.

    — То, что ты видела, случилось на самом деле, — Лев говорил негромко, губами почти касаясь Сашиной макушки. — Духи существуют. Часть из них сейчас охотится на тебя.

    — Почему?

    — Потому что ты «муза» и можешь им помещать. У нас таких, как ты, называют «проводниками». Иногда «ключниками».

    — «Таких, как я»? Альфа-редакторов?

    — Полукровок, — мягко поправил Лев. — Детей Верхнего и Обратного городов.

    — Я не понимаю, — Саша попыталась заглянуть Льву в глаза, но он мягко надавил ей на затылок. Широкая ладонь скользнула по влажным прядям и замерла у основания шеи.

    — Верхний город — место, где живут люди. То, что ты видишь вокруг.

    — Москва?

    — Оно всё Москва: и Верхний, и Обратный, и даже Холмы. Лицо и две изнанки одного и того же города. Верхний — это материальное воплощение. Обратный — культурное. То, что придумано о Москве или москвичами.

    Саша мелко дёрнула головой. На объяснение рассказ Льва не походил, скорее уж на красивую выдумку. Почувствовав Сашино недоверие, он заговорил настойчивее, чуть громче:

    — Твоя мать из Обратного города. Ты не можешь её найти, потому что пятнадцать лет назад она вернулась домой.

    — Ты её знаешь?

    — Немного. — Лев медленно поднял и опустил плечо, словно бы боясь потревожить Сашу. — Мы все друг друга знаем.

    — Что… кто вы такие? Люди?

    — Не совсем. Мы… духи, наверное. Суть явлений. Персонификации, персонажи, воплощения. Нас порождает людское творчество.

    — И моя мать… — Саша осеклась, не зная, как закончить фразу.

    — Дух парка.

    — Какого?

    — Сокольники.

    Это стало последней каплей. Боднув Льва в плечо, Саша громко, вымученно рассмеялась. Потому что большего бреда в своей жизни она не слышала. Лев так серьезно говорил о духах, обратных городах, охотящихся на Сашу чудовищах… Словно о вещах само собой разумеющихся, нормальных, а не отчаянной фантазии сумасшедшего.

    Более того. Он терпеливо ждал, пока Саша отсмеётся, гладил её дрожащие плечи и всё повторял:

    — Тише, тише. Всё в порядке.

    Как будто ужасная правдоподобность его бреда не пугала Сашу сильнее монстров.

    — Расскажи мне ещё, — отсмеявшись и отдышавшись, Саша выбралась из тёплых объятий. На несколько секунд ей стало до неуютного стыдно: так цепляться за человека, о котором она не знала ровным счётом ничего. Даже имя его больше напоминало удачное прозвище. — Кто ты? Тот усатый старик в автобусе — он тоже душа какого-то парка? И остальные — они из этого… Обратного города?

    — Они с Холмов. — Прислонившись плечом к холодильнику, Лев наблюдал за Сашей со спокойным вниманием. Он не пытался убеждать и не вскидывался на явную насмешку в её словах, только раздражающе терпеливо отвечал на каждый вопрос. — Ещё одна изнанка Москвы. Самый старый из трёх городов.

    — И там тоже живут духи?

    — Не совсем. Правильнее их называть… нечистью, я полагаю. Они — исконные обитатели земли, на которой потом построили Москву

    — Нечисть, — с недоброй насмешкой протянула Саша, — с Холмов. На меня охотятся домовые да лешие. И я должна тебе поверить, потому что?..

    — Потому что я говорю правду. А ещё потому, что охота продолжится. Саш, я пытаюсь защитить тебя, но если ты слепо лезешь Холмам прямо в руки, я мало чем могу помочь. Сегодня я уже почти опоздал!

    Едва сдерживаемое отчаяние Льва заставило Сашу вздрогнуть. Что-то подкупало в его эмоциях, его словах. Льву хотелось верить. В конец концов, Саша была альфа-редактором — человеком, способным залезть в чужую голову. Чем не фантастика уровня домовых да леших?

    — Допустим, я тебе верю. — Нервно облизнувшись, Саша подняла глаза. От принятого решения на душе стало чуть спокойнее. — Допустим, существуют и Обратный город, и Холмы. Чем им помешала я?

    — Это долгая история. — В первый раз с начала разговора Лев позволил себе улыбнуться краешком рта. Улыбка сгладила хищность черт, оставив взамен интеллигентное дружелюбие. — Тебе лучше устроиться поудобнее, прежде чем мы начнём.

    Саша кивнула, соглашаясь с задержкой, и направилась к холодильнику. Оправляющийся от шока организм требовал пищи, да и Льва следовало накормить — хотя бы в качестве благодарности. Вдобавок, кухонная рутина успокаивала. Саша любила готовить: не столько даже ради результата, сколько ради чёткой механики процесса.

    Трель мобильника застала Сашу посреди ответственного процесса выкладывания мяса на разогретую сковородку. Растеряно замерев с куском в руках, Саша уставилась на подрагивающий карман джинсов. Из короткого замешательства её вывел голос Льва; забрав у Саши мясо и мягко оттеснив её от плиты, он произнёс:

    — Ответь. Я тут управлюсь.

    Саша благодарно кивнула, сполоснула руки и вытянула уже откровенно надрывающийся телефон.

    Звонил Александр Евгеньевич. Встревоженный голос начальника заставил Сашу виновато поморщиться — она совсем забыла, что обещала позвонить ему. Тут же мелькнула мысль рассказать Александру Евгеньевичу обо всём произошедшем, но дальше полуоформившегося желания она не зашла. Саша хотела вначале сама разобраться в происходящем, а уже потом вовлекать в приключившийся с ней фарс третьих лиц.

    Так что она заверила Александра Евгеньевича, что с ней всё в порядке и, выслушав беззлобную лекцию о вреде забывчивости, повесила трубку.

    В квартире божественно пахло свежепожаренным мясом.

    Саша ненадолго остановилась на пороге, рассматривая, как ловко управляется на кухне Лев. Он двигался с инстинктивной уверенностью человека, находящегося в собственном пространстве, и Саше это нравилось. В жестах Льва читалась столь необходимая в данный момент стабильность, даже основательность — и ни грамма нервозности, грозившей захлестнуть саму Сашу прямо с головой.

    — У меня всё готово, — не оборачиваясь, произнёс он и рассеяно пробежался по сенсорным кнопкам варочной панели. — Достань, пожалуйста, тарелки.

    Саша достала, тут же отстранилась, пропуская Льва к раковине. Незатейливую нормальность происходящего немного пошатнул тот факт, что кастрюлю с макаронами Лев держал голыми руками, но Саша уже устала не верить своим глазам. На двоих они быстро раскидали по тарелкам нехитрый ужин и отнесли его на стол.

    Пару минут на кухне стояла относительная тишина, нарушаемая лишь звонким постукиванием вилок о тарелки. Саша растеряла часть аппетита после звонка Александра Евгеньевича, а вот Лев свою порцию уминал чуть ли не с довольным урчанием. Осилив большую часть, он сжалился над Сашей и принялся рассказывать:

    — Обратный город и Холмы — это изнанки Верхнего города. Географически все они находятся в одной точке, просто в разных плоскостях существования. Как соседние страницы одной и той же книги. — Вилка в руке Льва едва заметно дёрнулась, словно бы он в последний момент передумал подчёркивать слова жестом. — Потому, кстати, ты не видишь свою царапину: её нанесли на обратной стороне, а мы сейчас в Верхнем городе. Полукровкам доступны сразу две плоскости; они могут свободно переходить между своими городами и брать попутчиков. Помимо них существуют общие дороги: в Москве это метро. Оно ведёт и в Обратный, и в Верхний, и на Холмы. Чтобы люди случайно туда не попали, входы и выходы спрятали глубоко в туннелях.

    Лев немного помолчал, задумчиво ковыряясь в тарелке. Насколько Саша его понимала, он не был большим любителем пространных речей.

    — Многие вещи существуют во всех трёх городах одновременно. Но заселённое пространство полностью отдаёт себя своему хозяину. Жить в одних и тех же домах мы не можем: люди болеют, нечисть и духи голодают. Верхнему городу проще всего расширять свою территорию, он её создаёт. Обратный же и Холмы спорят за каждый освободившийся клочок. — Чем дальше рассказывал Лев, тем меньше лёгкости оставалось в его словах. С глубокой морщинкой между широких светлых бровей и опущенными уголками рта он внезапно показался почти старым. — Захватить чужие земли тяжело: надо согнать всех местных жителей и уничтожить их дома. Таким занимаются только люди, и то по незнанию. Взамен они же регулярно создают ничейную территорию, на которой не живут сами и на которой с радостью бы поселились мы — новые станции метро.

    Резким движением взъерошив и без того стоящие торчком волосы, Лев тяжело уставился за окно. Там вновь собралась гроза.

    — С одной стороны, туннели располагаются под землёй, а значит у Холмов на них больше прав. С другой, станции сделаны руками человека, и потому ближе Обратному городу. Чтобы споры за новые участки всякий раз не превращались в войну, мы договорились об… «игре». — Сердито фыркнув, Лев царапнул позабытую вилку кончиком загнутого когтя. — Раз в год, за день до летнего солнцестояния, представитель Холмов проходит по метро и оставляет в городе семь меток, которые «привязывают» станцию. В само же солнцестояние игрок Обратного должен пройти тот же маршрут из конца в начало, найти все метки и на их основе сплести свои чары. Если он уложится в те пять часов, что метро закрыто для пассажиров, то станция достанется его народу. Мы вправе мешать друг другу, но Обратный город недостаточно стар и могущественен, чтобы самостоятельно привязывать новые территории. Так что первопроходца обычно не трогают. Вот того, кто пытается распутать его чары…

    Лев пристально, словно бы оценивающе посмотрел на Сашу. Она невольно поёжилась под его тяжёлым взглядом и отвела глаза.

    — Поскольку мы не знаем маршрут первопроходца, на время игры нам требуется проводник. Полукровка, как ты. У вас есть особый талант, умение выбирать правильные решения: слова или пути, без разницы. Малую часть его вы используете, даже живя в Верхнем городе. В ночь Солнцестояния мы находим духа и проводника, на территории которых открылась новая станция, и они идут по маршруту.

    Внезапно голос Льва сорвался на хриплый полушёпот. Он зачастил, словно бы опасаясь, что его в любой момент перебьют:

    — Сегодня я игрок, а ты — мой проводник. И я прошу тебя помочь нам. Холмы выиграли последние четыре станции. Застройка Москвы с каждым годом всё плотнее и плотнее. Если так пойдёт и дальше, то нам негде будет жить. Город останется без культурной изнанки, без своей души. Это страшно, Саш. Я видел города, где нечисть победила духов, и где люди истребили обоих. Они мёртвые. Там можно выживать, но они превратились в бесконечную бездушную трясину.

    Сочетание лихорадочной мольбы и преданности дому тронуло и чуть напугало Сашу. Ей хотелось запустить ладонь в пушистую гриву, пригладить стоявшие дыбом вихры и уверить Льва, что всё будет хорошо. Не столько даже для его успокоения, сколько для своего собственного: такие сильные, искренние люди не должны были так теряться.

Продолжение

 

@темы: Сказки и истории

---

Москва-Обратная: часть первая (2/2)

    Оглавление:
    Часть первая: (1/2), (2/2)
    Часть вторая: (1/5), (2/5), (3/5), (4/5), (5/5).
    Эпилог: (1/1)
    Ссылки на скачивание полного текста:
    Формат .doc, Формат .pdf, Формат .txt

Москва-Обратная
Часть первая
Верхний город
20-21 июня 2013 года

    Саша мягко коснулась напряжённого плеча.

    — Я помогу тебе. Что я должна делать?

    Лев медленно поднял голову. Саша ожидала, что на его лице будет написано недоверие; возможно, радость. Взамен там отчётливо читалась вина, впрочем, через пару секунд сменившаяся хмурой решительностью. Неловко поджав когти, Лев накрыл Сашину ладонь своей и с чувством произнес:

    — Спасибо! Это очень смело с твоей стороны.

    — Как я поняла, раньше ещё никто не отказывался. — Смущённо отведя глаза, Саша дёрнула плечом.

    — Раньше Холмы не успевали найти нашего проводника до игры.

    Саша поёжилась и рвано вздохнула, и тут же рука Льва сжалась чуть крепче. Его шершавые и тёплые ладони напоминали лапы огромной кошки.

    — Я защищу тебя, — успокаивающе заверил он. — Любой ценой.

    В словах Льва звенела всё та же искренность, в которую Саше очень хотелось поверить. И всё же полностью избавиться от беспокойства ей не удалось.

    — Мы идём вдвоём?

    — Вдвоём, таковы правила. Мы не станем специально ввязываться в драки. К тому же, большая часть маршрута идёт через метро — во время игры это нейтральная территория, там нас не тронут. — Лев с полминуты помолчал, рассеяно поглаживая Сашину ладонь, затем хмуро продолжил: — Мне не нравится, что Холмы нашли тебя даже раньше, чем их первопроходец проложил маршрут. Боюсь, они снова попытаются напасть. Ночью я посторожу твой дом.

    — На улице?

    — Да. Не стоит подпускать их к тебе слишком близко.

    Саша кивнула, хотя ей и не хотелось оставаться в квартире одной.

    Лев не торопился уходить. Собрав грязные тарелки, он принялся хозяйничать у раковины, одновременно планируя следующий день:

    — Отправимся мы около одиннадцати вечера. За утро нам надо узнать, где первопроходец закончил маршрут. — По локти в пене от посудомоечного средства, с полотенцем через плечо — Лев выглядел кем угодно, только не стратегом перед битвой. — Это и есть работа проводника. Я смогу немного помочь тебе с твоим талантом, но завтра придётся повозиться.

    Слова Льва зародили в Саше неуверенность: вдруг у неё не получится найти «точку входа»? Вдруг у их путешествия не будет «пункта А», не то, что пятичасового марш-броска через весь город? Вдруг…

    Лев, в очередной раз каким-то шестым чувством уловив Сашино беспокойство, стремительно обернулся:

    — Саш, я имел в виду ровно то, что сказал: придётся повозиться. Больше ничего! Умение находить дорогу у тебя в крови, нельзя родиться проводником и не иметь его.

    — Логично… — Саша не знала, что ещё сказать, и потому незатейливо добавила: — Хорошо, я тебе верю. Хотя всё происходящее…

    — Страшно? Невероятно?

    — Не то, чего я ожидала от обычного пятничного вечера. — Смущённо фыркнув, Саша тихо призналась: — Я всё жду, когда прозвонит будильник.

    — Думаешь, это сон?

    — Ты мало похож на реальность.

    — Мне позволительно. Я всё-таки дух.

    Хотя лицо Льва оставалось серьёзным, даже чуть печальным, воцарившееся было на кухне напряжение быстро рассеялось. Лев вернулся к мытью посуды, Саша, стянув у него полотенце, принялась вытирать тарелки. Несколько минут она бездумно занимала руки, потом всё же не выдержала, спросила:

    — Дух, да? С обратной стороны. Значит, у тебя есть свой памятник или парк…

    — Не совсем. Я тоже полукровка: мой отец из Обратного города, мать — с Холмов. Нам своих топонимов не полагается.

    — Холмы и Обратный город? — Саша недоверчиво уставилась на отскребающего жир со сковородки Льва. — Разве они не враждуют?

    — Мы не хотим уничтожить друг друга, если ты об этом. Просто со временем нам стало тесно в одном городе.

    Саша внутренне нахмурилась. После нападения она воспринимала Холмы несомненно злой силой, опасной нечистью из мифов. Считать её просто чем-то «иным» оказалось труднее.

    — И много таких полкуровок, как ты?

    — Не очень. Меньше, чем таких, как ты. — В последний раз выжав губку, Лев повернулся к Саше. — И Холмы, и Обратный ближе к людям, чем друг к другу. Мы можем жить рядом, но не умеем находить общий язык. Слишком разные у нас цели и методы.

    — А твои родители? Как они-то сошлись?

    — Отец очень стар. С возрастом ему стало ближе спокойствие Холмов, и он начал проводить там почти всё своё свободное время. Особенно после того, как люди почти забыли о нём.

    — И кто он?

    — Знаешь Передние Ворота в Коломенском? — Саша кивнула. — Рядом с ними изначально стояли четыре механических льва. Они двигались, рычали и дышали огнём, когда гости подъезжали к воротам. Дух этих львов — мой отец. А моя мать — полудница. Из молодых, которые появились уже после того, как овраги Коломенского отошли Холмам. Потому-то они с отцом и нашли общий язык: он уже устал от традиций Обратного города, её ещё интересовало всё новое.

    — Они до сих пор вместе?

    — Нет. Разошлись сразу после того, как я родился. — Лев рассеяно махнул рукой, словно бы расставание его родителей было скучнейшей вещью на свете; Саша по себе знала, как глубоко в мозгах сидят подобные защитные реакции, и не стала комментировать. — Но со смешанными парами всегда так. Это нормально.

    Вот именно.

    Не давая Саше задать следующий вопрос, Лев взглянул на часы и деловито произнёс:

    — Мне пора. Тебе, кстати, тоже. Если мы хотим завтра всё успеть, то встать надо будет, как только первопроходец закончит маршрут. Я подниму тебя в шесть.

    Обсуждений решение Льва явно не подразумевало. Саша проводила его до дверей и пообещала никому не открывать до самого утра, а так же немедленно звать на помощь, ежели чего случится. Почему-то рутинный обмен номерами мобильных телефонов заставил Сашу нервно хихикнуть. Поцарапанный смартфон Льва с трещиной в уголке экрана никак не вязался с ребёнком механической статуи и древнеславянского духа.

    Ушёл Лев опять почему-то босым.

    Саша честно думала, что после такого вечера ещё долго не сможет уснуть: ей по меньшей мере требовалось обдумать услышанное. Но попытка разложить информацию по полочкам закончилась тем, что по голове заметался рой разрозненных мыслей. Против собственной воли Саша цеплялась за всякие мелочи: невыговариваемое имя напавшей под аркой нечисти, образ весеннего Коломенского с его недавно укреплёнными оврагами, всё те же злополучные ботинки Льва. Существование неких мистических, а то и откровенно магических изнанок Москвы — вдобавок родины Сашиной матери — оставалось голым фактом. Он напоминал брошенный в ручей булыжник: и до, и после него вода продолжала течь, как и текла.

    А ещё Саша никак не могла точно вспомнить момент, когда же именно она поверила Льву.

    Саша проснулась посреди ночи, схватившись за истерично колотящееся сердце и задыхаясь. Она не помнила, что ей снилось, хотя кошмар оставил после себя почти реальное ощущение давящей на грудь тяжести. Царящие в комнате вязкая духота и темнота — по настоянию Льва Саша задвинула шторы и закрыла окна, — лишь сильнее размывали границу между сном и явью.

    Электронный циферблат часов на прикроватной тумбочке показывал четверть второго. Разодранное плечо, потревоженное резким подъёмом, дало о себе знать вспышкой жгучей боли. Саша слепо нашарила оставленное под рукой обезболивающее, но не нашла воды. Пришлось идти на кухню, непривычно светлую после темноты спальни. Фонарь бил прямо в окно, не спасали даже полуприкрытые жалюзи. Раздвинув парочку лент, Саша нерешительно выглянула на улицу.

    Льва она увидела сразу. Он сидел на скамейке перед подъездом, ссутулившись и поджав босые ноги — напоминая спящего. Затем Лев пошевелился, резко вскинул голову и посмотрел прямо в окно. Осознание, что за ней присматривают, успокоило Сашу, чуть ослабило тяжесть в груди. Размеренная тишина ночного двора по-своему убаюкивала: мерцали подъездные фонари на противоположном конце дома, ветер играл ветвями приютившегося у стены палисадника, низкая луна одинокой копейкой висела над самой крышей…

    Саша не знала, сколько времени она вот так бездумно таращилась за окно. Только почувствовала, что выкинуло её из транса так же резко, как и раньше из сна, а к бешеному сердцебиению добавился редакторский зуд. Не такой сильный, как накануне под аркой, но Саша всё равно испугалась. Она метнулась в комнату за мобильным, дрожащими руками нашла контакт Льва. Он ответил сразу, Саша даже не успела вернуться к окну.

    — Они здесь, — испуганно выпалила она в трубку. — Я… чувствую. Как днём. Они…

    — Всё в порядке, — спокойная уверенность в голосе Льва напоминала его физическое присутствие, тёплое и успокаивающее. — Я знаю. Не волнуйся, я с ними разберусь. Тебе ничего не угрожает.

    Тяжело выдохнув мимо микрофона, Саша вновь выглянула на улицу. Теперь Лев стоял на самом краю тротуара, всматриваясь в неосвещённую часть двора. С мобильным у уха он походил на припозднившегося пятничного гуляку, в темноте потерявшего своего приятеля.

    — Иди спать, Саш, — слова прозвучали не просьбой или приказом, а скорее мягким упрёком. — У нас впереди очень долгий день.

    Повесив трубку, Лев не стал оборачиваться и проверять, послушалась ли его Саша. Наоборот, он убрал телефон в карман плаща и решительно двинулся вглубь двора. Несколько минут ничего не происходило, и Саша вновь ощутила подступающую к горлу панику, как вдруг что-то зашевелилось на детской площадке.

    Лев (освещения не хватало, но высокая массивная фигура двигалась с уже ставшей знакомой плавностью) тащил кого-то по земле. Несмотря на крошечные размеры этого «кого-то» — Лев управлялся с ним одной рукой — тот всё равно яростно сопротивлялся, пытаясь вырываться. Даже до Сашиного третьего этажа доносились бессвязные гневные вопли; красноречивость интонаций с лихвой компенсировала невнятность слов. Возмущение, ярость, страх… Кем бы ни был их ночной гость, на праведное негодование он не скупился.

    Свою добычу Лев приволок к подъезду, под самый фонарный столб. Попав в круг света, пленник утих, перестал дёргаться и ещё сильнее сжался. Саша наконец-то смогла его рассмотреть: клок пушистой тьмы с тонким дымчатым хвостиком и парой ещё более тонких ручек походил на потрёпанную детскую игрушку. Особенно когда Лев намотал хвост себе на кулак и поднял его над головой, поближе к лампе фонаря. Раскачивающееся полусдувшимся воздушным шариком существо тут же широко распахнуло огненно-оранжевые глаза и пасть — словно бы открыло створки ярко полыхавшей печки — и захныкало.

    Лев дал ему выплакаться, безо всякого труда удерживая тщедушное тельце высоко над головой. Когда существо, наконец, замолчало и повисло, заломив костлявые руки, Лев пару раз его тряхнул и поднёс ближе к лицу. Саша могла только догадываться, как её новый знакомый заставил своего пленника отвечать, но получив всю необходимую информацию, Лев не стал особо церемониться. Размотав часть хвоста, он раскрутил тельце над головой и зашвырнул его обратно во двор. Судя по тому, что несколько секунд спустя в небо взметнулись три тесно прижатые друг к другу оранжевые искорки, оставаться и рисковать вновь попасть Льву в лапы гость с Холмов не стал.

    Сам Лев проводил удравшего соперника долгим, пристальным взглядом. Массивная неподвижная фигура, замершая посреди круга света, выглядела настолько сюрреалистично — чудом оказавшийся в московском дворе гранитный памятник, — что Саша невольно ей залюбовалась. Да так сильно, что внезапно оживший в руке телефон заставил Сашу испуганно подпрыгнуть. Она со второй попытки ответила на звонок, и только после этого Лев вынул трубку из кармана и поднёс к лицу.

    — Теперь-то ты пойдёшь спать?

    Удивительно, но заботы в вопросе оказалось больше, чем недовольства. Саша виновато потопталась на месте, затем ответила:

    — Да. Теперь — да. — Немного помолчав, она неуверенно спросила: — А он точно не вернётся?

    — Она. Крикса. И да, она точно не вернётся.

    — Кто?

    Тяжёлый вздох Льва и послышался через телефонную трубку, и даже был виден сквозь окно.

    — Завтра, Саш. Любопытство может потерпеть, а тебе нужен отдых.

    — Пожалуйста…

    — Крикса, — сдался Лев, — или ночница. Призрак бездетной ведьмы. Обычно охотится на младенцев. К тебе её приставили наблюдателем.

    — А кошмары они насылать умеют?

    Лев чуть расслабился: прежде напряжённые плечи опустились, голос стал ниже и тише. Медленно качнув головой, он ответил:

    — Нет. Тебе приснился кошмар?

    — Наверное. Не знаю. — Саша потёрла костяшками лоб, переложила телефон из одной руки в другую. — Я просто так резко проснулась… Кажется, после твоего рассказа я начинаю видеть чертовщину и там, где её нет.

    — Всё в порядке, — в который раз за день успокоил её Лев. — Я ещё раз осмотрю двор. Но ты всё равно попытайся заснуть, хорошо? Мне так будет спокойнее.

    — Хорошо.

    Не отнимая трубки от уха, Саша вернулась в спальню. Сквозь динамик доносились разнообразные уличные шорохи, шелест плотной ткани — признак того, что верный своему слову Лев отправился в дозор. Когда относительная тишина двора сменилась шумом проезжей части, Саша пробормотала неуверенное «Спасибо» и выключила телефон.

    Заснула она даже до того, как успела полностью забраться под одеяло.

    Больше кошмары Сашу не мучили. Она мирно проспала до самого утра, когда Лев разбудил её аккуратным прикосновением к плечу, чуть повыше бинта. Саша пару раз моргнула, потянулась — радостно отметив, что от боли в руке осталось лишь щекотное покалывание — и дружелюбно улыбнулась Льву.

    После чего сообразила, что в квартире его, вообще-то, быть не должно. Дверь на ночь заперли на все замки, ключи лежали у Саши в рюкзаке, а представить себе Льва, в шесть часов утра на глазах у дворников лезущего в окно, оказалось труднее, чем поверить в живущую под Москвой нечисть. Саша на всякий случай повела плечом, убеждаясь, что вес и тепло когтистой ладони ей не привиделись, но Лев явно был здесь. Во плоти.

    — Доброе утро. — Убрав руку, он присел на край кровати. Саша отдвинулась к изголовью, подтянула колени к груди и плотнее укуталась в тонкое летнее одеяло. — Как ты себя чувствуешь? Кошмары?

    — Никаких. А как ты здесь…

    — Это терпит, — мягко перебил её Лев. И улыбнулся: так широко, что в уголках глаз собрались не по возрасту глубокие морщинки. Похлопав по матрасу рядом с Сашиной ногой, он добавил: — Вставай. Я приготовлю тебе завтрак, и мы займёмся делом.

    После чего вышел, оставив Сашу недоуменно таращиться на вежливо прикрытую дверь.

    Дикий в своей обыденности диалог заставил вновь задуматься о том, насколько реально всё происходящее. Но, если вечером Сашина голова отказывалась переваривать новую информацию, то за ночь мысли улеглись, и пришло внезапное равнодушие. Духи, нечисть, созданные человеческой культурой мистические изнанки… столько всего, что Саша могла только пожать плечами и скучно про себя спросить «Ну и?».

    Шок, незатейливо решила она, переодеваясь и расчёсывая спутавшиеся за ночь волосы. А затем подмигнула своему отражению в зеркале — заспанному и мутноглазому — и вышла в коридор.

    На кухне аппетитно пахло яичницей и кофе. Причём настоящим, сваренным в джезве (и как только Лев её нашёл… последний раз многострадальную мятую посудину Саша видела года два тому назад), а не растворимым полуфабрикатом. Судя по терпкому аромату, не остался незамеченным и ящик с приправами. Саша, никогда не бывшая любительницей плотных завтраков, жадно сглотнула наполнившую рот слюну.

    — Садись. — Не отворачиваясь от плиты, Лев локтём указал на стол, где уже стояли чистая посуда, хлебница под бумажной салфеткой и тарелка с нарезанным кубиками сыром. — У меня всё готово.

    Саша послушно уселась, цапнула кусочек сыра и, ощущая себя гостем в собственном доме, принялась наблюдать за тем, как Лев раскладывает их завтрак по тарелкам. Яичницу он разделил поровну, докинув Саше пару ломтиков помидоров со своей половины. Кофе же отдал полностью. Себе Лев приготовил чай, заварив щедрую горсть прямо в чашке.

    Завтракая, Саша исподтишка наблюдала за Львом; несмотря на бессонную, беспокойную ночь, усталым он не выглядел. Взъерошенным — да, что для него, несомненно, являлось нормой. А вот отсутствие теней под глазами несколько удивляло. Впрочем, а что Саша знала о физиологии духов? Своим завтраком Лев наслаждался, равно как и ужином накануне вечером — но это вовсе не означало потребность в ежедневном восьмичасовом сне.

    Спрашивать было как-то неудобно. К тому же, у окончательно проснувшейся Саши нашлись вопросы и поважнее:

    — Ты так и не объяснил, как вернулся в квартиру. Дверь я точно запирала.

    Лев лукаво усмехнулся, на мгновение отвлёкшись от попытки подцепить на вилку последний кусок яичницы. В делах, требующих особой аккуратности, длинные когти ему всё же мешали.

    — Через обратную сторону. Там немного проще с замками и стенами.

    — У моей квартиры есть обратная сторона? — Саша нахмурилась. Несмотря на равнодушное приятие магических изнанок, в их географии и взаиморасположении она так и не разобралась.

    — Она есть у всего. Рядом с полукровками и в их жилищах границы между городами истончаются, следовательно, в твоей квартире я могу свободно уходить и возвращаться в Верхний. Хотя сам принадлежу Обратному и Холмам.

    — А почему тогда я никогда раньше не попадала на обратную сторону? Случайно там, или…

    — Попадала. Просто не замечала этого.

    — Но…

    — Архитектура обратной стороны мало чем отличается от Верхнего города. Иногда надо знать, куда смотреть, чтобы увидеть разницу. И, коли уж мы заговорили о твоём таланте, — поднявшись из-за стола, Лев деловито потащил грязную посуду в раковину, — думаю, нам пора заняться делом. Маршрут уже проложен, так что можем начинать искать точку входа.

    Расчистив стол, Лев вытащил из кармана джинсов плотный целлофановый пакет. Из пакета он достал бумажную карту Москвы: потрёпанную, с многочисленными заплатками, отражающими изменения в городской планировке. Заплатки лезли друг на друга, лишь в самом центре оставляя несколько клочков исходного рисунка. Бумага там пожелтела и обмякла, став мягче хлопковой ткани.

    В развёрнутом состоянии карта заняла весь стол, и ещё четверть свесилась с дальнего края. Лев разложил карту так, что ближе всего к Саше оказался её родной Южный округ. Прочерченные от руки цветные линии и кружочки соответствовали веткам и остановкам метро, а одну из них — свежеоткрытую «Алма-Атинскую» — кто-то трижды подчеркнул простым карандашом. Полустёртые следы грифеля виднелись и вокруг «Зябликово», открытого годом ранее.

    Заметив Сашин интерес, Лев негромко прокомментировал:

    — Поэтому Холмы так быстро тебя и нашли: две близко расположенные станции подряд участвуют в игре. В том году они приметили всех активных проводников Юга и Юго-Востока, теперь пытаются заранее вас остановить.

    Саша кивнула, принимая информацию к сведению.

    — Хорошо, — разгладив уголок полуоторвавшейся заплатки в самом конце Каширского шоссе, Саша внимательно посмотрела на Льва, — что мне надо делать?

    — Определить станцию, где вышел первопроходец. — Он разом собрался: выпрямился и расправил плечи, даже убрал из голоса привычную вкрадчивую мягкость. — Каждый проводник по-своему ощущает правильную дорогу: кто-то видит символы, кто-то ориентируется на запах, кто-то играет в «горячо-холодно». Ты должна найти свой способ.

    — Я же вчера тебе говорила: альфа-редакторы реагируют зудом за глазами. — Отсутствие конкретных указаний Саше определённо не понравилось. — Разве это не оно?

    — Не совсем. Дар не должен вызывать дискомфорт, он часть тебя. Скорее всего, ты, вместо того, что бы прислушаться к нему, сразу начинаешь реагировать. Отсюда и неприятные ощущения.

    — Нас так учили!

    — Я понимаю. — Лев придвинулся на полшага и вернулся к прежним дружелюбным интонациям: — Просто вас учили неправильно. Среди жителей Верхнего города нет толковых учителей, а я хотя бы знаю, о чём говорю. Позволь мне помочь тебе.

    Саша кивнула, признавая правоту Льва.

    — Спасибо. Давай начнём с того, что ты уже умеешь. Сейчас ты что-нибудь ощущаешь?

    Саша внимательно посмотрела на карту. Пёстрая мозаика заплаток не цепляла дар, поскольку Саша не была визуальщиком; мелко выписанные же названия с такого расстояния сливались. Ей и раньше попадались вещи, на которые талант альфа-редактора не отзывался сразу — чаще всего филигранно вычитанные авторами тексты, — но на нынешнюю задачу они походили мало. Впрочем, никто не запрещал Саше поступить с картой так же, как и с теми чистенькими текстами: не зарываться в детали, а мысленно отступить на пару шагов и работать с объектом в целом.

    Первые несколько минут (возможно даже полчаса — во время работы Саша никогда не могла уследить за временем) ничего не происходило. Карта не отзывалась, сколько бы Саша ни думала о лоскутном ковре заплаток, шелесте изгибов и наползающих друг на друга чернильных пометках. Разрозненные и статичные мысли не желали сцепляться, взамен бестолково бегая по голове. А затем Саша вдруг поймала себя на том, что уже некоторое время потирает лоб и виски. Едва ощутимая реакция не относилась ни к какому конкретному месту на карте, просто за глазами сновали знакомые муравьи.

    — Чувствуешь? — в голосе Льва звенело почти что детское предвкушение.

    — Немного.

    — А теперь забудь об этом. Ищи то, что лежит за первой реакцией. Какое-то новое ощущение, неуместную мысль. Нечто постороннее.

    Саша резко выдохнула сквозь сжатые зубы. Сказать «Забудь» и «Ищи» просто, а вот сделать… Поймав редакторский зуд, она не могла думать ни о чём другом, слишком настырно он требовал внимания.

    Вопреки совету Льва, Саша не стала игнорировать свой неправильно выдрессированный дар, наоборот, последовала за ним. «Фонила» вся карта целиком, хотя отдельные места отзывались сильнее прочих: опечатки, устаревшие названия, неправильная нумерация домов. Не рискуя лишний раз трогать ветхую бумагу, Саша нарвала клочков салфетки и принялась закрывать ими ошибки. Поначалу они находились легко. Всего за двадцать минут мелкое белое конфетти обильно усыпало карту, а вот дальше дело застопорилось: стоило Саше подумать, что она нашла все ошибки, как зуд за глазами слегка усиливался. И ей снова приходилось выискивать крошечную деталь, зацепившую редакторский дар.

    Саша провозилась с картой добрый час, не обращая внимания на уходящего и приходящего Льва. Пару раз из гостиной доносились обрывки телефонных разговоров; хлопала входная дверь. В какой-то момент у Сашиной руки материализовалась чашка свежезаваренного чая, тут же позабытая за очередной найденной ошибкой.

    Закончив с привычной работой, Саша начала понимать, о чём говорил Лев: карта ещё «фонила», но где-то совсем на периферии сознания. Не физическим даже ощущением, а скорее низким размеренным гулом. Повинуясь смутному желанию, Саша склонилась над картой и вчиталась в мелкие буквы. Названия станций метро выглядели так, словно кто-то пытался стереть их с ветхой бумаги. Саша мягко коснулась ближайшего, царапнула линию соседнего переулка. Подушечку пальца слегка кольнуло, будто бы между бумажных волокон застряла крошечная песчинка.

    Саша повторила эти действия со следующей станцией и ещё с одной за ней. Каждая отозвалась деликатным покалыванием: Замоскворецкая ветка, Серпуховская, Калининская… Саша методично шла по часовой стрелке, за десяток-другой секунд ловя одинаковые отклики. Ничего не менялось. И всё же чувство необъяснимой, абсолютной уверенности заставляло не торопиться и спокойно делать свою работу.

    Работа, и даже не сложнее вычитки очередного романа. Просто прежде Саша не пробовала вычитывать тексты, которые уже признали готовыми.

    Первый проход результатов не дал, но Саша на него особо и не надеялась. Она ненадолго отошла от стола, выпрямилась и потянулась; уставшие из-за неудобной позы мышцы отозвались тянущей болью. К Сашиному удивлению, время приближалось к полудню.

    — Сколько в Москве станций метро? — спросила она, чтобы отвлечься.

    — Сто девяносто четыре, — тут же отозвался Лев. — А что?

    — Да нет, ничего… просто никогда раньше не задумывалась. Не думала, что их так много.

    Лев хмыкнул и вернулся к прежнему своему занятию. Только в этот момент Саша заметила стоящую на подоконнике аптечку. Сам Лев скомканной тряпкой протирал костяшки левой руки; некогда белую ткань теперь покрывали ярко-алые разводы. Помимо сбитых костяшек Саша заметила глубокие царапины на предплечьях и уже покрасневший синяк на скуле.

    Саша с трудом сглотнула застрявший в горле ком. За вознёй с картой она полностью забыла об охоте, которую на них объявили Холмы, и о том, что Лев рисковал шкурой на своих патрулях.

    — Т-тебе помочь? Прости, я не видела…

    — Всё в порядке. — Он улыбнулся, словно бы и не сидел с разбитыми руками и лицом. — Я не хотел отвлекать тебя.

    — Лев!

    — Саш?

    Она добрых полминуты рассматривала припухшие царапины, затем нашла взглядом чуть прищуренные зелёные глаза. Лев искренне не понимал, что так возмутило Сашу. А она не знала, сдержится ли, и потому молча вернулась к карте.

    Через несколько минут тишина стала невыносима. Не поднимая головы, Саша спросила:

    — Кто тебя так?

    — Холмы, — коротко ответил Лев. И ничего не добавил.

    Раздражение не мешало. Желание и готовность сорваться по любому поводу обостряли чутьё: Саша кончиками пальцев ощущала малейшие различия в текстуре карты. Плотная матовая фотобумага обозначала станции, принадлежащие Обратному городу; качественная писчая — Верхней Москве; цветной крафт — расположенные на территории Холмов. Подписи различались не меньше, говоря как об истории карты, так и о количестве её владельцев. Большинство свежих, не смазанных ещё правок было сделано одним человеком, почти наверняка Львом.

    Но все увиденные мелочи не помогли Саше найти одну-единственную станцию, отличающуюся от остальных: вторая попытка окончилась так же безрезультатно. Что пугало и злило. Мысли о неизбежном поражении царапали, как попавший в ботинок острый камешек, и никак не хотели выбираться из головы.

    От предложения Льва прерваться и отдохнуть Саша отмахнулась с мрачной целеустремлённостью человека, решившего любой ценой довести дело до конца.

    — Не загоняй себя, — тихая просьба прозвучала из-за Сашиной спины, мягко и настойчиво. — Оно бессмысленно.

    — У меня ни черта не получается!

    — Я знаю. Это не повод издеваться над собой. Расслабься.

    Неохотно Саша последовала совету. Выпрямилась, кончиками пальцев продолжая касаться карты, закрыла глаза, медленно выдохнула. Ладони Льва тяжело и уютно легли на плечи и сжали окаменевшие мышцы. Всей спиной Саша ощущала исходящее от его тела тепло. В жаркий летний день оно мешало, но быстро исчезающая боль стоила незначительного дискомфорта. К тому же, Лев определённо знал, что делает. Чёткость его движений отзывалась внутри странной уверенностью — абсолютно самостоятельным чувством.

    Неловко выгнувшись, дабы не помешать Льву и дальше творить свою магию, Саша притянула карту и остановилась тогда, когда между расставленных ладоней оказался очерченный Бульварным кольцом центр. Пойманное чувство правильности усилилось, быстро вытесняя все остальные: и разочарование, и надежду, и азартное предвкушение. Лев замер; его дыхание, щекочущее Саше загривок, наоборот зачастило. Она передвинула правую руку на пару сантиметров — скользнула ей по бумаге, словно поглаживая строптивое животное.

    Пять станций попало под Сашину ладонь. Вело же чувство правильности к треугольнику «Тургеневская»-«Чистые пруды»-«Сретенский бульвар». Вокруг него сходились сразу три заплатки, все из разной бумаги. Не так давно открытый «Сретенский» принадлежал Холмам, и Саше вспомнились слова Льва о том, что Обратный город уже несколько лет подряд проигрывал в их игре.

    Саша кончиком указательного пальца обвела треугольник станций. Раз, другой… На третий она ногтем прочертила линию между двумя выходами «Тургеневской» и с уверенность, какой не испытывала никогда ранее, с какой даже имени собственного не знала, поняла: «Оно».

    — Это точно, Саш? — Подавшись вперёд, Лев положил левую руку на карту. Два оранжевых кружка выходов оказались чётко промеж их ладоней.

    — Абсолютно. Вход здесь.

    — Хорошо… Хорошо!

    Развернув Сашу к себе лицом, Лев крепко её обнял.

    Только уткнувшись носом в тёплое жёсткое плечо, Саша поняла, что никаких доказательств у неё нет — одна лишь уверенность. Тут же в голове обосновался целый ворох сомнений: а получится ли в следующий раз, а точны ли предсказания, а не придётся ли вернуться к прежнему способу работы с даром, грубому и неэффективному... Лев, своим невероятным чутьём распознав её страхи, тут же обнял Сашу ещё крепче.

    — Не волнуйся, ты справилась.

    — А что, если дальше…

    — Никаких «если». Смотри.

    Чуть отстранившись, Лев подтолкнул Сашу к окну. Там, вместо простого московского двора, через который она каждый день ходила на работу и возвращалась с работы, раскинулся одновременно и знакомый, и незнакомый пейзаж.

    Он сохранил ровно ту же планировку: небольшие асфальтовые площадки с лавочками перед каждым подъездом, дорога с припаркованными машинами, за ней сам двор. Треть его занимала детская площадка, ещё четверть — хоккейная коробка, а дальше росли молодые деревца и тянулись узкие цветочные клумбы с оградами из низкорослого кустарника.

    Точнее, молодые деревца и низкорослый кустарник росли здесь утром, когда Саша в последний раз выглядывала в окно. Теперь же двор выглядел как образцовый английский парк. Высокие каштаны закрывали противоположное крыло дома до седьмого этажа, столетние дубы бросали тени на разнотравье газонов и полузаросшие плиты дорожек, а на месте хоккейной коробки появился окружённый ивами прудик. Небо было пасмурным, и, несмотря на середину дня, во дворе светили фонари; их подвесные плафоны мерно покачивались на ветру.

    Несмотря на идеальный порядок, что-то в печальной атмосфере двора-парка подсказывало, что к нему давно не прикасалась рука человека.

    — Что это? — восхищённо и немного испуганно спросила Саша.

    — Обратная сторона. Здесь тебе проще пользоваться своим даром. Ты инстинктивно ушла сюда, когда задача стала слишком тяжёлой.

    Саша сглотнула, чуть повернулась ко Льву. Он выглядел почти счастливым — как человек, под конец тяжёлого дня вернувшийся домой.

    — А здесь живёт кто-нибудь из… духов?

    — Во дворе? Нет. — Лев улыбнулся краешком рта: доброжелательно, но невесело. — Спальные районы — территория Верхнего города, жить здесь мы не можем.

    — Вам нужны менее людные места?

    — Менее людные, более старые, с хорошими культурными традициями: библиотеки, бульвары, театры… не дома.

    — А Холмы?

    — Тоже нет. — Лев немного помолчал, раздумывая. — Холмы ещё требовательнее к уединению. Им нужны пустыри, чащи. Заброшенная земля. Когда в девяностых стали останавливаться заводы, территория Холмов выросла почти на треть. И численность тоже. А потом люди вернулись, и теперь Холмам тесно. Они готовы драться за любой клочок.

    — Ваша игра — она из-за этого появилась?

    — Не совсем. Игра гораздо старше, но до двухтысячных станции делились более или менее поровну. За последнюю же дюжину лет мы выигрывали только трижды.

    Саша хмуро кивнула. Слова Льва оставили неприятное послевкусие: осознание масштаба ответственности, которую накладывало участие в игре.

    — Ты можешь показать мне Холмы?

    — Сейчас?

    — Да. Мне нужно понять, что они такое. И не посреди маршрута, когда за нами будет гнаться толпа нечисти.

    — Хорошо. — Лев притянул Сашу к себе и внимательно посмотрел ей в глаза. — Держись крепче. Переходы с чужой помощью поначалу сбивают с толку.

    Рекомендация не сильно помогла Саше справиться с тошнотворным ощущением, будто бы все её внутренности одновременно дёрнуло вниз, как в самолёте при резком снижении. Саша покачнулась, Лев её аккуратно придержал за плечи и тут шепнул прямо в макушку:

    — Можешь открыть глаза.

    Если московский и обратный дворы сохраняли хоть какое-то подобие схожести, то изнанка с Холмов ничем не напоминала свой первоисточник.

    Теперь это был кусок старого, когда-то давным-давно захватившего город леса: разломанные глыбы бетона и асфальта торчали на месте детской площадки, переплетённые разворотившими землю корнями. Если парк обратной стороны достигал средних этажей, то сосны Холмов тянулись до самой крыши. Немногочисленные оставленные во дворе машины проржавели насквозь и служили пристанищем для колоний мха и сизого вьюнка. Высокое, пронзительно-голубое небо без единого облачка завершало картину торжества природы.

    Людям в подобном пейзаже места не оставалось, и потому едва заметное движение во дворе тут же привлекло Сашино внимание. То, что она вначале приняла за мшистый булыжник, вдруг пошевелилось, выпрямилось и оказалось невысоким длиннобородым человечком. Мох то ли рос прямо на нём, то ли служил ему своеобразной одеждой.

    Несмотря на расстояние, Саша отчётливо ощутила на себе тяжёлый взгляд человечка. Ничего доброго он не обещал.

    — Кто это?

    — Леший. — Лев низко рыкнул, ощерившись на их наблюдателя. — Следит за нами.

    — Логично… ты с ним подрался?

    — Саш…

    Саша обеими руками обхватила ладонь, что лежала у неё на плече, и поднесла к глазам. Мелкие царапины на сбитых костяшках уже подсохли и начали заживать, кое-где даже виднелись розовые нитки молодой кожи. Кончиками пальцев огладив контур ссадины, покрывающей добрую половину запястья, Саша негромко произнесла:

    — Я за тебя переживаю.

    В ответ на её признание Лев улыбнулся: покровительственно, как маленькому ребёнку, и чуть смущённо. Свободной рукой он потрепал Сашу по волосам.

    — Я тоже, Саш. Я тоже.

    В первый раз с того момента, как они покинули Верхний город, Саша внимательно посмотрела на Льва.

    Она сразу же заметила почти полное отсутствие когтей: за кончики пальцев теперь высовывались только самые края, будто бы Лев по-кошачьи втянул их. Волосы стали длиннее, до плеч, и гораздо пестрее — настоящая гордая грива, песочно-жёлтая у висков и лба и осенне-рыжая на затылке. Глаза, оставшись светло-зелёными, приобрели свойственную хищникам стеклянную ясность.

    Сашино изучение не осталось незамеченным.

    — Это нормально, — в голосе Льва не слышалось ни намёка на возражение, — мы все выглядим немного по-разному в Верхнем городе и на изнанках.

    — Все?

    — Все.

    Заговорщицки подмигнув, Лев провёл рукой по Сашиным волосам. Что-то зашелестело, пахнуло августовским лесом, приятная щекотка пробежала от затылка Саши до основания шеи. Лев довольно улыбнулся и продемонстрировал полную горсть разноцветных липовых листьев.

    Не доверяя своим глазам, Саша запустила обе ладони в волосы — и тоже вытащила их не пустыми. Она бросилась в ванную, к зеркалу; оно отразило Сашу такой же, какой она была и день, и неделю назад, только не с прямыми русыми волосами, а с копной упругих кудряшек, присыпанных листьями. Саша на пробу вытряхнула ещё горсть, но меньше их не стало. Жёлтые и красные всполохи жизнерадостно выглядывали из-за тугих спиралей, сопровождая каждое Сашино движение тихим шорохом.

    — Тебе идёт. — Отражение Льва появилось за Сашиной спиной, загораживая и ванную, и выход в коридор. — Ты похожа на свою мать.

    — У всех духов парков есть что-то такое? — Для выразительности Саша дёрнула за одну из кудряшек.

    — Что-то есть, у каждого своё. В отличие от нечисти с Холмов и от людей, духи Обратного мало похожи друг на друга.

    — Даже если мы наследуем наши черты от родителей?

    Вопрос заставил Льва напрячься. Саша не заметила бы короткое, резкое движение: сжавшиеся кулаки, дёрнувшиеся плечи — если бы новоявленный дар не заставил её перевести взгляд с собственного отражения на отражение Льва.

    — Мы немного заигрались, — вместо привычной хрипотцы в его голосе послышалась почти юношеская звонкость, — пора возвращаться. Я хочу, что бы ты немного отдохнула перед игрой.

    Поняв, что дальше задавать вопросы бесполезно: слишком болезненна для Льва тема родителей — Саша взяла протянутую ей руку и закрыла глаза. В этот раз земля не ушла из-под ног, а лишь слегка качнулась, так что Саша безо всякого труда удержалась на своих двоих. Лев отпустил её почти сразу, и его поспешность неприятно кольнула под сердце.

    Несколько секунд неловко потолкавшись друг вокруг друга, они договорились заняться обедом, для чего требовалось сходить в магазин. Памятуя о следящем за домом лешем, Лев категорически отказался отпускать Сашу одну.

    Волнуясь об опасностях настоящих, хоть и полумистических, они совсем забыли о повседневных угрозах. Только на улице, с разбегу наткнувшись на четыре цепких взгляда, Саша вспомнила о старушках, по лету собирающихся на лавочке у их подъезда. «Полиция нравов» сурово посмотрела вначале на Сашу, затем на Льва, потом опять на Сашу и дружно цокнула языками. В коротком звуке осуждения прозвучало больше, чем в обвинительном приговоре на тридцати листах.

    Саша не сомневалась: о том, что его дочь водит домой мужиков в полтора раза старше себя, отцу доложат и в Питер.

    «Мужик» же, не обременённый Сашиными размышлениями, по очереди улыбнулся каждой старушке и решительно двинулся в сторону магазина.

    Для полноты картины магазин оказался под завязку набит знакомыми лицами. На галантно таскающего корзинку Льва соседи смотрели с удивлением; кто-то откровенно перешёптывался. Пара девушек — одноклассницы Саши из её ещё первой школы — подошли поздороваться, хотя последнюю дюжину лет их общение сводилось к кивкам издалека. Лев на повышенное внимание к своей персоне не обращал никакого внимания, но стоило кому-то подойти к Саше слишком близко, как он немедленно оказывался между ней и потенциальной угрозой.

    Саша терпела, хотя и периодически заливалась краской по самую макушку.

    В мучительном походе нашёлся один светлый момент: Саша внезапно обнаружила бытовое и невероятно полезное применение своему заново открытому дару. Стоило ей прикоснуться к чему-то съестному, как внутреннее чувство правильного заставляло передвинуть руку на самый свежий продукт. Саша немного поэкспериментировала, проверяя свои возможности и ограничения. Вид продукта значения не имел: подгнившие яблоки она чуяла с тем же успехом, что и чёрствый хлеб. А вот без касания метафорическая лампочка не зажигалась. Саша пробовала смотреть, нюхать, даже рискнула лизнуть пару апельсинов — всё без толку. До тех пор, пока она голой рукой не прикасалась к исследуемому объекту, дар молчал.

    Лев за Сашиными экспериментами наблюдал с величественной невозмутимостью египетского сфинкса, даром что в глазах у него плясали смешинки. Но минут через пятнадцать он мягко отконвоировал её к кассе, где молча помог вначале разобрать корзинку, а затем собрать покупки в пакет. Кассирша, принимая у Саши деньги, одарила Льва уже не столь лестным взглядом, на что тот безмятежно вздёрнул брови.

    Обед прошёл спокойно, как-то даже лениво: после ночных приключений и утренней нервотрёпки хотелось тишины. Лев почти не лез к плите, довольствуясь сторожевым постом у окна. Трижды он выходил в коридор поговорить с кем-то по телефону, на четвёртый раз остался на кухне. Разговор состоял из названий улиц и станций метро, большей частью окраинных. Лев кивал, отмечал что-то простым карандашом на своей лоскутной карте, а на вопросительные взгляды Саши лишь мотал головой и однажды тихо произнёс: «Не сейчас, не хочу сбивать тебя». Ничего более дельного вытянуть из него не получилось.

    После обеда Лев опять ушёл на улицу караулить. Саше было велено отдохнуть, по возможности поспать ещё несколько часов — но начавшее подкрадываться напряжение держало глаза открытыми не хуже крепкого кофе. Тогда Саша решила подготовиться к их ночному походу. Она понятия не имела, что полагается брать с собой в путешествие на магическую изнанку города, поэтому прихватила всё, до чего додумалась: отцовский складной нож, многофункциональный как ящик инструментов, диодный фонарик с запасными батарейками, зажигалку и спички, складное зеркальце, моток бечёвки, аптечку… Дважды проверив рюкзак, Саша поставила телефон на зарядку и поняла, что больше ей в квартире делать нечего.

    Она сходила на кухню проверить, как поживает её сторож. Лев сидел на корточках перед лавкой и что-то оживлённо втолковывал встреченным днём старушкам, не забывая поглядывать по сторонам. Сашу он заметил, даже помахал ей, и вместе с ним помахали все старушки.

    Побродив ещё немного по квартире, Саша очутилась в комнате отца, единственной с телевизором. Ничего интересного там не показывали, но научно-популярный фильм о фауне Средиземного моря сошёл на роль колыбельной. Саша продремала большую часть вечера, пока Лев не разбудил её в начале девятого. Всё в той же тишине они поужинали (каждый по очереди попробовал завести беседу, и оба сошлись на бессмысленности идеи), Саша в третий раз проверила рюкзак и бросила туда блокнот с карандашом и ручкой. Лев уже почти не слезал с телефона, пока в половине одиннадцатого он не ответил на последний звонок лаконичным «Всё!» и не убрал трубку во внутренний карман плаща.

    Ровно в одиннадцать они вышли.

Продолжение

 

@темы: Сказки и истории

---

Под крылом

    А потом я решила: ну его, это расписание... "Москву" принесу ещё через пару дней.
    Сейчас – не самый любимый "пасынок". Который почему-то полюбился публике куда больше всех моих работ. В принципе.
    А ещё мне предложили написать к нему рейтинговое продолжение. Я так и не поняла, какое именно, по спросить побоялась.
    Сказка о том, как однажды в маленьком провинциальном городке в жертву дракону принесли художника. Только вот плен оказался не пленом, дракон — не чудовищем, а художник... Нет, художник действительно рисовал.

Плоскость обыденного
Под крылом

    Первым, что Стив ощутил, была тупая пульсация в затылке. Она походила на тяжёлую боль похмелья, только вместо всей головы била в одну точку. И не было, в отличие от похмелья, мерзкого ватного привкуса во рту — только привычная после нескольких часов сна сухость.

    Но встать, даже попросту открыть глаза, Стив пока не решался. Он медленно перебрал нынешние ощущения: нечто мягкое, скорее всего подушка, под головой, чуть более жёсткое (матрас?) под спиной, и руки и шею слегка щекотала пушистая ткань покрывала. Где бы Стив ни находился, там было довольно темно и абсолютно тихо. Скорее всего, безлюдно.

    Следом Стив принялся копаться в воспоминаниях. Они плавали в гудящей голове рваными мыслями и случайными картинками со сплошь неправильными цветами и смазанными краями. Небольшой, почти игрушечный городок в паре десятков миль от границы, где он остановился отдохнуть после изматывающего таможенного досмотра и двенадцати часов за рулём. Такая же игрушечная гостиница на три номера со смешными ценами и ещё более смешным хозяйским псом, лохматым и дружелюбным, весь вечер не отходившим от Стива ни на шаг. На удивление не раздражающие своим любопытством местные жители, большинство которых выглядело искренне заинтересованным в его творчестве. Решение остаться в городе ещё на пару дней: как следует отдохнуть и порисовать в своё удовольствие.

    После этого туман в воспоминаниях сгущался катастрофически. Стив нашёл лишь две мало-мальски внятные картинки: как он за ужином рассказывает хозяину гостиницы о своём решении остаться и как укладывается спать — слишком рано по своим внутренним часам, но безнадёжно проиграв войну с внезапно навалившейся зевотой.

    После этого момента — ничего, вплоть до пробуждения с головной болью в незнакомом месте.

    (То, что место незнакомое, Стив понял по запаху; вернее, по его отсутствию. Гостиничный номер пах кухней, особенно выпечкой, и чистящими средствами. Здесь Стив не мог уловить ничего конкретного. Ни запустения, если комната была бы нежилой, ни проникающих сквозь открытое окно запахов осенней улицы, ни присущего каждому дому аромата живущих в нём людей.

    Стерильностью, впрочем, не пахло тоже).

    Разобравшись, насколько ему позволяла голова, с уже имеющимися ощущениями, Стив попробовал открыть глаза. Первая попытка стрельнула игольчатой болью во всё ещё не унимающемся затылке, так что пришлось зажмуриться обратно. Во второй раз Стив действовал медленнее и осторожнее. Он чуть приподнял одно веко, убедился, что голова не возражает, до той же высоты поднял второе и только после этого медленно раскрыл оба глаза.

    Всё его (не слишком, впрочем, широкое) поле зрения занимала находящаяся на расстоянии пары дюймов коричневая стена. Немного подумав и разглядев на тёмном материале нечёткие линии узора, Стив решил, что это спинка дивана. А значит, любой возможный интерес находился в направлении, диаметрально противоположном носу Стива.

    Он некоторое — довольно продолжительное — время размышлял, а так ли важна информация, где он находится. Но любопытство победило с небольшим перевесом, и в два захода, прикрывая ладонью явственно прощупывавшуюся шишку на затылке, Стив повернулся. Некоторое время он полежал с закрытыми глазами, восстанавливая затраченную на чрезмерное физическое усилие энергию, и лишь после этого осмотрел помещение.

    Комната была просторной и сумрачной. На плоской разлапистой люстре горели три рожка из дюжины, а окно, занимавшее добрую половину правой стены, добавляло в освещение лишь ранние предзакатные сумерки. Какого-то единого стиля в обстановке, равно как и чёткого назначения комнаты, не ощущалось. На стене напротив дивана висела огромная плазменная панель — дюймов семидесяти по диагонали, не меньше. Длинную низкую полку под ней сплошь занимали различные приставки: два вида плееров, три игровых консоли, ещё какие-то хромированные коробочки, названия которым Стив не знал. По бокам от телевизора тянулись плотно заставленные книжные стеллажи; судя по тому, что на нескольких полках обитающие перед книгами безделушки были небрежно сдвинуты к одному краю, пользовались библиотекой регулярно. Стоящий под окном массивный письменный стол, насколько Стив мог видеть, пустовал. А вот журнальный столик в полуметре от дивана и кресло по соседству были завалены распечатками и широкоформатными цветными альбомами.

    Большинство вещей в комнате были или дорогими, или старыми. Как Стив догадывался, иногда и теми, и другими одновременно. Но это не давало ни малейшей подсказки о том, как и почему он здесь оказался — и где это «здесь» вообще находится.

    Последней Стив заметил дверь. Она располагалась справа от дивана, и её матовая тёмная древесина почти сливалась с такими же тёмными обоями. Стив понимал, что ответы на все его вопросы должны лежать за этой дверью, и клятвенно пообещал себе направиться туда. Вот только он немного полежит с закрытыми глазами, дожидаясь, пока утихнет вновь вспыхнувшая головная боль.

    Когда Стив проснулся во второй раз, в комнате стало на два рожка люстры светлее, а за окном царила глухая ночная темнота маленького города. И ещё на краю журнального столика, отвоевав у бумажного бардака квадратный фут пространства, сидел незнакомец. Судя по явно домашней футболке и мягким, чуть помятым брюкам, он был хозяином дома — и, следовательно, тогда Стиву отводилась роль гостя и незнакомца.

    Несколько секунд Стив с медленным сонным любопытством разглядывал мужчину напротив. Из-за неловкой позы трудно было судить о росте и телосложении, зато свет люстры, не скупясь, заливал его лицо. Не самые правильные крупные черты: нос с горбинкой, тонкие бледные губы в мелких шрамах, высокие скулы. Жёлтые, даже золотистые глаза с вертикальными зрачками. Медно-рыжие, коротко остриженные волосы. В плане возраста лицо у него было до крайности невыразительным: больше тридцати, меньше пятидесяти — и что угодно посередине.

    Мужчина, дав Стиву время рассмотреть себя, с прежним молчанием потянулся к стоявшей у его бедра запечатанной бутылке с водой. Скрутив крышку, он одной рукой протянул Стиву бутылку, а другой вынул из кармана брюк блистер с таблетками. Предложив и их, незнакомец негромко прокомментировал:

    — Анальгин. Примите две таблетки, это поможет с головной болью.

    Стив неуверенно, даже подозрительно прищурился, но лекарство всё же взял. Блистер ничем не отличался от знакомой ему по собственной аптечке упаковки, так что он решительно проглотил пару таблеток и запил их предложенной водой.

    — Спасибо… Большое.

    — Не за что. — Незнакомец поднялся, забрал у Стива полупустую бутылку и поставил её на край стола, убедившись, что она остаётся в зоне досягаемости его гостя. — Теперь вам лучше ещё немного полежать. Я буду недалеко, на кухне. — Коротким кивком он указал на замеченную ранее дверь. — Приходите, когда таблетки подействуют.

    — Эм… хорошо?

    В ответ на полувопрос Стива хозяин лишь дружелюбно улыбнулся. Но ничего не сказал и, выходя из комнаты, обратно приглушил свет до трёх рожков.

    Ожидая, пока анальгин сделает своё дело, Стив старался ни о чём не думать — ибо из имеющихся у него крупиц информации выводы получались самые разнообразные, в том числе и откровенно бредовые. В то время как в повседневной жизни он ничего не имел против безудержного полёта фантазии, сейчас Стиву нужны были факты. Хотя бы самые общие: кто таков его доброжелательный хозяин, где они находятся и представляет ли ситуация в целом какую-либо угрозу для его, Стива, благополучия.

    Лекарство и мелкие жесты наподобие открытия бутылки и приглушённого света подсказывали ответ на последний вопрос, но Стив опасался потерять бдительность из-за слишком поспешных суждений.

    Четверть часа спустя, когда осторожные прикосновения к затылку стали порождать не новые вспышки боли, а едва заметную щекотку, Стив поднялся с дивана. Прохладный воздух комнаты тут же куснул отогревшуюся под покрывалом кожу, и Стив обнаружил, что одежды на нём минимум. Старая растянутая майка да обрезанные до шорт тренировочные штаны — те самые вещи, в которых он лёг спать накануне вечером.

    Беглый осмотр комнаты выявил аккуратно сложенный халат на дальнем подлокотнике дивана. Рассудив, что в данном случае одежда явно оставлена для него, Стив с благодарностью закутался в тёплую ткань и потуже затянул пояс. Халат был рассчитан на человека покрупнее, из-под рукавов выглядывали разве что самые кончики пальцев Стива, но пушистое тепло компенсировало прочие неудобства.

    Пять минут спустя, заглянув в найденную по дороге уборную, Стив вышел на кухню. Освещена она, равно как и первая комната, была весьма скудно; узкие лампы дневного света располагались лишь над столешницами и плитой, оставляя не-рабочую половину в полумраке. Днём недостаток освещения компенсировали панорамное окно и ведущая во двор стеклянная дверь, вечерняя же темнота превращала их в нечёткие зеркала.

    Несмотря на сумрак, выглядела кухня уютно: бежевые стены, оранжево-серые панели, массивный деревянный стол, рассчитанный явно не на двух обедающих. На столе были разложены тарелки и вилки, пара стаканов, хлебница под бумажной салфеткой и стеклянная салатница, до краёв наполненная крупно порезанными овощами. Как раз к появлению Стива хозяин дома закончил возиться у плиты и со сковородой в одной руке и деревянной лопаткой в другой обернулся к своему гостю:

    — Присаживайтесь. Надеюсь, вы проголодались: у меня как раз готов ужин.

    Стив, сам несколько удивлённый своей послушностью (причиной которой была наконец-то переставшая болеть голова), плюхнулся на ближайший стул. Хозяин тут же положил на его тарелку пару кусков шипящего мяса прямо со сковороды и насыпал горку мелкой румяной картошки. Стив, доселе не ощущавший особого голода, жадно принюхался, схватился за вилку и сумел остановить себя разве что в самый последний момент. Начинать одному в данной ситуации было как-то неприлично.

    Хозяин дома, мывший у раковины руки, впрочем, так не считал:

    — Ешьте-ешьте, я сейчас.

    Стив не заставил уговаривать себя дважды и радостно набросился на предложенный ужин. Еда не была чем-то выдающимся; скорее в ней ощущалось простоватая основательность пищи одинокого мужчины, привыкшего готовить для себя, но не прикладывающего особых усилий.

    — Приятного аппетита.

    Стив кивнул в ответ на пожелание, поспешно сглотнул непрожёванный кусок, заметил улыбку хозяина и кивнул ещё раз. Тот воспринял эту неловкость как должное, словно бы каждую неделю ужинал с до смерти голодными незнакомцами.

    Несколько минут — пока мелькание вилки в руке Стива не замедлилось до нормальной, человеческой скорости — они ели молча, лишь изредка бросая друг на друга полные любопытства взгляды. Затем хозяин нарушил тишину. Отодвинув ещё наполовину полную тарелку, он всем телом повернулся к Стиву и доброжелательно произнёс:

    — Меня зовут Ян. Как вы уже, наверное, догадались, я владелец этого дома.

    — Стив, художник, — поспешно отряхнув руку, Стив пожал протянутую ему над столом ладонь. — Рад знакомству. И… спасибо, что приютили?

    — Не стоит благодарности. В том, что с вами случилось, есть и моя вина.

    Стив нахмурился и даже перестал есть, от греха подальше тоже отодвинув тарелку. Несколько секунд на кухне висела тишина, пока он не переспросил:

    — Ваша?

    — Моя, — на удивление спокойно, без тени злорадства ответил Ян. — Видите ли, я дракон. А в этих краях испокон веков местные приносили драконам жертвы. Мне стоило некоторого труда убедить горожан, что я не интересуюсь невинным девицами в гастрономических целях… но совсем без подношений меня оставлять не захотели. В итоге мы сошлись на художниках.

    — И они… мы вас в «гастрономических целях» интересуем?

    — Да побойтесь всего святого! Разве я похож на каннибала?!

    На каннибала Ян не походил. Стив даже невольно отметил, что дракону не помешал бы дополнительный фунт мяса в день — не человеческого, конечно же. При широких плечах и крупных кистях у него были на удивления тонкие предплечья и узловатые, похожие на птичьи когти пальцы. Длинное лицо с острыми, резкими чертами, несколько угловатые движения… словно бы Ян носил своё тело как костюм с чужого плеча, заметно не подходящий ему по размеру.

    Для дракона, наверное, это было естественным.

    — Нет, но… зачем тогда?

    — Просто так, — пожал плечами Ян и подцепил из салатницы веточку зелени. — То есть, изначально я просто искал собеседников — четыре века назад тут трудно было встретить образованного человека, а бродячие поэты понимали хоть что-то. Большей частью в рамках своего ремесла, но я всегда любил искусство. Потом это стало для горожан традицией, а я наловчился спроваживать ежегодные «жертвоприношения» как только они приходили в себя; от чего местных никак не отучишь, так это от дубины в качестве универсального снотворного. И тут я снова приношу свои извинения. Последние же лет восемьдесят мне нравится играть в мецената, что идёт на пользу обеим участвующим сторонам.

    Договорив, Ян неторопливо потянулся к стакану с водой, и в этом невинном на первый взгляд жесте ощущалось приглашение к дальнейшим расспросам. Но Стив не мог даже выбрать, за какие именно слова дракона уцепиться в первую очередь. За историю, за нынешние дни, за вскользь упомянутый возраст (о драконах Стив знал немного, они всегда были скрытным народом, но он понимал, что четыре века — солидный срок и для них). Или же найти что-нибудь успокаивающее?

    — Что всё это означает для меня? — наконец спросил он, когда стало ясно, что без наводящих вопросов продолжать Ян не намерен. — Не то чтобы я жаловался на ваше гостеприимство… Но мне как-то раньше не доводилось быть принесённым в жертву дракону. Есть какие-то правила? Традиции? Протокол?

    — Есть выбор, — не особо скрывая улыбку, ответил Ян. — Я вас не удерживаю, более того, вполне могу понять нежелание оставаться в городе сверх необходимого. Если вы хотите, то можете уехать в любой момент. Только прошу, дождитесь утра; сотрясения у вас нет, но после такого удара, да ещё и на обезболивающих, за руль лучше не садиться. Переночуете — и поезжайте, если вам действительно этого хочется.

    — Или?

    — Или вы можете остаться на неделю и сыграть со мной в простую игру. Нарисуйте мне что-нибудь. Что угодно, лишь бы оно было сделано более или менее у меня на глазах. Если мне понравится конечный результат, я у вас его куплю — за достойные деньги. Если нет — мы разойдёмся ничего друг другу не задолжав. Вы поживёте здесь, немного отдохнёте и ровно так же спокойно уедете.

    Стив, выслушав дракона, пару раз растеряно моргнул. Он, конечно, знал, что в мире существуют богатые люди, готовые не только покупать полотна известных мастеров, но и помогать молодым художникам, но лично с ними никогда не сталкивался. Это всегда оставалось полудетской волшебной сказочкой: вдруг наткнуться на человека, готового помочь сосредоточиться на творческих делах.

    В том, что подобную сказку Стиву предлагал дракон, была несомненная ирония.

    — Предложение щедрое…

    — Не торопитесь, Стив. Я не ожидаю услышать ответ прямо сейчас; вам, несомненно, нужно подумать. Утром. А пока я могу ответить на вопросы, если они у вас есть.

    — Я бы спросил, что в вашем понимании «достойные деньги», но их ещё надо заработать… — Стив смущённо дёрнул уголком рта. — Мне действительно любопытно, зачем всё это вам. Помимо «жертвоприношений», эту часть я понял. Но раздавать деньги?..

    — Я ничего не раздаю, Стив. Я честно покупаю то, что мне нравится. Если при этом я немного помогаю талантливым людям… Что же в этом плохого?

    — Ничего. Просто чертовски непривычно.

    — А это с какой стороны посмотреть.

    — С моей. — Резко прозвучавший ответ заставил Стива внутренне скривиться, и он поспешно добавил: — Это единственная доступная мне сторона.

    — Тут уже ничего не могу поделать. Но если моё предложение вас смущает, вы вправе отказаться. Я не навязываюсь, мне просто было бы приятно заполучить на ближайшую неделю толкового собеседника.

    — Знаете, Ян… мне действительно надо подумать.

    Дракон кивнул и поднялся из-за стола. Не спрашивая Стива, он забрал тарелку с его недоеденным ужином и поставил её в микроволновку — разогреть остывшие за время разговора остатки. Стив такой внезапной заботе удивился, но возражать не стал. Окончательно пришедший в себя организм требовал пищи, и уже полученной ему было мало.

    Когда минуту спустя Ян вернулся с горячей тарелкой, у Стива созрел новый вопрос:

    — Ян… вы говорили, что местные жители давно уже приносят человеческие жертвы драконам. Это было до вас, или…

    — …или я внезапно решил податься в вегетарианцы? — Ян коротко хохотнул, обнажив слишком острые для человека зубы. — До меня. В здешних скалах драконы водятся уже пару тысяч лет, если не больше, так что это старая традиция. Потому-то, кстати, и было так трудно её переломить.

    — И все местные драконы были людоедами?

    — Вряд ли. Знаете, это вообще малорационально: ограничивать своё меню теми, кто способен ткнуть тебе копьём в брюхо. А со временем и начать палить из пушек. В древности, в средние века людям было свойственно демонизировать драконов; не сказать, что бы эта ситуация сильно изменилась. Просто теперь вместо сокровищниц мы, согласно распространённому мнению, сплошь владеем корпорациями. И биржа — наш высокотехнологичный жертвенный алтарь.

    — А это не так?

    — И так, и нет. — Ян потёр висок, немного помолчал и дальше продолжил с уже гораздо меньшей иронией в голосе: — Мы такие же разные, как и все остальные, Стив. Кто-то строит карьеру, кто-то предпочитает семью, кто-то — как я — уединяется в глуши. Я не хочу сказать, что мы все поголовно святые, легенды появились не на голом месте… но мы так же осуждаем преступников. И наказываем их; зачастую даже строже, что того требуют человеческие законы.

    Что-то в лице Яна зацепило Стива, и он принялся осторожно рассматривать дракона. Понять выражение золотых змеиных глаз было тяжелее, нежели привычных человеческих, да и малоподвижное бледное лицо демонстрировало лишь базовые эмоции… но Стиву показалось, что внимание дракона сосредоточилось внутри него самого, на каких-то болезненных воспоминаниях.

    — Простите, если я полез не в своё дело.

    — Всё в порядке. — Взгляд Яна сфокусировался, чётко остановился на лице Стива. — Если бы я не хотел об этом говорить, то не говорил бы. Издержки уединённой жизни: когда встречаешь собеседника, которому действительно интересно, хочется рассказать ему как можно больше и как можно быстрее. Тут уже мне следует приносить извинения.

    — Да ни к чему, — неуверенно, но искренне улыбнулся Стив. — Мне на самом деле любопытно.

    — Хорошо. Возможно, тогда вы захотите остаться. Хотя бы из любопытства.

    Заканчивали ужин почти что в тишине; лишь Ян изредка делал абсолютно бытовые замечания по поводу дома и предстоящей ночёвки. Так же тихо они убрали со стола, и Стив помыл посуду, пока дракон ставил в холодильник остатки ужина и смахивал крошки. Пару минут спустя они оба вернулись в комнату с диваном и книжными стеллажами.

    Несмотря на относительно ранний час и без малого сутки не всегда естественного, но глубокого сна, чувствовал себя Стив предельно измотанным. Сосредотачиваться получалось с трудом, и после двадцати минут вялой беседы Ян предложил ему отправиться спать. Как показалось Стиву, выглядел при этом дракон то ли виноватым, то ли обиженным; но вдаваться в подробности и расшифровывать все нюансы невыразительной мимики хозяина у Стива желания не было.

    Гостевая спальня оказалась небольшой, на удивление обжитой комнаткой: с цветами на подоконнике, картинами и рисунками без рам на стенах и широкой низкой кроватью с резными ножками в форме химер. Попрощавшись с проводившим его до дверей Яном, Стив лицом вперёд рухнул на матрас и несколько минут бездумно вдыхал травяной запах чистых простыней. Когда к краю сознания стала подкрадываться естественная сонливость — честное дитя усталости, — Стив кое-как стряхнул халат, бросил его на стоящий неподалёку стул и медленно полузаполз-полузавернулся в одеяло.

    Уснул он даже до того, как нашёл мало-мальски удобную позу.

    Поначалу спалось Стиву на удивление хорошо. Он пару раз просыпался, но чувствуя уютную тяжесть одеяла на плечах и мягкость подушки под головой тут же засыпал обратно, даже не задумываясь о том, где находится.

    Зато под самое утро Стиву приснился кошмар. Нелогичный и рваный, как все его редкие кошмары, он явно был отголоском минувшего дня. Там, само собой, водились огромные хищные драконы, горожане с мясницкими ножами и бейсбольными битами и залитые кровью каменные алтари. Стив проснулся до того, как дела приняли совсем уж скверный оборот, но ему всё равно потребовалось несколько минут, чтобы успокоить заходящееся сердце.

    Но когда Стив справился с невольными физиологическими реакциями, новая тревога заставила его нервно оглядываться по сторонам. Проникающий сквозь тонкие шторы свет окрасил комнату в блеклые утренние цвета, размыл очертания и без того незнакомой мебели. Стив вдруг понял, что его доверчивость накануне была какой-то уж слишком поспешной. Он, по большому счёту, не знал ни этого города, ни дома, в котором оказался, ни местных жителей. И уж точно Стив ничего не знал о Яне (если его действительно так звали). Всё рассказанное драконом было голыми и не самыми убедительными словами.

    Испуг быстро разогнал мутную сонливость кошмара, и Стив принялся действовать. На столе у окна он нашёл свою сумку с вещами (которую он оставил в гостинице, а значит, её забирал Ян), на прикроватной тумбочке — бумажник и ключи от машины. Стараясь особо не шуметь, Стив оделся, распихал по карманам мелочь первой необходимости и высунулся в коридор. В доме царила естественная для столь раннего утра тишина; дверь в комнату Яна была плотно закрыта. Одной рукой придерживая сумку, а в другой сжимая ботинки, Стив пересёк коридор, спустился по лестнице и, уже не скрываясь, рванул к уличной двери.

    Заметив напротив крыльца свою машину, Стив радостно выдохнул. Он выезжал тихо, стараясь не шуметь, нервно сжимая потрёпанную кожу руля. Улочки оказались малолюдны, но редкие прохожие заставляли вздрагивать и испуганно оглядываться по зеркалам. Выбравшись на трассу, Стив дал волю страху и чуть ли не до самого пола вдавил педаль газа. Не привыкший к такому обращению старый фордик обиженно рыкнул, машину тряхнуло на не замеченной в спешке кочке, но видя, с какой скоростью уменьшается отражение городка в боковых зеркалах, Стив ощутил почти пьяное веселье. В тот момент ему казалось, что он сбежал от неотвратимой опасности.

    Полчаса спустя, забравшись на один из холмов, что в изобилии окружали город, Стив притормозил. Первая, да даже уже и вторая паники прошли, оставив в наследство мутную усталость выветрившегося адреналина. И на удивление ясную голову. Стив снова задумался о том, что же именно он делает — но в этот раз не паникуя, а трезво взвешивая принимаемые решения.

    В какой-то момент, перебирая события предыдущего дня, Стив вдруг понял: захоти Ян удержать его, на побег не было бы ни единого шанса. В городе, где дракона почитали как божество и приносили жертвы, где каждый знал Стива в лицо чуть ли не через час после его приезда, да ещё учитывая способности самого Яна… Стив сомневался, что ему позволили бы завести мотор — не то что тихо и спокойно уехать.

    Получалось, что задерживать его — по крайней мере насильно — в драконьи планы не входило. О чём дополнительно свидетельствовали и вещи Стива, которые Ян принёс ночью. Но тогда возникал резонный вопрос: а что ещё из слов дракона было правдой? И возможно ли, что Стив только что на всех парах сбежал от лучшего шанса в своей жизни?

    Эта мысль крепче якорной цепи привязала Стива к крошечному пятачку дороги на вершине холма. Пару раз, поддавшись отголоскам изначального страха, он порывался уехать — но тихий голос сомнений заставлял остановиться и подумать ещё немного. «А что, если…». Все эти «если» сосредоточились вокруг слов Яна, и с каждым разом Стив находил (или же придумывал?) новую причину поверить им. Уж очень ему хотелось разрешить себе эту сказку.

    Через полчаса Стив вновь завёл машину, с трудом развернулся на облепленной кустарником дороге и поехал обратно. Беспокойство неприятной склизкой змеёй засело чуть правее сердца, но сбегать во второй раз Стив себе запретил.

    Ян, который как раз возвращался домой с огромным бумажным пакетом в руках, никак не прокомментировал отсутствие Стива — хотя и с явной иронией наблюдал за его суматошной парковкой. Стива это великодушие смутило; даже сильнее, чем если бы дракон вдруг решил расспросить его об утренней поездке. На возможные вопросы он успел заготовить кое-какие ответы, не самые хитрые, но логичные и благопристойные. Маскирующие тот факт, что он банально, по-детски испугался неизведанного. Ян же своим понимающим молчанием не давал Стиву возможности оправдаться; а он знал, как жалко выглядят объяснения, когда объяснений никто не просит.

    Лишённое какого бы то ни было осуждения «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю» заставляло ещё сильнее ощущать себя не в своей тарелке.

    Неявное напряжение между Яном и Стивом сохранилось на всё утро и первую половину дня. Пару раз дракон попытался завести вежливую беседу ни о чём, и где-то в процессе они незаметно перешли на «ты», но отсутствие энтузиазма со стороны Стива уже к полудню свело эти попытки на нет. В итоге они разбрелись каждый по своим углам. Ян с потрёпанной пухлой книгой в руках обосновался на заднем дворе, в то время как Стив вернулся в отведённую ему комнату.

    Он честно собирался ещё раз взвесить все «за» и «против», возможно сделать пару звонков — чтобы хоть кто-нибудь в целом мире знал, где он находится в данный момент. Но вначале Стива отвлекла необходимость разобрать сумку и проверить состояние вещей и рисунков, затем он принялся перелистывать свои тетради с набросками — выискивая, не сойдёт ли что-нибудь за основу для требуемого рисунка, — а в итоге Стив обнаружил себя продремавшим пару часов, да ещё и завернувшимся в одеяло как в кокон.

    Надо было отдать Яну должное: матрасы в его доме весьма способствовали послеобеденному сну.

    Проснувшись и отряхнув себя до некоего подобия порядка, Стив отправился искать хозяина дома. А когда нашёл, то прямо с порога (дабы не было ни времени, ни возможности вновь глупо испугаться) заявил, что согласен на все его условия. И что если у Яна есть какие-либо пожелание по его, Стива, работе, то он с радостью выслушает их прямо тут на месте.

    Пожеланий у дракона не нашлось, зато нашлась неподдельная смущающая радость, словно бы на завтра ему пообещали Рождество и День Рождения одновременно. Даже его лишённое признаков возраста лицо разом помолодело, и выглядеть Ян стал лет на восемнадцать от силы. Но, в отличие от подростка, дракон куда лучше держал себя в руках, и его радость ограничилась внутренним весельем. Стив был благодарен за сдержанность; познакомившись с местными жителями, к нацеленному на него дружелюбному энтузиазму он поневоле стал относиться с опаской.

    Следующие пять дней оказались самыми спокойными и тихими из всех, что были в жизни Стива за последние два года. Размеренный быт Яна, подчинённый нестрогому расписанию, как нельзя лучше подходил для продуктивного отдыха. Сам дракон хоть и присутствовал в поле зрения Стива большую часть дня, но всегда тонко чувствовал, когда его внимание нежелательно, а когда, наоборот, долгожданно. Они быстро приноровились друг к другу. Настолько, что уже через пару дней Стив вспоминал о своей попытке к бегству со смесью неловкого смеха и откровенного смущения.

    Они разговаривали, много. Об искусстве, о мире, о философских идеях и личных предпочтениях. Почти никогда — о каких-либо персональных данных из числа тех, что принято спрашивать у новых знакомых первыми: семье, работе и полученном образовании. Стив не знал, специально ли Ян избегает этих тем, или ему действительно неинтересно, но сохраняющаяся доля анонимности окончательно успокоила Стива. Даже при том, что дракон предостерёг его выходить из дома в одиночку: местные жители, заметив недавнее «жертвоприношение» свободно разгуливающим, могли и попытаться вернуть его «законному хозяину».

    Ян сам показывал ему достопримечательности города и даже терпеливо ждал, пока Стив снимает заинтересовавшие его виды на свой старенький фотоаппарат. Любопытных местечек нашлось не так уж и много, но средневековая церковь в окружении не раз дичавшего парка обещала стать занятным прототипом для будущей картины. Стив любил архитектуру и для души предпочитал рисовать не людей, а здания.

    Единственным, что мешало Стиву в полной мере наслаждаться спокойствием рутины, была его сделка с драконом. Ян не торопил и за все пять дней ни разу не напомнил об их договоре, но Стив ясно ощущал неумолимое течение отведённого времени. Идеи были, и много, но он никак не мог выбрать, что же именно должно понравиться дракону.

    На прямые вопросы Ян со смешком и лукавой улыбкой отвечать отказывался, дом же скорее запутывал, чем давал подсказки. Дракон не шутил, когда упомянул свою любовь к искусству, особенно живописи и литературе; большинство комнат походило на музейные залы, или библиотеки, или помесь того и другого одновременно. Хотя в коллекциях Яна и наблюдалась несомненная логика, нельзя было выделить какой-то один преобладающий стиль или направление. Даже цветовая гамма охватывала весь спектр, от чёрно-белых угольных портретов до радужных весенних пейзажей. Единственное, что Стив вынес из методичного изучения дома, так это то, что дракон ценил в своей живописи хорошую технику. Среди всего многообразия картин Стив не нашёл ни одной, где идея бы скрывала недостаток ремесла.

    Поняв, что сам дом ему не поможет, Стив решил присмотреться к поведению его хозяина. Как и подобало дракону, Ян регулярно инспектировал свои сокровища и с удовольствием рассказывал Стиву об их истории и авторах. Была хитрость в том, что бы понять, какие картины Ян выбирает из собственных предпочтений, а какие просто считает интересными для гостя, но Стив разобрался и с этим. Он стал отмечать, где именно дракон чаще всего останавливается просто помолчать и поразглядывать.

    У Яна было несколько фаворитов: пара пейзажей с одной и той же опушкой в середине весны и летом; акварельный портрет рыженькой девушки, хрупкой и сияющей в своей эфемерности; массивный, выписанный густыми чистыми красками вид на улицу с высоты тротуара; по реалистичности похожая на фотографию карта ночного неба. И большая картина добрых трёх футов по диагонали, словно бы вставленная в раму иллюстрация из сборника сказок и легенд: серебристый рыцарь вонзает меч в грудь разъярённого дракона, причём за спиной рыцаря бьются перепончатые полупрозрачные крылья. Написана картина была с несомненным мастерством, и Стив по собственной воле потратил немало минут, рассматривая узор чешуек или отблески заката на доспехах.

    У картины с рыцарем и драконом Ян останавливался особо часто.

    — Хорошая работа, — с этими словами Стив подошёл к дракону вечером четвёртого дня, когда вновь заметил его разглядывающим всё то же полотно. — Тебе она нравится?

    — Техника замечательная, — вместо ответа согласился Ян с первым замечанием. — Но сюжет шаблонный.

    Стив нахмурился. Отдавая должное мастерству художника, он как-то не удосужился задуматься о значении нарисованного. Был виден верхний слой, композиционно грамотный набор объектов: рыцарь, дракон, скальный обрыв, полупрозрачные крылья… Но только после замечания Яна в голове Стива что-то щёлкнуло, и он объединил их в единое целое.

    — Так это правда?

    — Что именно? — Ян чуть повернулся, ловя выражение лица Стива.

    — Легенда: рыцарь, убивший дракона…

    — Иногда — правда.

    Короткий ответ прозвучал тихо, но при этом обжигающе отчётливо. Сухо. Стив подумал, что интерес Яна к обсуждаемой картине мог быть в гораздо большей степени личным, нежели эстетическим, и мысль эта ему не понравилась.

    — А ты? — спохватившись в последний момент, Стив сбивчиво добавил: — Прости, если это больная тема, я…

    — «Да» на оба вопроса, — перебил его бормотание дракон.

    После этого Стив решил, что лучше ему держать язык за зубами. Расспрашивать Яна о картине, равно как и о его биографии, он больше не стал, и они ещё несколько минут в полной тишине постояли у полотна.

    Из неловкого разговора один полезный вывод Стив всё же сделал: что бы он ни надумал рисовать, не стоит связывать это ни с природой Яна, ни с многочисленными легендами, выросшими вокруг неё. Учитывая, что «за бортом» остались и художественные пристрастия дракона, Стив сосредоточился на третьем и последнем очевидном пути: книгах, которые читает Ян.

    Библиотека дракона ни в чём не уступала его коллекции живописи, а места занимала даже больше. Несмотря на очевидную любовь Яна к старым книгам, Стив не сильно удивился, обнаружив пару стеллажей с современными изданиями. Большую их часть занимала научно-популярная литература самого широкого спектра, но нашлись здесь и детективы, и научная фантастика, и выставленная в хронологическом порядке серия приключений. Все книги явно читали хотя бы по разу, при этом Ян оказался достаточно аккуратен, чтобы не оставлять после себя ветхие, распухшие тома. Так что попытка Стива найти любимые книги дракона исходя из внешних признаков провалилась по техническим причинам.

    В итоге к утру пятого дня Стив махнул рукой на все попытки угадать вкусы своего хозяина и взялся за проект, которым занимался последние два месяца: виды посещённых им городков, нарисованные в различных техниках. У Яна в закромах нашлись первоклассные материалы, так что в холстах и красках недостатка не было, а прототипами Стиву послужили сделанные за время путешествия фотографии. Отобрав по три-четыре лучших на каждый вид, он распечатал их (с трудом заставляя себя не отвлекаться на ту мечту цифрового художника, что представлял собой компьютер Яна) и с разрешения дракона развесил над столом в одной из многочисленных гостиных дома.

    После чего работа пошла на лад. В импровизированной мастерской Стив рисовал часы напролёт: наброски, детали, подмалёвки. Иногда Ян присоединялся к нему. Устраивался в противоположном углу с пухлой тетрадью и ручкой и, не обращая внимания на своего гостя, что-то долго и методично записывал. Но чаще Стив оставался наедине со своей работой и в таких случаях попросту забывал о течении времени.

    Эта забывчивость дала о себе знать чуть позже, когда за очередным завтраком Ян вежливо и словно бы мимоходом поинтересовался, готова ли работа Стива, или ему нужно ещё немного времени. Только тогда Стив сообразил, что назначенный срок вышел два дня тому назад, и что, увлёкшись своей давней идеей, он забыл об их уговоре и возможных деньгах.

    Вечером того же дня Стив решил представить рисунки дракону на суд. К этому моменту у него было готово шесть работ: пара угловатых панорам, в один тон вычерченных коричневым линером; карандашный вид на зимнюю реку; выписанные акварелью потрёпанный собор и маслом — городской парк по ранней осени; а так же чернильный вид из окна подъезжающего к вокзалу поезда, далеко не с первой попытки отрисованный случайно попавшейся Стиву на глаза чёрной гелевой ручкой. С собой, в альбомах, у него были и другие рисунки — но Яна интересовали работы, сделанные именно в его доме, и Стиву была неприятна сама идея обманывать гостеприимного хозяина. Пускай он и знал, что шесть выставленных работ, хоть и хороши, но не лучшие в его дорожной серии.

    Ян не сказал по поводу рисунков ничего конкретного, лишь попросил разрешения взять их с собой до следующего утра. В какой-то момент Стиву показалось, что искусственно затягиваемая пауза — ещё один способ дракона подразнить своего гостя, но он не стал задерживаться над этой мыслью. Взамен Стив с ноутбуком и стаканом вина устроился на заднем дворе, наслаждаясь тёплым осенним закатом и скучной партией в пасьянс. Бездумное перетаскивание цифровых карт, изредка прерываемое изучением разноцветного неба, ровно в той мере заполняло голову, что Стив мог полностью расслабиться — и не думать о единоличной комиссии, в этот самый момент оценивающей его работы.

    Удалось ему это на удивление неплохо, и с окончательным наступлением темноты Стив оставил нагретое место и спокойно отправился спать. Несмотря на ранний по собственным меркам час, уснул он быстро и легко — как и полагается усыпать человеку, сделавшему всё, что было в его силах.

    И, в общем-то, Стив не удивился, когда на следующее утро Ян словно бы забыл об обещании дать ответ. На прямой вопрос он только прищурил глаза и отмахнулся невыразительным «Всё хорошо». Расспрашивать дальше Стив не стал, понимая, что ничего большего из дракона не вытащит, и взамен принялся собирать вещи. Хоть в открытую это не проговаривалось, но чувствовалось, что их дорогам пора расходиться.

    Так и случилось. После обеда Ян помог Стиву собрать и кинуть в багажник его нехитрые пожитки, напросился за руль, и в третьем часу они оставили за спиной гостеприимный дом-музей. Затевать разговор они и не пытались; пока дракон откровенно наслаждался редкой для него возможностью побыть водителем, Стив изучал виды за окном. Неуверенность и любопытство, порождённые незаконченным делом, присутствовали где-то на периферии сознания. Иногда Стив бросал на дракона вопросительные взгляды, но дальше того дело не заходило.

    Покинув черту города, Ян сбросил скорость, одной рукой достал с заднего сидения бумажный пакет и с лаконичным «Возьми» вручил его Стиву. Весь процесс не занял и десяти секунд, но Стива позабавило, что на педаль газа Ян нажал, только вновь обхватив руль в образцовом «без десяти два». И это на просматривающейся на несколько сотен ярдов дороге, где не было никого, кроме них самих.

    В пакете — большом, из плотной коричневой бумаги — оказались два конверта поменьше. Один длинный и узкий, незапечатанный, подписанный именем Стива. Второй под тетрадный лист размером, плотно заклеенный и с длинным списком незнакомых имён на стикере. Отложив на время второй, Стив занялся содержимым адресованного ему.

    Внутри нашлись самая обыкновенная кредитка, изготовленная на имя Стива, и прилагающийся к ней пакет документов. Несколько секунд недоумённо покрутив карточку в руках, Стив обернулся к дракону, но тот заговорил первым:

    — Тут пятнадцать тысяч. На первое время хватит, а дальше уже сам встанешь на ноги. — Кивком указав на второй конверт, Ян продолжил: — Здесь адреса галерей и имена владельцев, которых интересует моё мнение. Отдашь рекомендательное письмо туда, где тебе больше понравится. Не обещаю, что у тебя возьмут сразу и всё… но присмотрятся, и повнимательней, нежели к обычному самородку с улицы. Это моя часть договора. Небольшая помощь.

    Пока дракон разъяснял свой подарок, Стив изучал документы. Одно несоответствие упорно бросалось ему в глаза, и он не мог не спросить Яна о нём:

    — Не хочу показаться неблагодарным — спасибо за всё, само собой. Но вот тут указана дата открытия счёта… Если не ошибаюсь, то это день, когда…

    — Ты оказался у меня. Всё правильно. — Дракон на миг отвлёкся от дороги и довольно улыбнулся, словно бы гордился наблюдательностью Стива. — Когда местные притащили тебя, они прихватили и твои документы; я их посмотрел. Ничего личного, просто иногда мне в дом по ошибке попадали довольно сомнительные персонажи. Так что я нашёл права, немного покопался в интернете — и вышел на твой сайт. Портфолио мне понравилось, так что было вполне логично не тянуть с формальностями.

    — Но зачем тогда вся эта история со сделкой? — Стив нахмурился. Неделю назад ему стоило некоего труда убедить себя, что и сам Ян, и его предложение абсолютно безвредны. А тут вдруг оказывается, что дракон если и не врал ему, то о многом недоговаривал. — Чтобы я на несколько дней составил тебе компанию?

    — Чтобы ты несколько дней спокойно поработал. — Хоть тон дракона и был лёгок, Стив не мог не заметить, как побелели костяшки сжимающих руль ладоней. Пару раз осмотрев зеркала, Ян вырулил на обочину и остановил машину. — Стив, я занимаюсь меценатством, а не благотворительностью. И всё, что мне нужно, это чтобы ты рисовал, не отвлекаясь на мелочи. Я понимаю, что молодого человека без имени и связей больше волнует возможность заработать деньги. Но если сейчас ты будешь бегать за коммерческими заказами, то хорошего художника из тебя не получится. Получится мастеровой, а их и так предостаточно.

    Сказать, что Стив растерялся, было бы некоторым преуменьшением. Он вытаращился на дракона и с трудом подавил желание протереть глаза.

    — Ты это сейчас серьёзно? Дракон говорит мне, что деньги — не самое важное? Прости, если мне сложновато в это поверить.

    — Потому что ты дурак, — беззлобно ответил Ян. — Ни один уважающий себя дракон не копит деньги. Мы копим то, что на них можно купить.

    — Так это всё… вся история твоих сделок с художниками — просто вклады в будущее?

    — Можно и так сказать. Я люблю искусство, Стив. Оно позволяет взглянуть на мир под другим углом.

    Стив вспомнил коллекцию Яна, ту картину с драконом и рыцарем, и как хозяин дома её рассматривал, хотя и знал рассказанную историю изнутри. В этом был смысл. Ещё не кристально ясный, но у Яна, в отличие от Стива, были годы и века на размышления.

    — И ещё, — пару минут спустя Ян окончательно заглушил мотор и повернулся к Стиву, — там в конверте моя визитка — напиши, когда устроишься. Или если возникнут серьёзные проблемы. Быструю помощь не обещаю, но с нужными людьми познакомлю. Договорились?

    — Ага.

    Стив послушно вытряхнул из пакета ещё одну карточку: кусок плотного бежевого картона со строгим серебряным вензелем в нижнем левом углу. На визитке значилось скромное «Ян Кормак, коллекционер», а так же телефон и электронный адрес. Оборот, за исключением точной копии вензеля, был девственно чист. Стив, подумав пару секунд, достал ручку и написал на этом чистом поле два слова: «Дракон» и «Сделка». После чего убрал визитку в бумажник.

    — Вот и хорошо. Тогда на этом мы можем распрощаться. Был рад познакомиться, Стив. Приглядывай за собой.

    — Ты тоже. И спасибо… за всё.

    Ян в ответ улыбнулся и пожал протянутую Стивом руку. После чего, уже не оборачиваясь, выбрался из машины. Стив спохватился было, что от города они отъехали на добрых пятнадцать миль, но Ян уверенно свернул в подступающий к дороге лес и через пару секунд скрылся за деревьями.

    Стиву ничего не оставалось, кроме как перебраться на водительское место и завести машину. Конверты с подарками дракона он убрал в бардачок, поверх фотоаппарата, и на время запретил себе даже думать о них. С деньгами и билетом в будущее Стив планировал разобраться позже. После того, как решит, что лучше: стабильность карьеры коммерческого художника или эфемерный шанс оставить след в веках.

    Стив как раз добрался до моста через полноводную по осени речушку, когда его внимание привлёк странный шум. Доносился он откуда-то сверху и сзади, так что пришлось остановиться, чтобы выглянуть в окно.

    Огромный бронзово-алый дракон приближался к мосту со стороны города. Невысокое осеннее солнце отсвечивало на чешуе и гребне, добавляя к исходным цветам все оттенки пламени. Дракон летел низко, всего лишь в полусотне футов над землёй, так что не составляло никакого труда рассмотреть великолепие красок и хитрые узоры на его шкуре. Угловатые линии тянулись от морды до самого хвоста, завивались на брюхе, тонкими лозами опутывали лапы и крылья. Кое-где чешуйки топорщились, в общих переливах цвета выделяясь случайным всполохом с другого края спектра. Дракон словно бы был своим собственным рисунком — столь опасный, грозный хищник не нуждался в яркой раскраске, но солнце от души играло с великолепием его черт.

    Несколько драгоценных секунд Стив, заворожённый, во все глаза таращился на Яна. И лишь когда тот, разворачиваясь, пролетел над мостом, спохватился и полез за фотоаппаратом. Вначале под руку подвернулся конверт — его Стив, не задумываясь, отшвырнул на сиденье. Бумаги разлетелись по всему салону, но в тот момент Стива больше волновала возможность ухватить хоть несколько кадров редкого зрелища.

    Драконов в том виде, в каком их создала природа, видел далеко не каждый.

   Стив успел сделать дюжину снимков, прежде чем Ян стал едва различимой фигуркой на горизонте. Из них действительно удачными оказались всего два или три, но разглядывая игру отблесков на крошечном экране, Стив абсолютно по-детски радовался добытому сокровищу.

   Десять минут спустя он убрал фотоаппарат, собрал по конвертам разлетевшиеся бумаги и неторопливо продолжил свой путь. Безо всякой на то причины Стиву хотелось смеяться, но он сдерживался, ограничиваясь довольной полуулыбкой. Заметив её в сбитом зеркале заднего вида, Стив подмигнул себе. День опредёлённо относился к разряду удачных.

            (с) Миф, июнь'13-14

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		5	(100%)
2. Нет.		0	(0%)
Всего:		5

@темы: Сказки и истории, Плоскость обыденного

---

Содействие

    Пара комментариев перед текстом:
    Это - часть мира "Плоскости". Если по хронологии написания, то третья. По внутритекстовой же первая, ориентировочно девяностые годы. "Содействие" - официальное название "Завода" до начала двухтысячных.
    Первый черновик текста писался вскоре после "Синдрома". Отсюда и фамилия героини, как безобидная шутка-самосмейка.
    А вообще за этот текст - за то, что он не зашёл - обиднее чуть ли не сильнее, чем за "Москву". "Москва" - развлекательный квест, а тут хотелось поговорить о важном.

Плоскость обыденного
Содействие

    Комната для допросов весьма походила на то, какими их изображают в фильмах: четыре голые серые стены с зеркальным стеклом вдоль одной и массивной дверью в другой; привинченный к полу стол на металлических ножках; три стула с высокими спинками, но без подлокотников. На столе стояли пластиковая бутылка с водой и пластиковый же пустой стаканчик, один-единственный. Из двух углов комнаты целились камеры видеонаблюдения, над дверью висел динамик, и поблескивал красным огоньком датчик пожарной сигнализации на потолке.

    Над стеклом в противофазу ему мерцал датчик энергетического воздействия, в простонародье именуемый «солонкой».

    За минувший час Эрика изучила комнату целиком, от немытого пола до последней трещины на потолочных панелях. Делать здесь всё равно больше было нечего. Орать и спорить она устала ещё в машине, по дороге в участок, от хождения кругами по столь тесному помещению начинала кружиться голова, а принимать пищу и питьё в чужом — враждебном — доме было опасно по стольким причинам, что Эрика от греха подальше передвинула бутылку на другой край стола.

    Оставалось ждать. Задержавший её молоденький офицер — явно всего пару месяцев, как из академии — обещал, что с ней поговорят «сегодня». Учитывая плотно облепившую город дождливую осеннюю ночь, это обещание всё меньше и меньше походило на правду.

    В наглухо изолированной комнате слышны были только случайные, внутренние звуки — шорохи и стоны старого здания, терзаемого непогодой, — поэтому ворвавшийся через внезапно распахнувшуюся дверь гомон спугнул Эрику. Она дёрнулась, ножки стула кошачьими когтями проскрежетали по бетонному полу, и разговор, которой вёлся за её спиной, оборвался на полуслове.

    В комнату зашли трое. Объединяли их разве что мрачные выражения лиц.

    Первым прошёл невзрачный мужчина средних лет. Одет он был в чуть помятый шерстяной костюм с влажными пятнами на плечах и штанинах, обут в на удивление блестящие туфли. На лишённом каких бы то ни было особых примет лице сидели квадратные очки в тонкой металлической оправе, то ли дизайнерские, то ли просто старые. В одной руке он сжимал дешёвенький обтрёпанный портфель, другая безвольно свисала вдоль тела. Глаз серенького человечка за поблескивающими в люминесцентном свете стёклами было не видно, но когда он всем телом повернулся и явно уставился на Эрику, та ощутила, как меж лопатками у неё скользнула нервная капля пота. К огромному облечению Эрики, долго изучать он её не стал. Человечек сам себе кивнул, переставил один из свободных стульев в угол комнаты и со скучающим видом устроился там: положив портфель на колени и опустив поверх него неожиданно хрупкие бледные руки.

    Следом за серым в комнату вошёл сержант, мельком замеченный ранее в холле участка. Эрике достаточно было одного взгляда: каштановые волосы с рыжеватым отливом, ярко-голубые глаза, светлая кожа и небольшой рост в сочетании с худощавым, жилистым телом — чтобы опознать в сержанте брауни. А если бы она сразу не вычислила его происхождение, то выражение, с каким на неё уставился полицейский: отвращение на лице и презренье в глазах — мигом бы расставило всё по своим местам.

    Эрика с трудом удержалась, дабы не зашипеть в ответ на неприкрытую агрессию. Безо всяких объяснений вытащить её из постели и притащить в полицейский участок само по себе было оскорблением, а уж запереть на дюжине квадратных ярдов с брауни… За злость и гнев цепляться было проще, чем пытаться подобрать логичное объяснение происходящему.

    Не рискуя поворачиваться к брауни спиной, Эрика медленно перевела взгляд на последнего визитёра.

    Он был… высоким, заметно больше шести футов, и потому угрожающе возвышался над всеми остальными. Но не только высоким, а ещё и массивным; в широких плечах, в крупных руках, в сдержанной экономичности движений начинала проявляться та основательность, что возникает у мужчин ближе к сорока годам. На лицо гиганту, впрочем, было на дюжину лет больше, но это скорее объяснялось читавшейся по красным прожилкам в глазах усталостью, нежели реальным возрастом.

    И ещё он был чистокровным человеком. Ни единой капли дивной крови по меньшей мере на двадцать поколений назад; в современном котле народов и народцев мало кто мог похвастаться подобной родословной.

    Всё так же сохраняя молчание, Эрика вновь по очереди оглядела всех троих: серенькая личность, с настолько пустым выражением немигающих глаз, что хотелось сбежать на другой конец города; брауни полицейского участка, равно ненавидящий как род занятий Эрики, так и её происхождение; и чистокровный человек, своим полным отсутствием связей с дивным миром защищённый от любого воздействия. Втроём они недвусмысленно показывали, что, что бы здесь ни происходило, оно не было ни дружеской шуткой, ни нелепой случайностью. Эта троица явно собралась для ловли и допроса ноктюрнала.

    Под напряжённым взглядом Эрики брауни и человек пересекли комнату, превратившуюся из просто тесной в откровенно давящую, и остановились у противоположного края стола. На третий стул ни один из них даже не посмотрел, но, повинуясь едва заметному кивку человека, брауни убрал бутылку и стакан и вместо них выложил на стол доселе зажатую подмышкой коричневую папку. Человек не глядя раскрыл её и тяжело, почти не мигая, уставился на Эрику.

    — Эрика Янг, — спустя несколько долгих секунд протянул он, и в его устах незатейливые имя и фамилия прозвучали чуть ли не оскорблением. — Меня зовут детектив Ричард Харт, это сержант Копер и мистер Клейн — наш консультант. Мы расследуем дело об ограблении принадлежавшего «Содействию» транспорта, произошедшее три дня тому назад. Ограбление, результатом которого стали два — а может быть уже и три — трупа.

    Было что-то такое в холодном тоне человека — детектива Харта — что заставило Эрику придержать вертевшийся на языке резкий ответ. Вместо этого она дёргано кивнула, показывая, что приняла информацию к сведению и готова слушать дальше.

    Только вот детектив явно ждал чего-то помимо этой деловитой готовности:

    — Слушайте, Янг, я не собираюсь ходить вокруг да около. По большому счёту, мне от вас нужно только одно: на кого вы работали?

    — Какого?.. Что?!

    — Кто ваш заказчик? Меня интересует самая крупная рыба в этом деле, а не мелочь вроде исполнителей, особенно непрямых.

    — Я понятия не имею, о чём…

    — Хватит.

    Харт не закричал, даже не шелохнулся, но Эрика дёрнулась так, будто бы её ударили. Прежде равнодушно-ледяные, глаза детектива теперь полыхали гневом.

    — Я здесь не в игрушки играю, так что не держи меня за ребёнка. И за идиота тоже. Вокруг тебя слишком много совпадений, чтобы я поверил в твою непричастность.

    Он прошёлся от одного угла комнаты до другого: четыре шага, не больше, но Эрике они показались долгой прогулкой. Сержант, явно знакомый с привычками своего начальника, не глядя убрался с его пути. Скрипнул вначале отодвинутый, затем задвинутый стул, и Эрика очутилась чуть ли не нос к носу с раздражённым брауни.

    При этом Харт по-прежнему был единственным, чей голос звучал в комнате. Теперь он доносился из-за спины Эрики, откуда-то сзади и сверху.

    — Я не верю в совпадения, Янг, — тише и одновременно жёстче повторил детектив. — Тот факт, что за несколько дней до нападения на грузовик «Содействия» в городе появился ноктюрнал, пахнет чертовски большим совпадением. Нет? А то, что из троих выживших двоих всю эту неделю мучили ночные кошмары — одинаковые ночные кошмары? И третьего они, похоже, мучают до сих пор; только спросить мы не можем, потому что бедный парень — ему двадцать четыре, Янг — вторые сутки не приходит в сознание. Это тоже совпадение? И ты понятия не имеешь, о чём я говорю?

    Последние слова Харта Эрика не столько даже услышала, сколько ощутила: детектив, тяжёло навалившись на спинку её стула, едва ли не прорычал их Эрике в затылок. Ощущать чужое прерывистое дыхание на загривке было до дрожи в коленках страшно. Эрика не знала, где ей прятаться: податься вперёд, добавляя несколько жалких дюймов к расстоянию между своей спиной и угрожающе-массивной фигурой Харта, или как можно дальше отодвинуться от полыхающих синим пламенем глаз молчаливого брауни.

    Себе Эрика могла признать, что от ужаса у неё трясутся поджилки. И это было плохо, очень плохо: те части её сущности, что вели свой род от мар и баньши, никогда не умели трезво реагировать на страх.

    — Я понятия не имею, о чём вы говорите, — ту разрастающуюся агрессивную озлобленность, что придавала её словам мрачную весомость — откровенную угрозу ноктюрнала, — Эрика контролировала не больше, чем сузившиеся зрачки или зашкаливающий пульс. Даже осознание того, что реально навредить чистокровному человеку она не может, не останавливало естественного как дыхание воздействия. — И угрожать вы будете кому-нибудь другому! В городе я по рабочим делам, и если вы думаете, что сможете повесить на меня своё заглохшее дело, только из-за моей профессии или происхождения…

    Харт тяжело переступил с ноги на ногу у неё за спиной, и Эрика осеклась. Никого из троих присутствующих мужчин её речь не впечатлила, и лишь доселе молчавший серенький консультант рассеяно поправил сползшие на кончик носа очки и безо всякого чувства произнёс:

    — Постарайтесь держать себя в руках, мисс Янг.

    И скучно щёлкнул замочком на портфеле, от чего по спине Эрики вновь побежали мурашки.

    Блокировщик. Блокировщик из «Содействия», брауни и чистокровный человек. Последний раз настолько беспомощной Эрика себя ощущала в самом начале обучения, когда с огромным трудом взращенные кошмары выбивались из рук и вместо жертвы кусали создателя.

    Затянувшуюся после слов блокировщика паузу прервал всё ещё стоящий за спиной Эрики Харт. Он глухо прокашлялся и совершенно будничным тоном, никак не вяжущимся с предыдущими вспышками, произнёс:

    — Отрицание никогда никому не помогает, Янг. На меня давит «Содействие», на меня давит город, но лучше поверь: я найду пару дней тебе на размышления. Скажем, в местной тюрьме. Скажем, забыв упомянуть о том, что нашему маленькому ноктюрналу могут потребоваться особые условия содержания. Не так ли, сержант?

    Брауни взглянул на своё начальство поверх головы Эрики и плотоядно оскалился. На его узком, строгом лице весёлая хищная гримаса выглядела одновременно неуместной и угрожающей.

    — Так точно, детектив. Только нечисть терпит нечисть, а вокруг «Содействия» её мало. Малышке-баньши стоит рассчитывать на особый приём…

    — Будет жаль, если после этой пары дней ты окажешься не в состоянии нам помочь, Янг. Общая тюрьма — не место для таких, как ты. Вы там плохо заканчиваете.

    Эрика понимала, что, кто бы на самом деле ни обокрал «Содействие», приезд ноктюрнала сыграл ему на руку. Или был запланирован. А единственный способ доказать свою невиновность сулил Эрике серьёзные проблемы, в том числе и подмоченную профессиональную репутацию.

    — Мы ждём ответ, детектив, или я начинаю оформлять перевод?

    — Давайте, сержант, тут уже…

    — Стойте!

    С другой стороны, Эрика никогда не считала себя особо храбрым человеком. И если про жизнь говорить было несколько рано, то своё здоровье она определённо ценила дороже чужих секретов. Выходило, что и репутации тоже.

    — Стойте… Я не имею никакого отношения к вашему грабежу. И я… я могу доказать это.

    — Как?

    В первый раз за минувшие десять минут Харт вновь появился в её поле зрения. Судя по прочертившим его лицо морщинам, словам Эрики он не обрадовался, но всё же был готов их выслушать. Ей хватило и этого.

    — У меня в городе пациент. Весьма… высокопоставленный человек, он не хочет огласки.

    — Какие «пациенты» могут быть у ноктюрнала? Клиент?

    — Мы работаем со всеми видами снов, детектив, не только создаём кошмары. — Эрика нервно облизнулась и уставилась в пространство между своих ладоней, безвольно лежащих на столе. — При должном обучении мы можем использовать свои таланты в медицинских целях. Психиатрия, посттравматическая терапия, работа с фобиями — вариантов много.

    — Мне нужно имя человека, на которого вы работаете. Если он подтвердит ваше алиби…

    — Он вряд ли сделает это напрямик; на его посту мало кто готов признать, что у него проблемы с психологическим здоровьем. Но вы можете проверить счета, поговорить с персоналом… На всех наших сеансах присутствовали телохранители, а сессии занимали большую часть моего рабочего дня. При всём желании мне не хватило бы ни сил, ни времени ещё на два-три «саженца».

    — Посмотрим. Не думай, что я тебе поверил, Янг. Это больше похоже на попытку потянуть время, чем на дельную информацию.

    — Я не прошу мне верить. — Эрика обеими руками потёрла виски и исподлобья уставилась на мрачного детектива. — Но вы же можете поднять трубку и задать пару вопросов. Нет?

    Усталый беззубый сарказм в её словах привлёк внимание Харта и брауни, но блокировщика оставил равнодушным; замочек на портфеле его по-прежнему интересовал гораздо сильнее допроса. Эрика не собиралась развивать конфликт — не тогда, когда единственный козырь уже выложен на стол, — просто страх и угрозы не добавляли крепости её самоконтролю. Она бы и завыла в лучших традициях предков-баньши, но свинцовое присутствие серого человечка мешало нащупать внутреннюю связь с древними талантами.

    Когда, после краткого момента нерешительного молчания, Эрика назвала имя своего клиента, в комнате повисла деловитая тишина. Детектив кивком отослал брауни куда-то за тяжёлую дверь, сам занял место за столом и с холодным интересом принялся листать забытую всеми папку с делом. Периодически он поднимал голову и, чуть прищурившись, смотрел Эрике в глаза; словно бы сравнивал увиденное с каким-то мысленным образом. Судя по почти сходящимся на переносице бровям, результаты Харта не устраивали. Или же его, как и саму Эрику, начинала мучить объяснимая в столь поздний час головная боль.

    Десять минут спустя детектив закрыл папку, тяжело опустил на столешницу свои крупные, грубые и бледные руки и на удивление спокойно спросил:

    — Если на миг предположить, что за нашим делом стоит кто-то другой, какова вероятность, что это не ноктюрнал?

    — Не знаю, — Эрика мельком взглянула на по-прежнему теребящего пряжку своего портфеля блокировщика. — Мало информации, чтобы делать хоть какие-то выводы.

    — Пять человек независимо друг от друга в течение недели видят один и тот же кошмар. После чего образ из этого кошмара появляется наяву; пугая этих людей настолько сильно, что они забывают о своих профессиональных обязанностях. В результате охраняемый ими транспорт грабят, оставляя за спиной пару трупов и пациента в коме. Это может быть работой не ноктюрнала?

    — Не только мы занимаемся кошмарами. Чистокровным марам не требуется наше обучение; навуки, ниамы, инкубы, кикиморы… почти в каждом регионе есть Дивные, способные на что-то в таком духе.

    — Но кто из них рискнёт подобраться так близко к штаб-квартире «Содействия»? Дивные стараются держаться подальше.

    — Я же подобралась.

    Харт саркастично хмыкнул в ответ — словно бы Эрика совершила какую-то глупую ошибку.

    — Очевидно, что тут дело в деньгах. Либо гонорар от того, на кого мы охотимся, либо же тебе действительно платит наш уважаемый кандидат в мэры.

    — И вы на самом деле думаете, что только для людей и полукровок деньги — достаточно веская причина приехать туда, где тебя не ждут?

    — Нет. Я думаю, что среди всех народов лишь те их представители, кто лишён всяческих моральных принципов, станет убивать ради денег. Например тот, кому эти принципы когда-то уже пошли вразрез с… природными «талантами».

    Эрика дёрнулась от слов Харта как от хлёсткой пощёчины. Того спокойного, рабочего настроения, которое — как ей показалось — воцарилось в маленькой комнатке для допросов, теперь как не бывало. Детектив смотрел с прежней ненавистью в угрожающе прищуренных глазах. Если бы Эрика не была так напугана, она отвесила бы себе мысленный подзатыльник; купиться на мнимую тень дружелюбия, просто отсутствие угрозы мог разве что человек, совсем ничего в людях не понимающий.

    Харт играл с ней. Не очень умело, судя по быстро отброшенной маске, но Эрике хватило и его неофитских попыток.

    Тяжёлую паузу, возникшую на месте прерванного разговора, несколько минут спустя прервал хриплый звон динамика. Детектив вскинул голову, нахмурился и, не проронив ни слова, направился к двери. Эрика настороженно за ним проследила. Словно бы почувствовав на себе чужой взгляд, у самого выхода Харт обернулся и посмотрел на Эрику с плохо скрываемым презрением. Она инстинктивно отвела глаза.

    На что бы ни отвлёкся детектив, времени это у него заняло немало. Оставшись в комнате наедине с блокировщиком, Эрика в свою очередь быстро впала в тревожную полудрёму. Присутствие серого человечка почти не ощущалось, улавливалось только тихое «щёлк-щёлк» замка на его портфеле. В этом рваном и одновременно строгом ритме ворочалось что-то гипнотизирующее, напоминающее о неумолимом движении времени.

    Щёлк.

    В голове у Эрики было до странного пусто, лишь где-то на задворках бродили обрывки мыслей.

    Щёлк-щёлк…

    Мутно текли лихорадочные картинки под закрытыми веками: чей-то сон, нескладное творение времён постижения науки ноктюрналов: погони, лабиринты, паника безысходности. Отвращение в глазах окружающих. Собственная злость. Никакой это, конечно, не дар. Природное умение, которым надо учиться управлять, иначе оно будет стихийно пользоваться тобой.

    Щёлк.

    Кошмары для пятерых на неделю? Эрика такое смогла бы. Работа утомительная, на пределе сил, но не невозможная. А если смогла бы она, то смогли бы и многие другие. То, что ноктюрналов не любят и презирают, никак не влияет на их количество или сам факт существования.

    Щёлк-щёлк-щёлк. Щёлк?

    Вытащить образ из сна в реальность — это уже тяжелее. Это к чистокровным, если только неведомый злоумышленник не горел желанием на одну работу нанимать двух человек. Эрике подобное не по зубам, её вотчина — царство Морфея.

    Щёлк!

    Последний щелчок прозвучал резко, неправильно, не так, как все предыдущие, и потому заставил Эрику вздрогнуть. Она испуганно огляделась, вспоминая, где и почему находится, и её взгляд остановился на блокировщике. Его ладонь как раз скользнула по клапану портфеля, проверяя, затянут ли потрёпанный от частых перегибов ремешок пряжки. Этот обыденный жест насторожил Эрику, и она попыталась поймать взгляд Клейна. Блокировщик не обратил на её попытки никакого внимания и молча поднялся со стула. Пару мгновений потоптавшись на месте, словно бы разминая затёкшие от долгого сидения ноги (а может быть и не словно; Эрика вдруг поняла, что понятия не имеет, сколько времени прошло с ухода Харта), Клейн целеустремлённо направился к двери.

    В отличие от детектива, он не обернулся даже на пороге.

    Прошло ещё с полчаса, прежде чем дверь открылась вновь и на пороге появился напоминающий собственную бледную тень Харт. На сером, каменном от усталости лице детектива не читалось ни единой эмоции, но Эрика отметила ссутуленные плечи и тяжёлое неловкое движение, каким Харт прислонился к стене.

    И ещё тот факт, что дверь за собой он закрывать не стал.

    — Мисс Янг, я приношу свои извинения…

***

    Вечерняя сессия с клиентом вышла изматывающей. После ночного допроса Эрика вздрагивала от каждого резкого звука, и к исходу дня её нервы напоминали перетянутые струны. В этом состоянии неуверенность, связанная с работой (Эрика почти убедила себя, что клиент выставит её за дверь безо всякой оплаты; мало кому из власть имущих нравилось вмешательство полиции в их частную жизнь), лишь усиливала напряжение.

    Но вечер шёл, клиент ни словом не упомянул полицию, и где-то к полуночи Эрика поняла, что её алиби подтвердили другим способом. Она подозревала серенького блокировщика, но глубоко над этим не задумывалась. Её ждала непростая работа, к тому же после посещения участка желание как можно быстрее разобраться с делами превратилось в насущную необходимость. Покинуть город: ненавистную территорию «Содействия», прославившегося без малого вековой эксплуатацией талантов Дивных. Оставить позади его ручных копов, узколобые предрассудки и вину прокажённого, вдали от крупных городов преследующую каждого ноктюрнала.

    Из-за усталости Эрику до скрежета зубовного раздражало буквально всё вокруг: три дня не прекращающийся дождь, в последние часы обернувшийся настоящим ливнем; тусклый, грязно-жёлтый свет фонарей; полный обещания простуды сырой холодный воздух. Практически безлюдные улицы словно нарочно вились бессмысленными изгибами, и Эрика дважды была вынуждена возвращаться к безликим перекрёсткам в поисках верного пути. Решение отказаться от любезно предложенной клиентом машины уже не выглядело мало-мальски оправданным. После четверти часа под стылым осенним дождём Эрика никак не могла понять, что заставило её так опрометчиво отмахнуться. Гордость и желание уединения не стоили ноющей боли, зарождающейся у задней стенки горла.

    До своей гостиницы, занимающей старый, уютно-потрёпанный особняк на окраине города, Эрика добралась ближе к четырём утра. Насквозь промокшая и замёрзшая, она даже не пыталась прибавить шагу; лишняя минута под непрерывной моросью уже не имела никакого значения. Не торопясь, Эрика перешла через дорогу (даже помедлила на тротуаре, пропуская неведомо откуда взявшуюся в этот проклятый час машину), нырнула под козырёк и вдоль стены особняка двинулась к крыльцу. Стекающая с крыши вода неприятно барабанила по левому плечу, вбивая насквозь мокрые плащ и блузку в холодную кожу.

    У самого входа, буквально в дюжине ярдов от двери, Эрика обратила внимание на припаркованную напротив крыльца полицейскую машину. Внутри неё кто-то был; несмотря на темноту неосвещённого салона, вода на стекле напротив водительского места поблескивала не так, как напротив пассажирского. Эрика инстинктивно вжала голову в плечи и вздрогнула, когда кромка мокрого воротника неприятно впилась в затылок, пустив вдоль шеи пару ледяных струек. Это было глупо, но Эрика последние футы всё равно преодолела бегом, обеими руками обхватив свой рабочий портфельчик.

    Она не успела. За шумом дождя и перестуком срывающихся с козырька струй Эрика не услышала шороха открываемой и закрываемой двери машины, но чужое присутствие за спиной ощутила отчётливо. Свет фонарей бросил тень чужака на крыльцо и саму Эрику, поглотив её собственную. Владелец тени был рослым человеком и обладал с трудом, но всё же узнаваемым голосом.

    — Мисс Янг…

    Промозглой ночью детектив Харт уже не выглядел таким устрашающим, каким он показался Эрике в комнате для допросов. Да, он был заметно выше, массивней — но дождь и дрожащий свет не льстили усталому лицу и затравленным глазам. Мокрые волосы плотно облепили затылок и лоб, крупные капли стекали по блестящим прядям и падали на бледные щёки. Тёмные синяки под глазами детектива больше напоминали последствие драки, нежели итог бесконечных рабочих часов. Харт выглядел… жалко. Эрика подозревала, что даже хуже её самой — несмотря на всё тот же дождь, пару бессонных ночей и изматывающую нервотрёпку.

    Это о чём-то говорило, когда мужчина вдвое крупнее и гораздо сильнее неё вызывал у Эрики жалости больше, чем собственное отражение в стеклянных дверях гостиницы в четыре часа утра.

    — Мисс Янг…

    — Что вам нужно, детектив?! — срываться на такого Харта, потрёпанного и с застрявшими в ресницах каплями дождя, было почти просто, гораздо проще, чем во время допроса. — Вам мало прошлого раза, вы опять решили сделать меня козлом отпущения? Акция «Ноктюрнал в городе — идеальный подозреваемый»?! Что, чтобы кого-нибудь поймать, надо работать, а я вот она: известно кто и известно где? Идите к чёрту со своими подозрениями! Идите к чёрту...

    — Мисс Янг, я вовсе не хотел…

    Эрика не стала его слушать. То, что детектив явился сам, в одиночку, свидетельствовало, что в участок её не потащат — а значит, она имеет полное право оставить Харта на ступенях гостиницы. Она знать не желала, зачем он пришёл. Эрику трясло от одних только воспоминаний об унижении и страхе, которые не так давно обещали ей слова этого человека.

    Он сколь угодно мог изображать многострадального щенка-переростка, выставленного в непогоду за хозяйский порог; Эрика не желала иметь с этим человеком ничего общего.

    Но когда Эрика потянулась к заветной дверной ручке, на плечо ей легла тяжёлая холодная ладонь.

    — Послушайте меня, пожалуйста….

    Она обернулась, оглядела Харта с ног до головы и обратно — и с отвращением стряхнула его руку, одновременно толкая прочь от себя, прямо под не прекращающийся дождь. Детектив неловко покачнулся, соскользнул с высокой ступеньки, но чудом удержался на ногах. Несмотря на это, он не попытался вернуться на крыльцо и лишь просящее посмотрел на Эрику снизу вверх. Бьющий ему по плечам дождь стремительно перекрашивал малочисленные светлые пятна на куртке в неприятный бурый цвет.

    — Эрика…

    — Мне плевать, чего вы хотите и не хотите! Я не больше вашего просила рождаться ноктюрналом и уж тем более не просила, чтобы со мной из-за этого обращались, как с диким животным. Но всем на это плевать, так? Вы видите того, кто отличается от вас, кто может навредить вам — и тут же решаете, что он это сделает. Уже сделал! Знаете, где у меня сидит вся эта ксенофобия? Каждый идиот, последний дурак считает, что мне больше заняться нечем, кроме как портить ему жизнь. Вот вы идиот, детектив?

    — Нет. Я…

    — Тогда оставьте меня в покое!!!

    — Я всего лишь хотел попросить у вас помощи.

    Пауза, воцарившаяся после усталых слов детектива, не была тихой: уличный шум заполнил её до краёв. Эрика вымученно провела по занывшему от крика горлу. Несмотря на ту покорность, с какой Харт выслушал нападки, помогать ему не хотелось. Было противно. Эрика отчётливо понимала, что в следующий раз на её месте может оказаться кто-нибудь настолько же невиновный; но ему может меньше повезти с алиби.

    Участвовать в этом…

    — Эрика, мне действительно жаль, что так получилось. Но и вы поймите: у меня не было другого выхода!

    В этот раз Эрика нырнула за дверь до того, как детектив успел её остановить.

***

    Конечно, позвонить было бы проще. Из тёплого и сухого гостиничного номера, не выходя на всё ещё заливаемую улицу — и уж точно нос к носу не сталкиваясь с разве что не рычащим сержантом-брауни.

    И то обстоятельство, что прямого номера Харта у неё не было, вряд ли тянуло на оправдание; Эрика вполне могла поискать его в телефонном справочнике. В конце концов, найти там номер самого участка, и пусть уже они разбираются. Это же детектив просил её помощи, а не наоборот.

    Так?

    Так.

    И всё же за полчаса до полудня Эрика по собственной воле оказалась в промёрзлом холле участка, через который совсем недавно её чуть ли не силком тащили на допрос. Спинка жёсткого пластикового стула неприятно давила на лопатки, лежащая на коленях газета давно размокла, а брауни ни на мгновение не спускал с вторгшегося на его территорию ноктюрнала злых синих глаз.

    Два дня Эрика размышляла над словами Харта. И теми, что были произнесены во время допроса, и об их странном ночном разговоре на крыльце гостиницы. Эмоции: страх и уязвлённая гордость — мешали думать здраво; воспоминания хотелось замести под ковёр и никогда их оттуда не доставать. Но со временем буря улеглась, и осталось главное: трое ни в чём не повинных ребят в больнице и чьи-то тела в морге.

    Эрика никогда не считала себя достойной гордого звания врача, целителя. Ноктюрналы в лучшем случае были помощниками. Консультантами. Но большего от неё сейчас и не требовалось.

    Тиканье настенных часов с трудом угадывалось сквозь шорох непогоды, но шаги — тяжёлые и торопливые — прозвучали отчётливо. Когда знакомая массивная фигура показалась в поле зрения Эрики, она ставшим привычным движением отвела с лица мокрые волосы и сдержанно произнесла:

    — Детектив Харт? Позавчера вы говорили, что я могу помочь вам с расследованием…

            (с) Миф, июнь'13-14

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		5	(100%)
2. Нет.		0	(0%)
Всего:		5

@темы: Сказки и истории, Плоскость обыденного

---

"Бюро находок"

    Ну, вознеся хвалу Демиургу, начну потихоньку таскать свои тексты с ФБ. По одному в неделю, дабы не мусорить в чужих лентах.
    Да, товарищи-читатели. Такой сугубо технический вопрос: вам как удобнее читать, с отбивками-пустыми строками между абзацами или без них? Дальше пойдут большие тексты, хочу пожалеть ваши глаза.

Плоскость обыденного
Бюро находок

    Джана подбирают на пустыре, где когда-то был его дом.
    Подбирают поздно: решившие поживиться бродяги оставляют на память о себе не только ссадины, но и пару переломов. Рука и рёбра. Ничего такого, что не зажило бы за неделю-другую, но горячий стыд впервые за два месяца разгоняет туман безразличия. Горгулье накостыляли обрезками труб, и кто: бездомные проходимцы, ворующие стройматериалы!
    Джан ненужным мусором валяется посреди пустыря и ждёт восхода солнца, чтобы оно на день превратило его в такую же бесформенную кучу камней. Но за час до рассвета он слышит чужой голос, неуверенные шаги.
    Ему предлагают помощь и плечо, чтобы добраться до припаркованной рядом машины. Плечо упирается в рёбра. Хорошо, что на здоровой стороне.

    Его спасительница представляется как Чарли, хотя зовут её Шарлотта. Шарлотта Кавано, гремлин.
    Её происхождение выдают не прижатые к черепу заострённые ушки, не пять футов роста и не тёмно-зелёные волосы. Её выдают руки: короткие чёрные когти, остриженные на ведущей правой и оставленные заострёнными на левой. Резкий контраст на фоне строгих костюмов, безукоризненно-правильной речи и подчёркнутой вежливости.
    Ещё её выдают компьютерные навыки. Джан не специалист, но то, как на кончиках этих подпиленных коготков танцует информация, завораживает даже его.

    «Есть вещи, которым не стоит менять хозяев», — говорит Чарли на третий день их знакомства. Она изучает порез на плече Джана с тем же вниманием, с каким смотрит на экран своего планшета.
    Джан кивает, слушает. Он ничего не имеет против новой работы, особенно если к ней прилагается дом. Достаточно старый и достаточно тихий, чтобы горгулья мог обустроить себе новое гнездо. Видит небо, без гнёзд его вид непростительно быстро теряет рассудок.
    Чарли находит для него такой дом уже через неделю. Заброшенная церковь на окраине города. Слишком светлая и не слишком потрёпанная, но в Новом Свете привередничать не приходится.

    — Почему я? — спрашивает Джан после их второго совместного дела. Он только что в тёмной подворотне поймал незадачливого воришку и отобрал у него серебряный портсигар. Портсигар, по словам Чарли, принадлежал очаровательной девяностолетней старушке и заключал в себе дух её четвёртого мужа, ифрита. — Тебе подошла бы любая Бестия в расцвете сил.
    — Потому что в Америке не водятся горгульи, — отвечает Чарли таким тоном, словно бы её наблюдение — прописная истина.

    Она зовёт его «мистер Рива» или «Джим», хотя его имя — Джанмарко — так не сокращается.
    На попытки обратиться к ней «мисс Кавано» или «Шарлотта» Джан получает укоризненные взгляды из-под вздёрнутых бровей.

    Чарли не объясняет, почему они занимаются тем, чем занимаются. У них нет клиентов и нет соперников; прибыли тоже нет, будь то деньги или должники. Джан уже давно не верит в бескорыстность, но мотивы Чарли остаются для него тайной за семью печатями даже после полугода совместной работы.
    Сам он за крышу над головой, за настоящее гнездо готов на всё: ловить воришек, трясти чёрный рынок, раскапывать забытые наследства. Бегать от полиции, ненавидящей, когда в её дела вмешиваются гражданские; и вот это уже забавно.
    Что его пока ещё выбивает из колеи, так это благодарности. В большей степени хозяев артефактов, в меньшей — Чарли.

    Когда Джан впервые приглашает Чарли в своё гнездо (а случается это месяцев через девять после их знакомства), в качестве подарка она приносит папку с распечатками. Страницы чьего-то самодельного сайта: ядовитый дизайн, нечитаемые шрифты, обилие восклицательных знаков. Заголовок: «Городские легенды».
    — Мы с вами становимся знамениты, Джим, — ворчливо говорит Чарли, но в её тёмных глазах неприкрытое самодовольство. — Постарайтесь в следующий раз привлекать к себе чуть меньше внимания.
    Одну из станиц почти полностью занимает его фотография. Горгулья как горгулья, массивная и крылатая; глаза горят. На фото Джан протягивает сумку незадолго до этого обворованной девушке. Амулета с не по делу серьёзным проклятьем, беспечно болтающегося на застёжке, почти не видно.
    — Постараюсь, — обещает Джан и тем же вечером находит сайт, чтобы оставить в комментариях под фотографией подмигивающий смайлик.

    К концу тринадцатого месяца Джан узнает, что Чарли — сивилла. Что каждая их пропажа, не будь она возвращена законному владельцу, могла бы повлиять на безопасность всего города.
    Если их «миссия» — не граничащий с идиотизмом идеализм, то Джан понятия не имеет, как её ещё назвать.
    К началу четырнадцатого ему всё равно. Этот идиотизм Джану по душе, к тому же гнездо есть гнездо. А у Чарли, хоть она не хуже его умеет изображать каменную статую, очаровательная улыбка.
    И восхитительный запас тайн.

            (с) Миф, июнь'14

Вопрос: Понравилось?

1. Да.		7	(100%)
2. Нет.		0	(0%)
Всего:		7

@темы: Сказки и истории, Плоскость обыденного

---

ФБ - итоги

    Обещанный длиннопост, или Сказ о том, как Миф на ФБ ходила.

    Вообще говоря, идея затеяться с нашими дайриковскими «Весёлыми стартами» бродила у меня давно, больше года. На ФБ я поглядывала практически с начала её существования. Не слишком внимательно – не фандомный я человек, ежели что и покуриваю, то либо нечто очень редкое, либо в пределах собственной головы. Но сам формат командного творческого конкурса – штука интересная.
    Конечно, несколько отпугивали высокие левлы и высокие рейтинги. Что тогда, что сейчас делать их я не умею.
   

Дочитать вступление

Той зимой я облизывалась на одну команду, но в конце концов не решилась – и к лучшему, команда сошла с дистанции довольно быстро. Этим летом (весной, скорее) увидела идеальную для меня команду городской фэнтези. И тоже, наверное, не решилась бы, если бы не разговор с Андой на классическую тему «лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал». К тому же, это был единственный шанс на ближайшие полтора года: в 2015 в процессе написания диплома я бы точно не сунулась ни на зимнюю, ни тем более на летнюю игру.
    Так что где-то по маю я попросилась в команду, меня взяли, и начался этот эксперимент.
    Эксперимент… Знаете, лезть было страшно, сразу по двум причинам: во-первых, это команда – а Миф и незнакомые люди сочетаются плохо, я для этого всё-таки слишком интроверт с цирком дрессированных тараканов. Во-вторых, вылезать со своими текстами из любимого угла, где точно не пнут, туда, где «могут и послать», страшно вдвойне. Шкура у меня тонкая, в отношении своего творчества – вообще бумажная. Тот ещё риск.
    Плюс. Мои тексты для ФБ – неформат. Не потому что кто-то лучше-хуже или там умнее-глупее. Просто ФБ – конкурс развлекательной литературы со своими правилами. Собственно, конкурс фанфикшена, у которого к текстам вполне определённые требования. Мы полезли командой ориджей, а я в этой команде – человек, таскающий низкорейтинговый джен. Это не то, за что голосует среднестатистический читатель ФБ.
    Но – любопытно было проверить качество своих текстов. Хватит его забороть «неформатность». Или вообще не в ней дело, и я просто плохо пишу?

    Командного игрока из меня не получилось. 95% принесённой мной пользы – это, собственно, свои тексты. Причины две: и уже упоминавшийся интроверт-с-тараканами, и большой текст, который я взялась писать на ББ-квест, и в который пришлось нырнуть в середине июля – и вынырнуть только в середине сентября. Ни на что другое меня просто не хватала физически и эмоционально.
    Так что по этому поводу ничего интересного не поведаю. Разве что расскажу, что команда у нас была очень приятная, а главное – в ней нашлось несколько по-хорошему упоротых человек, которые паровозили всех остальных. Позволяя делать своё маленькое дело вот таким антисоциальным личностям, как я.

    Итого у меня было четыре текста: один драббл, два миди (пыльные черновики прошлого года, дописанные и приведённые в порядок) и макси на сорок тысяч слов. Все оридж-джен-PG-13, современная городская фэнтези. Суммарно команде они принесли 85 (около 4%) голосов, что позволяет назвать себя не совсем уж бесполезным игроком. Но и звёзд с неба я, ясен пень, с такими показателями не хватала.
    Особенно это становится заметно, если рассматривать голоса по каждой работе отдельно. Вот эта классическая история о том, что автору и читателю нравятся диаметрально противоположные работы? Мой поход на ФБ – эталонное её подтверждение.
    Ну а теперь по текстам в порядке выкладки. В этом посте будут большей частью общие слова, что-то конкретное про сами тексты расскажу, когда стану их выкладывать.
    Прим.: вообще говоря, первые три текста: «Бюро находок», «Под крылом» и «Содействие» - принадлежат к миру «Плоскости». Просто мир такой, что позволяет об этом без лишней надобности не упоминать.

   

"Бюро находок"

«Бюро находок» (драббл на 700 слов, 23 голоса)
    Нести драбблы на ФБ я не планировала. Изначальный план вообще состоял в том, чтобы доработать рубанком два старых черновика миди и на всё оставшееся время взяться за большой текст. Но я несколько недель бродила с парочкой персонажей, зная про них всё: и кто они, и откуда, и какие между ними взаимоотношения… кроме одного – кем они работают. И в один прекрасный день что-то щёлкнуло и последняя деталька встала на своё место. Встала так чётко, что какую-то историю об этих ребятах вполне можно было уложить в маленький текст.
    Я попробовала. В итоге получился этакий драббл в драбблах, восемь кусочков из жизни двух персонажей – формат, с которым мне уже давно хотелось поэкспериментировать. И итогом я более чем довольна, поскольку в очень тесную форму удалось положить всю классическую схему «экспозиция-завязка-развитие-кульминация-развязка». Ценный опыт.
    Да и у читателей – судя по голосованию – текст зашёл. Учитывая, что он первый… без этой четыре недели обдумываемой, но написанной за несколько часов мелочи результаты всего эксперимента могли быть совсем другими. Сами понимаете: первый успех внушает оптимизм, а в плане фидбека меня с этим текстом читатели погладили наверное сильнее, чем со всеми остальными.
    Любопытный факт: я всерьёз обдумывала написать к этому тексту продолжение на третий – рейтинговый – левел. Чувствовала, что именно с этими персонажами и в этой атмосфере можно поиграться с «взрослыми» темами. Не сделала только потому, что понимала: на что-то серьёзнее R’ки меня в любом случае не хватит. А мои представления об R’ке и представления ФБ сильно расходятся. Боялась недотянуть.
    Но сделать это продолжение я всё ещё хочу. Рейтинг рейтингом, а детальку о взаимоотношениях персонажей в него предполагалось положить весьма греющую мне душу.

   

"Содействие"

«Содействие» (миди на 4 000 слов, 9 голосов)
    Практически Epic fail и причина того поста об открытых финалах.
    Мы с читателями здесь не сошлись как-то очень глобально, о чём можно судить по голосам. Не сошлись как раз из-за открытого финала (за который мне продолжает прилетать до сих пор) и из-за использования элементов других жанров. Когда я писала эту вещицу, мне как-то и в голову не приходило, что её можно прочесть как детектив; собственно, от детектива тут только тема расследования, взятая для антуража. Мне же интереснее было поговорить о ксенофобии, о вторых шансах, о человечности – стандартный набор тем для текстов из «Плоскости».
    И так я до сих пор не поняла: то ли у меня плохо получилось, то ли сыграл фактор «неформата». Ошибок именно сюжетных, идейных, я в тексте не вижу. Но если читатель его так плохо воспринял, значит, они там есть, м?
    Чудеса. Как тот суслик.

   

"Под крылом"

«Под крылом» (миди на 6 500 слов, 38 голосов)
    Самая полюбившаяся читателям работа – и самая слабая технически.
    Текст не то чтобы плох… просто у него очень серьёзные проблемы из-за очень слабого конфликта. Его здесь практически нет. И что позволительно в текстах крошечных, в несколько сотен слов, на листе с гаком уже становится полновесным авторским «плюхом».
    Эта сказочка… она милая, светлая. В некоторой степени полезная – она и «Содействие» были, соответственно, вторым и третьим текстами из мира «Плоскости», окончательно его зафиксировавшими. Но с точки зрения ремесла это слабая работа. Идея, насильно впихнутая в последнюю сцену, быть может, и спасла отца русской демократии, но инвалида в здорового человека не превратила.
    Поэтому тут мне снова непонятна читательская реакция, только в этот раз внезапное одобрение. Как-то не хочется думать, что оно заработано одной только «симпатичностью» истории.
    Зато на этом тексте я познакомилась с очень любопытным видом бартера: когда человек тебе рассказывает, о чём ты написал. Нет, не "автор имел в виду", а пересказ сюжета. Школьная изложение. Юмор не поняла, но оценила.

   

"Москва-Обратная"

«Москва-Обратная» (макси на 41 500 слов, 15 голосов)
    Знаете, можно написать одну строчку: 40 с гаком тысяч слов текста-ориджа без отношений, без рейтинга и без беты – и этого уже будет достаточно.
    Но я потреплюсь. Хотя бы потому, что этот текст вынул из меня не только душу, но и мозги, глаза и остатки благоразумия.
    Я давно хотела написать обыкновенный незатейливый квест: из пункта А в пункт Б, попутно заходя в пункты В, Г и Д. Мне давно было интересно попользовать в качестве декораций город, в котором я живу. Да и сюжет этой истории, хоть и менялся, в том или ином виде существовал уже года три или четыре. Когда встал вопрос что именно писать на ББ-квест, вариантов у меня было два: либо перекручивать идею о «Мусорщиках» (которую я уже засветила в открытом доступе), или писать «Москву…».
    Второе показалось проще. Да, Миф – наивный чукотский юноша.
    Я прикидывала, суммарно на этот текст ушло около 350-400 часов работы. Очень полезный опыт, и в плане развития ремесла такая плотность работы – штука бесценная. И самое страшное, что я бы была не прочь повторить. С чуть более разумным подходом (с хотя бы одним выходным на неделе и без параллельной работы-учёбы), но…
    Впрочем, разговор не о самом текста, а о ФБ.
    То, что особого фурора он не вызовет, я знала с самого начала: см. хотя бы пункт про 40 000 слов ориджа. Так что не могу сказать, что итоги голосования меня разочаровали. Хотелось бы больше (ну а кому хочется меньше?), но не столько даже ради циферек, а сколько из любопытства: как люди воспримут мой первый серьёзный опыт большого текста. Особенно текста, в котором я сложила небольшую кучку деталек, которыми горжусь. Все эти часы ковыряния со славянской нечистью, которая отнюдь не ограничивается домовыми да лешими, изучение метро – большая часть ловушек так или иначе связана с историей станций, - попытки сделать самобытных и в то же время узнаваемых духов… Вот эти детльки – кажется единственное, что мне более или менее даётся в плане писательства. Хотелось узнать, насколько это «кажется» соответствует действительности.
    И тут я больше опираюсь на отзывы. Фидбек у текста хоть и не слишком объёмный, но хороший. И отдельно мне погрела душу благодарность «бете» за качественно вычитанный текст. Учитывая, что всю редакторскую работу я делаю сама (и сжирает она процентов 60 затраченного времени), эта мелочь очень приятна.

    Итог всего этого похода?
    Итог был ясен чуть ли не до начала выкладок. Опыт интересный, попробовать определённо стоило.
    Второй раз не пойду.
    Просто потому, что лезть в командный конкурс и не играть в команде – глупо.
    Лезть в фэндомный конкурс и тащить туда ориджи – тоже не слишком умно.
    А лезть в развлекательный конкурс и тащить не-развлекательные тексты – вообще попахивает мазохизмом. Мой сорт извращений, но строго дозировано.

@темы: Перо, тетрадь, пегас...

---

Вкусное

    Я тихонько положу это здесь и так же тихонько свалю в закат институт мечтать о том счастливом январском дне, когда будет сдан последний экзамен...

           

    Сорри за все тормоза - неделька выдалась какой-то мутной. Сегодня должна разобраться со всеми скопившимися учебно-рабочими делами, с завтрашнего дня буду разгребать дела социальные в виде комментов-писем.
    И спасибо за дайри-магию тем, кто на выходных тыкал в кнопочки и желал удачи. Она мне пригодилось. Не в понедельник, правда, а вчера... Это, конечно же, мой грядущий диплом. Вчера сунулась к своему любимому преподу по оптоэлектронике в лабораторию инфооптики и голографии. Пообещал взять, если они успеют доделать установку и у них физически будет место, на какое брать дипломника. В общем, точный ответ даст в конце ноября. Я к ним хочу прямо очень-очень. Даже не знаю, соваться ли сейчас на память формы... Как-то в моём представлении "я к вам не против, но давайте подождём месяц" со стороны студента звучит странно.
    В общем, если кто захочет пожелать Миф ещё немножко удачи чтобы место всё же появилось - желайте. Заранее говорю спасибо

@темы: Будни, Игры

---

ФБ-финальное

    Команда Urban fantasy получила носок выложила деанон.
    Ловите нас тут!

    Убегаю в школу, все подробности и обещанный длиннопост по работам - позже. Скорее всего, в пятницу.

@темы: Перо, тетрадь, пегас...

---

Странности

    Кажется, я вписалась писать игрушку... Вчера было первое совещание с командой
    "Писать" - в прямом смысле слова. Мир-герои-сюжет, все текстовки... То есть, одного весёлого приключения в виде ФБ мне было мало, в параллель с дипломом обязательно найти ещё чего-нибудь. Чтобы жизнь скучной не казалась.

    Кстати, про "весёлое приключение". Нас таки обрадовали итогами ФБ: 27 место из двухсот с гаком. При ТТХ команды попасть в тридцатку... что-то героическое в этом есть. Пр-р-риятно.
    Жду, пока мы выложим деанон. После этого потащу тексты сюда.

    Последствие трёхмесячного марафона с последней сказочкой: теперь если я работаю с текстом, то мне надо с ним действительно работать - не меньше трёх-четырёх часов в день. Прежние два уже как-то не удовлетворяют дают результатов. Тихо радуюсь тому, что на работе последние недели затишья. Но скоро они кончатся и это будет весело. Очень-очень-очень напряжённо, но весело.
    Маньяк. И не лечусь.

    Ложки времени нет Доиграла KB магом, захотела по второму кругу ввязаться в народную забаву "прохождение без потерь". Паладином суккубом. За неделю доползла аж до второго острова. Ибо - да, времени нет. Даже сегодня наковыряла всего час. И то за счёт того, что задвинула на ночь Питон.
    Мне страшно. Мой глубокоуважаемый наставник на тот самый тест простоты с прошлой недели прислал комментарий на четырёх страницах с подробным перечислением моментов, где я была сугубо неправа . Сама прога - строк тридцать... Каким чудом она при этом хоть как-то работала и давала верные ответы, м?

    Люди-звери читатели, а отсыпьте мне немного удачи? На понедельник запланировано одно дельце, связанное с учёбой. Если выгорит, я буду очень счастливым человеком.

Вопрос: Принести плюшку:

1. Пожелать Миф, чтобы дело выгорело		16	(55.17%)
2. Отсыпать удачи		13	(44.83%)
Всего:		29 Всего проголосовало: 18

@темы: Читателям, Перо, тетрадь, пегас..., Будни

---

Бытство

    Вместо того, чтобы пойти сегодня читать художникам очередную лекцию по физике, половину вечера проковырялась с Питоном. В итоге вроде как даже заборола этот тест простоты (с первой попытки - неделю назад - умудрилась повесить им консоль; потому что нельзя начать учиться программировать и не написать три бесконечных цикла и четыре раз не поделить на ноль). Поняла, что подсказки в виде псевдокода - не моя трава. Проще взять математический алгоритм и расписать его самостоятельно.
    Итого: бублик, кола и тест Миллера-Рабина делают хороший вечер.
    А лекцию не устроила по той простой причине, что никак не могу осознать что и главное откуда читать. Хочу притащить куски оптоэлектроники, которую нам дают в этом семестре, благо в тот раз читала оптику. Но нести её просто так смысла нет. Ну скажу я, что эти чудеса позволяют в теории выиграть ещё четыре порядка по производительности... надо же показать, почему. Следовательно, в начале надо читать обычную электронику. Хотя бы транзисторы и триггеры. И ещё немного основ информатики, про такты и операции. Про несущую частоту, про модуляцию, про то, как устроены компьютерные детальки с точки зрения физических явлений... И как это читать так, чтобы народ не прогнал меня вениками за нещадно измученный мозг? Всё ещё думаю.

    Нынешняя сказочка как-то очень хорошо пишется. Я её делаю абсолютно для себя, про запас: чтобы было что перечитывать, когда станет грустно. Она... уютная, да. И я туда кладу всё, что мне нравится, особо не задумываясь о том, как это воспримут со стороны. Временами шаблоны, временами глупости. Но это такой чистой воды comfort text.
    Там опять поперёк каждой страницы "Автор кинестетик и ему не стыдно". Не то чтобы это было плохо... но скоро надо будет учитывать, что такие вещи привносят определённые интонации.
    Через несколько дней заканчивается ФБ. Сама себе я, кажется, проспорила, самым неголосуемым текстом мой финальный монстр не станет (сейчас на один голос меньше порогового значения, а в последний день голосования читатель обычно активизируется). Однако же есть о чём подумать. После деанона соберу длиннопост с мыслями по каждому тексту и ФБ в целом.
    Про заказанную сказочку помню. И даже сделаю - когда допилю черновик "Дома". Там остался маленький кусочек второй части и третья целиком, но она сама по себе небольшая.

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Будни

---

Нубство

    Вершина сегодняшнего трудового дня: поковырявшись час в Питоне, написала программку, которая решает квадратные уравнения. При этом в первый раз умудрилась неправильно задать формулу для дискриминанта. Шестой курс технарского института, стыдоба-то какая...
    Снова ощущаю себя в седьмом классе, когда нам впервые показали Паскаль. Питон, конечно, гора-а-аздо дружелюбнее и приятнее в обращении, но задачки для освоения мне мой учитель выдал те самые. Только сортировки методом пузырька не хватает. Хотя... Я ещё не во все задачки вчиталась.
    На самом-то деле, мне нравится. У меня большая любовь к самому процессу получения новых скиллов.

    Третий день ковыряю текст "Дома..." - перегоняю на компьютер то, что не перегнала раньше. И почему я тогда бросила эту вещицу? Она очаровательна. Пожалуй, самый "мой" текст из всех, что я делала. То самое тёплое одеяло, в которое приятно завернуться холодным осенним вечером. Да, язык по нынешним меркам в черновике ужасен, но язык я выправлю, это не проблема. В стадии редактирования всё равно все тексты переформулируются с нуля.
    Но при всём уюте... Поднимала заметки и планы, умудрилась сама себя ошарашить два года спустя. Последней сделанной заметкой в рабочем блокноте стоит следующее: "Я не хотел бы умирать в море. Это страшно. Умирать вообще страшно, но на суше смерть выглядит пристойней, чем в воде". Это Маргир, главный герой текста - один из двух главных героев. И это единственный эпизод, по которому у меня не сохранилось практически никаких наработок, одна только эта фраза. Ковыряюсь в памяти, пытаюсь понять, зачем оно было.

    Перетрясла теги на дневнике. Не менять их пять лет - кошмар, сама уже не ориентируюсь. Оставила для использования два десятка, из них половина - околотекстовых.

    Читаю Бредбери. Пока "Марсианские хроники". Поняла, что тысячу лет не читала художественную литературу, а это как-то неправильно.
    На компьютере ждёт англоязычная аудио-версия "Американских богов" Геймана. Размышляю: потяну, не потяну... Авторское вступление потянула, но то же не художественный текст.

    В воскресенье иду чинить лапу, так что в начале недели работаю чукчей-сугубо-читателем.

@темы: Перо, тетрадь, пегас..., Будни, Книги

---

Сводка

    Во-первых, гости.
     la_belle_marie,  шаман Амика, добро пожаловать и рада приветствовать!
    Что расскажете в честь знакомства?

    А во-вторых...
    *Мрачно косится на стопку в дюжину страниц черновика - работу всей предыдущей недели*
    Мне всё так же не даются лирические сцены, сколько бы я к ним ни подходила. По итогу шестого дня возни с текстом вынуждена признать, что получается полнейшая чушь: не тяну ни персонажей, ни историю. Строить чисто романтическую линию мне просто-напросто скучно, впихивать туда конфликт на тему... а не вижу какой. С конфликтом не на тему и отношениями как одной из составляющих у меня есть недописанный "Возврат". Тут хотелось именно потренировать конкретное взаимодействие между героями.
    Не умею. Нудно, скучно и понятия не имею, что писать. То есть, план в наличии, но за такое плоское изложение и отсутствие деталей надо бить канделябром.
    К чертям. Отложить в сторонку, и либо третий раз переписывать - допилив нормальный сюжет с нормальным конфликтом - либо признать поражение и просто сюда не лезть. Почему-то я всегда ломаюсь именно на теме романтики. По крайней мере те тексты, с которыми я не справлялась именно что катастрофически, они все об этом.
    Немного обидно, что эта вещь должна была быть по заказу. Но я лучше вытряхну голову и придумаю что-нибудь новое, чем буду и дальше заниматься бытовой некромантией.
    А как всё хорошо было в планах: парень-механик-трудоголик на всю голову, девочка-корриган с любовью к путешествиям и её многострадальный курьерский скутер. Фишка с обликом корриган, зависящим от времени суток, фишка с неперносимостью холодного железа, фишка с пробегающими где-то на фоне Эли и Сэмми... Завалила к чертям.
    Думаю о том, чтобы завтра стряхнуть двухгодичную пыль с рукописи "Дома..." и начать допиливать его. Ну или хотя бы редактировать уже отцифренное.
    Или просто ещё слишком мало отдохнула. Хотя, неделя... С другой стороны, этот последний текст из меня всю душу вынул. Как показывает предварительная статистика голосования - с кпд "ноль целых гхыр десятых". У меня такие нехилые шансы получить на выходе самый низкооценённый текст из всех отнесённых на игру.
    С другой стороны, когда-то же должно было сыграть, что я несла тотальный неформат. Удивительно, что только сейчас, а не ещё на средней форме.

    И вообще. Мы тут за три дня с шаманским бубном и такой-то матерью таки поставили и настроили мне Python. Буду учиться прогать.

    На днях дочитала "1984". Зубоскалить на тему "процента совпадения с реальностью за окном" желания нет никакого, пришибло другими вещами. Мне настучали по наивной вере, что только смерть - абсолютный конец. Я, конечно, знаю, что вера наивная - но всегда неприятно получать такие доказательства.
    И при этом, отнестись к книге именно как к художественному тексту не смогла. Какой-то другой вид... да даже не литературы. Иная форма передачи информации. Какая конкретно - не разобралась.
    Теперь философски кошусь на имеющийся в наличии сборник антиутопий (Оруэлл там тоже есть, но сборник русскоязычный, а читала на английском). Накостылять себе по мозгам ещё что ли несколько раз?

@темы: Нелюдские будни, Перо, тетрадь, пегас...